Za darmo

Инициатор

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

33. Потеря

Алиса очнулась от неистовых толчков под ладонью. Сердце Даниила яростно колотилось, проталкивая сгустившуюся за время спячки кровь. Она приоткрыла глаза, потянулась посмотреть и замерла – сильная рука прижала её плечо к полу. Стиснула, вмяла мясо в кости и впилась крепкими когтями. Боль пронзила и тут же отступила.

– Данила, – беззвучно позвала Алиса. Неизвестный до этого страх заставил ходить ходуном рёбра.

Он развернулся и навис над ней тёмным силуэтом – ярким, словно провал в космическое пространство, полное пульсирующих звёзд. Даниил дышал прерывисто и яростно, сквозь заострившиеся зубы выбрасывая воздух.

– Данила, – снова позвала она.

А он тяжело опустился на неё, накрыл напряжённым дрожащим телом, словно закрывая от удара. Схватил за плечи, урча, прижался лицом к её шее, трясь лбом по вздрагивающей над жилками коже.

– Да…ня… – Алиса тихо застонала, почувствовав, как тело заполняется тёплым мёдом, текущем по каждой венке и артерии, просачивающимся во всякую клетку. Сознание замутнело, покрываясь бледным туманом.

А Даниил выгнулся дугой, зарычав. Его руки скользнули ниже и рванули рясу. Под когтями ткань звонко разошлась, и обнажилось белое точёное тело девушки. Дрожащее, но покорное.

Даниил прижался к коже над грудью, заскользил жарким ртом, обдавая горячечным дыханием. Алиса застонала, закрывая глаза. А лапы бета разрывали платье ниже. Взрезав ткань, Даниил раздвинул лоскуты юбки и сунул руку девушке в промежность. Когти оставили пульсирующие теплом борозды, и пальцы вдавились в мякоть, полную огня. Алиса вздрогнула и вцепилась в плечи бета.

Сознание её помутилось и всё, что оставалось – только жар под пляшущими в промежности пальцами и запах безупречной, самой чистой и любимой крови, метающийся прямо перед лицом.

Она почувствовала бьющуюся боль резко, словно серебреный клинок с маху проколол тело. Взвизгнула, прянув, и открыла глаза. Над ней висел уже подсвеченный восходящим солнцем купол, полный ликов святых. И – бет. Даниил стискивал её всем телом: корпус вжимал в пол тело, руки сдавливали плечи, а зубы глубоко сидели в её шее. Язык бета бился по пробитой коже и слизывал бьющую толчками кровь. А тело напряжённо трепетало, вдавливаясь всё сильнее, всё глубже. И челюсти стискивались с каждым мгновением мощнее.

Она пыталась отодвинуться, но тщетно. Пыталась запретить крови течь из вскрытого горла, но не могла совладать со своим телом. Её пьянило и мутило от происходящего. И сознание гасло, словно проваливаясь в сахарную вату.

До тех пор пока Даниил не рыкнул, стискивая челюсти, и шало не сжал её под собой. В этот миг кровь её наполнилась яростной волной боли и жизни. Она зашипела, заметалась под бетом, пытаясь сорвать его руки. И неожиданно он сдался и отпустил её, отодвигаясь и расслабленно встряхивая головой.

Она отползла от него к стене. Опёрлась на дрожащие руки. Рана на горле прекратила кровоточить, начиная спешно затягиваться, но кровь была везде – на голой груди, животе и бёдрах – размазанная мазками иероглифов. И она была на Данииле, молча сидящем напротив и смотрящем на неё угрюмо.

– Пусто, – хрипло сказал он. – Господи, как пусто! И бессмысленно…

И, обхватив голову руками, склонился, сжался в клубок.

– Да…ня, – Алиса провела языком по дрожащим губам и почувствовала вкус своей крови.

Подняла глаза – в нескольких шагах за спиной бета стоял отец Владимир. Его лицо выделялось белым пятном в общем сумраке, в расширившихся глазах качалось отражение креста, а во вздрагивающей руке дрожал пистолет. Алиса перевела взгляд на ствол, удивлённо и рассеянно смотря за тем, как напротив неё ходит вверх-вниз стальной кружок.

