И реабилитация тоже. Ведь в центр, который вроде бы и рядом, но добраться с девятого этажа без лифта никак не получалось, ну никак. Особенно зимой, когда много одежды, а в центре освобождались места.

Всё это я и озвучила Пашке.

Добавила только, что это не генетика, а родовая травма.

– А отец его где?

– Работает. Пишет очередную диссертацию. Преподаёт. Иногда приносит крохотные суммы и пытается общаться с сыном – они говорят на одном языке математики и программирования, только сын его не слышит, уходит глубоко внутрь себя и не реагирует никак. Так, в одностороннем порядке и общаются – отец ему статьи из научных журналов читает, на разных языках, причём сначала на языке страны, где журнал выходит, и только потом перевод. Он сам переводит.

– А ты?

– Тебе сколько лет, Паша?

– Восемнадцать. А что?

Опять этот настороженный взгляд, как будто я его прогоняю.

– Моему сыну шестнадцать. Ты всего на два года его старше.

– Я в весенний призыв ухожу служить в армию. Сейчас служат всего год. А потом продолжу учиться. И буду работать, по-прежнему. Это если коротко обо мне, чтобы ты не волновалась. Так я про тебя хотел узнать.

– А я живу. Сыном и чуть-чуть для себя, вот так, по вечерам, когда ухожу из дома. Сейчас уже можно, Руслан большой и всё может сам, только медленно и некрасиво.

Я убирала гору продуктов, что-то оставляя и пробуя на вкус. Давно забытый и недоступный вкус.

Поставила варить бульон, нарезала бутерброды, заварила чай и всё это время рассказывала, как мы живём.

Удивительно весело мы вместе пили чай с красивыми бутербродами с сёмгой, петрушкой и укропом – это уже Паша украсил, я бы просто порезала и убрала в контейнер, чтобы посыпать блюда.

– Мам, эта девушка просит иногда проверять персонажа. Она не хочет менять пароль, что мне делать? – сын жевал самостоятельно, а вот тяжёлую чашку поднять не мог, пил из маленькой с крышкой и соломинкой, забавно отлавливая её языком.

– Ты так раньше никогда не делал?

Помотал головой, глотая куски еды.

– Не торопись, никто же не отнимает.

– Мам, вкусно так, я прямо прусь! Она скинет мне сумму на первый месяц и потом обещала доплачивать за подкачку – ей для чего-то нужно, я не очень понял. Вообще у неё свой персонаж крутой, очень крутой, только она его делала дольше, чем я. Раза в три.

– А у тебя такого крутого больше нет?

– Мой будет крут так же, через неделю, я им просто мало занимался. И ещё пяток идут среднечков, их через год так же продать можно!

– Вот и присматривай за ним, всё равно же будешь скучать по достойным уровням игры, ведь ты же помогал прописывать высшие уровни.

– Мам, ты умница, всегда поможешь, я тебя люблю! Сейчас я ей напишу. Хм, девчонка, а туда же. – сын сунул за щёку остатки бутерброда и поковылял по коридору в комнату.

– Ты так на него смотришь – любишь, видно! Прости, что я так вот вломился.

– Удивляюсь, что не убежал.

– И не убегу. Я помогу вам с переездом, а друзьям подкину ваши контакты – крутые советы в играх, иногда очень нужны!

Всего несколько лет назад мы и мечтать не могли о такой жизни.

Компьютер пылился на столе, я его использовала только ради выхода в мир и расслабления в пасьянс.

Сын кричал, как резанный, от каждого массажиста и ничего, казалось уже, не в силах помочь.

– Вам бы в сам реабилитационный центр, но там жить нельзя, только приезжать. Не переживайте, они все кричат – это реально больно разминать неработающие мышцы, приводить их в тонус и заставлять двигаться. – массажист был суров, а залитая слезами мордаха сына, распятая на столе в расслабленном экстазе меня пугала больше, чем слова.

– Мы попробуем.

И мы пробовали, пробираясь по сугробам в инвалидной коляске, десть дней выходя из дома и…

И оставались без денег, совсем!

Потому что в центре я не могла наладить связь с заказчиками и опаздывала с текстами, записями и прочим. Никому нет дела, как делается работа, она должна была быть сделана, чтобы получить оплату.

Ну, а я не могла бросить сына.

Особенно после того, как подвела его сразу, при рождении, придавила, испугавшись боли или ещё чего-то, не помню…

После курсов массажа, сын стал ходи