Мне трудно – но мне никогда не было легко. И я, наверное, никогда и не хотела, чтобы было легко.
В дверь кто-то осторожно постучал. Я раздраженно встала: этот стук мог разбудить мою пони, и тогда пиши пропало! Стараясь не скрипеть коленом, я выглянула в глазок – и не поверила своим глазам!
Когда мы наобнимались и нацеловались, моя старшая пони бросилась смотреть сестру.
– Но как она выросла! Мама! В моем городе открылся кукольный театр, надо будет ее привезти, как еще подрастет.
Малышка начала шевелиться в кроватке, и я испугалась было, но пони меня успокоила:
– Иди спать, а я ее покачаю. Ты устала!
Когда я заводила маленькую пони, то была настроена решительно: я рожаю ее для себя, и старшая пони не должна быть задействована или ущемлена. Но сейчас, вытягиваясь на постели, я забыла свои принципы. Почему бы ей не помогать мне время от времени? Мы семья. А когда придет черед, моя маленькая пони будет помогать со своими племяшками, а я – вот тогда уже настоящая бабушка – с радостью покатаю коляску в парке и спою много песенок.
Мне трудно, но впереди нас ждет поезд, кукольный театр, куклы, школа. А трудности – что трудности? Я их не боюсь, как не боялась никогда.
******
Пони Еся
Признаюсь честно – свою жизнь после переезда я представляла не так.
У нас с сестрой было трудное детство, даже вспоминать не хочется. Но есть одна вещь, которую я вспоминаю с благодарностью и радостью – это наша тесная дружба и взаимовыручка. Так было всегда, и я не думала, что может быть иначе.
Так получилось, что в юности мы с ней разъехались – я устроилась работать в одном горном селении, а она училась и работала в столице. Несмотря на расстояние, мы оставались очень близки – постоянно созванивались, посылали друг другу письма, а уж как появился интернет – и дня не прошло, чтобы мы не поговорили.
Конечно, я знала обо всех событиях в ее жизни. Знала, что она удочерила целую кучу пони, и радовалась за нее. Наше детство, повторю, было трудным, и поступок сестры был закономерным: конечно, она захотела дать дом этим несчастным пони.
И не менее закономерным показался мне мой переезд. Мой дом в горном селении пошел под реновацию; мне предложили другое жилье, но мне не нравились условия, а кроме того, хотелось ближе к сестре и ее семье. Она так прекрасно описывала своих детей! Она показывала их по видеосвязи, и мне они казались прелестными: ходят по квартире, топают, смеются чему-то, а одна пони, розовая, все время корчила мне рожи и убегала.
И я переехала. Тогда сестра еще жила в своем крохотном домике на вершине горы; там было всего одна комната и веранда. В комнате спали сестра и малыши, на веранде стоял обогреватель и спали три старшие пони; туда же определили и меня.
Я не питала надежд по поводу приемных пони; неизвестно, какое они получили воспитание, и ожидала худшего. К моей радости, все оказалось не так плохо, все пони стремились к учебе, имели разные интересы, были здоровы и в основном послушны. Сестра занималась ими с удовольствием, а они платили ей искренней любовью.
Может, нам надо было остаться в том самом домике на вершине горы?
Как-то раз моя сестра прочитала объявление: в прекрасном доме в парке продается двухэтажная квартира. Там три комнаты, лоджия с отоплением, большая кухня, парк переходит в лес, и школа для пони куда ближе. И она загорелась покупкой этой квартиры.
– Подумать только, – говорила она мечтательно, – какая прекрасная квартира и какой чудесный дом! Нам всем хватило бы места, пони могли бы играть, я бы купила шкаф для игрушек, у старших пони была бы своя комната, а готовила бы я в кухне, мне бы никто не мешал…
Она уговорила меня посмотреть квартиру, и мне, конечно, тоже все понравилось, но я понимала, что это практически невозможно: иппотечный платеж составлял как раз зарплату моей сестры в музее.
Но она с детских лет была такая – если что захочет, обязательно ввяжется. Она пошла в банк, взяла иппотеку и купила-таки эту квартиру.
Первое время мы, конечно, нарадоваться не могли. Квартира была уже с ремонтом, и по сравнению с домиком на вершине горы, где обои висели клочьями, она казалась нам дворцом. Куркка устроилась в дальней комнате, туда же поставили вожделенный шкафчик с игрушками. Старшие пони получили свою комнату, художественным пони купили двухъярусную кровать, а пони-математик, наша необщительная пони, устроилась в шкафу-купе. Обжористая пони, конечно, попросилась жить на кухне, и иногда там же спит истеричная пони.
Мне выделили лоджию. Много места мне не надо: спальное место и мой ноутбук. Помню первую ночь на моей лоджии: тишина, вид на парк, яркие звезды. И главное – тишина! И возможность включить ноутбук тогда, когда хочется, и писать, писать…
Я – пони-поэт. С детских лет я любила рифмы и все описывала в стихах. Я мечтала жить именно так: сидеть в своей крохотной комнатке-лоджии и творить.
Я довольно известная пони-поэт, у меня вышло несколько сборников. Правда, пони-поэтов пока не очень много, поэтому моя известность – не только мой литературный дар, скажу честно, но и стечение обстоятельств.
И вот я сидела на своей лоджии, писала, зачеркивала, снова писала…. И была очень счастлива, пока не пришел первый счет за отопление и воду.
Оформляя иппотеку, моя сестра рассчитала так: она устроилась на вторую работу в музей и вторую зарплату планировала тратить на еду и хозяйство, а первую зарплату отдавать за квартиру. Видимо, она что-то не так рассчитала, и второй зарплаты хватило на еду, но не на оплату счетов.
