Розовый ужас
Елизавета Константиновна работала в школе учителем физики. Ей уже исполнилось шестьдесят лет, но на пенсию она не спешила. Учителей в школе не хватало, и Елизавета Константиновна, как прежде, продолжала учить детей. Талант педагога даётся не всем, к тому же женщина получала от своей работы удовольствие. Она прекрасно умела удерживать внимание класса, и на уроках царила идеальная тишина и дисциплина. Спину она держала ровно, на голове ещё с 60-х годов закрепилась высокая прическа с начесом. Строгий деловой костюм сидел по фигуре и со спины, она могла дать фору любой молодой женщине. Короче, оставалась в прекрасной форме.
В таком же идеальном порядке содержался и дом, где она жила одна. Единственный любимый сын из-за тяжелого характера… мамы, не принимающей не одну из кандидаток в невесты, женился очень поздно, в сорок лет. И девушка, тоже будучи «в возрасте», родила ребеночка сразу после заключения брака, не дав свекрови опомнится.
По сути, Елизавету Константиновну поставили перед фактом: девушка беременна и нужно срочно оформить отношения. Это был первый серьёзный стресс за всю её жизнь после смерти мужа. Вторым шоком стал разрыв отношений с сыном. Он спешно съехал от матери и был таков! Молодая жена побоялась жить со свекровкой. Третьей проблемой стало рождение малышки. Елизавета Константиновна злилась и не желала даже знать о её существовании после всего, что произошло ранее.
Но по-настоящему разозлилась свекровушка, когда двухлетняя малышка перешла под её опеку… Другого выхода не было: вскоре после родов у молодой мамы развился тяжелый недуг – рак мозга. Вторая бабушка жила в другом городе и дорабатывала последние годы до пенсии. Уйти с работы сейчас никак не могла. Елизавета Константиновна вынуждена была закончить свой трудовой стаж и заняться воспитание внучки, которую просто ненавидела. Из-за неё всё в жизни учительницы пошло наперекосяк. Да и, честно говоря… дети, за сорок лет стажа её начали сильно раздражать.
Двухлетняя Маришка постоянно плакала. Елизавета Константиновна дергала её за маленькую ручку, когда та капризничала и отказывалась идти. Грозно смотрела в глаза, присаживаясь на корточки перед ребенком, и, сморщив от напряжения губы, крепко сжимала крошечную ладошку.
Садика пока не давали. Сыну пришлось переехать обратно к матери, после того, как жена в муках отправилась на небеса. Спасаясь от гнева матушки и совершенно невыносимой обстановки в доме, он нашёл работу на вахте.
Так малышка и вовсе осталась наедине с бабушкой. После исчезновения мягкой любящей мамы и появления в её жизни чужой злой бабушки, ребёнок стал значительно отставать в развитии. Маришка писалась в кровать по утрам, пряталась и держалась подальше от детей на уличной площадке. Она перестала плакать, потому что бабушка обещала «натыкать язык иголкой», если вдруг увидит слёзы. И ребёнок, испугавшись, забивался в самый тёмный угол комнаты, прячась от глаз старушки. О чём думала она в такие минуты, прижимая к груди пушистого розового зайца?
Эта игрушка находилась с девочкой постоянно. Заяц был последним подарком мамы, купленным в городском саду на празднике. Мама тогда уже плохо ходила и выглядела смертельно бледной и тихой. Маришка не понимала, в чём дело, и пыталась её развеселить. Прыгала, бегала вокруг, строя смешные рожицы и врезаясь в импровизированные прилавки с мягкими игрушками. Тогда она и заприметила мягкого розового зайца с пушистыми щёчками. Мама без промедления купила игрушку, и Маришка с ним больше не расставалась.
Елизавета Константиновна не раз пыталась забрать зайца. Флуоресцентный розовый казался ей очень ядовитым цветом. Однажды ей это удалось, и заяц отправился в стирку. Ребёнок воспринял потерю друга резко негативно. У Маришки поднялась высокая температура, и Елизавете Константиновне пришлось вызвать скорую помощь. Больше она игрушку отнимать не решалась, но продолжала держаться с девочкой очень строго.
Отец, возвратясь с вахты, сразу заметил, насколько изменился рёбенок. Из солнечного лучика Маришка превратилась в затравленного зверёныша. С папой она позволяла себе плакать, вымещая те эмоции, которые скрывала все предыдущее время. Фёдор, скрепя сердце, позвонил тёще, умоляя забрать девочку к себе. Он обещал, что оформит её как няню через агентство и стаж работы будет идти. Тёща согласилась.
