Мандарин на снегу

В своих фантазиях я представляла его этаким высоким широкоплечим красавцем – Джеймсом Бондом, живущим жизнью полной приключений, погоней, стрельбой, перелетами в разные экзотические страны. И вот секретный агент прибыл собственной персоной на родину, повидаться с любимой матерью. И я должна уехать? Ну, уж нет!

Виктория сдалась без боя. Только грустно как – то вздохнула и махнула рукой, прошептав: «Будь, что будет!»

«Или и это мне показалось?»

Позабыв об окрошке, я поспешила на улицу. Три престарелых грации плотным кольцом обступили объект моего любопытства, совершенно скрывая его от меня. Николай Семенович стоял на некотором отдалении и с тоской смотрел на соседский забор. Но вот круг из тел разомкнулся и передо мной предстал невысокого роста мужчина, довольно субтильного телосложения. Из моей груди вырвался невольный вздох сожаления. Не таким я представляла таинственного агента Глеба – 007! Но взглянув в его темно – карие глаза, в которых прыгали сумасшедшие чертики, я поняла, что тону. Сердце мое вдруг решило сплясать разудалую джигу, подскочив к самому горлу. От неожиданности я закашляла.

– Знакомься, Глеб, это – наша Танечка. Ты с ней еще не знаком. – Представила меня Лидия Николаевна.

Мне навстречу двинулись два карих омута, поглощая меня целиком, не давая вздохнуть и отвести взгляд.

– Очень приятно видеть такую красавицу в нашем доме!

Он слегка сжал мои похолодевшие пальцы и чуть дольше задержал их в своей руке, продолжая гипнотизировать меня взглядом.

Красавицей меня никогда в жизни не называли! И какой чарующий у него голос! Наверное, он покорил немало женских сердец и выведал множество государственных тайн своим бархатистым голосом?

Если бы меня кто – нибудь попросил раскрыть секрет той смеси, которая позволяет быстро и без раздражения снять сложный грим с артиста, таким вот голосом, то я не задумываясь, написала бы рецепт на бумажке и еще вызвалась бы собственноручно ее приготовить.

– Боже мой, Глебушка, как неожиданно! Ты ничего не сообщил о своем приезде, у меня ничего не готово! – Запричитала Лидия.

– Поэтому и не сообщил, – наконец перевел взгляд на мать секретный агент. – Столько лишних хлопот. Но видишь, как все удачно получилось – посмотрю сразу всех в один вечер.

«Им, наверное, не положено сообщать о местах своего передвижения?» – промелькнуло в моей голове.

– Что же мы стоим, проходите в дом. Как там с окрошкой, Таня?

– Наверное, никак, – прохрипела я.

Николай Семенович как – то боком, низко наклонив голову, поспешил в небольшой домик, стоящий в конце участка.

В кухне хозяйничала Виктория. Она завершила утомительный процесс приготовления окрошки, выложила на блюдо спелые помидоры и даже присыпала их укропом, нарезала пергаментными кусочками сыр, который мы купили с ней в своем гастрономе, разложила в корзинку хлеб.

– Глебушка, твоя комната ждет тебя, там все в полном порядке. Ты, наверное, хочешь переодеться с дороги?

Возникла неловкая пауза, когда гости не знают, куда себя деть. Мужчины в таких ситуациях тянутся к рюмкам или сигаретам, а мои бабульки сиротливо жались у входа в кухню, переступая с ноги на ногу.

– Ой, я же принесла вам свой капустный пирог, – спохватилась Анна Львовна.

– А у меня тут наливочка, – подмигнула веселым глазом Натка, притащив в кухню рюкзак.

А мне захотелось подняться вместе с Глебом в его комнату и ловить каждое его движение. Как он снимает с себя рубашку, как моет под краном руки, как причесывает свои густые темные волосы. Сердце вновь напомнило, что оно умеет танцевать, и я схватилось за горло, чем вызвала подозрительный взгляд Виктории.

– Татьяна, с тобой все в порядке, что – то ты покраснела?

– Это от жары, – кивнула я, улыбаясь непонятно чему и улавливая легкие шаги, спускавшиеся по лестнице.

