Воспоминание о Пробуждении
– Держи руки! Держи!
Сперва возникло ощущение, лишь потом Алиса открыла глаза и скосила взгляд.
Марию – одну из сокурсниц – пытались привязать к койке несколько сестёр. Мария рычала, выгибаясь всем телом. С лица летели лоскуты пены, руки костенели от судорожного напряжения, а ногти на пальцах заметно темнели, вытягиваясь.
Алиса вздрогнула испуганно и вскочила с места.
Нет, ей только показалось, что она поднялась с постели и отшагнула в сторону. Нет. Тело взвилось над кроватью и пружинистым шариком отскочило в угол, где пришипилось, застыв на четвереньках, внимательно оглядывая мир с высоты дикой кошки. От изумления схватила воздух ртом. Выпустила. Снова схватила. Грудная клетка напряглась от мощнейшего вздоха, натянулась, почти взрываясь. От боли меж рёбер Алиса встряхнулась и выпустила выдох. Застыла, боясь пошевелиться. Дышать не хотелось – воспоминание о ненормальной боли стучало ритмом в висок. Замерла, вглядываясь в происходящее рядом.
Спальня заполнялась криками, стонами и плачем.
Мечущуюся кричащую Марию пытались привязать к кровати.
Обезумевшая Светлана бросалась на окно. Ударялась всем телом так, что решётки дрожали и со штырей, утопленных в стенах, летели камни. Падала вниз, приземляясь на руки и ноги, отбегала, словно паук, и снова с разгона кидалась. Круг замыкался. На её теле появлялись синие полосы и текла кровь, но взгляд девушки оставался тусклым, неживым.
Диана заползла под свою кровать и застыла там, словно ящерица, припав к полу и выглядывая территорию исподлобья. Она почти не шевелилась и даже движение глаз оказывались неприметны окружающим. Только странное подёргивание кожи на плечах, более похожее на то, как делает лошадь, стряхивая слепня, выдавало, что она живая.
Лилия, наоборот, успела скакнуть на стену, вцепиться когтями в каменную кладку и теперь, не в силах справиться с собственными руками, шипела, продолжая висеть, не в состоянии спуститься и не понимая, что происходит с ней. Белая пена летела с её рта, а шипение переходило в едва слышный свист.
Всегда весёлая толстушка-Наташка лежала на своей кровати и чесалась. Механически – жик, жик – черные когти сдирали кожу, шинковали мясо, вырывая струи крови. И в глазах девушки не было ни боли, ни изумления, только тупое коровье выражение потерявшей рассудок.
Настя блевала. Сидела на кровати, свесив ноги и опершись неожиданно мускулистыми руками в край постели. Молча ждала. Выплёскивала воду с кровью пополам и без выражения рассматривала лужу между ног. Потом шёл новый позыв, и снова извергалась розовоя вода с чёрными сгустками.
Кто-то бесновался, кто-то впадал в одеревенелость. Но все были не в себе.
Алиса смотрела на мир вокруг и ощущала, как тело напрягается, готовясь к бою. Но, ощущая это, она поняла, что не будущая схватка и не то, что происходит вокруг, занимает сознание более всего. А вот это напряжение тела. Такое дивное, сладостное напряжение, в котором хотелось растворить сознание. Каждая жилка дрожала, словно натянутая струна, и по ней пробегал ток – щекочущий, заставляющий подрагивать и млеть от удовольствия. Это не было тем проявлением страха или ярости, что свойственны человеку неискушённому. Напряжение вливалось мёдом в рассудок, призывая использовать эту солнечную огромную силу.
Алиса закрыла глаза, чтобы впитать в полной мере новое ощущение. И поняла, что, и с опущенными веками, продолжает чувствовать всё происходящее вокруг. Суету, страхи, апатию и брезгливость к себе. И только в себе не видела уже отражения этих чувств. Она упивалась мощью. Тело наливалось ей, словно плод под солнцем. И зрело движение. И было так хорошо и свободно!
– Сидеть, твари!
Ворон влетел в зал, широко распахнув двери. За ним почти строем вошли храмовники из числа стражей монастыря.
– Сидеть, я сказал! – рявкнул Ворон, гневно оглядывая беснующийся зал.
Мария изломанной куклой застыла в руках сестёр, споро привязывающих её к постели.