Но, видно, судьба оказалась безжалостна к малютке. Летом Маришка схватила с кухонного стола бутылёк с уксусом. Начался сезон заготовок. Тесть и теща ещё не привыкли к маленькому ребёнку в их доме и не смогли всё предусмотреть…
В тот же самый день в городе N разразилась гроза, и Елизавета Константиновна, выглянув в окно, увидела на ветке дерева, прямо напротив себя розового зайца. Он раскачивался от ветра и улыбался, скаля два белых острых зуба. Женщина долго смотрела на него, промокающего с каждой минутой всё больше и больше… как вдруг ей стало невыносимо тоскливо и жалко внучку. Настолько, что скупая слезинка выбилась из уголка глаза и потекла по щеке. Она ощутила острый укол совести. Женщина резко задернула штору и села перед телевизором.
Федор очередной раз уехал на вахту. В доме было тихо, и лишь телевизор еле слышно транслировал концерт по «Культуре». Елизавета Константиновна даже задремала немножко, но внезапно сквозь сон вдруг услышала шаги. Две детские ножки пробежали мимо, шлёпая по линолеуму. Женщина спросонья хотела крикнуть: «Марина! Почему ноги мокрые, засранка!», – но осеклась и насторожилась. По полу тянулась цепочка мокрых следов …
Шумела гроза, выбивая грязь из земли. Окно, закрытое Елизаветой накануне, было приоткрыто, и на сквозняке шторка билось особенно отчаянно. Собрав силы, она встала и пошла к окошку. Вот сдалось ей это окно! Сознание сопротивлялось тупому первобытному страху, стараясь найти в ситуации хоть какое-то рациональное зерно. Одернув шторы, женщина на мгновенье увидела зайца прямо перед собой. Крупным планом. Не мигая, на неё таращились огромные пластмассовые глаза. Она стряхнула морок и, закрыв глаза, снова открыла: перед ней ничего не было. И даже на ветке дерева, там, где прошлый раз она видела зайца, тоже ничего. Только полоса дождя всё сильнее заливала газон. Земля не могла впитать столько влаги, и на земле в углублениях стояли лужи и кипели крупными пузырями.
Сзади раздался удар, и Елизавета оглянулась: на пол упала кружка, но не разбилась. И тут прямо на глазах затопотали невидимые мокрые ножки, направляясь в её сторону. И сильно запахло уксусом. Женщина заохала, заохала, схватилась за сердце, и ноги под ней начали разъезжаться в разные стороны, будто стояла Елизавета Константиновна не на твердом полу, а на киселе… Нечто толкнуло её в сторону и выскочило в открытое окно.
Женщина завыла во весь голос, не в силах подняться. Только минут через десять она нашла в себе силы, и на четвереньках доползла до дивана в гостиной. Села подле, держась рукой за сердце.
Подходить к окну она не решалась вовсе. Всю ночь женщина промучилась без сна. Ей постоянно мерещились звуки шагов. Словно маленькие детские ножки, мокрые и босые, бегают вокруг неё, невесть что задумывая, а в нос бил едкий запах уксуса.
То же повторилось и на следующий день.
В панике Елизавета стала звонить сыну.
– Мама, случилось несчастье. Я уже еду к тёще. Маришка yмepла.
И бывшая бабушка, а теперь только мать взрослого сына, услышала, как он всхлипывает, говоря в трубку:
– Я перезвоню тебе… позже.
«Пугает. Она вернулась, чтобы напугать меня?» – вдруг подумала Елизавета. Нахмурилась, собралась с духом и вышла из спальни: прямо перед ней стоял огромных размеров розовый заяц!
– Аааа, – закричала она и, вернувшись в комнату, заперлась на ключ. Двигаясь спиной, она сразу бухнулась на кровать. В голове громко стучало сердце и… что-то щекотало её голые ноги.
Смотреть вниз было очень страшно. Елизавета кожей ощущала прикосновения розового искусственного меха. Она вскрикнула и подняла ноги вверх. На прикроватной тумбочке стояла сумочка с кошельком и ключами от дома. Она схватила её и… бежать изо всех сил, на которые только способна шестидесятилетняя женщина. Провозившись с дверью всего несколько секунд, Елизавета Константиновна наблюдала, как чёрно-розовая тень вырастает на белом фоне входной двери.