– Отродье, – с мукой прошептал отец Владимир.

Алиса дёрнулась в сторону, уходя из-под выстрела, рухнула, закрываясь руками. Склонённый Данила только вздрогнул, не двигаясь с места.

Но священник выстрелить не успел.

Тёмная фигура навалилась сбоку, снося старика с ног.

Выстрел. Пуля промчалась в сторону иконостаса и ударилась в стойку.

Командор, оказавшись сверху, схватил запястье священника, отвращая пистолет от замерших йахов и себя. Старый инквизитор не сдавался – пули врезались в купол, со звоном раскачивали лампады и стригли сусальное золото с окладов.

Алиса доползла до Даниила, обхватила его плечи, затормошила:

– Даня! Даня!

А два инквизитора, катаясь по холодному каменному полу храма, дрались за пистолет. Командор, не знамо как освободивший руки, ещё не мог хорошо двигаться после долгого сидения в неудобной позе, но и старому священнику, уставшему после трудного дня, не хватало силы, чтобы избавится от цепких захватов. От сражающихся тянуло тяжёлым духом непримиримости.

– Даня!

Даниил с трудом распрямился и сфокусировал взгляд.

– Аля?

Внезапно выстрел ударил глухо. Они обернулись одновременно.

Командор скатился с замершего тела отца Владимира. Перекувыркнулся и поднялся на ноги уже в притворе. Он уходил спиной, держа йахов на прицеле, и в сощуренных глазах его читалась холодная угроза.

Алиса поднялась и, не сводя глаз с уходящего командора, подошла к отцу Владимиру.

Священник ещё был жив. Серые глаза, направленные на купол церкви, дрожали мутной пленкой нечувствительности, а руки шарили по ране, словно что-то ещё можно было сделать. Судорожно дрожащие пальцы ощупывали клокочущую кровью дыру в ходящей ходуном груди, залезали внутрь.

Настороженно следя за йахами, командор скинул засов с дверей и, толкнув створку, скрылся во дворе. В приоткрытую щель в церковь проник мягкий свет рассветных сумерек. Алиса смотрела на полосу тёплого света, пока сзади не подошёл Даниил.

Он присел рядом со священником, и тот вдруг успокоился и перевёл на него взгляд. Пальцы перестали шарить по ране, ладони тяжело накрыли дыру в груди, стремясь удержать утекающую жизнь.

– Даня, – прошептал отец Владимир, трудно сосредотачиваясь на лице наклонившегося бета. – Что ты сделал… Даня… Что я сделал…

Даниил положил свою руку поверх измаранных ладоней, стиснул холодеющие пальцы:

– Я люблю её, отец…

Священник закрыл глаза – уголки губ дернулись, опускаясь вниз и углубляя складки вокруг рта.

– Да, – прошептал он. – Любовь, да… Но смешение… О, Небеса! Это сильнее любого обряда. Смерть сотней зовёт Его слабее, чем одна Любовь… Что мы наделали, Даня…

Алиса присела рядом на корточки и снизу вверх взглянула на бета. Лицо Даниила было угрюмым и очень уставшим. Словно старость умирающего передавалась ему, налипая мелкими морщинами на кожу. Потом посмотрела на священника. Взгляд зацепился за влажно блестящую лужицу на рясе и стал мутным. Губы пересохли, а в уголках запенилась слюна.

Не отрывая взгляда от раны, Алиса тронула бета за плечо:

– Я могу его укусить. Он выживет. Правда.

Отец Владимир услышал. Дёрнулись тяжёлые веки:

– Отринь, – поморщился он.

Даниил молча взял альфу за плечо и отодвинул от умирающего священника. Алиса, прихватив зубами кончик губы, смогла оторвать взгляд, отсела и обхватила руками колени, сдерживая себя. Её лихорадило от запаха крови.

Старик потянулся ближе к нависшему над ним йаху:

– Дай посмотрю на тебя… – старик всматривался в тёмные глаза. – Ты… другой… совсем другой… Это плохо.

– Плохо?

– Мир не любит других… Мир будет тебя убивать…

– Я буду осторожен, – успокаивающе сжал пальцы умирающего бет.