Он вошел с влажными волосами, в белой простой футболке и светло – голубых джинсах, мои ноги подкосились, и я плюхнулась на жесткий стул.

– Рассаживайтесь, прошу! – пригласила Лидия Николаевна. – Глеб, сходи, пожалуйста, за папой в его жилище.

Он как – то неохотно кивнул, но с места не сдвинулся.

– Я могу сходить, – вызвалась я в надежде, что Глеб пойдет вместе со мной.

Но он продолжал стоять на месте.

В небольшом, каком – то кукольном домике, было чисто и уютно. Покрывала, занавески, подушки на старом диване – все в оборках и веселых цветочках – делали две небольшие комнаты весьма кокетливыми, больше подходящими для проживания английской вдовушки.

Николай Семенович уныло сидел в плетеном кресле. Плечи его были опущены, взгляд устремлен в пол, бандана валялась в углу, а голова блестела большой загорелой лысиной, лишь сзади сиротливо болталось несколько вьющихся прядей. Мужчина постарел лет на десять, после нашего утреннего знакомства.

Что могло с ним произойти? Казалось, должен был радоваться – приехал любимый сын, с которым они долго не виделись.

– Николай Семенович, как у вас уютно! Просто пряничный домик! А меня послали за вами, все уже за стол садятся. Мы окрошку сделали, а Натка, то есть, Наталья Сергеевна наливку привезла. Все вас ждут! – Я все говорила, но старик продолжал рассматривать свой пол, не поднимая на меня глаз.

– Вам плохо, может вызвать врача или пригласить Лидию Николаевну?

– Все в порядке, девочка, со мной все в порядке. Если меня все ждут, то я сейчас буду. Я так понимаю, что ваш покер на сегодня отменяется в честь приезда дорогого гостя? – Последняя фраза прозвучала немного иронично.

– А вы не рады приезду Глеба? – Отважилась я спросить.

– Да, я не рад приезду Глеба! – Четко отчеканил старик и его взгляд не выражал ничего хорошего. – У вас еще есть ко мне вопросы?

– Извините, нет! Меня только послали вас привести, – я окончательно растерялась.

– Я услышал ваше приглашение.

– И что?

– Господи! Да приду я сейчас, – сжалился надо мной Николай Семенович.

За столом, не дожидаясь нашего возвращения, уже весело стучали ложками, в рюмках светилась вишневая наливка. Лидия Николаевна не сводила с сына счастливых глаз, лишь моя Виктория по – прежнему, хмурилась.

Я взглянула на Глеба и снова задохнулась от горячей волны. За те несколько минут, что я его не видела, он стал еще красивее. Рядом с ним стул оказался свободным, но я выбрала тот, что стоял с противоположной стороны стола. Сидеть рядом, чувствовать его так близко – нет, боюсь, мое сердце это не выдержит и мне придется ловить его на тарелке. А вот находиться напротив, смотреть, как он ест, как разговаривает, смеется – это я еще смогу выдержать. Хотя, тоже достаточно сложно.

– Танечка, может, вы сядете рядом с Глебом, он будет за вами ухаживать! – Перевела на меня взгляд Лидия.

– Нет – нет, я не привыкла к ухаживаниям, – ответила я довольно глупо.

– Давай, Танюха, я тебе плесну наливочки, расслабишься? А то, вон, как тебя штормит. – Тихим голосом предложила сердобольная Натка.

Я схватилась за рюмку, как за спасательный круг. Может, действительно пройдет мое наваждение. Что же со мной случилось, почему в голове такой туман и внутри все трясется? Крепко вцепившись в рюмку, я торопливо выпила сладковатую жидкость. Несколько пар глаз с удивлением уставились на меня.

– Ой, простите, – пролепетала я.

Ну, конечно, надо было дождаться всех, выслушать длинный добрый тост за встречу в этом доме. Или, что обычно говорят в таких ситуациях? «Как стыдно, Таня! – корила я себя. – Наверное, так пьют только конченые алкоголики возле пивных ларьков ранним утром. И что теперь подумает обо мне красавец – мужчина? Что меня нельзя будет взять с собой на прием к английской королеве! А с чего я вообще решила, что он захочет взять меня с собой? А как же иначе? Ведь я его люблю! Да, бабушка, я встретила свою любовь! Она пришла, когда я уже ее не ждала. Все случилось, как ты и говорила! Только, как же долго она меня искала! Наверное, надо было пережить тот ужасный переезд из своей отдельной квартиры и переехать к Виктории и подружиться с ее замечательными подругами… Все в этом мире не случайно!»