Настя задрожала, скукоживаясь на полу на разлитой тошнотной луже.
Диана замерла, выглядывая из-под края свесившейся простыни. Лилия замолчала, оборвав свист-шорох, и зависнув в недвижимости. Наташа забилась в судороге, перестав чесаться.
И только Алиса пригнула голову и прищурилась, высматривая из-за кровати тощую фигуру в рясе.
Ворон стоял, вскинув острый подбородок и с неприкрытой яростью оглядывал происходящее.
– Твари, – ненавидяще прошипел он. – Я научу вас слушаться!
И махнул рукой храмовникам. Бойцы бросились в зал – у каждого в руках палка-антенна с парой усиков. И меж ними бьются синие змейки. Один удар – и Настя забилась, с воплем сворачиваясь клубком. Одно прикосновение синей змейки – и Диана, завопив, вырвалась из-под кровати. Один укус…
Алиса кинулась на подошедшего до того, как он успел ткнуть палкой.
Удар.
Человек распахнул рот, посерел, и осел на месте. И отпустил палку из беспомощной руки. Локоть острой горкой, заливающей рукав красным, торчал вверх.
– Ах, ты, дрянь! Сидеть!
Ворон шагнул к ней. В его глазах не было сомнений в том, что она послушается.
А она оскалилась и рванула навстречу.
Удар.
Худощавое тело с грохотом свалилось на пол. Распахнув руки, словно для распятья.
Алиса прыгнула на грудь поверженного и подняла верхнюю губу, вглядываясь в мелко трепещущие артерии на белом горле.
– Стой! Сидеть!
– Внимание!
– Наставник под угрозой!
– У нас нападение! Подмога!
А артерия билась, неосязаемым обещанием блаженства притягивая взгляд…
Но что-то мешало.
Не люди. Но кто?
Она сморщилась, оскаливаясь. Может быть, оскал покажет им, что она не боится и готова биться?
Но посторонние, неясные взгляды буравили нутро. Тревожили. Пугали.
Она неохотно подняла глаза. На огромной стене высился воин – в кольчуге, в золотом куполе шлема, с копьём в руке и щитом на локте. Его взгляд был суров, а под копытом взъяренного коня, вилось, нашпиленное на остриё копья, серое существо – человек с драконьим хвостом и крыльями летучей мыши. А ещё ниже, под изломанной болью спиной существа, лежала зелёная долина, на которой резвились сфинксы, единороги и змеи…
«Не забудь»
Голос старой наставницы качался в голове колокольным гулом.
Алиса вздрогнула и вздохнула. И расслабила пальцы…
Чёрные пластинки когтей медленно розовели.
…
39. Вместе
Она целовала его неумело. Нежно забирая губами и колкие щёки и мягкие мочки ушей, плыла по тугой мужской коже одиноким парусником, открывающим неизвестные земли. И ярко-рыжие волосы плескались по его поднятым в детской обиде и недоумении плечам.
– Даня… Всё будет… хорошо…
Он держал её за плечи, не сдерживая, но только ощущая всякое движение, каждую следующую волну страстного прибоя, топящего его в нежности. Его слёзы давно высохли, плач и горький смех ушли, но обида на судьбу словно сточила внутри жёсткую ось, острой болью забралась, вскрыв грудную клетку, закусила змеищей сердце и не выпускает из пасти – давит, давит.
– Аля… – он осторожно убрал лицо и отодвинул девушку на вытянутых руках, сам удивившись их крепости и силе. – Аля…
Она тянулась к нему губами, тянулась, приоткрывая рот с нечеловеческими узкими зубами. Её прикрытые глаза и лёгкий болезненный румянец на белом лице заставили его испуганно стиснуть тонкие плечи в кулаках.
– Очнись!
Алиса встряхнулась, удивлённо и сердито глядя на него – вертикальные зрачки медленно приняли прежнюю форму.
Данила отпустил смятые плечи и отодвинулся к стене.
– Прости. Просто… Не до этого мне.
Закусив губу, она отвернулась. Опустилась на лежанку и легла, отвернувшись к стене.
Данила сидел, она лежала, поводя пальцем по краске, покрытой сеткой трещин. Словно нащупывая вслепую извилистый путь для дальнейшего разговора.
А Даниил мял свои пальцы, нервно сплетая ладони. Поглядывал на лежащую рядом девушку, на сухоцвет в вазе на столе, порывался заговорить и тут же хмуро обрывал себя.