Когда она вырвалась на свежий воздух, расстояние от квартиры до входа в подъезд показалось ей марафонской дистанцией. Идти было некуда. Дождь продолжал лить как из ведра. Комнатные тапочки с каждым шагом погружались по щиколотку в очередную лужу. И уже через десять минут она насквозь промокла. По щекам текли то ли капли дождя, то ли слезы. Елизавета села на скамейку в парке и оцепенела. Мозг отказывался верить в случившееся, и свою вину перед ребёнком женщина признавать не хотела. «Это не я её уморила, а та бабка. Вторая! Я делала всё, как нужно. Это детки пошли больно сахарные…» – повторяла она, раз за разом, постоянно оглядываясь и перебегая от скамейки к скамейке. К вечеру дождь стал заметно прохладнее, и кто-то из прохожих вызвал скорую помощь. У Елизаветы Константиновны зуб на зуб не попадал.
Вернувшись с похорон домой, Федор, отец малышки, нашёл мать в больнице совершенно разбитой. После этого она сильно сдала, а главное, напрочь отказывалась ехать домой, повторяя: «Ужас! Розовый ужас!».
Порадовалась за брата, а потом испугалась
Помните сказочку про царевну лягушку? Ага. Недавно я услышала от соседки похожую, но малость жyткoватую историю. Вот она.
В большой деревне, недалеко от города, жила-была дружная семья: мать с сыном Аркадием и невесткой Юлией. Ещё у женщины была дочь, которая давным-давно поселилась в городе. Ирина вышла замуж, пока училась в техникуме на швею. С тех пор семью только навещала.
Деревенский дом, ещё вполне новый, построили лет десять назад, когда Аркадий поздно, но, наконец, женился и завёл большое дворовое хозяйство: огород в двадцать пять соток, две коровы и три поросёнка. Юлия оказалась работящей женщиной, но деток так и не родила. Ждала, что Аркадий сделает ей предложение. Почти двадцать лет ждала. Если бы не Ирина, век куковать соседям холостыми. Она знала, что Юлька любит брата и ждёт. А тот всё нос воротил от соседушки. Воротил, пока сороковник в лоб не щёлкнул.
Не удалось старой матери понянчиться с внуками. Скончалась, как сыну исполнилось сорок пять. Он у неё был поздний. На похороны в деревню приехала Ирина и, похоронив мать, осталась ненадолго помочь брату с хозяйством. Как раз пришло время копать картошку и собирать урожай: не могла она брата в горе оставить с таким большим хозяйством. К тому же жена Юлька сразу после похорон слегла с температурой. Простудилась, по всему видно. А картоху копать хочешь не хочешь, но нужно.
Собрали урожай. Хозяйство хлопотное: корову подоить, свиней накормить. За Юлькой присмотреть тоже нужно. Болезнь, как назло, затянулась. Температура продолжала держаться, пусть уже и не такая высокая. Ирине было непросто взять и уехать из дома, хотя у самой в городе муж остался без пригляда. Всё же рискнула. Брат после работы возвращался голодный, а Юлия, измотанная болезнью, даже подняться не могла, чтобы поесть приготовить. Хозяйство взвалила на себя старшая сестра. Так и прожили эту зиму, подозревая худшее. Беда не заставила себя ждать. Весной, следом за матерью попрощались и с Юлией. Упустили бабу. Деревенский фельдшер диагноз изначально поставил неправильно.
В эту зиму, холодную как никогда, брат Ирины убивался от горя, потеряв двух самых дорогих для него людей: мать, которую любил с детства и ревновал ко всякому мужику. Да и к старшей сестре, бывало. И жену: так поздно обретённую им любовь. Потери ждали и Ирину. Не понравилось мужу, что та в деревне безвылазно торчит. Пригрелся под боком другой женщины.
Чтобы поддержать брата и самой как-то пережить эту маленькую семейную драму, Ирина ещё одну зиму перезимовала в деревне. И весной только вернулась в город. Наведывалась в деревню по выходным, потом стала появляться раз в месяц… и так всё реже, с удовлетворением замечая, что брат справляется с хозяйством самостоятельно. В доме чистенько, и еда на плите всегда, и скот ухожен, и огород в порядке.
Раз приехала женщина довольно поздно вечером и, открыв дверь своими ключами, почти сразу легла спать. Странный шорох разбудил её уже через пару часов. Время перевалило за полночь.
