На эту тему они разговаривали редко, практически никогда. И вот теперь эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. В тот вечер друзья снова встретились вроде и случайно, вроде и договариваясь… как обычно. Рабочий день Чонсу уже закончился, и теперь он и Минкё уничтожали уже второй стакан пива в дешевой забегаловке «Рина».

– Вроде того, – ответил парень после продолжительного молчания и смакования очередного глотка горько-соленой темной жидкости.

– Ммм… – только и протянул на это Чонсу, уставившись в сторону зеркала, висевшего напротив барной стойки и длиной во всю стену. Глаза его перебегали от одного интригующего названия на длинной средней полке к другому, от ярко-желтого цвета к нежно-зеленому, а от них к ядовито-розовому, а потом все повторялось заново. Время от времени его взгляд, блуждающий по холодной стеклянной поверхности, натыкался на задумчивое лицо, обрамленное черными прядями волос, с легкой улыбкой, никак не сочетавшейся с этой задумчивостью, вследствие чего полностью ее скрадывающей. Трудно было представить, что вот такие вот посиделки в дешевом баре маленького родного города скоро превратятся только в пустые воспоминания. Решив отогнать от себя такие ненужные и пустые мысли, Чонсу принялся издалека читать очередную этикетку на бутылке, ради возможной покупки которой ему пришлось бы работать два года без всякой траты денег на собственные нужды.

– Как твоя работа? – вдруг спросил Минкё, вернув друга на грешную землю.

Чонсу вздрогнул от его слов, тут же оторвав взгляд от отражения и уставившись на свой стакан, так и не опустевший за последнюю четверть часа. За окном, которое уже давно требовало к себе внимание уборщика, надежно устроилась ночь, начисто отказываясь покидать улицы Кванчжу в ближайшие десять часов и поддаваться каким-то маленьким фонарям.

– Так… скучно, – все-таки ответил Чонсу.

– Еще бы, – усмехнулся Минкё. – Младший помощник старшего помощника младшего секретаря частного адвоката. Я бы удивился, если бы на этой работе было бы что-то увлекательное и интригующее.

– Не издевайся, будущий эмигрант, – мрачно ответил Чонсу, сопроводив свои слова подзатыльником, оставшимся полностью безнаказанным. – И кстати, у господина Канг, который, к твоему сведению, не просто адвокат, а глава целого агентства, предоставляющего адвокатов, только один секретарь, а у него только один помощник, и это я.

– О, так это полностью меняет дело, – важным тоном произнес парень.

– Но знаешь… переносить какие-то мелкие бумажки или бегать за кофе каждый час действительно утомляет своей однообразностью. Каждый день одно и то же, а если и не так, то я явно что-то забыл сделать, и на следующий день все опять начинается сначала. А те, кому посчастливилось быть выше тебя, и за человека-то не считают.

Чонсу снова рассеянно взглянул на зеркальную стену, потом за один раз прикончил все содержимое стеклянной емкости. Однообразие его всегда угнетало, а его работа, которой вначале он несказанно обрадовался, с каждым днем заставляла все больше и больше жалеть об опрометчивом решении устроиться на нее.

– А может, ты займешься чем-нибудь другим? – спросил Минкё.

– Чем это?

– Учебой, например.

– Так я ведь…

– Махнешь со мной в Америку, а?

Минкё внимательно посмотрел на друга, чуть повернувшись на своем высоком стуле и попытавшись найти в его лице хоть тень согласия. Тот долго не отвечал на его вопрос, вновь уставившись в эту проклятую стеклянную стенку, а потом медленно покачал головой.

– Не могу. К такому же надо готовиться заранее, за год уж точно! И потом… уровень моего английского достоин того, чтобы его занесли в Книгу Рекордов Гиннеса.

– Да уж, я помню твои результаты за последний тест в школе.

Ответом послужил второй подзатыльник, которому уже не суждено было остаться безнаказанным, после чего Чонсу, потирая ушибленную руку чуть выше локтя, повторил заказ.

