Что-то больно жгло руку. Полинка проснулась и разжала кулачок. В ладони лежала старенькая затасканная, с еле заметным полуразмытым личиком малюсенькая матрёшка. Понять, какого цвета она была раньше, было невозможно.

– Ну, Дуняша, объясни, почему же ты такая, словно изношенная? Ведь ты была спрятана в кубышечках своих сестрёнок и должна быть новенькой, почти нетронутой. Что с тобой случилось? – терялась в догадках девочка.

Снизу послышались стоны бабушки. Девочка скрыла деревянную куколку под подушку и, спустившись, подошла к старушке. Баба Дуня металась по подушке. Глаза её были закрыты, лицо полыхало жаром. Тело было покрыто каплями пота. Полинка попыталась разбудить бабушку. Напрасно. Девочка не на шутку встревожилась и в отчаянии продолжила трясти старую женщину.

– Бабушка, родная, проснись! – звала внучка. – Что мне делать?

Кошка тоже сопереживала, бегая суетливо вокруг кровати. Полинка в слезах крикнула: – Василинка! Сиди и карауль бабу Дуню. Из дома ни ногой! Я быстро, только позову деда Ивана.

Схватила она кошку, посадила возле бабушки и бросилась из дому, на ходу открывая засовы.

Дед Иван, не раздумывая, вызвал скорую помощь. Бабушку без сознания осторожно перенесли в машину. Водитель включил тревожный маячок.

– Не реви, Полинка-картинка! Приведут в чувство, подлатают твою бабку малость в больнице, будет как новенькая! – утешал старик девочку. – Я скоро вернусь и с тобой буду. А ты покамест за хозяйством пригляди. Да смотри, никуда не уходи.

Обнял дед Иван Полинку и засеменил быстро, как мог, к машине с красными крестами. Уехали они по извилистой грунтовой дороге, оставляя в душе девочки глубокое потрясение.

– Не горюй, детонька, – подбадривала Полинку подошедшая к калитке соседка баба Груня. – Всё будет хорошо. А пойдем до меня? Я тебя блинками со сметаной накормлю.

– Нет, спасибо, – совсем тихо ответила девочка. – Мне сейчас ничего не хочется.

Слёзы застилали глаза Полинки. Притворила она калитку, зашла в дом, села на бабушкину кровать и растерянно огляделась вокруг. Дом сразу как-то сник, герань на окнах тоскливо опустила шапки цветов, Василинка уныло жалась к Полинкиным ногам. Бабушкины вещи повсюду как будто кричали о потере хозяйки: забытые старенькие очки на клеенчатом столе, ситцевый фартук на дверном гвоздике кухоньки, красная керамическая кружка в белый горошек на полочке у кровати, тёмные тапочки в углу у входной двери. Закрыла Полинка руками лицо и громко зарыдала.

– Бабушка, родная, мне плохо без тебя! – кричало её плачущее сердечко. – Это я виновата! Ослушалась тебя, открыла чулан. Ведь ты предупреждала, быть беде! А как я обидела тебя в последний раз, когда ты приехала в интернат! Прости, прости меня, милая! Только вернись ко мне!

Одним мгновением пронесся тот роковой день в горьких воспоминаниях Полинки…

… – Ой, баба Дунечка! Ты так рано приехала за мной! – воскликнула Полинка, выпорхнув из классной комнаты в светлый коридор интерната, где её ждала бабушка на скамье у окна, через которое ласково проглядывало тёплое солнышко.

– Да что ты, зоренька моя? Как обычно, день в день.

– А я год учебный на одни пятёрки закончила! – радостно поделилась внучка. – Только, понимаешь, сегодня вечером Вера Ивановна хотела всех ребят, кто хорошо год закончил, в актовом зале собрать, фильм показать под названием «Чудеса России». Уж я так мечтала посмотреть!

– Что же делать то? – развела руками бабушка. – Ладно, обождём с Иваном в машине.

– Ой, баба Дунечка, как же я тебя люблю! – обрадовалась Полинка.

– Ну, лиса! Беги уже к ребятишкам-то, – сказала старушка.

– А я самого главного не сказала. Представляешь, Вера Ивановна обещала, что мы поедем путешествовать! – ликовала девочка. – Вот посмотрим фильм, выберем самое красивое место и поедем!