Брат сидел за столом в большой комнате, залитой лунным светом, и с кем-то разговаривал. Ирина видела его сквозь щель в дверном проёме, а по комнате носились странные тени. Женщина устала с дороги и, проснувшись среди ночи, практически сразу уснула. Встала рано: с петухами и сразу увидела за окном развешанное во дворе белье. Осматривая хозяйство, она заметила политые грядки с луком. Корм свиньям тоже был задан, а корова подоена. Ведро парного тёплого молока стояло на крыльце, а Аркадий, весь в машинном масле, возился со старым газиком, который чинил непрерывно последние десять лет.
– Иришка, ты проснулась? На печке завтрак ещё теплый. Поешь, – улыбнулся он ей. Летом солнце рано встаёт, а с ним и деревня просыпается.
«Пять утра, а все дела уже были переделаны», – поразилась Ирина. Особенно пшённой каше с тыквой, которую любила готовить когда-то жена Аркадия. В холодильнике стояла кастрюля окрошки и пахло свежим домашним хлебом. Такой хлеб, как мама пекла, ни в одной хлебопечке не приготовишь!
– Аркаша, у тебя как в сказке прямо: за ночь всё это наколдовал? – пошутила она, и брат, обтирая руки тряпкой, только заулыбался в ответ.
Ирина была приятно удивлена. Эта суббота стала для неё настоящим выходным днём впервые за два года. Единственное, что малину собрала. Надышалась свежим воздухом и, поболтав с братом про жизнь, уснула крепким сном.
Но и этой ночью спать ей долго не пришлось. Проснулась она от голода. По дому витал запах жареной на сальце картошечки и слышался тихий ласковый голос брата. Ирина встала с кровати и на цыпочках подошла к двери.
– …Завтра, Иринка уедет, мы с тобой на озеро пойдём. На то место, помнишь, а? Где мы впервые поцеловались, – шептал брат кому-то на ухо, а та, стоя у плиты и отбрасывая длинную лунную тень, помешивала скворчащую картошку.
Ирина чуть больше нажала на дверь, и та заскрипела. Аркадий повернулся на скрип и подошёл, заслонив собой комнату. Мимо двери промелькнул тёмный силуэт и исчез.
Ирина зевнула и сделав, вид, что только встала, спросила:
– Что это ты ночью делаешь?
– Не спалось. Решил картошки пожарить…, – отошел он от двери и помешал жарево в сковородке.
– И полы заодно помыть?
Влажные полы пахли свежестью и полынью. Полынью мама натирала плинтуса, прогоняя клопов. И после мытья полов в доме стоял горьковатый пряный аромат.
– Ты разговаривал с кем-то?
– Да с кем? Сам с собой, – улыбался он, отнекиваясь. – Показалось…
– Наверное, – заметила Ирина, а сама задумалась. «Если нашёл себе женщину, почему нужно встречаться ночью? Я же не встану меж двумя. Дурачок».
На следующие выходные всё повторилось, и Ирина захотела проследить за братом. Они снова заговорили про озеро. А когда ночью брат и незнакомка покинули дом, Ирина крадучись пошла следом.
На полдороге она присмотрелась: по тропинке к озеру шёл Аркадий, а рядом с ним… плыла полупрозрачная тень женщины. Ирина, поняв это, остановилась и чуть не вскрикнула, зажав рот ладонями. Прячась в кустах, она вгляделась в её призрачное лицо: женщина, точь-в-точь покойница Юлия…
Ирина отступила назад, и под ногами предательски хрустнула ветка. Тень Юлии подняла на неё настороженное лицо, и та увидела на нём не много не мало взгляд из бездны. Женщина испугалась и побежала. Оглядываясь, она видела, как призрак Юли преследует и готов вот-вот наступить ей на пятки. Ирина ещё больше перепугалась и, потеряв контроль над телом, скованным страхом, споткнулась о ветку, торчащую из-под земли. Она упала и больно ударилась о корягу, моментально потеряв сознание.
С переломом ноги Ирина провалялась больше месяца и за осень ни разу не навестила брата. А в октябре наступила неожиданно ранняя зима. Честно говоря, моя соседка сильно беспокоилась за него, но ехать в деревню побаивалась.
В декабре ей неожиданно позвонила одна деревенская знакомая и долго рассказывала о странностях, творящихся в доме брата. «В деревне люди думают, что он, Аркадий, умом тронулся…», – сделала вывод знакомая. Ирина молчала в трубку. Она-то знала, где здесь собака зарыта. Что за мамки да няньки хозяйничают в братовом доме по ночам. И что она видела тогда, той ночью на озере. И стоит ли о том, кому говорить?