От этой мысли стало так радостно! Мне захотелось кружиться по комнате, как в детстве, а еще лучше, чтобы меня за руки держал Глеб. Я легко поднялась со своего стула и комната весело начала кружиться, не дожидаясь, когда я займу удобную позицию. Ой, как хорошо! Как замечательно – прекрасна жизнь, в которой столько всего интересного!

Но чьи – то сильные руки стали хватать меня, не давая насладиться движением, на мое лицо шлепнули противное мокрое полотенце. Я поняла – это злая Лидия не хочет, чтобы я любовалась на ее сына. А вот и нет, не тебе одной он должен принадлежать. Я пыталась сбросить с себя мокрую завесу. Вскоре кружение прекратилось, что – то тяжелое сдавило мою грудь и ноги, в глазах стало темнеть, словно черная туча наплывала на небосклон… Только его глаза – два глубоких карих омута все манили и манили меня к себе.

* * *

Очнулась я, когда в комнате горел ночник. Рядом со мной опустив голову на грудь, дремала Виктория.

– Эй, а что тут происходит? – хрипло пробормотала я.

– Очнулась? – бросила на меня недовольный взгляд Виктория.

– Что – то я не помню, чтобы я спать укладывалась.

– А как рюмку махнула, и дебош устроила, помнишь?

– Дебош? Виктория Осиповна, вы о чем?

– Танюша, видимо в твоем организме не хватает каких – то ферментов и пить алкоголь, даже такой слабый, как Наткина наливка, тебе нельзя категорически, особенно в чужих компаниях. Ты тут столько наговорила, – махнула рукой Виктория.

– Что я наговорила? – содрогаясь от ужаса, пролепетала я.

– Да, порядком, – хихикнула непонятно чему моя подруга. – Что ты на прием идешь к королеве и сопровождать тебя просто обязан именно Глеб, как лучший секретный агент. А Лидку ты просишь не беспокоиться, потому что отныне о ее замечательном сыне будешь заботиться ты одна. Ой, Таня, Таня, – грустно вздохнула Виктория. – Что же ты так, милая?

– Мы немедленно уезжаем, – я стала неуклюже выбираться из кучи одеял, набросанных на меня.

Щеки пылали от стыда и беспомощности. Я понимала, что взглянуть теперь на Глеба и его родителей я просто не смогу. «Легче утопиться! Надо же быть такой дурой, чтобы из-за одной рюмки пустить под откос судьбы свое счастливое будущее с тем единственным мужчиной, которого я ждала все долгие годы!»

– Ну, куда теперь – то? Ночь на дворе! Электрички уже не ходят и метро закрыто. А пешком ты меня не дотащишь!

– Я сама пойду пешком. Я дойду! – упрямилась я, сгорая со стыда.

– Утром поедем! Так и быть, встану по – раньше, чего не сделаешь ради дружбы. Не кори себя, Татьянка, все к лучшему. А на Глеба этого не особо засматривайся. Он далеко от нас, так далеко, что ты даже не представляешь!

Но спать я не могла, в голове звучали слова Виктории: «пойдешь на прием к королеве… с лучшим агентом…»

Ой, как стыдно! Я откинула одеяло и спустила босые ноги на холодный пол. «Надо на улицу выйти, постоять на сизой от инея травке, может, заболею и умру»! Но колючее одеяло я все – таки, прихватила с собой, на тот случай, если передумаю умирать.

В доме было холодно и тихо. Я на цыпочках прошла к входной двери, она открылась бесшумно. Я ступила на сырую холодную землю, ноги словно обожгло. Первой мыслью было вернуться в дом – по сравнению с улицей там было даже жарко. Но вспомнив вчерашний вечер, я вновь испытала муки совести и семенящими шажочками стала продвигаться по саду.