Когда стало понятно, что сил начать разговор он в себе не найдёт, Алиса приподнялась на локтях и, откинув упавший на лицо локон, улыбнулась в потолок.
– Сейчас бы в озеро, да? – спросила она. – Помнишь этот остров в ивах? Там мы нашли кувшинку…
– Помню…
– Такое слепящее было солнце, но вода словно отречение…
– Помню…
Алиса села, привалилась к стене и, взявшись за локоны, стала задумчиво счищать из волос застывшие прилипчивыми кляксами красные комочки. Смотря как тонкие белые пальцы размеренно, степенно разделяют и разглаживают волоски, Даниил угрюмо покусывал губу и не чувствовал боли.
– Ты думаешь над тем – освобождать отца или нет?
Даниил вздрогнул. Глаза Алисы смотрели, словно не замечая его – прозрачные и пустые, незнакомые в тихой грусти.
– Нет, – мотнул он головой. – Я не буду участвовать в его обрядах!
– Я – тоже, – просто ответила Алиса.
– Но?
Она кивнула:
– Но освобождать его нужно.
– Почему?
– Потому что он зовёт… Потому что ему плохо…
– Но – зачем?
– Чтобы стало лучше. Всем.
Даниил отвёл глаза.
– Всем. Даром. И чтобы никто не ушёл обиженным. – И стиснул кулаки, рассматривая, как белеет напряжённая кожа под темнеющими ногтями.
– Да.
Алиса всё с той же грустью и покорностью судьбе смотрела прямо перед собой и руки механически, но нежно и бережно очищали волоски.
Он разжал кулаки и на расправленных ладонях всмотрелся в линии судьбы. Белые полосы остались от вонзившихся когтей, но кожа осталась нерушимой. Кожа настоящего йаха.
– Ты изменился…
Обернулся стремительно, но Алиса всё также задумчиво смотрела в пространство перед собой и забирала в ладонь следующую прядку. Совсем не глядя на товарища.
Губы Даниила скривились:
– Ну, да. Стал таким же, как и ты.
– Нет. Не таким. – Алиса едва заметно нахмурилась, будто непокорная прядь, норовящая выпасть из пальцев, тревожила и злила её. – Ты стал сильнее.
– Я был бетом. Как и кем я стал?
Даниил закрыл глаза и опёрся затылком на прохладную стену.
– Нет, ты никогда не был бетом, – прикрыла глаза она. – Но не было рамок, в которые ты бы укладывался. Проще всего стало считать тебя бетом. И я… пошла по простому пути. Я обошла препятствия, не преодолевая их…
– Но я действительно был им, – Даниил бледно усмехнулся. – Боль, не заживающие раны, гниение заживо… Я пережил всё это. Сила появилась только теперь.
– Десятки лет… – задумчиво протянула Алиса. – Десятки лет удерживаться за старую мораль… Десятки лет без человечьей крови… Десятки лет без духовной поддержки. Истощение – вот имя твоего недуга.
Он уронил лицо в ладони. Плечи затряслись от нервного смеха, едва слышного, но пугающего своей неудержимостью.
– Йах! Господи, я просто йах! Отродье… – всхлипывал Даниил, кусая губы в попытке остановить смех и плач. – Просто йах… Грязная лунная собака…
– Не просто йах, – негромко перебила девушка. – Йах истинный. Рождённый тем, в ком вся мощь йахаса. В ком корень сил.
– Боже… Вампир…
– Не вампир. Вампир не сдерживается. Ты – выше.
Даниил отнял ладони от лица.
Теперь Алиса смотрела на него в упор. Изучающим, настороженным взглядом, словно кошка перед лохматым псом, внезапно выскочившим в подворотню. Решая – взлетать на дерево или выгибаться и шипеть перед боем.
– Аля, – в глазах бета мелькнул влажный блеск.
Даниил рывком обнял её за плечи и прижал к себе. Сопротивление альфы оказалось неловким и несмелым – его сил и желания хватило с лихвой, чтобы его сломать. Прижал, вжался губами в бледную тонкую кожу на шее и, ощущая, как замерла, закаменела в его объятии девушка, зашептал, выписывая губами вязь признания:
– Аля… Спасибо тебе, девочка… Спасибо!
