Подарок Мэрилин Монро. Смертельный аромат №5

* * *

«Катя совсем с ума сошла со своей любовью. Не понимаю, как можно быть настолько безответственной, ни на что не обращать внимания! К ней в дом залазят какие-то ненормальные, бьют ее по темечку – а ей все равно. В ванной вдруг обнаруживается видеокамера – опять-таки, по барабану! Да, все люди – разные, и реакция на события у них разная. Я, конечно, та еще паникерша и пока не разобралась бы в происходящем – в этом доме ни за что не осталась. Катя всегда была и легкомысленнее, и спокойнее. Пока на неприятности можно не обращать внимания – она и не обращает. Но что будет, если проблема станет слишком серьезной?.. Катерина только смеется: «Мой Мишутка меня спасет!» А на самом деле ее Мишутка дурит ей голову! Но у Кати было настолько счастливое лицо, что я так и не решилась ей ничего рассказать. Не смогла… Майкл – двуличный подлец! За ужином так и увивался вокруг Катьки: «Дорогая, хочешь еще шампанского? Давай я положу тебе салата!» Он принес ей цветы, огромный букет роз. Вот что чувство вины с мужиками делает! Кате – цветики в утешение, а сам тискает на пляже «самую сладкую девушку в мире»!»

Вздохнув, Лика Вронская выбралась из постели, подошла к окну.

Слишком много новых впечатлений для одного дня.

Слишком много каких-то непонятных моментов, вызывающих тревогу.

И… слишком сильно тянет к Андрею…

В этом хороводе мыслей заснуть просто невозможно.

«Я не смогу сделать благоразумный выбор. Никогда не умела, так и не научилась. А после тридцати люди уже принципиально не меняются», – Лика уселась на подоконник, обхватила руками колени и невольно залюбовалась красивым освещением участка.

Цитрусовая ночь…

Прямо над бассейном повис грейпфрут луны, желтый диск отражается и в глади воды. А небольшие лампочки, закрепленные на ветках деревьев, высвечивают яркие оранжевые шарики. Апельсины, апельсины… Если есть рай на земле – то он здесь, засаженный апельсиновыми деревьями…

«После прогулки к океану Стивен пригласил меня на ужин, – вспоминала Вронская. – Отказалась (не хочу близких отношений) – он заговорил о боулинге, дискотеке, экскурсии. Любой каприз, в общем. Мне кажется, он неплохой человек, и я нравлюсь ему. У нас много общего, и Стивен выглядит таким надежным, заботливым. Только вот он – не Андрей, и…»

Внизу, в холле, явственно послышался шум.

Затаив дыхание Вронская соскользнула с подоконника, высунула голову за дверь, прислушалась.

Не показалось.

Там, внизу, явно кто-то ходит…

Быстро натянув джинсы, Лика на цыпочках вышла из спальни и, закусив губу, стала осторожно спускаться вниз по лестнице.

Ступени, обтянутые ковровым покрытием, не издавали ни звука. К скрипящим деревянным перильцам («Ну ты видишь, сюда и дизайнера приглашать стыдно! – жаловалась Катя, показывая дом. – Кухня убогая, перила отвратительные. Дом старый, срочно нужен кардинальный ремонт! Те небольшие отделочные работы, которые мы провели, никакой погоды не делают».) Вронская на всякий случай прикасаться не стала.

Когда Лика оказалась на лестничном пролете, откуда можно было рассмотреть весь холл, ее сердце тревожно забилось.

В дальнем углу, почему-то с фонариком, перемещался Андрей…

– Эй, ты чего не спишь? – неожиданно для себя самой шепотом поинтересовалась Лика. – Что-то случилось, света нет? Но подсветка на участке вроде как работает.

Катин брат поманил пальцем:

– Иди ко мне!

Ночь, красивый, безумно притягательный мужчина, чувственный голос, какая-то недвусмысленная фраза…

С пылающими щеками Лика приближалась к Андрею.

В эти доли секунды, казалось, все органы восприятия работали на двести процентов, даря миллионы разных ощущений, эмоций, запахов.

Как приятно касаться босыми ногами мягкого ковра.

