Уроки химии

Кто-то из знакомых сообщил Юле, что в их районном наркологическом диспансере принимает хороший психолог. Сначала ей стало страшно от слова «наркодиспансер», но еще страшнее было потерять сына.

Юля записалась на прием к психологу и в самом начале консультации сообщила ему, что психологическая помощь необходима её пятнадцатилетнему сыну. Но доктор неожиданно ответил, что псхологическая помощь необходима прежде всего ей самой. И добавил: не только для разрешения трудностей, связанных с поведением сына, но и для распутывания её собственных психологических проблем. Юля пыталась возражать: «Доктор, но у меня как раз нет никаких проблем! Проблемы – только у Вани, нашего сына». Жалкие возражения, с которыми доктор не согласился.

Последовала большая и кропотливая работа. Удивительно, но Ваня не отказался от походов к психологу. Однако Юля всё равно посещала доктора чаще, чем сын. Иногда её сопровождал Алексей.

Их психолог применял удивительные методы работы. Например, он мог прямо во время консультации начать лепить из гипса или глины голову пациента. Это действо длилось на протяжении нескольких сеансов, и от встречи к встрече скульптура сначала становилась всё больше и больше похожей на голову некого человека, а потом – и на свою живую модель, на свой конкретный оригинал. В другой раз доктор принимался раскрашивать Юлино лицо разноцветным гримом всех цветов радуги, не маскируя, а, напротив, подчёркивая тонкие вертикальные морщинки между её нахмуренными бровями и горькие носогубные складки, проявившиеся в последний год особенно сильно.

У Вани с психологом были свои дела и разговоры, но было видно, что эти встречи идут мальчику на пользу. Постепенно, хотя и очень медленно, сын возвращался в нормальное состояние, становился их Ваней, которого они всегда знали и понимали, и который, кажется, слышал и понимал их.

Юля и Алексей по-прежнему жили в разных спальнях, но за сына боролись вместе. И это очень сильно сближало их, делало союзниками, партнёрами и даже друзьями.

Между тем, в лицее дела шли ни шатко ни валко, и на исходе апреля завуч сообщила Юле и Алексею, что Ване, конечно, дадут доучиться до конца учебного года, но на следующий год им следует подобрать себе другую школу. Юля испытала облегчение, почти радость от этого сообщения. О портфолио сына давно уже не было и речи. Им надо было спасать его самого, буквально – спасать Ванину жизнь.

Сам Ваня тоже довольно спокойно отнёсся к новостям о том, что ему придется сменить школу. После перебора всех альтернатив, кому-то в семье пришла в голову счастливая идея, что Ване следует поступить в экстернат. Идея эта была преимущественно продиктована опасениями, что и в новой школе Ваня примется за старое. А экстернат предполагал, что сын будет максимальное количество времени находиться дома, а значит – нет-нет, да под присмотром кого-то из взрослых членов семьи. К тому же сама школа-экстернат находилась всего в пятнадцати минутах ходьбы от их дома, что устраняло давно наболевшую проблему Ваниных ежедневных перемещений из одного конца Москвы в другой.

Наступили летние каникулы. Ваня повзрослел, возмужал и как будто остепенился. Хотя решение о переходе в другую школу было уже принято, он по-прежнему проводил много времени с Пашей, своим лицейским однокашником. Мальчишки вместе гуляли или секретничали то у одного, то у другого дома. Юле и Алексею очень нравилась эта закадычная дружба. Оба они с большим уважением относилась к Пашиным родителям и всячески поощряли и поддерживали замечательные отношения между ребятами.

Летние каникулы уже подходили к концу, и ничто, казалось бы, не предвещало беды. Но беда пришла. В самом конце августа, чуть ли не 31-го, когда Юля была на работе, зазвонил её личный мобильный. Звонила Пашина мама Элла Александровна, которая в панике сообщила Юле, что Паша с Ваней чего-то накурились, и Паше сейчас очень плохо. У Юли все похолодело внутри. Она сорвалась с работы, уже по дороге позвонила Алексею, и через час оба почти одновременно влетели, запыхавшиеся, в собственную квартиру.