– Работаешь у Канга? – встрял в разговор бармен, наливая очередной стакан пива. – Говорят, он не у одного несчастного неудавшегося студента всю кровь выпил.

– Правда? – Чонсу поднял на него глаза, словно побитая собака, которую приманили добрым словом.

– Таких историй я слышал уже сотню, – подтвердил бармен. – И поверь, многие из них похуже твоей.

Бармен, мужчина лет тридцати, с ловкими руками, привыкшими натирать стаканы и взбалтывать всевозможные коктейли, и пронизывающим, немного хитрым взглядом, которого можно было называть Ник, если верить бейджику, и имя которого на самом деле оказалось Окхи, рассказал одну из тех историй, обилиями которых похвалился только что. И если такая история действительно имела место в недавнем прошлом, а именно два года назад, то Окхи оказался прав на все сто, а то и двести процентов, и судьба Чонсу, и правда, была не такая уж и ужасная, как он ее описывал. Некий Унсим, часть биографии которого совпадала с недавней биографией самого Чонсу, прожил некоторое время более плачевно, чем последний мог себе представить.

– Тот парень, Унсим, пришел сюда один в тот вечер, долго молчал, но после того, как он выпил целую бутылку сочжу* в одиночку, и прекратилось его молчание, – говорил Окхи. – А как вы знаете, работа бармена, помимо выполнения заказов, – выслушивать и соглашаться. Тогда я перевыполнил свою работу на месяц вперед. Но он был секретарем Канга, может, тебе повезло, что ты на более низкой должности? И если ему верить, то он работал чуть ли не двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Бумаги, кофе, бумаги и еще раз бумаги. А как-то раз поздно вечером, чуть ли не ночью…

– Эй, Ник, плесни-ка еще стаканчик! – раздался громкий грубый голос мужчины, судя по виду которого можно было бы сказать, что ему уже хватит. Девица, висевшая у него на шее, только подтверждала такое предположение.

Бармен так и не договорил начатую историю горемыки, поспешив выполнить накопившиеся заказы за барной стойкой.

Стрелки часов бесчувственно выполняли свои точные положенные им движения, приближая быстро наступающую ночь. Сидеть в атмосфере, в составе которой большинство процентов занимал табачный дым, больше не имело смысла, и друзья вышли из бара в десятом часу, блаженно вдыхая относительно чистый воздух, если не принимать во внимание выхлопные газы. Августовское небо пестрело звездами, яркими и не очень, свою лепту на нем вносили и еле видные спутники, а иногда проносились и падающие маленькие обитательницы неба, призывая своим падением загадывать желания, которые обязательно сбудутся после этого, но… ради такого волшебства нужно держать голову поднятой к небу почти всю ночь, если улыбнется удача, и не будет хмурых облаков, и, самое главное, если есть что загадывать. Ни у Минкё, ни у Чонсу времени держать голову, задранной кверху, не было, и уж точно не было и желания.

– Но все-таки интересно, что там случилось у того парня ночью? – вдруг вспомнил Минкё незавершенную историю, когда они уже вышли из вагона метро и теперь поднимались на поверхность, окружавшую Хвачхон. – Окхи так и не договорил.

– Кто его знает… – Чонсу пожал плечами. – Может, компьютер разбил бейсбольной битой, когда уже все надоело.

– И выбросил из окна на машину Канга?

– О, было бы неплохо, – Чонсу сдержанно усмехнулся, тут же подавив непрошеное веселье. – Но…

– Чего?

Минкё попытался ударить по валявшемуся на малолюдной дороге камню, промахнулся, на этом вовсе не сдавшись, попробовал снова, хотя заслать ни в чем не повинную бесформенную субстанцию куда подальше, а именно в кусты, росшие вдоль тротуара, получилось только с третьей попытки. Раздавшемуся через несколько секунд звуку, обозначившему столкновение двух твердых тел, каменного и металлического, вторил еле сдерживаемый смех по правое плечо ударившего. В конце концов, побороть смех Чонсу не удалось, а с ним этому прекрасному явлению поддался и Минкё.

– Так все-таки ты уезжаешь… когда уезжаешь? – произнес Чонсу, отсмеявшись, наконец.