Андрей изумительно пахнет. Очень необычная туалетная вода, в ней сплелись в одну мелодию аккорды из сухих листьев и свежескошенной травы, сладких тропических фруктов и горьковатого лайма.

Его кожа в полумраке кажется такой смуглой, а голубые глаза – прозрачными, хрустальными.

Как здесь непривычно тепло – из раскрытого окна в комнату закатываются волны жаркого ветра.

Много работы, мало отдыха, никакой личной жизни – и вот из этой нервотрепки вдруг попадаешь в рай, где тебя ждет самый лучший на свете мужчина. Пересохшие губы, предательская слабость в коленях… И, может быть, хватит сил не вести себя, как изнывающее от желания животное. Но именно таковым себя в настоящий момент чувствуешь…

– Так зачем фонарик? – охрипшим голосом поинтересовалась Вронская, стараясь не смотреть в глаза Андрея. – Кругом враги?

Мужчина пожал плечами:

– Похоже, что так.

Он засунул руку в карман джинсов, вытащил пару пластиковых шариков, темный и светлый – только они, в отличие от тех, который демонстрировала днем Катя, были треснуты.

– Камеры. Там внутри микросхема, еще было крошечное стеклышко. Все раздолбал, разобрал. Не поймешь тут, как эта мелочь работает, но он-лайн трансляцию устраивать явно не хочется. Камеру в своей спальне заметил, когда зажигал ночник. От непрямого несильного источника света, оказывается, стекло камеры слегка бликует. Еще одну камеру нашел на кухне. Наверное, они в каждой комнате понатыканы. И я, кажется, догадываюсь, чьих это рук дело!

Лика взяла пластиковые кругляшки, повертела в пальцах. Очевидно, что это был не микрофон, а маленькая камера – внутри устройства имелся микроскопический зазор, как раз для того, чтобы закрепить стекло.

– И кто же за нами подглядывает? – Лика нахмурилась. – Интересно, а в моей спальне тоже есть такая ерунда?

– Пошли, – Андрей взял Лику за руку, – надо проверить. Я думаю, во всем виноват этот Катькин американский крендель.

– Майкл? – уточнила Вронская и сразу же мысленно себя заругала.

Как будто бы у Катерины – гарем американских мужей! Вот, а теперь Андрей решит, что подружка сестры – типичная блондинка, глупая, совершенно ничего не соображающая.

Что там Андрей решил, она так и не поняла.

Скорее всего, его мысли вообще были далеки от обсуждаемой темы. Потому что он вдруг притянул к себе Лику и поцеловал ее прямо в губы.

Не обращать внимания на закружившуюся голову.

Ноги стали ватными – наплевать, пытаться контролировать себя.

Устоять, собраться.

И…

– Ты чего дерешься! – возмутился Андрей, потирая живот. Несколькими секундами раньше туда пришелся резкий удар Ликиного кулачка. – Я к тебе со всей душой…

– А я тебе – по печени, – улыбнулась Вронская, любуясь лицом Андрея: растерянным, обиженным и очень красивым. – Предупреждать надо о таких душевных порывах.

– Что-то не так?

Она пожала плечами:

– Все так. И все не так… Мы идем осматривать мою комнату?

Андрей улыбнулся:

– Только чур не драться.

– Договорились!

«Что-то происходит, – наблюдая за желтым лучом фонарика, исследующим стены, думала Лика. – Минуту назад я чувствовала себя героиней любовного романа. Теперь мне почему-то кажется, что я в книжке про Карлсона; в том эпизоде, где Малыш и Карлсон с фонарем шпионили за сестричкой Малыша и ее кавалером. Мне теперь так легко, как будто бы я не мать, не писательница, не состоявшаяся журналистка, а глупая девчонка. Которая с замирающим сердцем ждет поцелуя. У Андрея потрясающие губы. Только мне, наверное, больше не светит их целовать. И сама виновата… То есть нет, не виновата. Я сначала решила подраться, а потом подумала о своих желаниях. У меня моторика всегда опережает мыслительный процесс. Дура!.. Как же мне нравится этот парень…»

Андрей негромко присвистнул:

– Смотри! Видишь, моя теория верна.