Ваня был дома. Сидел в своей комнате на подоконнике и апатично взирал за оконное стекло с их седьмого этажа. Не сразу обернулся на возгласы родителей, а когда обернулся, то Юля заметила такую знакомую ей бледность, проступающую сквозь его летний загар. Ванины глаза были красными.

Его сидение на подоконнике не понравилось Юле, и она сказала тихим, но твердым голосом:

– Ваня, собирайся. Мы сейчас все вместе поедем к Паше домой, – она просто-напросто боялась оставить сына дома одного.

Ваня не ответил, но послушно собрался, и они отправились. Ехали молча, Юля ничего не спрашивала у Вани. Она сейчас чувствовала такое горе и такое разочарование, что у неё не было сил на выяснение деталей случившегося. К тому же, ей было страшно, что Ваня вдруг начнет паясничать или врать.

Они подъехали к Пашиному дому, вышли из машины и позвонили в домофон. Дверь подъезда открылась. В прихожей их встретили родители Паши, Элла Александровна и Дмитрий Иванович. Пройти дальше в комнаты им не предложили.

Юля не знала, что нужно говорить, и наконец у неё вырвалось главное:

– Где Паша?

– Паша там, в своей комнате, – ответила Элла Александровна.

По всей видимости, Паша услышал разговор. Он вышел в прихожую и подошел к ним. Тоже бледный, он шёл неуверенно, качаясь и придерживаясь за стены, с видимым усилием удерживая равновесие. Словно передвигался не по твёрдому полу, а по проходу самолета, попавшего в зону сильной турбулентности.

Юля бросилась к нему:

– Пашенька, милый, что с тобой? Как ты себя чувствуешь?

Тот ответил:

– Юлия Владимировна, мне очень плохо. У меня кружится голова, тошнит. Мне кажется, я умираю.

Юля в растерянности оглянулась на Ваню. Тот стоял, опустив голову.

Она снова обратилась к Паше:

– Пашенька, ты знаешь, как мы тебя любим. Мы готовы всё сделать, чтобы помочь тебе. Все, что тебе будет нужно! – она не знала, что еще добавить, и смотрела то на Пашу, то на его родителей.

– Спасибо, вы уже помогли, – сухо произнесла Элла Александровна.

Юля запнулась, пытаясь проглотить этот выпад, впрочем – вполне ими заслуженный. В разговор вступил Алексей:

– Элла Александровна, мы действительно готовы всё сделать, чтобы как-то исправить ситуацию. Просто дайте нам знать. И ещё. Вот телефон психолога в наркодиспансере, на случай, если Паше понадобится его помощь. Это очень хороший психолог, он очень помогает нам с Ваней… – Теперь уже запнулся и сам Алексей. Да уж, прозвучало глупее некуда: если психолог «очень помогает», то как могло случиться то, что сегодня случилось?

Но Элла Александровна, похоже, думала сейчас совсем о другом. Услышав слово «наркодиспансер», она как-то вся подобралась, почти окаменела. Юля понимала её реакцию: точно так же она сама реагировала, в первый раз услышав это слово полгода назад применительно к Ваниной ситуации.

Как побитые собаки, вышли они из Пашиного дома. Юле и Алексею и в голову не приходило обвинять Пашиных родителей в недружелюбии и негостеприимности. Напротив, Юля винила во всем себя и чувствовала нависшую над их сыном катастрофу.

«Неужели все напрасно? – думала она. – Неужели же мы никогда не выберемся из этого ада?»

Когда они втроем сели в машину, она, наконец, спросила:

– Ваня, сынок, ну как же так? Как же всё это могло произойти?