Отец Владимир опустил голову и обвёл мутнеющим взглядом лица йахов.

– Как глупо… Всю жизнь искать и найти вот так…

И закрыл глаза.

– Уходите с миром, отец Владимир, – тихо сказал Данила.

– Во имя Отца и Сына и… – губы священника тронуло нервной ухмылкой: – Святотатство… – прошептал он и дыхание замерло.

Спустя мгновение кровь перестала толкаться в расслабившиеся ладони.

Даниил отпустил стиснутые пальцы мертвеца, и они свалились вяло, словно обрубки верёвок. Он накрыл лоб старца и провёл ладонью вниз – на закрывшихся веках остался тёмный влажный след. Бет несколько мгновений смотрел на свою окровавленную руку, словно боролся с собой, а потом перевёл взгляд на девушку.

– Нужно уходить, – через силу сказал он. – Скоро здесь будут храмовники.

Алиса отозвалась:

– Уже.

Бет стремительно обернулся. Девушка безучастно потёрлась о плечо ухом, на котором запекающаяся кровь образовала щекочущую корку, и пояснила:

– Командор пробежал всего метров пятнадцать от храма. И остановился. Пистолет практически пуст. Засада в одиночку бессмысленна. Средств связи у него нет.

Данила исподлобья огляделся и задумчиво закусил губу:

– Значит, его остановили свои. Логично. Итак, церковь окружена. Десятки храмовников. По паре кило серебра на душу. Высокая скорострельность, по четыре ножа на рыло и ни звука, даже умирая… Что ещё?

Алиса пожала плечами:

– Пистолеты и ножи – для повседневной работы. Для особой есть фугас, огнемёты, что покрепче.

– Сперва будет бум, потом тра-та-та, затем по горлышку чик, а под конец пуд соли и фунт тротила на костёр, – рассеяно заключил Даниил, оглядываясь, словно в поисках выхода. – Чёрт побери, хреново быть бессмертным.

Опустив лицо в колени, Алиса грустно усмехнулась. Она выхода не видела.

Бет поднялся, рывками загнанного зверя начал метаться по церкви, выглядывая ходы и то, что можно было бы использовать, как оружие.

Алиса смотрела сквозь прикрытые глаза на товарища и облизывала губы – Даниил был прекрасен: обнажённый, возбуждённый, словно летающий. Похожий на альфу, потерявшего память и цель. Впрочем, она и сама потеряла её. В этом они были схожи.

Шаги во дворе они услышали одновременно. Обернулись, ощерились в ожидании. Высокая створка входной двери зашелестела хорошо смазанным механизмом, когда её потянули с другой стороны.

Командор стоял перед ними, разведя безоружные руки. На обнажённом торсе выделялись красно-синие полосы гематом, оставшихся от драки с отцом Владимиром, а лицо храмовника оставалось равнодушным.

 

– Я предлагаю вам сдаться, – сказал он, смотря за их оскаленные лица на иконостас.

Даниил сдержанно зарычал и мягко, пружинисто двинулся навстречу командору. А у Алисы невольно сомкнулись губы и опали волосы. Она смотрела, не в силах оторвать взгляд от товарища. Его плечи покато взбугрились, а во всех движениях появилась та кошачья пластика, которая отличала только альф. В его горле клокотало, и лился знакомый змеиный шёпот-присвист:

– Ты? Пришёл? Душегуб…

Инквизитор перевёл на него задумчивый взгляд:

– Порвёшь меня – она умирать будет вечно.

Даниил оскалился и остановился, словно напоролся на стену.

– А ты… – командор сделал паузу, оглядывая противника. – Тебя давно хочет видеть владыка Сергий. И, видимо, не зря. – И развернулся выходить: – У вас три минуты. Потом я спалю здесь всё. Кипеть будете долго.

– Взорвёшь Храм своего бога? – прошипел Даниил, пригибаясь.

Уже толкая дверь, командор чуть обернулся:

– Осквернённый храм – уже не храм.

И вышел.