Густая тишина сдавила уши, я набрала в грудь воздуха, намереваясь стоять столько, сколько нужно для переохлаждения. Жаль не посмотрела на часы. Сейчас, наверное, часа три ночи. На небе ярко светили звезды. В городе они так не светят. Стесняются, видимо, неоновых огней. Я запрокинула голову и улыбнулась, так мне вдруг стало хорошо и радостно от этой тишины, от того, что вижу это вечное звездное небо.

Ну и ладно, если Глеб никогда больше не посмотрит в мою сторону, главное, что я испытала, это великолепное чувство любви, пусть и так непродолжительно.

– Тебе тоже не спится, Таня?

Я вздрогнула. На лавочке под навесом, кто – то сидел. Я робко пошла на голос. Это был Глеб.

– Иди ко мне. Ты, наверное, замерзла?

Но на меня накатила жаркая волна, даже ладони вспотели. Очень не хотелось прикасаться к Глебу своими мокрыми ладошками.

– Вы тоже гуляете? – Задала я самый глупый вопрос, который мог прийти в мою голову.

– Просто спать не могу.

– Глеб, я должна извиниться перед вами. Мы первый раз встретились… Я вела себя, как… Виктория говорит, что у меня не хватает ферментов и мне пить нельзя. – Забубнила я, чувствуя, что краснею до корней своих жидких волос.

– Глупости! Просто ты ничего не ела с утра. Дорога, жара эта апрельская, вот на тебя и подействовала наливка. Не бери в свою прекрасную голову эту чушь про ферменты, лучше пей качественный алкоголь. Шампанское, например или вино. Ну, иди ко мне, а то простудишься.

Его плед, наброшенный на плечи, распахнулся и я, не задумываясь, юркнула в это теплое убежище. Глеб тесно прижал меня к себе, обнял за плечи и стал тихо растирать мою замерзшую спину.

– Господи, какая ты холодная! Зачем вышла в одной рубашке? – Он немного отстранился и пристально посмотрел на меня.

Не говорить же ему, что я мечтала простудиться и умереть? Какая же я была глупая несколько минут назад. Он даже не обратил внимания на мой пьяный дебош.

А потом произошло чудо, Глеб слегка приподнял мой подбородок и нежно коснулся губами моих губ. Во мне все затрепетало, дыханье перехватило, и я закашлялась. Решительно мой организм не создан для любви. Но Глеба мой кашель, казалось, не смутил. Он только крепче сжал меня в своих объятиях и вновь прижался к моим губам. Я тоже со всей силы прижала к нему свои губы. То, что он стал делать дальше, мне не совсем понравилось. Его язык стал настойчиво разжимать мой рот, но я только крепче стискивала зубы.

– Ты чего? – наконец не выдержал Глеб.

– Что? – не поняла я.

– Тебе сколько лет?

– Почти двадцать три! – вздохнула я. «Может, он боится совратить малолетку? Надо его успокоить».

– И ты никогда не целовалась?

Я молчала. А что говорить? Что в последний раз я должна была целовать мальчика в детском саду? Тогда мы играли в свадьбу. И каждая пара жениха и невесты должна была скрепить узы брака поцелуем. Но мой жених целоваться отказался, и мы просто стояли и смотрели друг на друга и на тех, кто скреплял свою игрушечную семью поцелуями.

– Я думал, что в природе таких, как ты не осталось! – Глеб был по – настоящему удивлен. – Какая ты необыкновенная, – прошептал он и вновь стал целовать меня.

На этот раз он все делал медленно и нежно, у меня закружилась голова, я словно парила в воздухе. Одной рукой я обняла его за шею, другой стала тихо водить по его обнаженной груди. Он тихо охнул и тоже стал ласкать мою грудь.

– Ты дрожишь, Глеб! Я заморозила тебя!

– Я теряю от тебя голову, – прошептал он.

Вот эти слова, которые я так долго ждала и твердо знала, что обязательно услышу.

– Пойдем в мою комнату, – предложил Глеб.

И мне было все равно куда идти: в его комнату или на край света, только бы вместе. Мы тихо поднялись и вошли в дом…

* * *

Рано утром меня растолкала Виктория.

– Татьяна, собирайся, домой едем – там кошки одни голодные!

– А вы уже выспались? Еще так рано! Кажется, в доме все спят.