И правда: вот луч фонарика проводит по вроде бы самой обычной поверхности, откуда, как чертик из табакерки, вдруг выпрыгивает солнечный зайчик.

Взгляд сразу становится более пристальным… и различает на углу книжной полки, рядом с темной петлей крепления, миниатюрную пластиковую капельку.

Невероятно! Как быстро развивается техника! Про эту видеокамеру уже почти можно сказать – размером с булавочную головку…

Поднявшись на цыпочки, Андрей сорвал камеру, бросил ее на пол, схватил стоявшую на полке бронзовую статуэтку.

– Ты весь дом перебудишь, – прошептала Лика, опускаясь на пол рядом с мужчиной, остервенело крушащим камеру.

Она нечаянно коснулась плечом его плеча и вздрогнула, как от удара электрическим током.

В ту же секунду губы обжег поцелуй, и голова опять закружилась.

Тепло Андрея, его опытная нежность, настойчивые бесцеремонные прикосновения, и вот почему-то взгляд упирается в потолок, а под спиной, оказывается, уже кровать…

«Если я хочу остановиться, то надо это делать теперь. Потому что потом будет поздно. То есть нет, уже поздно; я не хочу останавливаться, я хочу Андрея…»

Она даже не поняла, куда вдруг исчезла одежда. Просто почувствовала прикосновение к своей обнаженной коже жаркого мускулистого тела. И в ту же секунду очень захотелось, чтобы Андрей стал еще ближе.

Ближе, быстрее, еще ближе.

А никаких других мыслей больше не было…

Когда действительность обрела свои очертания, ни стыда, ни сожаления в ней не оказалось.

Прижавшись к Андрею, Лика счастливо улыбнулась.

Очень глупо, конечно, едва познакомившись, заниматься сексом.

Еще глупее делать на основании пары нехитрых телодвижений концептуальный вывод о том, что случайный любовник – это и есть та самая твоя половинка, которая предназначена только тебе.

Но что поделаешь, если только такая ерунда и заполняет голову! Значит, приходится принять: ум и рассудок – это не твои сильные стороны.

«Почему-то мне кажется, что Андрей – это навсегда, – Лика приподнялась на локте, заглянула в лицо мужчины и улыбнулась: оно было таким счастливым! – Я уверена – он полюбит Дарину и будет заботиться о нас, и я буду очень стараться, чтобы мой любимый никогда не разочаровался в своем выборе».

– Ты чего меня рассматриваешь?

– Нравится! Хочу и рассматриваю!

– Лучше скажи, борщ варить умеешь? А с хозяйством у тебя как?

Лика рассмеялась:

– Как честный человек, ты хочешь на мне жениться? Это правильно!

– А ты против?

– А ты куда торопишься?

– А чего тянуть?

– А ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

– А что плохого в том, что я изучаю понравившуюся мне девушку?

– Я вижу, мы подходим друг другу.

– Без базара.

«Интересно, если бы я описала в романе такую сцену, редактор согласилась бы, что так бывает? Или попросила бы меня ее доработать, решив, что я перефантазировала? Вот за что я люблю жизнь, так это за то, что она тебе подкидывает ситуации, которые и придумать нельзя. Сорок минут назад я лежала в этой же комнате в гордом одиночестве. Если я все правильно поняла, меня теперь вроде как зовут замуж, и…»

Она быстро вскочила с кровати. Внизу, на участке, послышался какой-то шум.

Не узнать Катиного мужа невозможно.

Несмотря на неяркую подсветку, его высокая фигура и светлые волосы отчетливо различаются в полумраке. А привлекший внимание странный шум – это треск отодвигающихся гаражных ворот.

– Надо проследить за ним, – прошептала Лика уже оказавшему за спиной Андрею. – Одевайся, пойдем!

– Ты знаешь, где ключи от Катиной машины? У тебя есть права? Или ты собралась просто бежать за тачкой этого америкоса? Чемпионка по спринту? Голая сладкая чемпионка…

– Зануда!