Тот посмотрел на неё исподлобья и сказал неуверенно:

– Ну что… Мы решили отметить окончание каникул.

Господи, как по-детски это прозвучало! Но какие недетские последствия были у этого «отмечания»!

А Ваня продолжал:

– Пашке стало плохо, но клин же клином вышибают, вот мы и решили, что ему надо добавить еще.

Все это было чудовищно.

Несколько дней Юля и Алексей ходили, как в воду опущенные, но позвонить родителям Паши не решались. Всю информацию о мальчике они узнавали от Вани. Хотя им и было известно, что Пашины родители запретили детям общаться, Паша все же оставался с Ваней на связи и сообщил тому, что чувствует себя лучше. У Юли немного отлегло от сердца: похоже, серьезных негативных последствий от этой эскапады юных лоботрясов удастся избежать.

Однако через несколько дней Юле снова позвонили родители Паши, на сей раз это был его папа Дмитрий Иванович. Он попросил Юлю о встрече. Та сказала, что готова встретиться с ним сегодня же после работы около выхода из метро. Они договорились о времени и месте. После этого Юля немедленно позвонила мужу и невесело пошутила:

– Лёш, ты знаешь, меня Дмитрий Иванович, Пашин папа, вызвал на дуэль, или что-то в этом роде. По-моему, назначается «стрелка» и меня будут бить.

– Что? – не понял Лёшка. – Что ты несешь, Юль?

– В общем, слушай, это шутка, но, если честно, я немного боюсь. Не знаю, о чём пойдет разговор, но ты, давай, присоединяйся, приезжай вместе со мной на встречу с ним.

Лёшка подтвердил, что обязательно подъедет.

Когда Юля вышла из метро, Лёшка уже был на месте. Пашин папа подошёл через несколько минут. Он с бесстрастным и формальным выражением лица сухо поздоровался с ними обоими, Лёшке пожал руку, после чего изложил Ваниным родителям следующее.

– Вы знаете, то, что произошло, это безобразие. Паша у нас очень хороший, домашний мальчик. Нам всем понятно, и вам в том числе, что это Ваня его подбил на то, чтобы накуриться этой гадости…

Юля и Алексей молчали, не возражали и ждали продолжения.

– Но сейчас разговор не об этом. Мы с Эллой понимаем, вам тоже несладко. И вот у нас такое предложение. Давайте мы с вами раз и навсегда отучим наших детей от этой дряни. План – следующий. У меня хороший знакомый работает в управлении по контролю за оборотом наркотиков. Мы с вами напишем заявление на наших детей, вы подпишете со своей стороны, я – со своей. Напишем, ну, что они употребляли наркотики. Ваня подбивал Пашу, ну, то есть, занимался распространением – правильно же? Ведь понятно же, что инициатором был не Паша, а Ваня? – Паша только употреблял. То есть Ваня распространял, Паша употреблял. И вот мы передадим это заявление в отдел моему знакомому. А они заведут на наших сыновей дело, не настоящее, а так просто, чтобы попугать. Вызовут в отделение, на допрос, всё как полагается, пропесочат их хорошенько. Вот увидите, человек в форме произведёт на них впечатление, это им не родители. А после этого дело закроют – уничтожат или в архив сдадут.

Юля стояла, разинув рот от потрясения. Она никак не могла поверить, что Дмитрий Иванович не шутит. Ей никогда не могла бы и в голову прийти такая ужасная фантазия – написать заявление в полицию на своих детей. Невозможно было в здравом уме и трезвой памяти согласиться на реализацию такого плана.