34. Отверженные

Они стояли друг против друга, смотря, словно впервые видя, оглядывая и ничем не выдавая чувств, в дрожащее желе превращающих нутро. В высокие окна проникал свет восходящего солнца и окрашивал золотые оклады кровавыми бликами, а убелённые лица святых розовыми мазками делал полными живости. И стояла тишина, в которой слышен был неясный далёкий гул и едва-едва – шёпот листьев в саду.

Когда ухнул первый удар старого, давно молчащего колокола, они вздрогнули оба. И одновременно обернулись к входу. Шум с улицы нарастал. Гам, топот, истерические выкрики, плач и гогот.

– Люди, – мотнул головой Даниил. Плечи его опять набухли, напряглись, сгорбились, подобрав к корпусу напружиненные руки. Глаза сузились, смотря на основной вход.

Когда с улицы раздались выстрелы, йахи огрызнулись, приседая перед броском, и тут же изумлённо замерли. Стреляли не в них. А гул приближался. Ещё мгновение, и церковь снесёт цунами человеческого ора. Кротко переглянувшись, йахи рванули в стороны. Бег, прыжок – и оба взлетели по стенам церкви на тонкий бортик, отделяющий купол. Замерли, распластавшись спинами и распахнутыми руками, словно распятые на потолке.

Явственно, пробившись через многоголосье безумной толпы, зазвучал голос командора Борислава. Он приказывал людям встать. Но даже поставленная «особая речь» не остановила буйства. Толпа сминала всё.

Застрочили автоматы. Глухо ударил пулемёт и тут же смолк. В общем хаосе звуков потонул шум переворачиваемой машины и истерические крики людей, бешеными ударами месящих уже не сопротивляющиеся тела.

Алиса и Даниил переглянулись.

Створки, открывающиеся наружу, толпа просто вынесла в притвор. Окровавленные тела первых ввалились в церковь на падающих дверях, словно на высунутом языке куски фарша. Контрастные – белые в красном – едва шевелящиеся, ползущие с трудом под грудой таких же, переползающим по ним, тел. Вторые ряды напирали, падали на возникший завал и по-пластунски быстро ползли, ползли. Рвались в церковь…

Вошедшие бежали, ползли, падали и поднимались, – к иконостасу. Они видели только крест над алтарём и белые в розовом лики. И не смотрели вниз. И месили ногами, коленями, локтями лежащее на полу тело старого священника. Их пастыря.

Люди лезли к алтарю, припадали к иконам, плакали и смеялись взахлёб, толкались, лезли друг на друга всё выше и выше… И нашествие не кончалось. Волна за волной – шли, падали, захлёбывались соплями и кровью, и погружались под толщей новой волны.

Даниил облизал губы и посмотрел на Алису. Девушка стояла, почти падая с бортика, невероятным образом нависая над толпой, словно стоп-кадр прыгающего самоубийцы. Раскинув руки, она балансировала на носках стоп, а в её глаза широко распахнутых глазах плескалась муть.

– Аля! – рявкнул Даниил.

Тщетно.

Альфа с посиневшими губами и без искры разума в глазах смотрела только на кровавое месиво под ногами. И видела древний храм, каменные стены во фресках и девочку-жрицу, приглашающую к трапезе. Вокруг неё кружился запах незапретной крови. Запах безграничной власти. И права на эту власть… И не было сил ей сопротивляться…

– Аля! – закричал Даниил и, оттолкнувшись от стены, прыгнул вперёд.

Он схватил хищно пикирующую альфу в воздухе. Два йаха ударились, схлестнулись мощными ударами когтей и закружились, рушась вниз, на заваленный людьми пол храма. Плотная масса тел приняла их, с всхлипом и треском прогнувшись.

– Аля! Очнись! Очнись! – рычал Даниил, отжимая от себя мощно вцепившиеся руки. В мутных глазах Алисы оставались только жестокость и жажда.

С улицы ударили очереди – храмовники отвоёвывали порядок, стремясь войти в церковь, полную бесноватого хаоса.

– Аля! – через зубы стонал Даниил, не в силах перебороть дикую мощь одуревшей альфы. Опрокинув его, вдавив спиной в океан рук и ног, она добиралась до горла. Бет сипел, сдерживал её на вытянутых руках, но локти уже трещали, а сухожилия стонали от напряжения. Он покосился на вход – в лучах поднявшегося солнца ярко выделялись тёмные фигуры приближающихся храмовников. Они шли ходко, уверенно, по-армейски сохраняя дистанцию и ухватисто удерживая оружие.