– Торопыжка, – Андрей поцеловал Лику в шею, его руки мягко коснулись ее груди, сосков. – Мне тоже не нравится, что Катин крендель куда-то ездит по ночам. Но именно теперь у нас нет никакой возможности за ним проследить. Зато мы можем заняться кое-чем другим…

* * *

«Линда, привет! Мне кажется, у нас проблемы! Зачем я только рассказал тебе о том письме насчет дома и Мэрилин Монро! Мне следовало помнить – с тобой нельзя говорить просто так, по душам, всего лишь желая поделиться какой-нибудь новостью. Это так же опасно и глупо, как засовывать руку в горящий камин. Все, из чего можно сделать хотя бы маленькую заметку для твоей проклятой газеты, ты обязательно используешь в своих интересах! И даже не предупредишь! А если начнешь тебя упрекать, у тебя один ответ: «Джейк, ты зануда!»

– Но ты же действительно зануда! – прошептала Линда Грин, отрывая взгляд от нетбука.

Небольшой компьютер был очень старым, с диагональю всего восемь дюймов. Зато он без проблем помещался в любую сумку, и на нем было так удобно просматривать электронную почту. Хотя глаза от небольшого экрана уставали слишком быстро.

Линда обвела взглядом верхушки небоскребов, выполняя обычное упражнение глазной гимнастики. И почувствовала, как все тело сжимается в комок, во рту появляется металлический привкус, дрожат руки.

Нет больше ничего обычного. Ни гимнастики для глаз, ни занудного бывшего бойфренда, ни спокойствия. Нет и не будет…

…«Беги, Линда!» – словно бы кто-то шепнул ей, пока она, парализованная от ужаса, смотрела на торчащую из спины Джейка рукоятку ножа.

Это были совершенно неправильные слова. В таких ситуациях, наверное, надо не улепетывать куда подальше, а вызывать полицию.

Однако никаких доводов логики слышать не хотелось. То есть даже не то, чтобы не хотелось. Просто в тот момент пришло совершенно четкое понимание: СПАСАЙСЯ!

Иначе будет слишком поздно…

И был быстрый бег к машине, истошно завизжавшие колеса, стрелка спидометра впервые взметнулась к запредельной отметке в семьдесят миль…

Успокоиться. Не нервничать.

Скрыться.

И еще почему-то – проверить электронную почту. Это обязательно. И чем скорее – тем лучше.

Вся жизнь вдруг сузилась до этих команд, неизвестно кем подаваемых, но выполняемых покорно, точно, автоматически.

Бред какой-то! Вместо того чтобы идти в полицию – скрываться с места происшествия и, убедившись в отсутствии погони, разбирать мейлы?!

Мозг бунтует: так поступать нельзя, это противозаконно.

Но вот уже пальцы послушно бегают по клавишам.

В ящике много всяких писем: приглашения, предложения, анонсы предстоящих мероприятий.

Ничего удивительного. У всех журналистов – обширная переписка.

А вот… Один из адресов знаком слишком хорошо, но к работе он никогда не имел никакого отношения. Сначала с него шли мейлы с пометкой «как дела?», потом – «люблю», затем – «прости, вернись».

Теперь вот – «опасно».

И это последнее письмо, отправленное с данного адреса. Потому что его обладатель валяется теперь в холле своего дома лицом вниз, а из его спины торчит рукоятка ножа.

Очень не хочется следовать примеру Джейка.

А раз так, надо собраться, не паниковать, думать…

… – Джейк, ты и был занудой, – пробормотала Линда, изо всех сил стараясь вести себя, как обычно.

Обычно она ведь всегда шутит, ехидно комментирует, злословит.

Значит, и теперь надо себя вести именно так.

Да, от страха зубы стучат.

Но это разве поможет? Помочь может только выдержка, а поэтому…

Ее глаза снова заскользили по строчкам.

«Ладно, Линда, зануда так зануда. Можешь называть меня, как захочешь. Возможно, ты и права, Линда Грин. Просто я оказался слабее тебя. А только я все равно тебя очень люблю… Милая, ты подумай, может, вернешься?.. Клянусь, больше ни одного упрека.

Вообще, прости, что я так на тебя накинулся.

Просто мне очень страшно теперь. Кажется, я влип по полной программе, за мной следят какие-то люди.