Испуганным котёнком она притихла в его руках. А губы Даниила ласкали пульсирующую артерию, дразня ожиданием боли и сладости.
Шум за дверью они услышали одновременно.
Крики. Гул. Выстрелы.
Они смотрели в глаза друг друга. И в них отражалась мука обречения.
Ещё выстрелы. Одиночные сменились очередями.
Губы обоих шептали беззвучно и никто, кроме них самих, не смог бы прочесть – молитва или признание.
Короткий взрыв. Ещё один.
Даниил отпустил девушку и рывком развернулся к входу, горбатясь перед броском. Бешенство йаха просматривалось в напряжении каждой взбухшей жилы на сильном, литом теле.
Удар потряс пол. Аквариум на потолке покачнулся – огнь негасимый затрепетал, мигая.
Двое йахов застыли в ожидании.
Дверь мощно распахнулась, с гулом ударившись о стену. На пороге вырос тёмный силуэт Марка. Зрелый йах уже полностью трансформировался.
Даниил одёрнул девушку за спину и настороженно замер.
Марк стиснул ладонью горло, чтобы голос звучал яснее и просипел:
– Уходить! Инквизиторы!
За ним в дверь скользнуло трое. Крепкие молодые люди в тёмных куртках и красных шейных платках держали по короткому автомату и смотрели уверенно.
– Выведут, – сжимая горло, сказал Марк. – Мои воины. Идите за ними.
Один из юношей подступил к гостям, коротко склонился:
– Следуйте за мной, йахас…
– А ты? – дёрнулся Даниил к Марку.
По губам старого йаха полоснула кривая усмешка:
– Задержу.
Даниил нахмурился:
– Их много? Возможно мы…
Марк качнул головой:
– Инициаторы.
Алиса стиснула ставшие острыми зубы и решительно подхватила товарища за локоть. Встречаться с бывшими подругами она не хотела.
– За мной, пожалуйста, – поторопил воин. – Время дорого.
Даниил шагнул к йаху и сжал уже бугрящееся и дрожащее от напряжения трансформации плечо:
– Будь осторожен.
Марк схватил его за локоть и просипел-прошипел уже едва ясно:
– Береги её. Помни – отец! Освободить отца! Иди! – и толкнул его к выходу.
И закрыл глаза, настраиваясь на бой.
Алиса прошла следом за Даниилом мимо йаха уже не осознающего её присутствия.
На станции властвовал хаос боя. По широкой мраморной лестнице вниз шли храмовники в бронежилетах на привычных костюмах и в сферах, защищающих лица. Автоматы размеренно стучали, с опытных ладоней точно слетали гранаты.
Негасимый огнь в лампах мигал, то разгораясь до жаркого, то теряясь за вспышками взрывов. А загнанные в угол сектанты огрызались – автоматные очереди прижимали храмовников к стенам на излишне открытой части лестницы, а пулемёт с верхнего этажа постройки лупил вдоль входа на станцию, отрезая прорвавшихся от подтягивающихся.
Чёрно-белый дым висел тугой завесой над входом, а с первых этажей жилой постройки сектантов рвалось пламя. Женщины пытались тушить его – заливая вёдрами и тазами, не глядя подставляясь под пули. И падали одна за другой, с едва слышными за общей какофонией, вскриками. Огонь всё более занимался, со скоростью голодной змеи расползаясь по первому этажу постройки. Чёрный дым шлейфом поднялся вверх, ударил удушливой волной по вершине и – пулемёт затих. Ударил вновь и – вновь замолк. А полоса дыма вдавилась в мозаичный потолок и расползлась в стороны, накрывая мир станции уродливым тёмным зонтиком.
Храмовники на лестнице усилили натиск, подавляя огонь оставшихся в живых бойцов Храма йахаса.
– Уходить? – бледнея, прошептала Алиса и обречённо усмехнулась: – Куда?
– По туннелю, вероятно, – покосился на воина-проводника Даниил.
– В туннелях идут инициаторы.
Алиса побледнела, стискивая кулаки. С яростным прищуром глянула в чёрные зевы, давно забывшие гул поездов.
– Йахас! – позвал проводник: – Туда! – и махнул рукой в сторону горящей постройки.
Алиса и Даниил переглянулись.
– Быстрее! – поторопил провожатый и, спешно скинув с себя куртку, замотал её на голове, рукавами закрывая лицо. – Она скоро рухнет!
