Глава 26. Темноты нет, есть недостаток света
Игорю часто стал сниться Алексей, вероятно, потому, что в столь сложных обстоятельствах он остро нуждался в вере человека, пожертвовавшего ради него жизнью.
Сгорин знал, что обязан победить хотя бы потому, что живет за себя и за Лёху. Гибель друга никогда не воспринималась им, как факт, к которому с годами можно привыкнуть. Боль притупилась, но ни на одно мгновение не оставляла его, напоминая о себе даже ночью, в тяжелых и мучительных снах.
… Алексей стоял на раскисшей от дождей и гусениц грунтовке, весь в грязи, но лицо было чистым и невероятно спокойным.
Сумерки с катастрофической скоростью превращались в непроглядную темень.
Игорь бежал к нему со всех ног, пытаясь докричаться, что надо уходить, и, не успевая добежать, замахал рукой в сторону:
– Беги! Уходи, Лёха!
Но тот и не думал:
– Я тебя не оставлю, одному отсюда не выбраться.
Кромешная мгла мгновенно обступила Сгорина и он заорал, срывая связки:
– Я ничего не вижу!
И вдруг услышал спокойный голос Алексея:
– Игорь, открой глаза! Вокруг тебя целый мир и много света.
– Где? Меня окружает тьма!
– Самой темноты нет, ее не бывает. Это просто нехватка света. Черное солнце не может светить, и черные лампы не горят.
– Но как мне пробиться через этот проклятый мрак?
– Ты слишком любишь себя, оставшегося в прошлой жизни, здорового и сильного, и боишься принять изменившийся мир. Ты стал другим, Игорь, и начал жалеть себя.
– Я? – Сгорин захрипел от неожиданности.
– Да. Опасаешься неудачи, а сам уже страдаешь от нее, потому что проиграл.
– Нет, я не думал…
– Игорь, ты застрял в тревожном коридоре и не можешь двигаться вперед, потому что боишься промахнуться. Как собираешься складывать себя из пазлов и как поймешь, кто ты, если будешь стоять на месте?
– Лёха, я запутался.
– Вспомни, как нас учили презирать страх провала! Он не должен быть твоим хозяином. Тревожный коридор всегда узкий, – Алексей подал другу руку, – выходи!
Игорь попытался дотянуться, но тот неожиданно стал отдаляться…
– Лё-ёха! – Сгорин вскочил в постели с надрывным хрипом на устах. В голове нещадно стучали молотки и бешено колотилось сердце. – Я понял, Лёха, я все понял!
Глава 27. Живу ли я?
Глухое отчаяние после развода с Соней сменилось апатией, которая затем превратилась в озлобленность на самого себя:
«Не смог, не удержал, раскис, как тесто. Был обмякшей тряпкой!»
Сколько ни силился Игорь представить свою жизнь без нее, не получалось, даже несмотря на пролетающие друг за другом месяцы. Уход жены воспринимался с убийственной трагичностью, которая усугубляла и без того тяжелую обстановку.
Он так тосковал по Соне, что иногда с трудом получалось отделять сны от реальности. Радуясь ее ночной улыбке, Игорь не сразу понимал, что происходит, когда просыпался.
Ее волосы лежали на его плече волшебным пухом, а утром все это исчезало. Но то, что никогда не покидало и не отпускало его, – был ее запах. Он дышал им, он им жил. Ему казалось, что все в мире пропитано им…
Игорь честно пытался прекратить навязчивое безумие, пока не понял, что у него нет сил.
Ему трудно было признаться в этом, но он заставил себя позвонить Илье и попросил организовать внеплановый прием у Медведкина.
Весь следующий день Сгорин провел в институте и в итоге, действительно, почувствовал себя спокойнее. А возможно, даже приблизился к тому, чтобы заняться анализом внутренних проблем, к чему он давно и горячо стремился.
Во всяком случае, в тот вечер Игорь впервые попытался критически оценить себя, о чем раньше, после операции, не мог и мечтать.