Она медленно подошла к Дмитрию Ивановичу, взяла его за пуговицу его кожаного пиджака и, не отрывая глаз от этой пуговицы, тихо произнесла:

– Дмитрий Иванович, вы знаете, есть такая опера «Тоска». Там героине сказали, что её любимого убьют понарошку, а на самом деле убили по-настоящему. Я не знаю, как можно играть в такие игры с нашей полицией. А если они заведут это дело не понарошку, а по-настоящему и посадят наших детей в тюрьму? Может, им для статистики раскрываемости понадобится, или я не знаю что… Знаете, мы очень хорошо понимаем ваши переживания, и нам очень жалко Пашу, мы его очень любим. Но я никогда – слышите? никогда! – не подпишу никакой бумаги против своего сына. Если вы считаете, что необходимо что-то предпринимать и что это дело не должно остаться безнаказанным, подавайте на нас в суд. Мы примем любое решение суда с уважением и с покорностью. Если Ваню посадят, то значит – так тому и быть. Но чтобы своими руками способствовать этому – нет, никогда!

После этого она повернулась и, не прощаясь, медленно побрела домой. Она даже забыла о том, что с ней рядом Алексей.

Ваня был дома. Юля вошла в его комнату, присела на кушетку и все рассказала о разговоре с Пашиным папой. Ваня только спросил:

– И что же теперь будет?

– Я не знаю, сынок, – устало ответила Юля. – Я же не криминалист, не полицейский и не судья. Я не знаю, как разруливают такие дела, возможно – будет суд, возможно – тебя в чем-то обвинят. Я даже не знаю, какой срок за это дают. Наверное, придётся искать адвоката.

Через несколько дней Юля должна была лететь в Краснодар в командировку. Точнее, они должны были лететь вдвоём с Алексеем. Поездка была запланирована давно, до всех этих событий последних дней, связанных с Пашиной болезнью. Юля и Лёшка собирались «сдать» девчонок на время бабушке, Ваню оставить «за старшего», а сами – провести романтический уикенд вдвоем в Ольгинке под Туапсе, после чего вернуться в Краснодар по Юлиным рабочим делам, а потом и в Москву.

Это маленькое путешествие задумывалось как примирительный акт, подведение итоговой черты под всеми теми бурными событиями, что им обоим пришлось пережить за последние пару лет.

Но теперь в программу путешествия приходилось вносить коррективы. Юля боялась оставлять Ваню дома одного. Дело было даже не в том, что он снова мог набедокурить. Теперь уже Юля опасалась, что к ним домой может заявиться полиция, отдел по контролю за оборотом наркотиков, да кто угодно!

– Ваня, тебе нужно лететь с нами в Краснодар. Мы не можем оставить тебя здесь одного, потому что не уверены в твоей полной безопасности.

Ваня беспрекословно согласился. Юля купила ещё один билет на самолёт, и ближайшим пятничным утром они втроём отправились в Краснодар, а далее и в Ольгинку. Давно уже забронированная Лёшкой мансарда в частном доме в центре посёлка обещала быть просторной, места всем троим должно было хватить.

Ольгинка встретила их сухой и теплой, «бархатной» погодой, хотя на морском берегу уже задувал прохладный осенний ветер и купаться было холодновато.

Все трое гуляли по берегу моря, мочили ноги в пене прибоя, воровали у набегающих на берег волн красивые камешки и ракушки, а то – взбирались на высокие, поросшие соснами прибрежные холмы, с удовольствием вдыхая свежий аромат хвои, смешанный с запахом моря. Ели шашлык, пили дешевое местное вино и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Давно уже не случалось у них таких мирных и неспешных семейных прогулок. Им было хорошо и спокойно вместе, но Юлю не покидали страх и тревога. Она не могла отделаться от ужасной мысли: а вдруг это последняя их поездка с сыном перед… судом?

Ночью Ваня вдруг почувствовал себя плохо. Его беспрестанно рвало, и даже тогда, когда в желудке мальчика, кажется, уже ничего не оставалось, рвотные позывы продолжали мучать его. Юля уговорила сына выпить активированный уголь, Алексей снял и застирал простыни, перестелил постельное.