Бабушка внезапно побледнела, потом строго посмотрела на внучку и твёрдым голосом сказала: – Собирай вещи! Если сейчас же не сядешь в машину, больше я сюда не приеду!

Развернулась она и молча, пошагала к выходу.

Всю дорогу до деревни ехали молча. Вначале ещё дед Иван непонимающе пытался развеселить пассажирок, потом и он умолк.

Как подъехали к дому, вбежала Полинка в комнату, уткнулась в подушки на кровати и так весь день проревела. Всё всхлипывала и причитала в бабушкину сторону: – За что ты со мной так? Я весь год старалась, училась хорошо! И жалоб на меня ни разу не было. Ребята все где-то побывали, а я кроме интерната и деревни ничего не видела!

Бабушка долго молчала. Всё ходила вокруг внучки, переживала. Потом обняла девочку и тихо прошептала: – Полюшка! Прости ты меня, старую. Боязно мне за тебя стало. Танюшка, мама твоя, вот также уехала в путешествие с папой твоим и не вернулась. Сгинули без вести в таёжной Сибири в експедиции. Не рви ты мне сердце, зоренька, не плачь! Осталась одна ты у меня родная кровиночка!

Бабушка тоже заплакала.

– Вот бабы! Развели мокрое дело, – сказал громко, качая головой, дед Иван, вошедший в дом. – Эй, Полинка-картинка, глянь-ка лучше сюда, что я тебе принёс!

Дедушка грузно опустил на пол большой самодельный домик с деревянным полом и крышей, обитый по сторонам металлической сеткой. Внутри бегало около полусотни его обитателей – маленьких желтых цыплят.

– Вот тебе, Полинка, занятие на всё лето, – добавил дед Иван. – Они беззащитны. За ними уход нужен.

Слёзы высохли. Обида на бабушку прошла, помогли желтые пищащие комочки. Только мечта посмотреть чудеса России глубоко-глубоко спряталась в душе девочки…

Вот и сейчас, снова спасают Полинку от горя желтые комочки. Вспомнила она о них, ведь не кормлены же, и пить, ведь хотят! Выбежала из избы, метнулась к сараю и окунулась в круговорот житейских дел.

Клетку почистила, цыплят накормила, в сарае порядок навела, индюшкам и курам зерна насыпала. Огород хозяйским глазом окинула, траву в овощах выщипала.

– Ой, смотри-ка, смородина красная поспела! Ладно, позже соберу! Дедушка Иван придёт, решим вместе, что делать, – размышляла девочка.

Воды из колодца в дом натаскала. В доме порядок навела. На кухоньке картошку на маленькой плитке отварила, ведь дедушка голодный, наверное, скоро приедет. Сбегала, зелени нарвала, покрошила в картошку укроп с петрушкой. А надо ещё в палисадник заглянуть!

Когда скрипнула калитка, Полинка с кошкой ринулись к двери наперегонки.

– Дедушка Иван, я тебя так ждала! – обняла старика девочка. – Не томи, скажи, как там бабушка?

– Пришла в себя, – устало проговорил дед Иван, присев на крылечко. – Чуток лекарств ей покапают и через пару денёчков вернётся.

– Дедушка, а можно я ей варенье из красной смородины сварю? Я умею! Завтра и отвезём.

– Нет, картинка! Завтра я один поеду. Заодно спрошу, что она про варенье думает, – подмигнул старик.

– Дедушка Иван, а когда я с тобой поеду?

– Не пускают к ней пока маленьких девочек.

– Дедушка, а научишь меня молиться? Я тогда за бабушку буду сильно молиться.

– Нет, Полинушка, в этом деле бабка твоя мастерица. А я полный профан.

– Дедушка Иван, а кто такой профан?

– Человек такой смешной, вроде меня, – засмеялся дед. – Уморила ты меня вопросами. Идём в избу, глянем, что у нас на ужин есть.

Похлебали они суп грибной. В ход пошла и картошка отварная Полинкина, и огурчики свежие с грядки.

– Ну, хозяюшка, спасибо, за хлеб-соль! А теперь скажи, где у вас прилечь можно?

– А хоть где, дедушка. Хочешь – на кроватях, хочешь – на печи.