Последнее время в поисках ответов на мучительные вопросы он много читал и по рекомендациям Кости, и по собственному выбору, причем именно книги, а не девайсы, поскольку был уверен, что так лучше для мозга.
Игорь упорно погружался в смысл, анализировал, сравнивал… Книжные полки быстро прирастали монографиями по медицине, психологии, философскими трудами, работами по физике, механике.
Был поздний вечер. Сгорин лежал на диване и читал о психологии эмоций, придвинув настольную лампу. Встретив латинское выражение «homo totiens moritur, quotiens amittit suos» – человек умирает столько раз, сколько теряет своих близких, он остановился и уже не мог думать ни о ком, кроме Сони.
На него мгновенно навалилась лютая тоска, и невесть откуда взявшийся запах замогильной сырости заполонил комнату.
Игорь попытался быстро оборвать реакцию, пролетевшую по нервам: слишком опасной она была для него.
И вдруг подумал, что умереть может только живой. «А живу ли я, кто знает? Или это способ существования моих белковых тел? О ком думал старик Энгельс, когда свою Диалектику природы писал, не обо мне ли?» – горько ухмыльнулся он. Сарказм неожиданно оказался спасительным: тоска внезапно отошла, не успев растерзать жертву. Игорь вскочил, помня о том, что сменить положение в таком случае значит закрепить результат. Достал из холодильника ледяную воду и, залпом осушив стакан до окоченения внутри, с удивлением понял, что получилось.
Он впервые добился такого успеха. Ему стало ясно, что направление выбрано правильно. Глухая скорбь сменилась триумфом. И это была настоящая победа!
Глава 28. Два сознания – смертельный мираж
Это неважно, что медленно ты идёшь… главное – не останавливайся.
Конфуций
«Рабочий» день Сгорина уже подходил к концу. Процедура «на десерт», во время которой можно было расслабиться и отдохнуть, только что закончилась.
Игорь вышел из кабинета, слегка пошатываясь, с удовольствием потирая голову, освобожденную от проводов, и погрузился в глубокое кресло.
Пока он высиживал положенные двадцать минут в комнате, наполненной необычно легким голубым светом, расположившись рядом с аквариумом и миниатюрным садиком бонсай, к нему подошел Ивашов:
– Как самочувствие, Игорь?
– Порядок, спасибо!
– Евгений Николаевич просил подождать его. Он через полчаса заканчивает… Хотел поговорить с тобой.
– Да у меня вроде на сегодня всё: программа выполнена. Ещё что-то назначили?
– Нет, это не по лечению.
– Аа… ну, конечно. Здесь и подожду.
Евгений, как всегда, появился неожиданно, и его голос привычно и нагло проник сквозь дрему:
– Старик, это уже перебор. Вставай, фанат релакса!
…Посидев в кафе и наевшись настоящих осетинских пирогов, они отправились в парк, щедро раскрашенный осенней кистью, и гуляли там около двух часов.
Евгений рассказал о вчерашней конференции, в которой принимал участие хорошо знакомый ему профессор психологии, и теперь был одержим идеей организации его встречи с Игорем.
– Жень, ты слышишь, нет? У меня нет проблем, которые мог бы решить психолог. Зачем мне встречаться с каким-то спецом, который будет потом на этом диссертацию писать? – Игорь возбужденно жестикулировал в несвойственной ему манере, идя по длинной аллее на шаг впереди Евгения, не замечая сильного ветра, порывы которого старательно усиливали значение его слов.
– Тогда уж и ты меня услышь, пожалуйста! Я просто хочу тебе помочь. Всё! Нет никаких других целей. Этот «спец» согласился на встречу по моей личной просьбе. Мы давно знакомы. Он толковый дядька, поверь!
Игорь остановился и, глядя в глаза оппоненту, спросил: – Правду сказать можешь? Эксперимент ставишь? – И не без сарказма добавил: – Какое научное направление развиваем на этот раз?