Тело мое приятно ныло, напоминая о прошедшей ночи, видеть перед собой Викторию не хотелось, передо мной еще возникал образ Глеба, его сумасшедшие глаза, темные волосы.

– А мы уйдем по – английски, никто не обидится, – отрезала моя подруга тоном не терпящим возражений.

Я не знала, как поступить. Мне безумно хотелось встретиться с Глебом. Посмотреть на него, после вчерашней ночи. Мы даже ни о чем не договорились, не поговорили толком. Я не знала где и когда мы с ним должны встретиться, он не спросил ничего обо мне.

«Господи! Ну что же мне делать? Рассказать все честно Виктории? Что я влюбилась по – настоящему! И меня полюбил самый лучший мужчина на земле! И у нас должна быть свадьба, и столько всего еще надо сделать, а она увозит меня к своим кошкам!»

– Наверное, надо поставить чайник? А то, как же мы в дальнюю дорогу и без чая пойдем? У вас еще давление повысится, – хваталась я за соломинку.

– У меня скорее повысится давление, если мы останемся здесь еще на пять минут. Одевайся, я готова!

«Ну, вот почему я такая? Почему никогда не могу сказать людям, что мне что – то не нравится или неудобно? И сама потом страдаю!»

С тяжелым сердцем я стала собираться, тянув минуты, и взывая к Глебу: «Миленький мой, ну, давай, просыпайся, выходи из своей комнаты, меня же сейчас увезут!» Ни шороха, ни вздоха, весь дом спит мертвым сном. А, может, он умер? Бывает же такое во сне? Мне надо подняться и посмотреть, как он там?

– Татьяна, прекрати копаться, идем! Поверь мне, девочка, сейчас для тебя будет лучше, если ты исчезнешь, не простившись! – тихим, усталым голосом проговорила Виктория, не глядя на меня.

Сердце мое ухнуло с полутораметровой высоты и застыло в районе левой пятки.

«Выходит, Виктория все про нас знает? Тогда тем более не надо ничего скрывать!»

– Я хочу с ним проститься и рассказать, как меня найти, – тоже, не глядя ей в глаза, прохрипела я.

– Танечка, послушай свою старую соседку. Ты стала мне очень дорога, и я желаю тебе самого большого счастья, которое ты только сможешь вынести, но будет лучше для всех, если мы уйдем сейчас.

В голосе ее было столько страдания, что я решила не спорить. Всю дорогу, пока мы шли до станции, я надеялась, что Глеб проснется, увидит, что меня нет, и побежит догонять. Я не оглядывалась, но мои уши, казалось, развернулись назад, как у наших котов и все время прислушивались – не слышно ли торопливых шагов.

Только когда за моей спиной закрылась раздвижная дверь электрички и Виктория прошла в полупустой вагон, я повернулась и долго рассматривала безлюдный перрон, надеясь каждую секунду сорвать стоп-кран, если покажется фигура Глеба.

До самого вечера я боялась выйти из квартиры в надежде, что он приедет за мной в город. Наверняка, он все расспросил обо мне у Лидии. И она рассказала ему, что живу я вместе с Викторией Осиповной, а уж, где проживает подруга его матери, он должен знать.

Но кончился воскресный вечер, наступил понедельник, а никто меня не разыскивал.

В павильонах снимали очередную серию про бандитские разборки, и работы было много. Щедро обмазывались актеры краской, похожей на кровь, выбеливались лица сериальных наркоманов.

Я, постоянно думая о Глебе, делала все автоматически, даже не глядя в зеркало.

– Таня, Таня, очнись! У нас в планах кино о вампирах еще не стоит. Ты кого из Андрюхи сделала? Еще пару красных капель по подбородку пусти и вылитый граф Дракула.

Я вышла из своего забытья и посмотрела на молодого актера из нашего ТЮЗа. Несчастный, вжав голову в плечи, испуганно смотрел на свое отражение. Белое лицо, глубокие синяки под глазами и брови ему зачем – то затемнила. Ну, вылитый Дракула. Я торопливо стала снимать грим, поминутно извиняясь перед молодым актером.

– Не волнуйтесь, Таня, в зеркале пока отражаюсь и то хорошо! – попытался шутить Андрей.

Все вокруг засмеялись, а я покраснела.