Минкё потребовалось еще некоторое время, чтобы оправиться от беспричинного смеха.

– Скоро, – наконец, ответил он. – Послезавтра.

– Скоро… – тихим эхом повторил Чонсу.

Он повернулся в нужном направлении, подождал еще немного, сделал шаг, второй, медленно пошел по вконец опустевшей улице. За ним последовал и Минкё.

– Ведь проводишь в аэропорту? Увидимся послезавтра в последний раз? – спросил он друга, догнав его. – А то ведь больше и некому провожать. Отец работает. Чонг, Тэ Вон и… короче, все уже усердно учатся в университетах, колледжах, а отдать последнее предпочтение Юнджу, Гёнъын или Ёндэ, только одной из них, я не в силах, – картинно развел руками Минкё. – Хотя, может…

– Да провожу, провожу, увидимся послезавтра, – прервал сложные рассуждения Чонсу. – И надеюсь, не в последний раз, – почти неосознанно добавил он совсем тихо, что сам не услышал собственного голоса – рокот двигателя проезжавшего мимо автомобиля заглушил все звуки.

Но ни автомобиль, ни целый танк маленькой звездочке, решившей вдруг покинуть уютный темно-синий шелк, помехой никогда не служили и не послужили на этот раз – она тихо и незаметно упала, коснувшись горизонта.

*Сочжу – традиционный спиртной напиток.

Утро шестнадцатого августовского дня оказалось хмурым, и время от времени накрапывал слабый дождь. Наверное, в дождь хорошо уезжать, ведь в непогоду покидать привычное место будет не так грустно. Грустил ли он о родном городе, о друзьях и родных, с которыми он прощался практически в течение всего предыдущего дня, о привычной жизни… грустил ли Минкё обо всем, с чем привык жить в тот день, он бы и сам не мог сказать, и не только кому-то, но и самому себе. И, тем не менее, он уезжал туда, где был всего лишь несколько раз, непродолжительных, но оставивших массу впечатлений.

Как бы ни беспокоился о Минкё его отец, просто не имевший возможности проводить своего сына в длительную поездку из-за работы, сколько бы ни потратила бумажных носовых платочков Ёндэ, забыв о том, что Минкё сам расстался с ней полторы недели назад, и погрустив чуток о том, что не увидит его еще полгода, сколько бы ни отправляли его друзья сообщений о хорошей поездке в тот день, набирая буквенные символы, укрыв телефоны под партами или закрыв ладонью, сколько бы ни было всего этого, Чонсу приходилось труднее в тысячу раз. Взяв отгул на один день, с большим трудом, надо сказать, и пообещав отработать его во всей его полноте, Чонсу не мог заснуть перед этим дождливым днем еще очень долго, до трех часов ночи, в шесть же уже сработал заведенный будильник, отдавшись глухим эхом в пустой голове. В это утро все выходило не так, как должно было быть, несколько раз предметы просто падали из рук, несколько раз ранее безобидный ковер заставлял запнуться о свой край. Все-таки тяжело выходило у Чонсу прощаться со своим лучшим другом на долгий срок.

Все двенадцать лет обучения в школе выходило так, что он заходил за Минкё домой, чтобы потом вместе отправиться в школу, учились ли они в одном или разных классах. Теперь же предстояло вместе отправиться в аэропорт, дорогу немного большую, чем путь в школу. У Минкё было достаточно времени, чтобы собраться в дорогу, почти целых полгода, но, оказалось так, что все, что нужно было сделать за этот немалый срок, он старался успеть за несколько часов до отлета самолета, поэтому в то утро дом семейства Шин изо всех сил выдерживал целое торнадо имени Сбора Вещей для Поездки в Америку. Чонсу же просто терпеливо ждал, сидя на краю дивана в гостиной. Знакомые вещи здесь теперь казались какими-то чужими, как и вид из окна, выходящего на оживленную дорогу, каким-то совсем не радостным.