– Да ты что?! – Евгений явно не ожидал такого вопроса: – Перегибаешь, старик! Послушай, так ведь у тебя комплекс подопытного кролика закрепиться может, не боишься?
– Не боюсь? – ответил Игорь вопросом на вопрос. – А ты мне сначала скажи, в каком из моих сознаний этот комплекс может закрепиться. В первом, которое «до», или во втором, которое «после»? Каким местом мне про этот комплекс думать прикажете, господа исследователи?
– Не знаю, с кем из вас я сейчас разговариваю, с прошлым или настоящим, – Евгений постарался понизить градус разговора, заметно смягчив голос, – но ты же должен понимать, что ситуация твоя далеко не уникальна. «Тут помню, там не помню» происходит нередко даже по естественным причинам, а над тобой такие профи потрудились. Скорее, это они исследователи, а мы-то как раз спасатели. Может, и не самые крутые, но других нет. Как умеем, не обессудь. Стараемся по-честному. Понимаешь, у нас тут у всех чувство вины… Поэтому… – Он немного помолчал и добавил: – Моя бабушка всегда говорила: «Бог дал два уха и один язык». Ну почему бы тебе не пообщаться со специадистом? Он, между прочим, не раз нам помогал. Ну? Хуже-то не будет!
Ветер немного поутих, как и тон разговора. Дальше оба продолжали идти молча, сосредоточенно глядя под ноги.
Роскошные кленовые листья, любовно расцвеченные осенью, шумно слетались в разноцветный хоровод, похожий на яркий и загадочный магический ритуал. И весь этот шикарный ковер волшебным образом одевал ноги в лиственные валенки, задорно шурша и поскрипывая при этом.
Успокоившись, Сгорин сказал:
– Мне нужен крючок! Понимаешь, Жень? Крючок «для вязания», чтобы скреплять им разные фрагменты в единую картину. Мне надо работать над этим и жить. Я чувствую, что могу… могу, но не умею.
– Да я понимаю, старик. Ты уже вымотанный со всех сторон, изнутри и снаружи… Оба сознания потрудились, – ухмыльнулся Евгений. – Но если есть хоть малейший, один из миллиона, шанс, ты должен его использовать. Это тот самый случай, когда нельзя сказать себе «я устал» и плюнуть на все, как бы при этом ни выворачивало.
– Ты серьезно думаешь, что твой эксперт сможет чем-то помочь? Например, собрать меня из обрывков прошлого?
– Давай так: решишь это сам при встрече. Конечно, я не могу ничего гарантировать. Но мое глубокое убеждение в том, что когда появляется даже ничтожная возможность, ты обязан ее использовать, – при этих словах Игорь согласно качнул головой, и Евгений, доставая телефон, крепко хлопнул его по плечу.
Глава 29. Квазиустойчивость – выход из пустоты
Никогда не страдавший наивностью, майор Сгорин не ждал от знакомства с очередным спецом ничего нового. Согласился он на это мероприятие отчасти благодаря старой привычке доводить задание до конца, отчасти поддавшись на горячие убеждения Евгения.
Когда Игорь пришел на встречу в тихое и уютное кафе, Александр Федорович уже ждал его за небольшим круглым столом, накрытом скатертью, с чашкой чая в руках.
Игорь сразу оценил такой ход, выдававший желание профессора показать себя обычным человеком, ничем не возвышающимся над собеседником, точнее сказать, над пациентом. Внешности тот был классической, как и принято в профессорской среде старой школы: очки, короткая бородка, строгий костюм-тройка.
Через пару часов неожиданно интересной беседы стало ясно, что профессору удалось расположить к себе Сгорина и даже вызвать его на откровенность.
Допивая очередную чашку чая, Александр Федорович сказал:
– Игорь, у вас прекрасный возраст, как раз то время, когда приобретаются опыт, а иногда и мудрость. Жирную точку ставить еще рано, поверьте мне, очень рано. Человек каждое мгновение оказывается перед дилеммой, не всегда осознавая это и зачастую действуя интуитивно. Мы все идем по краю пропасти. Неверный выбор следующего шага – и уже срываешься и летишь вниз.