– Таня, а давайте после съемок кофе выпьем, – робко предложил Андрей.

Если честно, то мне этот милый паренек сразу понравился, как только он пришел в наш павильон. Высокий, светленький, с открытым мальчишеским взглядом. Большие голубые глаза постоянно улыбались, даже если он был серьезным. И как его утвердили на роль наркомана? У Андрея было амплуа положительного героя. Ему больше бы подошли роли сказочных принцев или комсомольцев – добровольцев. У него был какой – то особенный голос, вовсе ему не подходящий – глубокий баритон. И я каждый раз удивлялась, когда он заговаривал.

Но когда он входил в кадр, то менялся фантастически: голос становился сиплым и дрожащим, как у дряхлого старика, задорные глаза гасли, широкие плечи опускались, и вся его осанка больше походила на вопросительный знак.

Может, если бы он позвал меня в кафе несколько дней назад, я бы согласилась с большой радостью? Но тогда я бы не встретила ГЛЕБА!

– Спасибо, Андрей, но за мной должен заехать жених! – промурлыкала я не в силах сдерживать счастливые эмоции, которые окатили меня теплой волной, как только я произнесла эту фразу.

– Да – да, конечно, простите, Таня, это было так глупо с моей стороны…

Даже сквозь белила на его лице я заметила румянец.

– Что вы, Андрюша, почему вы извиняетесь? Кофе – это прекрасно, и мы с вами обязательно выпьем по – чашке, просто сегодня я занята.

Я ли это сказала? Сама себе удивляюсь. Еще несколько дней назад я бы заблеяла козой, если бы меня кто – то пригласил на кофе. А тут слова… Интересно, вот если говорят: слова не мальчика, но мужа, то применительно к женскому роду, как будет: слова не девочки, но женщины? Как – то так.

И вновь я увидела в этом знаки Судьбы.

* * *

Но в мучительном ожидании прошел вечер, за ним такой – же пустой, потерянный день. Мне было значительно лучше, когда я находилась рядом с дверью. Я опускалась на старую маленькую скамеечку, выставленную кем – то из соседей за ненадобностью, прислоняла свой горячий лоб к входной двери и так сидела в оцепенении. Коты бегали от меня к Виктории, что – то ей торопливо докладывали на своем кошачьем языке и тут же возвращались ко мне, но надолго их не хватало. Сидеть в темном коридоре на голом полу было выше их королевского понимания.

Виктория иногда выходила из комнаты, молча, взирала на меня, тяжело вздыхала; может, осуждая, может, сочувствуя, но вслух своих мыслей не озвучивала.

А я рисовала в своем бредовом воображении картины счастливой жизни. Как я буду долго ждать Глеба из его опасных командировок. Но мне не будет так тяжело, как сейчас. Потому что я знаю, что он обязательно вернется ко мне, а сейчас я ничего не знаю. НИЧЕГО! Почему он не приходит, что случилось, а может, он уже уехал на свое важное государственное задание? Или вредная Лидия Николаевна рассказала ему обо мне что – то ужасное? Что я такое говорю? Никакая она не вредная, мне теперь надо с ней дружить и во всем ее слушать, она же его мама!

Я проваливалась в сон, почти падая со своего маленького островка надежды, но мужества уйти в комнату у меня не было. А вдруг я усну, а Глеб придет и не сможет до меня дозвониться? Мне почему – то казалось, что Виктория не станет впускать его в квартиру. И за что она его недолюбливает?

– Татьяна, прекрати маяться дурью! – Наконец, моя соседка не выдержала и решительно подошла ко мне. – Что ты строишь из себя жертву непонимания? Эка невидаль – принц заморский! И что тебя в нем заинтересовало? Хлюпик, никаких примет настоящего мужчины! Ростом невелик, глазки маленькие, как у мышонка, на голове бобрик стриженый, да и порочен, как… – она не договорила.

Я вскочила на ноги, сжимая кулаки:

– Да, как вы смеете, так о нем говорить! Вы – отсталая женщина, даже не знающая мужчин. Непонимающая, как должен выглядеть настоящий, благородный мужчина! Вам, очевидно, нужен мужлан с пудовыми кулаками и нечесаными патлами?