Алиса схватилась за ладонь товарища. Распахнувшиеся глаза с мучительным страхом впитывали образ горящей деревянной пирамиды, построенной из брошенных стройматериалов, чадящей горьким чёрным дымом и плюющейся усиливающимся огнём. С постройки рушились, маша руками, люди – живые факелы. От неё бежали женщины с чёрными лицами – не видя, расставляя руки и распахивая пальцы, словно обгорелые звёзды.
– Даня! Нет… Я лучше в туннель…
Он стиснул её пальцы и, вдохнув полной грудью, потащил девушку за собой.
Воины охранения слаженно двинулись впереди, прикладами расчищая дорогу от летящих навстречу раненых и обгорелых товарищей.
Когда добрались почти до пирамиды – жар для людей стал нестерпим. Но воин-проводник, идущий далеко впереди, успел рвануть с пола тяжёлый люк. Один рывок – широкая стальная дверь встала торчком из горячего пола, открывая зев тайного хода. А человек упал, сворачиваясь от нестерпимой боли в единый комок страдания.
– Вперёд! – опаленной глоткой прохрипел стоящий рядом воин.
Алиса и Даниил переглянулись. Мгновения хватило для принятия решения. Они схватили людей в объятия, стискивая у груди горячие тела, опаляющий металл оружия и – прыгнули.
Два могучих прыжка – через всю площадку, залитую жаром. И – в люк.
…
40. Облава
Узкий туннель, увешенный перевитыми проводами, кончился довольно быстро, оказавшись соединённым с сетью коридоров, по которым проводники – «братья йахаса» – торопливо повели своих подзащитных куда-то, меняя направления и уровни лабиринта.
– Туда! – показав на потолок стволом автомата, хрипло прокашлял проводник. Его красное от ожога лицо со сгоревшими бровями смотрелось будто запечённое.
В потолке чёрной окружностью щели выделялся люк. Пока бет рассматривал его, Алиса шагнула вперёд, потеснила «брата йахаса» и схватилась за ребристую поверхность. Пальцы чутко нащупывали нужную брешь. Отогнув кисть, Алиса напряглась. Удар. Основание ладони жёстко врезалось в люк. Второй удар. Третий.
– Алиса?
– Замок с той стороны, – почти не разжимая напряжённых губ, отозвалась она.
Люк вздрагивал от ударов, чуть гнулся, но не поддавался.
– Дай я.
Алиса отошла, освобождая товарищу место. Данила положил пальцы на погнутый люк:
– Как ты это делаешь? Как чувствуешь?
– Учили, – коротко ответила она.
Даниил пожал плечами и провёл пальцем от вмятины в другую сторону круга:
– Если тут запор, то тут – петля.
И вдохнув, напрягся всем телом. Раз! Кулак вошёл в металл, и щель лопнула, раздалась, впуская свет и запах дыма. Двумя руками надавив на люк, Даниил вышиб его внутрь следующего этажа лабиринта и прыгнул в лаз.
– Давай руку, – выглянул он из лаза.
Алиса посмотрела снизу вверх и, схватив за шиворот проводника, подтолкнула к вытянутой руке йаха. Подсадила, помогая человеку подняться. Потом также легко почти влетел второй, втащенный сильным рывком. Алиса впрыгнула вверх сама, не дожидаясь помощи. Даниил недовольно повёл плечами, но быстро двинулся вслед за молчаливыми проводниками. Теперь дорога была короткой.
Круглый зал с невысоким потолком и полом с посверкивающими кругами встретил приглушённым звуком далёких криков, очередей и взрывов. И дымом. Тонкие чёрные струйки поднимались из редких щелей в полу.
– Мы над станцией, – не оборачиваясь к йахам, проводник попытался стереть пот с лица, но тут же болезненно вздрогнул и оторвал дрожащие пальцы от кровоточащей кожи: – Марк приказал – смотреть.
И, опустившись на пол, подцепил ножом и убрал в сторону светящийся круг. Тут же поплыл клубок чёрного дыма, но быстро развеялся. Круги оказались стеклянными крышками над лампами негасимого огня. И сквозь огонёк можно было рассмотреть станцию: обгорелый завал пирамиды, шипящий противопожарной пеной, почерневшие трупы в кляксах кровавой накипи, лежащие в невообразимых позах по всей платформе, скрупулёзно добивающие ещё стонущих храмовники и – противостояние.