– Да я все понимаю, – безрадостно сказал Игорь, – но не могу собрать себя из кусков, разбросанных во времени, и осознать, кто я. Все, что было дорого, исчезло, ушло. Не осталось ни любимой работы, ни любимой жены, ни любимого ребенка, который так и не родился. Потери, потери… Пустая темнота. Она как будто приклеилась ко мне намертво. Как только нащупываю прорыв, приближаюсь к нему, – всё. Сразу лечу в пропасть. Я уже неуверен, что выход существует и стóит ли его искать.
– «Не уверен» – вот в чем суть дела, корень мучительной проблемы, – твердо ответил Александр Федорович. – Надо спросить себя честно: хочу ли я ее решить после стольких неудачных попыток. Воля есть? Вопрос-то на самом деле только в этом.
– Конечно, хочу!
– Так что мешает? Можете что-то конкретно назвать?
– Попробую обрисовать. Когда я пытаюсь выйти из этой проклятой пустоты и вроде начинает получаться… то каждый раз появляется ощущение, что опять попадаю не на тот путь, и меня просто сносит, затягивает на скорости в пустую воронку, как в пропасть. Всё. Конец. Точка опоры… не могу ее найти. Нужна твердая уверенность в моем прошлом. А без этого опять бессилие… барахтаешься в нем, как щенок, – со злой горячностью сказал Игорь.
– А как действуете потом? – Александр Федорович внимательно смотрел на него.
Сгорин криво ухмыльнулся:
– Начинаю все сначала. Пытаюсь как-то слепить свою память из разных пазлов, из детства, из работы… Но не хватает самого важного, главного, того, что должно стать скелетом, к которому в нужном порядке прикрепятся все мои воспоминания. Не знаю, понятно ли то, что я говорю.
– Да-да, прекрасно понимаю. Вы сильный человек, поэтому и ноша выпала редкая. Совершенно ясно, что приложены были такие усилия, на которые немногие способны. Может, по капучино? – неожиданно спросил профессор, желая, вероятно, изменить тему.
– А давайте! Говорят, сладкое успокаивает.
– Говорят… Что же у нас получается, Игорь? Можно рассуждать совсем просто, отталкиваясь от нынешней реальности. Если созидаешь – идешь вперед. Остановился – проиграл, или хуже того, погиб.
– Я в этой системе координат давно живу. Это как ось абсцисс: ноль – начало или же ничего, в зависимости от намерений, минус – совсем плохо, и только плюс дает положительный результат. Уже приходилось над этим думать, – имея в виду работу, сухо сказал Сгорин, – остановка, бездействие, ноль – это отложенный проигрыш. А минусовая зона уже означает труд на другой стороне, за чужие интересы; это гибель, если не физическая, то моральная как минимум. Так что главное – продвигаться в нужном направлении.
– Совершенно согласен, – Александр Федорович одобрительно покачал сединами.
– Но я все время останавливаюсь и сразу оказываюсь отброшенным далеко назад. И так постоянно, один и тот же маршрут. Наматываю круги, как белка… А где результат?
– Ну это совсем зря! – профессор недовольно задвигался в кресле, как будто хотел поудобнее устроиться. – Судя по тому, что Евгений рассказывал, ваши личные достижения просто потрясают. Поверьте, мне есть, с чем сравнивать!
– Да? – Игорь скептически взглянул на него. – А мне кажется, что я больше похож на того тонущего в молоке лягушонка, хотя срочно надо оттолкнуться от масла и вымахнуть из кувшина*.
– Выпрыгнешь, – профессор вдруг перешел на «ты», – я уверен. Не сдаешься и продвигаешься в правильном направлении, работаешь над собой, – значит, развиваешься. Таким образом лучшее, что в тебе есть, обязательно вырвется наружу. – Александр Федорович немного помолчал, задумавшись, и продолжал: – В критические моменты надо возвращаться к главному, то есть к основе. И уже оттуда опять идти вперед, к созиданию.