– Опомнись, девочка, ты, что это так разошлась? – Попятилась Виктория. – Он сегодня утром улетел на свой Запад, мне Лидка рассказала. Побыл пару дней и – привет. И свое будущее он с Питером не связывает. Его утонченной душе наши порядки не по нраву. Нечего тут вахту нести, поняла?

– А… – слезы не давали мне произнести ни слова, – а…а…а почему он со мной не простился?

– Тань, – устало присела на мой стульчик Виктория, – ну кто ты для него? Подумай сама. Это он – твой первый мужчина, долгожданная любовь. ( Вот уж, бес попутал!) А ты для него обычная девчонка, подвернулась случайно, что ж не воспользоваться? Он, что, тебе в любви до гроба клялся? Обещал жениться или с собой забрать?

Я помотала головой. «Конечно, права Виктория, во всем права. Это я себе все нафантазировала, непонятно чего ждала, а он ничегошеньки мне не сказал. Но глаза – то его надо мной кричали, что я нужна ему, я это чувствовала, это – же я не могла придумать!»

– Пойдем, девочка, я тебе наливки накапаю. Ты, хоть и побуянишь пару минут, зато потом уснешь спокойно.

– Я не хочу! Я и без нее усну.

– И то верно! Кажется, третью ночь в полудреме?

Как – то стало вдруг пусто внутри. Будто все из меня вынули и выбросили. Только что билось сердце, болело в солнечном сплетении и внизу живота, а сейчас все прошло. И в голове никаких мыслей. «Прощай, Глеб! Возвращайся на свою секретную службу. Пусть тебя ждет кто – нибудь другой! А я буду оплакивать свою несостоявшуюся любовь, несбывшееся счастье, и не узнаешь ты, как могу я любить, какой могу быть преданной, и как тебе было бы хорошо со мной. Прощай, Глеб!»

* * *

Но Глеб все – таки появился!

Вечером я пригласила Андрея выпить кофе в ближайшем кафе. Сама не поняла, зачем я это сделала. И Андрей, похоже, тоже не понял. Я смыла ему грим, и его румянец стал пылать на всю мою маленькую гримерку.

В кафе мы сидели молча. Выпили по чашке отвратительного горького кофе. Разговор не клеился, смотреть на него мне не хотелось, и я разглядывала прохожих сквозь большие стеклянные окна.

– Таня, вы поссорились со своим женихом? – Вдруг задал Андрей предсказуемый вопрос.

– Простите, глупо все получилось, не нужно нам было пить этот кофе, – я поспешно поднялась и, не глядя на него, быстро вышла на улицу.

В отличие от Глеба, Андрей выбежал за мной.

– Таня, все у вас будет хорошо! Это вы меня простите! Не надо грустить, вам так идет ваша улыбка. Хотите, пройдемся по Петроградке или я провожу вас до дома? Где вы живете?

– Да вот там, через дорогу мой дом! Так что провожать меня не надо. Спасибо вам, Андрей! Вы очень талантливый молодой человек. Это не только мое мнение, это все говорят! Вас ждет большой успех!

– И никто не хочет его со мной разделить, – тихо пробормотал юноша.

А я пошла, гулять одна. Домой идти не хотелось. Там меня ждали сочувствующие коты и нарочито бодрая Виктория. Она пыталась меня тормошить, приглашала на выставки, просила, чтобы я сопровождала ее в поход, который устраивала Натка. На поход я согласилась. Тем более что предполагалось ехать в мой любимый Пушкин.

Я бесцельно бродила по Каменноостровскому проспекту, заходила во дворики, сидела на пыльных лавочках. Купила в магазине ненужный мне коврик и большой рулет с маком. Выпила в кафе огромную чашку зеленого чая. Наконец, поняв, что больше не могу сделать и шага, медленно двинулась в сторону дома.

Около нашей парадной стояла большая красивая машина, посверкивая темным глянцем. «Почти, как у Глеба!» – мелькнуло в голове. И вдруг, как в красивом кино, дверца ее приоткрылась, и из машины вышел Глеб. Он стоял, широко улыбаясь, глядя на меня своими удивительными глазами, и меня вновь потянуло в этот омут, мне снова захотелось утонуть, не обращая внимания на то, что происходит там, на поверхности.