Ну, начну с самого начала. Иначе ты совсем запутаешься…

Помнишь, когда мы еще жили вместе, я говорил тебе – наш банк переезжает в другое здание, так как в том, где мы работали, пришло время делать капитальный ремонт.

С этим переездом столько мороки! Мы даже вынуждены были закрыться на пару дней, чтобы успеть перевезти мебель, технику и хотя бы немного обустроиться.

И вот я укладывал свои вещи в коробки. В том самом хранилище. Ты же помнишь, в чем заключается моя работа? Не такая она уж и сложная – провести клиента к сейфу, потом проводить обратно. Наверное, в этом вся проблема, да? Скажи, если бы я зарабатывал больше, ты бы осталась со мной?

Опять отвлекаюсь. Извини…

Наш банк старался выполнить ремонт как можно быстрее, чтобы по минимуму беспокоить клиентов нашими организационными проблемами.

Я еще паковался, а строители уже стали разбирать стену, так как по проекту было предусмотрено из двух хранилищ-сейфов сделать одно, более просторное. И вдруг строители нашли среди кирпичей одну из наших металлических ячеек! Она была просто вмурована в стену! Я сразу же догадался, почему так могло случиться. Наверное, история повторяется. Когда-то давно ведь межкомнатной перегородки не было. Должно быть, прежде это помещение тоже ремонтировалось, строители ставили стену, клерки возились с вещами, и повсюду царил жуткий беспорядок. Наши сейфы, плоские и небольшие, немудрено на ощупь перепутать с кирпичами. Должно быть, один из ящиков по ошибке использовали в кладке, потом стену быстро заштукатурили, покрасили.

Чуть позже я понял, почему этот сейф никто не искал. Просто искать его было некому…

Конечно же, строители, сгрудившиеся вокруг находки, изнывали от любопытства.

– Может, там бриллианты?

– Или деньги? Хотя ящик совсем маленький, миллиона баксов там не окажется.

– Эй, парень, – это уже они явно обращались ко мне, – ключа не найдется? Надо бы открыть!

Забирая сейф, я сказал:

– Пойду поставлю в известность шефа. Вскрывать ящик – не наше дело, пускай у него голова болит.

Честно слово, Линда Грин, ты же меня знаешь: я – аккуратный педантичный парень. И я действительно собирался отдать сейф своему боссу. Но эти слова строителей о бриллиантах здорово засели у меня в голове. Мне вдруг подумалось: а может, и правда нашему банку посчастливилось найти сокровище, которое долгие годы считалось утраченным? Я мог бы рассказать об этом тебе. «Лос-Анджелес Морнинг» поместила бы статью. Помнишь, ты всегда говорила: «Газета должна первой сообщать новости, только тогда ее будут ценить читатели». И вот ты написала бы статью и, может, согласилась бы вернуться ко мне. Я так скучаю по тебе, Линда Грин…

В лифте я с замирающим сердцем засунул в замок универсальный ключ.

Клиенты нашего банка думают, что замки уникальны. И что если они арендуют ячейку, то им выдают ключ, который открывает только их ящик. И это отчасти правда – соседний ящик клиентским ключом не откроешь. Но наш банковский ключ – универсален, открывает все замки. Думаю, это правильно, ведь клиенты часто теряют свои ключики, а потом требуют, чтобы мы быстро выдали им их ценности…

Мой ключ подошел.

Меня это не удивило, потому что части сейфов в нашем банке чуть ли не сто лет. Клиент может выбрать, какой сейф ему нужен – электронный или механический. Я бы лично предпочел именно механический, потому что любая электронная система может дать сбой, и я слишком часто вижу, как в нашем банке выходит из строя даже самое, казалось бы, надежное оборудование.

Итак, Линда Грин, я сделал то, чего не должен был делать, – открыл сейф.

Ради тебя.

Все глупости, которые я делал в своей жизни, я делал ради тебя и для тебя.

Не подумай, твой зануда ни в чем тебя не обвиняет.

Просто констатация факта…

Когда я заглянул внутрь узкой металлической ячейки, меня охватило разочарование.

Внутри находился только сложенный вдвое листик пожелтевшей бумаги, а еще пять катушек пленки. Ну, знаешь, таких круглых катушек, с намотанной на них магнитной лентой, для магнитофона времен наших дедушек.