– Аля, – просипел Даниил.

Лицо альфы оставалось равнодушным. Она не слышала. А в свете рассветного солнца рыжие волны волос, густо поднявшиеся, казались кровавым сиянием вокруг белого лика.

Внезапная тень мелькнула над ними. В тот же миг мазнуло мощным движением в сторону головы Алисы и – её сшибло в сторону.

Подобравшись, Данила с рывка встал на ноги.

Полуобнажённый йах мощного телосложения стоял над поверженной девушкой и недовольно щерился:

– Неси, – прошипел-просвистел он и кинул выразительный взгляд на выход, где храмовники, увидев происходящее, переходили на бег.

Данила без слов подхватил потерявшую сознания девушку на руки.

Марк прыгнул на иконостас, пробил когтями лакированные доски и обернулся. Данила глядел на него молча – с Алисой через плечо повторить такое он не смог бы.

Негаданный спаситель усмехнулся и всей мощью начал раскачивать стену священных ликов. Иконы трещали, трескались, лики шли щепами и осыпались краской. Деревянная перегородка старой церкви рухнула внутрь, накрыв алтарь и развалившись на две части о престол. Марк выпрямился в клубящейся пыли и качнул Даниле головой – «пошли!». Не задумываясь больше, бет рванул за ним.

Марк вывел к узкой двери и, не теряя времени, вышиб её.

На той стороне встретили пули. Серебро зачиркало по камням, счищая побелку. Йах оскалился и засвистел-зашипел, пригибая голову ниже и делая звук всё тише и выше. Он стал едва различим для слуха, и храмовники с этой стороны Храма стали вздрагивать, оседать, хвататься за головы, опуская оружие, глотать ртом воздух.

– За мной! – не оборачиваясь, бросил Марк назад.

Данила последовал безоговорочно. И через площадь, усыпанную храмовниками, провожающими их выпученными глазами и безрезультатно пытающимися поднять и направить на беглецов оружие. И дальше – через толпу людей, стоящих в несколько рядов, раскачивающихся волнами под неслышную никому, кроме них, музыку и пялившихся на крест на куполе церкви и шепчущих, шепчущих… И потом – в вовремя подогнанный небольшой фургон, заполненный вооружёнными людьми, склонившимся перед ним и выпрыгнувших из машины, чтобы занять оборону вокруг дороги.

Он бережно уложил Алису на задние сиденья в фургоне, поправил локоны, налипшие на лоб, и сел к йаху, вольготно расположившемуся напротив входа в салон и отдавшему водителю команду двигаться. Машина вильнула из тупичка на большую дорогу и, разгоняясь, пошла по шоссе.

– Выбрались? – скупо спросил Даниил. Горло саднило, лицо перекашивало нервным спазмом.

Йах усмехнулся:

– Мы – да.

Данила кивнул, что понял.

– Кто они?

– Отверженные, – устало откинулся на спинку кресла он – тело уже начало обратную трансформацию и желало отдыха. – Отрешенные от церкви, бомжи и беты, которые нашли в себе силы противостоять происходящему с ними. Объединившиеся и ставшие силой. А проще – сопротивление. Изгои, которых Единая пытается представить обществу, как его врагов. Те, у кого отобрали работу, дома, любимых и веру. Те, кто Единой этого не спустили и не сломались.

– А те? В церкви?

Марк прикрыл глаза:

– Паства. Верные бараны и агнцы.

– Что с ними было?

– Их ад в миниатюре.

Даниил несколько мгновений смотрел молча, потом кивнул:

– Ты?

Марк прикрыл глаза, словно не желая продолжать разговор. Даниил кивнул, что понял и спросил о другом:

– Куда мы едем?

– В убежище.

– В какое?

Марк приоткрыл глаза, словно лениво сощурился:

– Полагаешь, что надо ехать в штаб сопротивления?

Данила, не глядя на собеседника, задумчиво встряхнул руками, сжал-разжал кулаки, уже принимающие обычный вид.