– Ты же уехал, мне сказали…

– Ваша разведка работает оперативно, но не точно! – Улыбнулся он. – Пришлось ввести родителей в заблуждение насчет моего отъезда. У меня еще есть два дня, две ночи и один номер в гостинице. Ты согласна разделить все это со мной?

«Господи! И он еще спрашивает?! Он еще сомневается?!»

Я, наверное, так широко еще никогда не улыбалась. Глеб без слов подошел к машине, открыл мне дверцу, я так же молча села рядом с ним, и мы поехали. Мы всю дорогу молчали, и когда поднимались в зеркальном лифте молчали, и когда снимали друг с друга одежду и после… На протяжении этих двух дней мы почти не разговаривали.

– Ты сумасшедшая! Ты знаешь это? – спросил меня Глеб, когда мы с ним расставались.

– Я буду тебя ждать. Сколько надо, столько и буду. Хочешь год, хочешь десять лет. Ты только появись еще, хоть разок в моей жизни.

Он ничего не ответил, только больно притянул меня к себе, схватив за шею. Наши глаза были на одном уровне, и мы стояли так и смотрели друг на друга.

– Почему? – тихо спросил он.

– Потому, – ответила я.

* * *

– Ну, что? – в дверях стояла Виктория.

Казалось, она тоже, так же, как и я два дня назад, просидела на маленькой скамеечке вместе со своими котами. Я ужасная эгоистка, забыла о своей подруге, забыла, что ее надо предупредить, чтобы она не волновалась.

– Я знаю, ты с Глебом была! А Лидку, видно, в заблуждение ввел, насчет своего отъезда, – рассуждала сама с собой моя соседка.

Мне не хотелось ей ничего объяснять. Казалось, если я произнесу хоть слово, то разрушу волшебство, происходящее со мной все эти два дня и две ночи. А так, вокруг меня все еще продолжается чудо любви. И я чувствую тяжесть Глеба, его сильные руки и нежные поцелуи и вижу перед собой два сумасшедших омута его глаз.

Я только взглянула на Викторию, кивнула ей и пошла в свою комнату. Мне надо немного поспать и потом можно думать о Глебе. Сколько мне захочется и как мне захочется! И это мой мир, под названьем – Глеб. И никто его у меня не вправе отнять!

И я стала придумывать свою прекрасную жизнь вместе с моим мужчиной. Придумывать наши путешествия, наши жилища, наших собак и, конечно, детей. При этой мысли сердце заходилось в счастливом ритме, щеки становились горячими, и душу переполняло чувство сумасшедшей радости.

Мне было хорошо и уютно в своем мире. Жизнь в нем была спокойной и радостной. Я приходила с работы, на которой старалась ни с кем не вступать в разговоры, чтобы не разрушать свое хрупкое счастье, пила на кухне чай и уходила в комнату. Виктория что – то мне говорила про своих подруг, про новые выставки, про погоду, которая должна, наконец, испортиться, потому что не дело в конце апреля такая жара. Я слушала, кивала и, допив чай, уходила. В своей комнате я ложилась на диван и погружалась в счастливые грезы.

Я ждала Глеба. Конечно, я понимала, что вернется он не скоро. Он ничего мне не сказал, хотя, я так надеялась, что он пообещает мне приехать или предложит улететь вместе с ним. Ну, хоть что – то он должен был мне сказать, оставить маленькую надежду.

Но слов сказано не было. Был сухой поцелуй в холле гостиницы и все.

Наверное, так я провела пару месяцев в своих грезах, лежа на диване. Виктория как– то смирилась и перестала приставать ко мне со своими разговорами. Иногда она уходила куда – то одна, и уже не приглашала составить ей компанию. Коты бесшумно входили в мою комнату и укладывались мне на живот, тихонько мурлыча.

Я все глубже погружалась в свои мечты, но человек не может входить в спячку, как медведь. Ему, наверное, надо двигаться, чем – то питаться, а то он превратиться в больное существо. Что – то подобное случилось со мной. Мне все сильнее хотелось спать. Я буквально спала на ходу. На работе мне постоянно делали замечания. Есть я не могла, меня постоянно тошнило. Голова стала кружиться. И я даже испугалась и, поддавшись на уговоры, пошла к врачу.