На краю платформы, со всех сторон зажатый кругом храмовников, держащих под прицелами, стоял Марк. Тугие мышцы, налитые силой, напряжённо прокатывались под белой кожей, но, исподлобья оглядывая противников, йах не двигался. Может быть потому, что за спинами храмовников чёрными статуями замерли инициаторы?
– Девять, – почти беззвучно разлепила губы Алиса. Её вновь наполняла жажда. Жертвенной крови хватило не надолго, а осознание приближающейся схватки с подобными заставило со всей силой ощутить нехватку сил.
– Ты знаешь их?
Даниил рассматривал инициаторов-девушек, похожих, словно слепки с одного оригинала. У всех лица оставались отстраненно-восковыми, а апостольники чуть приподнимались под затылками, не в силах удерживать привставшие дыбом волосы. Они прекрасно осознавали, что схватка не будет простой…
– Не всех, – устало опустилась на колени Алиса, не отрывая взгляда от иллюминатора в мир схватки. – Надя, Лиля, Диана… Остальных не знаю – не из нашего потока.
– У него есть шансы?
Данила смотрел на то, как с приклеенной полуулыбкой оглядывается йах, примечая каждую закутанную в рясу фигуру, как потягивается под прицелами, словно сытый кот, игриво, уверенно.
Алиса неохотно отозвалась:
– Не знаю. В прошлый раз он просто ушёл от схватки.
– Уйти от схватки тоже требуется недюжая техника, – задумчиво пожевал губы Даниил.
А внизу храмовники, стоящие напротив йаха, чуть сдвинулись с мест, пропуская идущего по коридору вооружённых стражей владыку. Он шёл закутанный в золотое шитьё, словно сусальный ангел. Тяжёлые ткани почти не гнулись, покрывая плечи, спадая нагрудником и фартуком, и казалось, что владыка Сергий – древний рыцарь, одетый в защитные латы. Высокий чёрный посох с золотым крестом на набалдашнике размеренно и гулко стукал по мозаике пола, и с каждым его ударом на станции становилось тише, будто сам мир прислушивался к происходящему.
– Ты не успокоился… – гулко сказал отец Сергий, оказавшись ровно напротив йаха.
Марк с прищуром оглядел его:
– А ты, я смотрю, и тут, под землёй, боишься небесного гнева?
Отец Сергий повёл посохом, словно отметая слова противника.
– Золото есть символ его!
– Расскажи о том прихожанам, – усмехнулся Марк. – А меж нами лучше не лгать…
Отец Сергей кивнул кротко:
– Где они?
Марк развёл руками:
– Значит, пока льётся кровь невинных дев – вы в стороне, а когда взросло семя – тут как тут? Слабо же вы служите ему!
– Где они? – повторил отец Сергий.
– Где-то… – пожал плечами Марк и довольно улыбнулся: – Ты отдал мне несколько десятков человек на алтарь, поп, но неужели ты думаешь, я отдам тебе хоть одного соплеменника? Много чести!
Нахмурившись, владыка прихватил меж пальцев цепочку драгоценной панагии:
– Марк, твоя наглость не имеет границ, я смотрю. Владыка Аттик дал тебе полномочия жить в миру, проводя свои бредовые обряды и собирая всякую шваль под своей рукой – и тебе было применение, и у нас контролируемая оппозиция и отвратительный пример грехопадения для паствы…
Йах зло скривил губы, а владыка продолжил, размеренно бросая слова:
– Сейчас мы ещё можем хорошо расстаться, Марк. Территория будет зачищена, а ты перейдёшь в любое другое из своих убежищ по собственному усмотрению. Распространение слухов о том, как ты много порвал храмовников, думаю, ты возьмёшь на себя… Меня интересует одно: где они?
Усмехаясь, Марк опустил голову, словно сокрушаясь о сказанном, покачал ей. Глянул исподлобья на владыку и тут же отвёл взгляд, обежав стоящих кольцом инициаторов.
– Владыка, владыка… Вы надеетесь на свои силы или на мою дремучесть? Всерьёз считаете, что можно просто взять и вернуть всё на свои места? Что я побегу на коротком поводке пугать вашу паству, а вы благополучно продолжите насаждать свою веру, пренебрегая всеми мыслимыми духовными принципами? Бред! Семя уже создано! Оно уже зреет. Потому невозможно остановить его прорастание. Каким бы не был твёрдым камень – цветок поднимется сквозь него.