Погладить кота Ваську
С утра пораньше Серёга собрался, позавтракал и ни свет не заря побежал в библиотеку. Солнце уже давно встало, печёт вовсю: лето на дворе. Студенты разъехались по домам или сладко спали, ведь можно расслабиться до нового учебного года. Ещё целый месяц впереди! А Серёга в библиотеку. У него сегодня появился последний шанс сдать экзамен по сопромату.
Сопромат ему не давался. И препод невзлюбил его с самого начала. Даже капризная Халява, которая была с ним весь первый курс универа покинула, похоже, навсегда.
Сегодня, в последний рабочий день перед отпуском, Иван Донатович, будучи в хорошем настроении, сжалился над нерадивым студентом-должником: «Жуковский! Тебе в Институт Культуры прямая дорожка, а ты в инженеры подался!», – саркастически шутил Иван Донатович каждый раз, когда тот не мог дать верный ответ. Бывает же, выберет препод себе объект для шуточек и отрывается? Такой мишенью для «Штепселя» как прозвали Ивана Донатовича Шлегеля студенты, стал Сергей.
Сергей бегал за ним уже полгода, два раза брал разрешёнки, ходил по пятам, умоляя принять экзамен. Ведь если не сдаст: прощай, свобода! Здравствуй, армия. А как мама расстроиться…
Сегодня он применил все студенческие приметы разом. Чтобы наверняка! Голову два дня не мыл, ногти не стриг, встал с левой ноги, почистил зубы левой рукой. Надел старые прошлогодние джинсы, в которых удачно сдал «вышку» и сейчас бежал в библиотеку погладить кота. Что общего между котом и студенческими приметами? Так вот, в Политехе библиотечный кот Васька считался хорошей приметой. Если встретить кота перед экзаменом и погладить: удача на твоей стороне! Считай, что сдал! И Сергей бегал по длинным коридорам, лестницам и залам, пустым ещё в этот час, в поисках кота. И, наконец, нашёл в тихом уголке на рыжем диванчике под пальмой. Кот растянулся во всю длину и спал. Он жил в библиотеке уже семнадцать лет и привык к непрошеным гостям и неминуемым ласкам.
Сергей подсел к коту поближе и стал легонько наглаживать его от ушей до хвоста. Васька звонко муркнул и повернулся к Сергею животиком, наслаждаясь утренней негой.
– Вот теперь точно сдам! Котик мне благоволит! Вон какой, податливый! – тихонько приговаривал он.
Иван Донатович посмотрел на непутевого растрепанного студента и вновь пошутил:
– Поди, неделю не мылся? Это старая примета… Последнее время студенты всё к Васе в библиотеку бегали. Котейку погладить, всё приятнее, чем грязную голову чесать! Жаль только, помер он на прошлой неделе…
– Как помер?
– Да вот так! Старая гвардия, как и ваш покорный слуга! – горько усмехнулся Иван Донатович расписался в зачётке и вышел.
Говорят, что ещё не раз видели Васю на том же диванчике. Рано утром, во время сессии…
Призрак общежития № 13
Алёна приехала в город из далекой деревеньки на самой окраине области вслед за сестрой, обосновавшейся здесь пять лет назад. Сестра вышла замуж и жила с мужем и трехлетней дочкой в маленькой гостинке в центре. Алёна, пока сдавала экзамены на поступление, пока ждала заселение в общежитие педагогического института, временно жила у сестры. Они давно не виделись и эти две недели просиживали на кухне за чашкой чая, болтая ночи напролёт.
Наконец наступил учебный год, и Алёна переехала в общежитие. Старая пятиэтажка находилась на улице Пушкина, в доме номер тринадцать заполненном студентами до отказа. Каждые выходные они превращали тихую общагу в настоящий вертеп!
В соседнем здании находилось общежитие металлорежущего завода. По выходным парни собирались у общаги Пединститута подкарауливая своих подружек. А кто-то желая познакомиться. Всеми правдами и неправдами они проникали в общежитие, и в тесных комнатушках собиралась веселая тусовка. После затяжного вечера с дешёвым портвейном между парнями и девушками завязывались весьма тесные отношения, где и невинной Алёнке всё сложнее становилось избегать внимания навязчивых поклонников. Иногда она уходила к соседкам, иногда к сестре, но обременять и тех, и других постоянно было неловко. Да и Алёна так измаялась, что пошла к коменданту Кире Николаевне (Кирочке) с просьбой об отселении.