Это единственный путь. Для того и живет человек, чтобы познать себя и ответить на вопрос «Кто я?».
– Я так же думаю… Но в этот раз тяжело настолько, что иногда не могу осознать, чтó со мной происходит. Четкое ощущение, что извне упорно навязывается проигрыш, причем при любом алгоритме моих действий. Пока не знаю, как сломать эту схему. Остается лишь надеяться, что в конце концов молоко собьется в масло, и количество перейдет в качество, – отрешенно сказал Сгорин.
– Да-а. Немецкая классическая философия в лице Гегеля утверждает, что новое качество – это и есть результат накопления количественных изменений: достижение предела, так сказать… А как, по-твоему, что самое интересное в этой диалектике? – вдруг спросил его профессор.
Сгорин смог ответить лишь вопросительным взглядом.
– Самое поразительное здесь – явление квазиустойчивости. И я думаю, Игорь, что это именно твой случай!
В глазах у Сгорина вспыхнуло внимание, он непроизвольно выпрямился в кресле.
Александр Федорович методично продолжал:
– Именно в состоянии квазиустойчивости, несмотря на уже произошедшие изменения количественных характеристик, существует интервал, в пределах которого система еще остается устойчивой, а ее качество продолжает сохраняться. Но! Это уже последние мгновения и при переходе границ интервалов система совершает прыжок. Так ломается старое и рождается новое. То есть, количественные изменения идут постепенно, под действием твоего упорства. А качественный перелом – результат скачка, который делает трансформацию уже необратимой, – профессор с видимым удовольствием допил капучино и победоносно водрузил чашку на стол.
При этих словах впервые за долгие месяцы Игорь внезапно ощутил что-то вроде удовлетворения… Так бывает, когда вопреки обстоятельствам каким-то чудом ухищряешься ухватить то самое нужное, что необходимо тебе, как воздух, чтобы продолжать жить.
Александр Федорович, взглянув на часы, сказал:
– Я рад нашему знакомству, Игорь. Говорю это искренне. У тебя все получится и количество перейдет-таки в качество. Никаких сомнений! – и при расставании добавил, улыбнувшись: – А второй лягушонок-то выпрыгнул из кувшина! Да!
Глава 30. Навязанная зависимость
Imperare sibi maximum imperium est (лат.) – Повелевать собою – величайшая власть
Сгорин вернулся домой, лег раньше обычного и крепко проспал всю ночь, что случалось редко. Утром он почувствовал себя хорошо отдохнувшим, без следов привычно-изматывающей усталости. Настроение было шикарным, в голове крутились воспоминания о вчерашнем разговоре с Александром Федоровичем. «Надо Женьке позвонить, успокоить его и сказать спасибо».
Неожиданно тишину нарушил телефон. «Ну Евгений Николаевич, ну неугомонный», – подумал Игорь.
Но звонил Денис:
– Слушай, старик, давай встретимся завтра. Сможешь утром, часов в семь?
– Да не вопрос, конечно.
– Отлично! Я как раз до работы успею. Кофе выпьем. Давай в кафушке у тебя на углу.
Утро выдалось сырым и прохладным. В только что открывшемся кафе было пусто, но уютно.
Денис с ходу произвел неизгладимое впечатление на молоденькую официантку, которая с трудом пыталась скрыть вспыхнувший к нему интерес.
– Слушай, Игорь, я знаю, ты у Медведкина был… Помог? – Денис пытался не смотреть в сторону девушки, которая, не помня себя, назойливо окучивала их столик.
– В целом, да. Я не жалею, – и перехватив горящий взгляд, направленный на Дениса, сказал, – Дэн, с тобой просто опасно в кафе находиться! Не знаешь, в городе есть такое, где обслуживающий персонал из одних мужиков состоит?