Прослушать записи прямо в тот момент, естественно, было невозможно. Поэтому я стал разбирать небрежный мелкий почерк.

Текст записки я запомнил хорошо. Его начало было ужасным. От страха у меня по спине побежали мурашки.

«Если вы читаете эти строки, то меня, скорее всего, просто нет в живых… Меня звали Гарри Уильямсом. И я работал садовником у психиатра Барбары Мэй. Долгое время я делал магнитофонные записи бесед Барбары с актрисой Мэрилин Монро. Вся Америка восхищалась этой красивой беззаботной блондинкой. Но только мы с Барбарой знали, насколько несчастной была Мэрилин… Я прекрасно осознаю, что поступал очень некрасиво, записывая, о чем говорит Монро со своим психиатром. Но я безумно любил эту женщину. Конечно же, не было никаких шансов, что она ответит мне взаимностью. Ее голос – это единственное, что оставалось в моей жизни. Я слушал эти пленки, и мне казалось – Мэрилин рядом, она принадлежит только мне и доверительно рассказывает о самом сокровенном.

За несколько лет у меня образовалось пять катушек с записями. На последней пленке содержится информация о том, как какой-то человек вынудил Барбару Мэй убить актрису. Он заставил дока прописать ей лошадиную дозу пилюль, от которых доверчивая бедняжка Мэрилин и скончалась.

К сожалению, я не смог предотвратить убийство.

Меня сбил грузовик, я угодил в больницу. Я болен и теперь, лечение не окончено. Но сейчас, по крайней мере, у меня есть силы сбежать и дойти до участка.

Увы, я собираюсь обратиться в полицию только теперь, когда стало известно: Монро мертва.

Однако все же хочу подстраховаться. Я высылаю по почте пленки и это письмо в «Лос-Анджелесбанк», а также денежный перевод, на оплату аренды сейфа. Если в течение пяти лет никто не потребует находящиеся в сейфе материалы, я настаиваю на обнародовании этой информации.

Также хочу сообщить, что копии катушек с записями находятся в доме моего брата, Бич-сити, Двадцать пятая улица, семнадцать. Я спрятал их там раньше, задолго до всех этих событий, среди предметов обстановки. Мой брат не знает, что в его доме находятся копии пленок.

Если вы читаете эти строчки, это может значить только одно. Тот подонок, который заставил дока убить Мэрилин, добрался и до меня. Никто так и не узнал правды. Весь мир думает, что Мэрилин совершила самоубийство.

Но это не так! Не так… Бедняжка Монро очень страдала. Однако как бы туго ей ни приходилось, она всегда хотела жить.

Об этом обязательно нужно всем рассказать. Свою последнюю трагичную роль Мэрилин сыграла не по своей вине. Ее безжалостно убили. Так пусть же восторжествует справедливость!»

Прочитав такое, я не знал, что и подумать, Линда Грин.

Пришел к своему начальнику, говорю: «Вот строители нашли сейф».

Я не сказал ему о том, что покопался внутри ячейки.

Не могу объяснить, почему я испугался всей этой истории. Ведь вроде бы после убийства Мэрилин Монро прошло так много лет. И если кто-то все-таки сумел отправить на тот свет еще и садовника, то теперь-то мне все равно нечего опасаться. Никакой даты на письме не стояло, но я залез в Интернет – Мэрилин Монро ушла из жизни аж в 1962 году.

Я собирался передать эту сенсацию тебе.

Помнишь, все приглашал тебя в гости, ты не ехала, говорила – много работы. А сама, должно быть, не очень-то хотела видеть меня. Наверное, думала: я опять стану упрашивать тебя вернуться, начать все сначала. Все правильно, я так и собирался поступить…

В общем, ты все не ехала ко мне, Линда Грин.

А потом я узнал, что мой начальник, тот самый, которому я передал сейф, – мертв.

Якобы произошел несчастный случай.

Босс переходил улицу в неположенном месте, его сбила машина. Сбила и уехала, оставив босса истекать кровью…

Все это выглядит правдоподобно, да?