Странным был тот день. Прощаясь с лучшим другом, Чонсу словно прощался со всей своей прежней жизнью, такой знакомой и легкой, такой привычной, что можно было с точностью сказать о событиях на двадцать дней вперед. Теперь будущее было совсем неопределенно, а неопределенность его всегда пугала. Настанет новый день, улицы вновь наполнятся людьми, выйдут новые газеты, ласковые волны Хван-хэ* вновь и вновь будут накатываться на берег западного побережья, и солнце встанет и зайдет. Но все равно эта жизнь будет уже не такая, к которой он привык.

– Идем? – перед ним откуда ни возьмись появился Минкё, вырвав из цепких лап невеселых размышлений. Еще полминуты назад он укладывал нужные документы в своей комнате, за десяток метров от гостиной. В этот день он выглядел как никогда весело, но Чонсу мог поклясться, что веселье это не более чем показное.

– Идем, – согласился он, еле слышно вздохнув и тут же мысленно обругав себя, что становится похожим на свою девяностотрехлетнюю бабушку, живущую в пригороде и имеющую возможность поставить рекорд по количеству вздохов в минуту.

Хотя отъезд заставил быть сентиментальным не только Чонсу, и его друг, когда выходил из дома, еще долго медлил переступить порог. Наконец, выйдя из дома, закрыв входную дверь на ключ, нисколько не нужный в Америке, и отдав этот ключ за ненадобностью Чонсу, чтобы тот потом передал его отцу, Минкё помахал на прощание рукой бежевому двухэтажному гиганту, который как всегда ответил лишь безмолвием, а окна его были пусты и темны.

Времени оставалось еще достаточно много для того, чтобы помедлить еще чуточку, поэтому единственная линия метро на этот раз осталась без двух пассажиров, решивших, что на автобусе будет ехать куда приятнее. Автобус будто нарочно проезжал все те места, которые заставляли вспомнить то или иное событие, пережитое вместе, а если и не так, то обязательно впоследствии рассказанное другу. Так дорога и прошла совсем незаметно, и автобус уже давно переехал маленькую речушку, бесконечное количество кварталов и подбирался к Международному Аэропорту Кванчжу, освобождавшему путников, намеревавшихся пересечь большие расстояния, от обязательной поездки в Инчхон**, путь не столь близкий как этот. Дождь все стучал по стеклу окон.

Здание аэропорта было довольно маленьким, и иногда приходилось только удивляться, как здание таких размеров было способно вмещать в себя многочисленных пассажиров, желающих посетить дальние страны или наоборот прилетевших именно в этот уютный уголок Земли. Каждые пять минут относительную тишину зала ожидания нарушал приятный женский голос, объявляющий тот или иной рейс.

Несмотря на все промедления, бесполезную трату времени по пути к тому времени, как друзья приехали в аэропорт, до отлета оставалось еще сорок минут, казавшихся такими долгими и короткими одновременно. Вроде бы самое время для прощальных фраз и пожеланий, но разговор продолжал содержать только общие темы и замечания, ничего особенного, до тех пор, пока не объявили посадку на самолет, расправивший свои металлические крылья для Нью-Йорка. Друзья резко встали с кресел, синхронно, как по команде, но тут же притормозили.

– Вот и все… – сказал Чонсу, опустив голову долу. – Что ж, желаю тебе удачи и…

– Вот только не надо напыщенности и официальности, – остановил его Минкё. – Не люблю я этого.

Взлетел очередной самолет.

– Ну, тогда… Добейся того, за чем едешь.

– Хорошо, – усмехнулся друг. – А ты уходи с той работы, лучше готовься к вступительным экзаменам, а то закончишь так же, как этот… Уджин, что ли?

– Унсим, – поправил Чонсу.

– Да, точно, он.

Повторно объявили посадку на рейс US3390 до Нью-Йорка.

– Нехорошие цифры,*** – покачал головой Чонсу.

– Будут нехорошие, если я на самолет опоздаю. Ладно, надо поспешить, чтобы такого не случилось.

Он уже направился к столу регистрации, медленно, несмотря на его уверения поспешить.

– Минкё, – окликнул его Чонсу, заставив того обернуться. – Я тут забыл… Прощай, наверное.