Снял дед кирзовые сапоги, браво запрыгнул по-солдатски на печь, стал укладываться.

– Что-то тут у тебя, Полинушка, лежит. Вроде как игрушка.

– Ой, дедушка, это моя матрёшка Дуняша.

– Ишь, прямо как бабка! В честь Степановны назвала что ли?

Покрутил дед Иван игрушку в руках и молвил: – Неказистая она какая-то, в трещинах, больная, точно Степановна!

Осенило внезапно Полинку.

– Дедушка, а как мою куколку можно оживить? Краски помогут?

– Нет, курносая! Ошкурить сначала надо, а уж потом красить и лаком покрывать.

– Что значит ошкурить?

– Это, Полюшка, значит почистить матрёшку твою надобно бумагой специальной – наждачной.

– Дедушка Иван, давай сейчас куколку ошкурим! Я её сразу же разукрашу!

– Да что ты? Поздно уже, глянь в окно, темнеет! Завтра всё сделаем.

Стала Полинка упрашивать: – Дедушка, ну пожалуйста! Её сейчас лечить надо! Мы, как только её обновим, бабушка выздоровеет, я в это верю!

Согласился старик. Да и как откажешь, вон как налились слезами-то глаза голубые, искренние, так в душу и заглядывают!

– Где у вас фонарик? Пойду в сарае да в чулане пошарю, может, найду бумагу-то, – вздыхая, спустился с печи и побрёл дед Иван в поисках.

Нашёл дедушка, что искал. Зашёл в избу и довольным голосом молвил:

– Ну, Полинка-картинка, пляши! Есть чем игрушку твою лечить!

Взял матрёшку со стола, сел на табурет и начал тереть старое деревянное покрытие. Внезапно остановился дед Иван, вытащил из кармана что-то. Подаёт Полинке мешочек тряпичный: – Смотри-ка, что я в чулане возле сундука нашел! Авось тебе сгодится.

Глянула Полинка, а это мешочек атласный белыми розами расшитый! Развязала она аккуратно его и высыпала содержимое на стол. Вот так клад: бусы берестяные, горошина большая белая, тряпичная куколка-оберег, цветок стеклянный, флакончик духов «Горный ландыш» и веер бумажный! Подарки матрёшек, только загадочные какие-то, вроде они, а вроде другие! Взяла со стола Полинка оберег и духи, сунула дедушке в карман и сказала: – Это, дедушка, завтра бабе Дунечке отвези, в них сила волшебная!

Не стал дед Иван противиться. А как закончил работу, подал матрёшку внучке и спать на печку ушёл.

Выключила Полинка свет. Поставила перед собой на столе зажженную свечку в баночке, представила себя настоящей феей и принялась за оживление игрушки. Сначала набросок на бумаге сделала, раскрасила его карандашами. Пусть будет матрёшка в белом платьице с голубым цветастым фартучком и в тон ему головном платочке! Затем краски и кисть приготовила. Взмахнула, словно волшебной палочкой кистью с краской, и начала мазочки легонько наносить на деревянное тельце. Не заметила девочка, как работу окончила, как сон чудной её обуял, как ночь прошла.

А снилось Полинке, будто в кровати она лежит с матрёшкой Дуняшей в руках. Только кровать ее – пуховая колыбель, и качают ее волшебницы, гостьи ночные. Посыпали над кроватью они вдруг листочки берёзовые, пёрышки позолоченные, брызги воды кристальные. Вспыхнули огнём и в свете голубом растворились. Матрёшка Дуняша с кровати спрыгнула к порожку и молвила: – Мой подарок тебе, Поленька, самый дорогой, самый долгожданный! Иди, бери его!

Проснулась Полинка, а солнышко уже давно лучиками играет с ветками яблони, отбрасывая веселые тени на печку. Василинка сладко мурчит под боком. Как в кровати оказалась, накрытая бабушкиной шалью, Полинка не помнила. Дедушки дома не было, видно уехал в город. На столе куколка её, такая красочная, такая красивая стоит! Рядом баночка с лаком. А ещё тарелка с пряниками, накрытая полотенчиком и кружка свежего молока.