Когда Ване стало чуть легче и он задремал, оба прилегли рядом с ним, Юля по одну сторону, а Алексей – по другую, и постарались приласкать и согреть сына. Это снова напомнило Юле те моменты пятнадцать лет назад, когда новорожденный Ванюшка плакал от «газиков» в животике, и молодые родители, по очереди или вместе, пытались успокоить своего малыша.

Наутро Ване стало гораздо лучше. Было воскресенье, и путешественники отправились в Краснодар на старом рейсовом автобусе, который полдня тащился по узкой, загруженной трассе через Горячий Ключ. В городе они заселились в Юлин дорогой бизнес-отель, и она засела за бумаги, чтобы подготовиться к завтрашней встрече, тогда как её мужчины пошли гулять по улице Красной, центральной улице города.

На следующий день поздно вечером все трое вернулись в Москву. Дома всё было спокойно. По словами бабушки, никто за эти четыре дня к ним не приходил, никто их не искал.

Прошло немного времени. Ваня приступил к учебе в своей школе-экстернате. Они с Юлей часто обсуждали школьную программу и Ванины планы на будущее. Необходимо было начинать заниматься с репетиторами, чтобы нагнать упущенное и подготовиться к поступлению в высшее учебное заведение.

Как-то раз во время такого разговора сын сказал, ни к селу ни к городу:

– Мам, а ты знаешь, в этом экстернате у нас вообще никто не употребляет наркотики. Ведь кто у нас учится? Всякие хоккеисты, музыканты, балерины, все те, кому обычная школа с её предметами нафиг не нужна. Но наркотикам в их жизни тем более нет места.

– Сынок, чему же ты удивляешься? – спросила Юля. – Разве в лицее было не точно так же?

Ваня засмеялся:

– Нее, мам, у нас в лицее практически каждый баловался какими-нибудь таблетками или курилками, даже девчонки. Ну, за редким исключением.

Юля была в шоке от услышанного. На следующий день она не выдержала и набрала номер Пашиной мамы.

– Элла Александровна, добрый день! Простите, что я вас беспокою. Насколько я знаю, у Паши все хорошо, серьёзных последствий выходка наших ребят вроде бы не спровоцировала, и мы с Лёшей несказанно этому рады. Но я звоню по другому поводу. Я тут услышала, что в лицее, оказывается, процветает оборот наркотиков, ну или этих самых спайсов. Вы знаете, наверное, что Ваня там уже не учится. Но я волнуюсь за Пашу и хотела просто вас поставить в известность, чтобы Паша соблюдал осторожность. Может, стоит с ним поговорить, предупредить его.

Элла Александровна дослушала Юлю до конца и ответила, немного надменно:

– Спасибо за информацию, Юлия Владимировна. Для нас это вовсе и не новость. Но знаете, наш Паша дружит в лицее только с теми ребятами, которые наркотиков не употребляют.

– То есть вы знали, – пролепетала Юля ошеломлённо. – Вы знали. Да, хорошо, простите, до свидания, – она наскоро попрощалась и положила трубку. Села. Ноги её не держали.

«Боже мой, – подумала Юля. – Боже мой, и они ещё собирались написать на Ваню заявление. Они знали о том, что весь их хваленый лицей кишит наркотиками, но они утверждали, что их, якобы, распространяет Ваня и что это он подбил Пашу ими побаловаться. И вот теперь Вани в лицее давно нет, а наркотики – никуда не делись! И они ещё собирались подать на Ваню в суд, при том что они всё-всё-всё знали!»

Справедливости ради надо сказать, что Пашины родители никогда не говорили, что собираются подавать на Ваню в суд. Но Юля уже нарисовала в своем представлении этот ужасный сценарий, и теперь отделить истинные намерения Пашиных родителей от её нафантазированных страхов было почти невозможно.

Примерно в эти дни началось восстановление взаимного доверия между Юлей и Ваней. Она была благодарна сыну за то, что тот оказался готов простить ей её прошлые ошибки, не строил между собой и родителями непреодолимых преград. Это в очередной раз доказывало, как бескорыстно наши дети любят нас и как снисходительно они к нам относятся.