– Еще увидимся, – улыбнувшись, ответил парень, приложив два пальца ко лбу, будто отдавал честь.

– Шутишь что ли?

– Иронизирую. Это и-ро-ни-я.

Больше не сказав ни слова и ни слова не услышав от своего друга, он удалился в сторону регистрации и всей надоедающей волокиты, которую необходимо пройти, чтобы, наконец, сесть в удобное мягкое кресло самолета.

Спустя непродолжительное время самолет воспарил в небо, за хмурые тучи, не оставив за собой даже тени и сокрывшись за влажным темным покровом. Чонсу, которого в аэропорту больше ничто не держало, отправился обратно в город. Прогулки под холодным дождем он решил не возобновлять.

*Хван-хэ – Желтое море.

**Инчхон – город, в котором находится одноименный самый большой в стране аэропорт.

*** Согласно народным суевериям, в Чосоне люди опасались цифр 3 и 9.

* * *

Полет на самолете был довольно утомителен. Не из-за каких-то там неудобств или немногочисленных блюд на обед, которые, впрочем, нельзя было назвать очень уж скверными. Просто Шин Минкё обладал весьма подвижной натурой, которая не могла выдержать долгого сидения на месте, в одном кресле.

И, тем не менее, были ли цифры нехорошими или совсем наоборот, удачнее некуда, единственное приключение за весь, мягко сказать, продолжительный полет была легкая встряска, когда самолет попал в зону турбулентности. Менее чувствительные ее даже не ощутили. А самолет суевериям очевидно нисколько не верил и претворять чьи-то опасения в жизнь даже не собирался. Благодатной земли Америки, земли, куда многие, слишком многие люди стремились за счастьем, но совсем немногие его получали, шасси коснулись более чем мягко, что не осталось без внимания для многонациональной публики, отреагировавшей негромкими, но самыми настоящими аплодисментами. Минкё решил последовать недавней и, по его мнению, глупой традиции вместе с большинством. Как-то такое поведение называлось в том дешевом детективе, пестревшем самыми разнообразными терминами из психологии. Название никак не хотелось вспоминаться, и через секунду Минкё махнул на все это рукой. Ту книгу и вспоминать не стоило.

Полет был долог, скучен и утомителен. А полагаться стоило только на себя. У Минкё, конечно, было здесь несколько знакомых, но знакомых не до такой степени, чтобы они бросили все и погнались его встречать. Солнце светило ярко и жарко. Здесь был еще прошлый день, довольно душный, кстати. Четвертый терминал аэропорта имени Джона Кеннеди был наполнен большим количеством людей, у которых были самые разные цели здесь. Кто-то прилетел домой из деловой поездки, а кому-то посчастливилось две недели назад провести прекрасные каникулы, некоторые приехали в гости, а иные – получать образование. К последним относился и Минкё, который за время долгой поездки успел немного засомневаться в верности своего решение учиться заграницей. Конечно, на это у него было целых полгода, но все как-то времени не находилось серьезно подумать, и вот в самолете ему были предоставлены долгие часы и бесконечные минуты. Но, как бы то ни было, он прилетел в Америку.

Когда он прошел через многочисленные проверки и различные оформления документов, когда, наконец, вышел из здания аэропорта, то единственным встречавшим его оказался оглушающий городской шум, который накрывал с головой. Автомобили иногда медлили отреагировать на зеленый свет светофора, и наиболее неуравновешенные тут же сигналили, тем самым создавая целую симфонию. Много, много слов из уст людей, таких не похожих друг на друга. Сладкая тишина осталась в Кванчжу. Он был в другом городе, в другой стране.

Его собственная скорость ходьбы по сравнению с другими прохожими оказалась довольно низкой, его то и дело задевали плечом, стараясь обежать. В родном городе он привык к медленно текущей жизни, но через два часа, проведенных в мегаполисе, сумел подстроиться и к такому ритму – не зря же он уже приезжал несколько раз в Нью-Йорк. И все-таки, здесь была совсем другая жизнь, с каждым вдохом наполнявшая все его сознание, каждую его клеточку, забираясь под кожу и не отпуская. Этот город затягивал.