Только Полинка матрёшку лаком обработала, как послышался шум мотора старенького дедушкиного «Москвича». Выскочила из дома, а навстречу бабушка бежит, радостная, здоровая! Обнимает внучку, в щечки целует, приговаривая: – Кровиночка моя, как кручинилась я без тебя, как скучала!

Уткнулась Полинка в бабушкино платье, слёзы радости бегут! – Прости меня, бабушка, это я виноватая! Не надо было мне в чулан ходить, беды бы, не случилось!

– Что ты, глупенькая моя! Я нарочно сказала, чтобы ты туда не ходила, мышей там много. Иван говорил, что мышиная лихорадка по деревне ходит. Испугалась я.

Оглянулась тут бабушка к машине, крикнула: – Спасибо тебе, Иван! Вечером на чай с пирогами приходи, рады будем!

Зашли они в дом. Смотрит баба Дуня, на столе лежит мешочек атласный с разложенными безделушками и крохотная матрёшка. Выложила она из кармана оберег и флакон духов на стол.

– Ведь надо же! Как давно я не доставала эту чепуху. Это подарки сестёр моих. Любили они меня. Баловали, как младшенькую. А чем в бедности побалуешь? Вот эта мелочь была когда-то для меня самым дорогим. Всё, что осталось от сестёр – вот этот мешочек, письма, обшарпанные да фотокарточка пожелтевшая.

– Бабушка, покажи мне фотографию, – попросила Полинка.

Достала баба Дуня из шкафа шкатулку деревянную, вынула оттуда небольшую карточку. Была на ней запечатлена семья. По центру сидела супружеская пара. На коленях женщины лежала совсем маленькая девочка в кружевных одеждах.

– Вот я, какая была, – ткнула пальцем бабушка на изображение малютки. – А позади отца с матерью сёстры стоят.

Посмотрела Полинка, глазам не поверила, красавицы-волшебницы из её снов стоят, только совсем юные!

– Баба Дунечка, расскажи о них, – заинтересовалась внучка.

– А что сказывать то? Отец наш, как в пожаре сгорел, бедно жить стали. Перебивались, как могли. А потом война! Разбросало нас всех. Маму снарядом убило, меня в детдом определили. А сёстры большенькие уж были, на фронт ушли.

Стала бабушка о каждой из сестёр рассказывать. Слушала Полинка внимательно, стараясь не перебивать.

– Вот только одна из них девочкой до отцовой смерти ещё померла, – показала бабушка маленькую колдунью. – Это Веселиночка. Уж такая шаловливая была! Бывало, всю одёжу сёстрам к утру повывернет. Прозвали они её кикиморкой и дразнили завсегда. Сгинула, несчастная, совсем молоденькая! На болота с ребятишками соседскими пошла за брусникой и в трясину провалилась. Отец с матерью сильно горевали, сёстры сказывали. Долго потом детей не заводили. Я-то ведь не помню, малая совсем была.

– А это вот, Алёна, старшая из сестёр. Рано овдовела. В войну её в плен увели. У врагов в лагерях в муках померла, – утирая слёзы, продолжала свой рассказ бабушка.

– Бабушка, может, не будешь больше рассказывать, – стала переживать Полинка. – Тебе нельзя волноваться.

– Всё со мной хорошо, зоренька! – сказала баба Дуня и возобновила рассказ. – Посмотри, это Фроденька. Судьба забросила её в Прикамье. Полюбила она те края, друга верного там сыскала. Да только, как узнала, что её Василий на защиту Ленинграда собирается, понеслась за ним. Не только любовь, подстегнуло ещё письмо сестрицы. Там в Блокадном кольце Лизонька оказалась. Вот она, слева, – показала бабушка. – С голоду там померла. А Фроденька с Василием под лёд Ладожского озера провалились, продовольствие людям везли в Ленинград.

– Светлозарочка, вот эта, что повыше других, – показала бабушка. – На Кавказ попала, медсестрой в авиадивизии была. Там и счастье своё нашла. Замуж за горца Кайрата вышла, командира дивизии. Долгую, счастливую жизнь с ним прожила.

– Ну, а эта, самая боевая, Радимирочка, – указала бабушка на девушку справа. – До войны с мальчишками бегала по дворам, дралась. Взбалмошная, но справедливая была, в обиду малых не давала. С этими же мальчишками первая на войну из дома ушла. Под Волгоградом голову сложила.