Действительно, иногда люди не обращают внимания на дорожные знаки и гибнут под колесами автомобилей. Но надо знать моего босса! Он был хорошим, честным, законопослушным парнем. Он никогда не нарушал никаких правил, всегда был предельно осторожен. Проще представить Луну, упавшую на Землю, чем моего босса, который идет через перекресток на красный свет или переходит улицу в неположенном месте…

И я понял: с тем сейфом что-то нечисто, до сих пор. Мне лучше заткнуться и молчать о том, что я знаю о его содержимом.

И в тот же вечер наконец ты добралась до моего дома.

Я смотрел на твои рыжие волосы, зеленые глаза и насмешливые губы – и любил каждую черточку, каждую деталь, все-все, что с тобой связано.

Тебе со мной, как всегда, было скучно. Отвернувшись, ты даже прикрыла ладошкой зевок…

И тогда, чтобы хоть как-то пробудить твой интерес, я сам того не заметил, как рассказал про тот дом в Бич-сити.

Знаешь, общаясь с тобой, я уже немного стал разбираться в том, какой должна быть информация, из которой впоследствии получается заметка для газеты.

Ты мне объясняла: в хорошей информационной заметке обязательно должны содержаться ответы на вопросы: что? где? когда? почему? как?

Я и рассказывал тебе о доме в Бич-сити таким образом, чтобы ты не получила ни единого ответа на эти вопросы. Я только намекнул, что этот дом связан с известной актрисой. Никакой конкретики. Не за что уцепиться.

Кстати, до этого разговора я пробежался по Интернету и понял: если бы только я смог найти те катушки с записями, то сразу бы стал миллионером. В Сети было полно информации о том, как редкие фотографии и видеозаписи, имеющие отношение к Мэрилин Монро, продавались за сотни тысяч долларов и даже миллионы! Ты представляешь, сколько могли бы стоить записи разговоров Мэрилин со своим психиатром! Вот тогда бы уж точно у нас никогда не возникло проблем с деньгами! Знаешь, я даже звонил риелтору, чтобы уточнить: может, тот самый дом сейчас выставлен на продажу? Представляешь, как было бы здорово купить тот особняк, спокойно его обшарить, найти пленки (если они все еще находятся там, конечно). Видишь, Линда Грин, может, я и зануда, но в сообразительности мне не откажешь. И ради тебя я готов на все! Можно было бы продать записи на аукционе. Или, может, лучше написать книгу – это принесло бы нам больше денег?

Я так люблю тебя…

Увы, идея с покупкой дома оказалась неудачной. Риелтор уточнила все детали и сказала – тот особняк с большим участком как раз недавно был куплен. Также новые владельцы появились и у некоторых особняков по соседству.

Впрочем, я думал – может, все равно как-нибудь удастся договориться с новыми хозяевами.

Мне казалось, из того, что я тебе рассказал, никакого материала для газеты получиться не может.

Я недооценил тебя, Линда Грин.

Уже в следующем номере «Лос-Анджелес Морнинг» появилась твоя заметка.

Я ни в чем тебя, впрочем, не упрекаю.

Я сам во всем виноват.

Просто очень хотелось видеть радостный блеск твоих глаз…

После того, как вышла публикация, за мной стали следить какие-то люди.

Не могу описать их внешность.

Один день меня провожал какой-то темнокожий мужчина, в другой – уже белый. Их слишком много…

Пару дней назад пропал мой портфель, со всеми кредитками, ключами, документами. Я поменял замки, но все равно, даже находясь в своем доме, теперь я не могу чувствовать себя в безопасности.

Все очень и очень серьезно, Линда Грин.

Ты должна быть осторожна.

Возвращайся ко мне, милая. Я очень люблю тебя…»

… – Я тоже люблю тебя, Джейк, – прошептала Линда, вытирая слезы. – Я слишком поздно поняла это. Теперь уже ничего не изменишь. Но я всегда буду помнить о тебе. Никто из мужчин не сделал для меня большего, чем ты. Ради того, чтобы я имела возможность подготовить сенсацию, ты отдал свою жизнь. Какая же я сука! Если бы я только знала, что все так выйдет… Прости меня, милый…

Всхлипнув, Линда забарабанила пальцами по рулю автомобиля.