Небольшой багаж позволял побродить по городу, по причине того, что заблудился, и просто потому, что пытался побольше вдохнуть запаха этой новой жизни. Она пахла гамбургерами, бензином, дешевыми женскими духами и…

– Простите, – извинился подросток, налетевший на Минкё и такой же отвлекшийся от своей дороги. – Простите, – повторил он, медля отойти. – Вы в порядке?

– Да, в полном…

Этого хватило, чтобы подросток быстро отправился дальше по своим делам, через несколько секунд скрывшись в толпе. Минкё только пожал плечами, отправившись в противоположную сторону.

Документы, отправленные ранее, были одобрены, рекомендации учителей рассмотрены, теперь оставался последний шаг. Вступительные тесты должны были состояться на следующий день. Солнце уже клонилось к закату, решив, что и здесь настал черед конца дня, растянувшегося для Минкё в невыносимо долгий отрезок времени. Неплохо было бы и подкрепиться, что он и воплотил в считанные минуты – благо, дешевые забегаловки встречались на каждом шагу. Не закажешь пучхимге*, но и другое съедобно и даже отчасти вкусно. Он уже достал было телефон, чтобы отчитаться о своем благополучном приезде, но в последний момент передумал, решив как можно меньше теперь думать о том, что покинул. Настала новая жизнь.

И настала она с одного крайне неприятного события. Минкё знал поблизости отель, довольно дешевый, о чем говорила незамысловатая обстановка и невдумчивое обслуживание, но все же сносный. Переступив его порог и подойдя к стойке регистрации, он уже вздохнул спокойно, мечтая добраться до постели, но…

– С вас 15 долларов.

– Что, простите?

– 15 долларов за ночь, – повторил администратор.

– А, конечно.

Попутно думая о том, что цены имеют неприятное свойство ползти вверх и на другой стороне земного шара, Минкё запустил руку в скрытый внутренний карман куртки, куда он сложил деньги. Искал дольше, чем нужно было бы, и, даже если бумажки обладали способностью к идеальной маскировке путем слияния с тканью, у них не оставалось шанса быть сокрытыми. Но их не было! Ни одной, ни единого доллара, и только несколько центов тоскливо и одиноко звенели, ударяясь друг о друга. С ними же пропала и кредитка. Может, запамятовал да оставил в дорожной сумке? Коротко извинившись, Минкё провел краткий обыск собственной сумки, обыск такой же бесполезный, как недавнее исследование карманов. В сумке единственной находкой оказалась только завалявшаяся купюра в тысячу вон, которую хватило бы только на чашку кофе, да и то с натяжкой.

– Ага, извинялся он… воспитанный, значит, – пробормотал Минкё, вспоминая того подростка в изрядно поношенной одежде.

– Извините, не могли бы вы сказать по-английски? – переспросил администратор.

– А, да так, ничего. Переночую у вас в другой раз. Бай-бай! – беззаботно попрощался Минкё с администратором отеля, в следующую секунду оказавшись вновь на шумной улице.

Денег нет… Давно с ним такого не было. Последний раз это случалось, когда он и Чонсу покутили в Пусане, и пришлось стыдливо обо всем сознаваться по телефону его отцу, после чего последовала обязательная просьба забрать их домой. Но это другая страна, а к завтрашнему тесту нужно обязательно выспаться, и, конечно, не на улице. Никаких номеров телефонов знакомых, живущих здесь, он конечно же не помнил, и, уж точно, не помнил, где они живут – здесь все так запутанно… Единственное, куда можно и нужно было позвонить – это в банк, чтобы заблокировать кредитку, где лежали все деньги на обучение, что он и сделал. Неудачное начало свободной американской жизни, подумалось Минкё, но не оставаться ведь так до самого утра! Он бесцельно отправился бродить дальше по улице, и через некоторое время совсем выдохся, тем более накрапывал мелкий дождь. Неуютно. Минкё подернул плечами. Дорогу дальше вперед перегородило серое громоздкое задание.