– Ну нет у меня свободных мест! Некуда тебя отселить! Если только к Аньке. В 206-ю.
– В 206-ю? Там, как я понимаю, никто не живёт? А можно?
– Почему же нельзя? Просто, боюсь, ты сама не захочешь!
– Отчего же?
– Там Анна живёт! – повышая голос, мрачно ответила Кирочка, удивляясь Наташкиной неосведомлённости.
Аленка удивлённо свела брови. Она и правда ничего не знала.
– Приведение.
– Приведение? Я не верю в приведения. Согласна. Заселяйте в 206-ю! – решительно сказала Алёна.
Она открыла дверь в пустую комнату. «Обыкновенная», – подумала Алёна и закатила внутрь свой новенький чемодан. Целую неделю она жила припеваючи, пока вновь не наступила суббота.
Как обычно по вечерам, общага жила своей жизнью. Шумела пьяная молодежь, слышалась музыка, топот и визг импровизированной дискотеки. Алёнка пыталась заснуть, когда створка окна резко распахнулась и громко стукнулась о косяк. Шторы вздулись от ветра, и чёрная тень в проёме окна, закрывая свет уличного фонаря, стала неуклюже пробираться внутрь.
Алёна приподнялась на кровати, молча вскрикнула и зажала рот одеялом. Её пробил холодный пот. Чёрная тень пробралась к пустующей кровати напротив, и в тот же миг Алёна услышала сдавленные стоны, хрип и пробивающиеся сквозь них всхлипы девушки: «Помоги. Помоги…». Тени на стене вздымались, и Алёна увидела протянутые к ней руки девушки, борьбу двух тел: тонкого и грузного. Явно принадлежащего мужчине. Недолго она вглядывалась в этот зловещий спектакль: сорвалась с кровати и, как была в пижаме, вылетела в коридор.
Отчаянно Алёна забарабанила в соседскую дверь и, когда ей открыли, ворвалась и юркнула в пустующую кровать под одеяло.
Этим она разбудила всех жителей комнатушки. Они были с разных курсов и знали про Анечку всё.
Анечка, как и все, познакомилась с парнем из соседнего общежития. Он занимался бодибилдингом, и хрупкой девочке сразу приглянулось его мощное накачанное тело. Парень с журнальной обложки. он соответствовал её представлениям о настоящем защитнике. Мечтала, что будет носить на руках. Они дружили уже пару с небольших недель, когда после вечеринки с алкоголем, тот потянул Анечку в кровать. Тогда стало ясно что нежностью и аккуратностью «качок» не отличается. Грубые насильственные действия сильно напугали девчушку. Она не готова была к таким отношениям. Оттолкнув парня, Анна предложила повременить.
Но тот был настойчив. Парень с обложки преследовал её два месяца, несколько раз забираясь в окно по пожарной лестнице. Он уже давно не казался таким крутым, как показалось Анне вначале. Её даже потряхивало от одной мысли о том… И вот как-то раз… поздно вечером, забравшись по пожарной лестнице, он ворвался в окно и набросился на спящую Анечку. В общежитии, как обычно, царило веселье. Играла музыка… слышались возмущённые крики коменданта в коридоре…
Их борьба продолжалась всего несколько минут, и когда у Анны совсем не осталось сил к сопротивлению, в ситуацию вмешалась… испуганная, шокированная спросонья Юля, соседка по комнате. Она схватила с тумбочки недовязанный шерстяной носок с торчащими во все стороны тонкими спицами и, дрожа всем телом, вонзила вязанье в шею насильнику. Сильно поранившись, она вышла из комнаты окровавленная, дрожащая, с большими испуганными глазами. И тут же наткнулась на Кирочку.
Кира Николаевна, увидев её, заорала не своим голосом.
В общаге наступила зловещая тишина.
Когда на место происшествия собрались соседи и Анечка, и её страшный преследователь оказались мертвы. Юля долго не могла оправиться от шока, а ровно через сорок дней по субботам в комнате № 206 всю ночь не прекращалась возня, стоны и слышался сдавленный жалобный плач.
Алёна, недолго думая, купила билеты на поезд и уехала куда глаза глядят под шум колес глядя в запотевшее стекло вагона. Она с детства мечтала побывать в Ленинграде. А учится там, вообще, наверное, счастье!