Надо оставить эмоции и попытаться рассуждать логически.

Да, это тяжело. Но придется.

Итак, Джейк мертв.

Люди, которые его убили, явно зачищают следы, не щадят никого.

В этих условиях единственный шанс уцелеть – это подготовить публикацию. Обнародованная информация в таких условиях, как ни странно, является лучшим охранником. Если у журналиста после выхода статьи начинаются проблемы – то, по крайней мере, понятно, кто в этом заинтересован. Намного хуже, если журналист собирает материал, но не успевает напечатать статью, тогда доказать причастность героя будущей публикации сложнее; как говорится, не пойман – не вор…

– Придется срочно ехать в офис, – прошептала Линда, заводя двигатель. – Но только сначала я перешлю письмо Джейка своему начальнику. Вдруг…

Произнести «вдруг не доеду» она так и не решилась.

Отправила мейл на работу.

А потом еще и разместила текст письма в своем блоге.

– Начальника Джейка убрали безо всяких обсуждений. Где гарантия, что моего не шлепнут? А если не убьют – то надавят: никаких статей о смерти Мэрилин Монро. Поэтому надо подстраховаться, озвучить опасную информацию. Да, среди читателей моего блога полно журналистов. Но лучше быть живой и разбираться с конкурентами, которые захотят украсть информацию, – пробормотала Линда, контролируя, чтобы большое сообщение правильно разместилось в дневнике, – чем много знать и быть мертвой. Если на меня выйдут убийцы, я им прямо скажу – в моей смерти нет уже никакого смысла…

Но ничего такого сказать Линда не успела.

По дороге в офис она заехала на заправку. Залила полный бак бензина в свою «Акуру», купила бутылку минеральной воды, тронулась с места.

И вдруг висок обожгло, а весь мир взорвался…

«Акура» продолжала тихонько катиться вперед, а потом ткнулась в припаркованный на обочине шоссе трак^[16].

Однако девушку, находившуюся за рулем, это уже не волновало. Выстрел убийцы снес Линде Грин полчерепа…

* * *

Саманта Фриман-Паркер чувствовала себя уставшей, как собака.

Денек выдался сумасшедший: сначала актрисе-блондинке нужно было сделать стильную укладку, потом для следующей сцены перекрасить эту же девушку в черный, а затем опять сделать блондинкой.

Попытки объяснить режиссеру, что такой интенсивный график съемок, мягко говоря, негативно скажется на состоянии волос актрисы, оказались безуспешными. «Ничего, не облысеет! В гробу я видел все эти капризы! – кричал режиссер, и из его рта брызгала слюна. Пожилой, обрюзгший, он напоминал свирепого дракона. – Мне надо скорее закончить картину, продюсер торопит!»

Насчет продюсера – это было полное вранье. Плотно сидящий на «коксе», он заботился только об одном – чтобы была возможность выложить дорожку из белого порошка, ведущую в рай. Вот с этим продюсер ждать был не намерен. А затягивание сроков окончания работы – весь «Юниверсалс Пикчерз» об этом знал – его ни капельки не волновало.

Кардинальная смена цвета волос актрисы – тоже чистой воды самодурство, режиссерская блажь; в большинстве случаев актеры пользуются париками.

Однако режиссер явно хотел показать, кто в доме хозяин; а ведь съемочная группа должна выполнять все его распоряжения, даже самые бессмысленные.

Но даже в этом тяжелом нервном дне нашлось место для радостной новости. Позвонил Дин и сообщил: «Дорогая, я задержусь у наших друзей в Нью-Йорке. Ты не возражаешь? Хочу немного отдохнуть, отвлечься от всего. Переговоры о закупках коллекции меня совершенно измотали. Ты не будешь скучать?»

Последний вопрос – глупый. И Дин прекрасно знает, что тоска по нему начинается даже не с разлуки – с предчувствия расставания.

Однако в том, что муж задержится в поездке, есть и плюсы.

Надо просто знать Дина…

Популярный модельер, он вынужден общаться с окружающим миром по определенным правилам, иначе можно просто сойти с ума от большого количества телефонных звонков, бесцеремонных замечаний, просьб об интервью, деловых предложений.