– Да не волнуйся ты! Я потом дам ей номер телефона… Отточенная практика, – невозмутимо ответил Денис.
– Жениться-то не собираешься? – улыбнулся Игорь.
– На ком?! Таких пучком по пять копеек в базарный день на каждом углу, – Денис обреченно вздохнул. – А где она, та единственная, любящая и верная, которая не предаст и не сменит на более перспективного при первой же возможности?
При этих словах по лицу Сгорина прошла загробная тень, но Денис не заметил. Думая о чем-то своем и помешивая кофе, он увлеченно продолжал:
– Где найти такую, как моя Маринка, – сестра? Какой верной женой оказалась, просто героической! Валерка ее после защиты кандидатской на травку подсел: переутомился и все в этом духе. Незаметно сначала, изредка. Дальше – больше. Закончилось химией, уже внутривенно. Пытался бросить, несколько раз на лечение ложился. Мы много с ним общались вдвоем…
– А теперь-то как? – перебил Игорь.
– Хм… сейчас – это счастливейшая семья на свете, друг без друга дышать не могут. Чирикают так, что заслушаешься. Как молодожены в медовый месяц. – И отрешенно взглянув на безудержно вращающуюся вокруг них официантку, продолжал: – Валерий во многих местах был, куда только не обращался, чтобы завязать. Целую эпопею борьбы прошел, да и Марина его в клинику под конвоем водила, и на машине со связанными руками отвозила, и домой врача вызывала капельницу ставить, и в больницу устраивала. В общем, не один круг ада…
– Молодец Марина, что выдержала и не отказалась от него. Такие женщины нечасто встречаются, – отозвался Сгорин с тоской в голосе. Затем взял себя в руки и спросил: – Результат какой? Врага победили?
– Да что ты! Я вчера у них был, пять лет семейной жизни отмечали. Муж опять спортом заниматься стал, жена не нарадуется, похорошела, расцвела просто.
Денис взглянул на часы и попросил еще два кофе. Официантка при этом наградила его до того ослепительной улыбкой, что никто, кроме пациента патологоанатома, не смог бы остаться равнодушным.
Но тот продолжал как ни в чем не бывало:
– Валерка мне вчера интересный момент рассказал. Слушай, есть такой монастырь древний, аж четырнадцатого века, после победы в Куликовской битве построили. Но суть не в этом… В общем, там какой-то батюшка необыкновенный, то ли священник, то ли монах – я не очень в этом разбираюсь…
Игорь оторопел и в изумлении взглянул на Дениса:
– Чудотворец, что ли? Ты в порядке, Дэн?
– Да выслушай сначала! Я же не об этом… Чтó я тебе, бабка малахольная, за чудотворцами гоняться? – Денис от возмущения нахмурился и быстро осушил чашку с кофе.
– Валерий туда несколько раз ездил, когда лечился. Жалеет, что не попал к нему раньше, в начале своего рабства. Говорит, что батюшка этот так помог, как ни одному психологу не снилось. Просто поговорил с ним, а у того глаза открылись, понимаешь? Благодаря ему стало ясно, что проблема – в зависимости, навязанной внешним воздействием. Вне-е-ш-ним! – Денис при этом изобразил руками что-то непонятное. – Потому что человеческая личность изначально свободна! – Он выдохнул и уставился на Сгорина. – Ну, схватил? Поймал смысл?
Сгорин утвердительно покачал головой. Денис довольно хмыкнул и задорно спросил:
– Валерка теперь в выходной по утрам знаешь, что делает?
– С железом потеет?
– В церковь ходит, темнота! – и он вдруг весело улыбнулся официантке, что заставило ее полыхнуть пурпуром от неожиданного сюрприза. – Такого мне вчера порассказал кандидат химических наук… – раньше я бы и не поверил! – Денис с удовлетворением посмотрел на часы, затем вопросительно – на Игоря.
– Ну… так координаты есть? – спросил Сгорин.
– На рабочем компьютере, – разулыбался тот, – я тебе скину сегодня.