Встреча четвертая и последняя, графство Западный Сассекс

И снова наступил октябрь. И снова Юля получила приглашение на ежегодную конференцию финансистов в Эрандле, Западный Сассекс, Великобритания. Вестей от Себастиана не было ни в течение года с момента их прошлой встречи, ни в преддверии конференции. Да и, откровенно говоря, Юле было не до Себастиана.

Неожиданно для самой Юли, тот год выдался удачным для её карьеры. Даже несмотря на то, что, погружённая в свои семейные проблемы, на работе она все делала механически. Как бы там ни было, название должности на её визитке изменилось к лучшему, и её уверенность в собственных силах окрепла. Юля прекрасно понимала, что некоторые аспекты её профессионализма нуждаются в совершенствовании, но это лишь раззадоривало её, заставляло ставить перед собой новые цели, работать над собственным развитием. Она чувствовала прилив энергии и старалась получить максимум отдачи от этого невесть откуда взявшегося импульса.

Ванины дела тоже налаживались, и Юля начала заглядывать в будущее с робкой надеждой на возможность счастья для её семьи и её самой.

Узнав о том, что Юля будет недалеко от Лондона на конференции, её ушлые коллеги, отвечающие за «маркетинг и работу с клиентами», беспардонно вклинились в Юлин график и организовали ей ряд встреч с клиентами в Сити, так что на этот раз уже она, подобно Себастиану в прошлом году, смогла прибыть на конференцию только в последний день.

Она задержалась в утренней поездке из центрального Лондона в Эрандл и вошла в зал, когда первый докладчик уже завершал выступление. Тихонько проскользнув в аудиторию, она высмотрела свободный стул недалеко от входа и опустилась на него, стараясь не привлекать к себе внимания публики. Заметила среди слушателей несколько знакомых лиц. Кто-то, встретившись с ней взглядом, кивнул. Кивнула в ответ. Немного отдышалась, огляделась и… увидела неподалеку Себастиана, сидящего вполоборота к ней. По всей видимости, он не заметил, как Юля вошла.

Наступила кофе-пауза. Юля подошла поздороваться к тем участникам, кого знала по прошлым конференциям. Завязались разговоры. Перед последующими докладами она поменяла место – подсела поближе к первым рядам слушателей: темы докладов были заявлены интересные. К тому же, в отличие от других слушателей, она ещё была свежа и не успела скиснуть от многочасового бездельного сидения на одном месте с постной физиономией, когда за легкой мимикой пытаешься скрыть невольный зевок или погружение в собственные мысли.

За обедом Юля снова поспешила присоединиться к знакомым. Она словно избегала встречи с Себастианом, хотя тот, собственно, и не появлялся в пределах видимости. Она и её соседи по столу уже расправлялись с десертом, когда Себастиан вошёл в обеденный зал. Юля сидела прямо лицом ко входу, но – видит Бог! – это местоположение она выбрала совершенно случайно. Когда рассаживались, она не имела представления, в зале ли Себастиан или ещё нет.

Он был один и показался Юле неотразимым в своём не слишком официальном коричневом замшевом пиджаке и клетчатой рубашке. Впрочем, она очень быстро отвела взгляд – Себастиан не успел заметить, что Юля на него посмотрела.

Когда отзвучали последние доклады и заключительная речь председателя и все потянулись к выходу, у Юли нашлась тема для обсуждения с давним знакомым, Дитмаром из конкурирующей компании. Они вышли на улицу вместе с толпой других слушателей. Кто-то спешил на ресепшен за чемоданом, кто-то кучковался с коллегами, чтобы поделить расходы на такси до центрального Лондона или до аэропорта.