– Подойдёт любое, где не найдут. Но не штаб.

Марк кивнул благожелательно:

– Правильно. Едем в один из форпостов. Там можно отдохнуть. И привести сестру в порядок.

Даниил дёрнулся:

– Что с ней? Ты знаешь?

Марк потянул с соседнего кресла свёрток, развернул. Джинсовая рубашка с вышивкой красных цветов на плечах распахнулась на его коленях. Надел, достал из нагрудного кармана пачку сигарет и протянул Даниилу. Бет покачал головой. Марк вытащил сигарету и сунул в губы:

– Я решил не отвыкать, – сказал он, щёлкнув зажигалкой. – Должны же быть хоть какие-то изъяны! А то немудрено себя и богом почувствовать. А сие – грех больший, чем курение…

Он выдохнул, умиротворённо жмурясь на тусклую лампочку в салоне. И даже то, что машину стало потряхивать на ухабах, не смутило его.

– Что с Алей? – терпеливо переспросил Даниил.

– Перерождение, – коротко отозвался Марк. – Фактическая смерть души и тела. С этого времени и навсегда её питать будет только тёплая кровь человека, и только в ней она будет находить отдохновение. Иная часть её жизни будет проходить, словно под наркотиком.

– Всегда? – тихо спросил Даниил.

Марк пожал плечами:

– Легенды рассказывают, что были те, чья воля оказывалась сильнее йахаса. Но легенда на то и легенда.

Он снова затянулся и продолжил:

– Я чувствовал, что она уже на грани. И тогда, на обряде, я ощутил её ещё до нападения. Она вторглась своим сознанием в мой круг. У её души был вкус страсти понимания. И я понял, что она ещё придёт ко мне. – Он усмехнулся. – Но нам опять помешали.

Опустив корпус, Данила упёрся локтями в колени и посмотрел на спасителя исподлобья:

– Останови это.

Марк взглянул на него внимательно, сбросил пепел в сторону и спросил:

– Боишься ли ты смотреть в лицо смерти, брат?

– Боишься ли ты? – ответил Даниил. Он глядел исподлобья – равнодушно, безучастно, – словно ни вопрос собеседника, ни собственная реакция не касались его. Марк задумчиво кивнул, затянулся сигаретой, пыхнул и тут же разогнал дым перед лицом.

– Не я причина этого, – он задумчиво смотрел на приплясывающие красные искры на кончике сигареты. – И никто. Так бывает, что одни рождаются с силой человека, иные – с силой йаха. За тысячелетия крови смешивались не раз, и, хотя гены человека сильнее, случается, появляются на свет те, в ком уже немножко есть йахас. Когда-то церковь набирала в альфа только зрелых мужей-воинов, но Единая, в погоне за властью, решилась на небывалое – они стали инициировать девочек, в которых подозревали кровь йахаса. Конечно, получается не всякий раз, но… Им нужна куколка, поэтому игра стоит свеч.

Даниил посмотрел на кресла, где лежала Алиса. Тонкая белая рука, свешивалась с сиденья, беззащитно и невинно.

– Она была с кровью йахаса с рождения?

– Я не слышал, чтобы к перерождению подходили те, кого просто заразили…

– Как? – Даниил потрясённо встряхнул головой и обхватил горячие виски ладонями: – Как человек может быть…

– Никак, – Марк обнажил в улыбке острые зубы, так и не поменявшиеся на человеческие. – Во всяком случае, крови и мяса они жрут не более чем иные люди. Йахас – могучая сила, подарок самой сути божественного. В теле человека, сила – быть человеком. Человеком таким, мощь и величие которого признают повсеместно. Святым, великим, вождём, творцом или примером, – тем, кто и сам взойдёт на костёр, и за которым пойдут по углям. – И усмехнулся: – Или по воде.

Скулы Даниила заострились, заходили ходуном от сдерживаемого напряжения.

– Ты хочешь сказать, – медленно начал он. – Что Он…

Марк сухо кивнул:

– И не только Он, не только святые и великомученики прошлого, брат… – и положил ладонь на локоть бета: – На крови йаха стоит храм. И потому посвящён ему.