Владыка Сергий опустил глаза, рассматривая камни на панагии, и лишь потом отозвался:
– Семя, лежащее меж камней, можно раздавить… Можно лишить дождя…
Упругая кожа йаха раздалась под закипающими силой мышцами. Он рассмеялся, словно залаял:
– Поздно, поп! Поздно! Их дорога уже стелется по степи. Она упирается в небо! Упирается в камень! И четыре рва не сдержат! И сотня львов не остановит!
Владыка глянул остро из-под набухших от старости век. Короткий жёсткий взгляд пробежал по окружающему пространству. Он поднял голову, взглянул на закопчённый потолок, с которого иногда, медленно кружась в сторону выхода, к работающим вентиляторам, слетали осколки обгоревшей побелки. И снова упёрся взглядом в йаха.
– Они здесь.
– С чего бы? – презрительно фыркнул йах.
– Не перед кем больше тебе выделываться, – в сердцах ответил владыка.
Йах засмеялся:
– Выделываться перед ними? Держать их рядом, как брюхатой мамашке? Ха! Они – воины, а не дети! Как бы вам не хотелось обратного, но вы уже совершили ошибку. Как бы вы не оберегали отца нашего от возможности продлиться и найти силу в равных, вы не смогли этого сделать. Как бы не следили за чистой наивностью тех, кто вам служит – среди них взросли воины! Как бы не надеялись, что не встретятся две силы – они сошлись!
Владыка стиснул посох так, что костяшки побелели, но пристукнул острым концом по полу коротко, без ярости. Разлепил тонкие губы:
– Довольно! Последний раз спрашиваю тебя!
Марк оскалился, довольно щурясь:
– Последний раз отвечаю тебе. Не ищи дух в телесном. Он – вне тел. Он – между ними.
Опустив тяжёлые веки, владыка возвысил голос:
– Инициаторы! Уничтожить нежить йаха Марка. Во имя…
– Отца! – захохотал Марк и прыгнул.
Храмовники бросились со всех сторон одновременно, массой тел закрывая владыку.
Трассы пуль с раскачивающихся стволов в нервно стиснутых руках, прошили пространство сотней игл.
Глаза владыки расширились, и он застыл, смотря на летящего йаха. Пока храмовники не свалили его на пол, закрывая своими телами.
Шквал пуль ударил по стремительному телу и йах свалился, не долетев до груды тел, закрывающей владыку. Поднялся на ноги, заревел, вставая на четвереньки и снова бросаясь на храмовников. Его кожу сплошь покрывали ручейки крови, и казалось, что на пятящихся людей кинулся освежеванный медведь. А со всех сторон уже мчались инициаторы – чёрные платья хлестали по ногам, словно клочья раздуваемого пламени. Бросок – ударили в кровавое месиво, впились когтями, зубами, повисли, словно собаки на затравленном звере. Покрыли чёрными тряпками тел окровавленный кусок, рвя и меся.
– Всё, – сглотнул Даниил. – Сам он не выберется.
И обернулся к Алисе. Девушка смотрела вниз и кусала губы.
– Аля?
Она подняла глаза:
– Ты чувствуешь?
Даниил стиснул в ладони виски, с силой сжал пальцы, словно собрал в горсть глаза.
– Да. Сердце заходится и… больно…
– Родная кровь, – прошептала она и жалко улыбнулась: – Мы действительно другие… Он, ты, я. Мы – иные йахи. И мы это чувствуем.
Смотря в иллюминатор, Даниил сжал кулаки:
– Ещё чуть и…
Алиса не ответила. Её лицо уже затвердело, затяжелело в маске равнодушия, отмечая проходящую трансформацию.
Даниил вскочил на ноги, сдирая с плеч мешающую, сдавливающую куртку. И – не успел.
Белая сеть упала сверху, сверкнув в полумгле неровными квадратами.
Он рванул руками, разрывая ткань куртки, но сеть вгрызлась болью в напряжённые мышцы и прижала руки к корпусу. Он взвыл от напряжения и боли. Лицо перекорёжило, вздулось венами.
Алиса метнулась к товарищу, но ещё один серебряный невод упал, сшибая её в броске.
…