Стоял ранний октябрь, такой обычно мягкий и благостный в Англии. Они с Дитмаром остановились чуть в стороне от «муравьиной тропы», по которой сновали взад и вперед разъезжающиеся участники конференции. Боковым взглядом Юля заметила, что кто-то, кажется, в коричневом пиджаке, остановился немного поодаль от них. Это было одинокое пятно, рядом с ним никого не было, и оно не двигалось. Голова у неё закружилась, ноги стали ватными.

Юля впилась взглядом в лицо Дитмара, закивала с особенным вниманием ко всему, что тот говорил. Вот он, наверное, удивился, почему эта тема так заинтересовала её! А она все переспрашивала, уточняла, соглашалась. И ни на секунду не поворачивала головы в сторону коричневого пиджака. Наконец, когда тема была полностью исчерпана и Юля решилась осмотреться, она обнаружила, что они вдвоем с Дитмаром стоят совершенно одни, народ разъехался.

***

Почти все вечерние рейсы из Хитроу уже вылетели, по аэропорту слонялись лишь очумевшие от усталости россияне. Последним невылетевшим оставался рейс «Аэрофлота» в 22.35. Пискнул мобильный, пришла смс-ка: «Hey Julia, рад был увидеть тебя сегодня!» Перед тем, как выключить телефон в салоне самолета, она ответила: «Спасибо, Себастиан, я тоже».

Попросила у стюардессы плед, предупредила, чтобы её не беспокоили с ужином, отвернулась к иллюминатору и пыталась заснуть. Но настоящий крепкий сон не хотел приходить.

Она думала о химии. Что она такое, эта химия? Почему мы равнодушны к одним людям и прикипаем душой к другим? Даже если они не всегда до конца честны и благородны с нами, бывает, мучают нас и даже предают. Господи, да даже если они не идеальны в постели!.. Что привязывает нас к некоторым, избранным? От кого зависит крепость этих уз – от них или от нас самих? От нашей готовности влюбиться, от нашей зрелости или недостаточной зрелости, нашего состояния и мироощущения, от того, как выстроились звезды на небе, от знаков зодиака?

«А между прочим, знаки зодиака – это идея, – подумалось ей. – Ведь Себастиан, как и Алёша, – Лев по гороскопу. А если попробовать вспомнить, любила ли я кого-нибудь так же сильно, как Лёшку или Себастиана? Может, и да, но сейчас, по прошествии времени, кажется, что никого. Ну значит, действительно, все дело в гороскопе».

Потом Юлины мысли обратились к сыну, её дорогому, милому мальчику. Существует глубокая взаимосвязь между тем, что происходит с родителями, и тем, что происходит с детьми, размышляла она. Взаимосвязь нелинейная и трудно поддающаяся объяснению, скорее – на уровне эмоций и ощущений.

Мы часто думаем, что наши дети «еще маленькие и ничего не понимают». На самом деле, может быть, умом понимают они и не все, но сердцем чувствуют очень тонко и точно. Им не нужно облекать свое понимание в слова, но они ЗНАЮТ. И в этом смысле, в смысле глубинного знания того, что происходит с их родителями, наши дети, может быть, вообще никогда не были маленькими, они с самого своего рождения – взрослые и понимающие. Поэтому обмануть их невозможно, даже и не надо пытаться: тем самым мы только обесцениваем в глазах наших детей свои с ними отошения.

«Какую же трагическую ошибку я совершила, – думала Юля, – когда не заметила в своем маленьком мальчике сформировавшейся личности, не увидела в нем очевидной поддержки, якоря для своих исканий. Я сама, и только я была виновата в охлаждении наших с ним отношений. Если бы я могла повернуть время вспять, я бы прежде всего постаралась с самого начала, с самых первых дней Ваниной жизни стать ему надежным и доверенным другом, а не ментором или контролером. Но как же это хорошо, что сейчас мы с сыном действительно становимся близкими друзьями!»

На том Юля и успокоилась и наконец заснула.