Мы поступили очень глупо, что не обсудили все в самом начале. Я-то рассчитывала, что буду оплачивать только то, чем пользуюсь – лоджию, кухню, ванную – то есть предполагала платить треть.
Но когда мы вместе поохали над счетами, я поняла, что все будет совсем не так.
– Надо найти еще работу, – в отчаянии сказала Куркка.
Но когда? Она и так работала целыми днями – по утрам бежала в музей, а вечерами строчила статьи для газеты.
Она совсем перестала успевать что-либо делать по дому – ведь надо готовить, стирать, убирать, а когда все это делать? Все чаще бывало так, что пони приходили домой, а обеда не было; шарфики и банты стали грязными и неглаженными; по полу катались комки пыли.
Конечно, я не могла бросить сестру в таком положении и взяла лошадиную часть работы на себя.
Не могу сказать, что все свалилось на мои плечи: например, завтраками, обедами и ужинами у нас с некоторых пор заведует обжористая пони. Она любит готовить, изучает кухни народов мира; кухня – ее вотчина, она внимательно следит, чтобы у нас была свежая, качественная еда, овощи, фрукты, ни одна пони не может выйти из дома не позавтракав. Она строга: наши маленькие пони едят все, что она готовит, и не позволяют себе никаких капризов.
Остальные пони тоже принимают участие в хозяйстве: подметают, моют полы, протирают пыль. Недавно в нашем доме появилась коммунальная стиральная машинка, ей могут пользоваться все жители, надо только записаться, и проблема стирки тоже решилась.
Самая главная наша беда – это деньги и время.
Сейчас зима, и последний счет был такой, что мне пришлось отложить начатое стихотворение и писать пьесу для театра кукол. Это уже пятая пьеса: пони активно развивают сейчас сферу искусств, пьес требуется много, и я пишу, практически не выходя со своей лоджии.
Со временем еще хуже: раньше в маленьком домике мы с Курккой отправляли пони в школу, а сами садились выпить по чашечке кофе. Мне нравилось пить кофе с сестрой, наш совместный завтрак давал мне заряд бодрости на целый день. Потом я немного прибирала и уходила творить, а Куркка готовила обед и тоже садилась писать свои статьи.
Теперь же все не так. Кофе мы по утрам не пьем; уставшая Куркка спит до последней минуты, потом хватает какой-то бутерброд и мчит на работу. Я тоже, наскоро позавтракав, бегу на свою лоджию и пишу пьесы, пока не явилась из школы вся наша ватага. Когда они возвращаются, делается так шумно, что хоть из дому беги: гремит тарелками обжористая пони, ноет пони-химик, по лестнице носится и орет истеричная пони, и можно было бы отвлечься, но каждую минуту на мою лоджию кто-то вламывается:
– Тетя Еся, когда мы записаны на стирку?
– Тетя Еся, мне нужен компьютер.
– Тетя Еся, пони-математик защелкнула замок в шкафу и не может выйти. Говорит, что очень хочет писать.
– Тетя Еся, где мой пенал?
– Тетя Еся, истеричная пони толкается.
– Тетя Еся, когда придет мама?
И тут домой приползает мама, и, о счастье, внимание переключается на нее. Я стучу по клавишам, и тут на пороге появляется Куркка:
– Еся, ты обедала? Как твои дела?
Мои дела идут прекрасно; пьесу я должна была сдать позавчера, на листочке с начатым стихотворением художественные пони нарисовали домик с трубой, обжористая пони выговорила мне, что я обедаю недостаточно сбалансировано, и отобрала бутерброд, пони-химик ноет, что ей нужен мой компьютер, Варя приволокла на мою лоджию свою фотокамеру и снимает – о боже мой – уже закат, как быстро прошел день. Под окном орет истеричная пони.
Куркка наскоро обедает и уходит к себе: писать статью. Не к себе, простите: ее кабинет – это же и игровая комната, и туда, понятное дело, тащатся играть все пони.
– Мама, посмотри на мою куклу-пони!
– Мама, мы строим из конструктора!
– Мама, ты купишь мне пожарную машину?
Куркка дописывает статью и падает на свой диванчик:
– Я отдохну.
И засыпает.
Пони строем выходят из ее комнатки: мама спит! Даже истеричная пони притихает и садится за книгу.
Надо ли говорить, что, если я сплю я, то никакой тишины в доме не дождешься.
На днях я писала монолог главного героя, и на пороге лоджии все время кто-то возникал:
– Тетя Еся, я сейчас приду снимать вот то облако.
– Тетя Еся, у нас кончилась сметана.
– Тетя Еся, опять сломался замок в шкафу.
– Тетя Еся, можно идти гулять?
– Тетя Еся, у нас завтра праздник, а бантики не стирали.
Я сорвалась:
– Я работаю! Идите к маме!
– Но мама спит, – удивилась Немочка, – разве можно ее будить?
– А меня можно отвлекать от работы? – совсем рассвирепела я, – можно топать, когда я сплю?
Пони, кажется, смутились и покинули лоджию.
Ближе к вечеру Куркка проснулась и убежала в музей: там скоро выставка. Истеричная пони начала кататься по лестнице в старом тазу. Шум стоял ужасный, я вышла и сделала замечание, пригрозив, что отберу таз. Истеричная пони немедленно разревелась и повалилась на пол:
– Не командуй, – рыдала она, – ты не мама!
В отчаянии я спустилась на кухню, планируя приготовить ужин, но там, конечно, уже готовила обжористая пони.
– Готовлю рис, – довольно сказала она.
– Может быть, картошки? – спросила я.
– Мама сказала, что хочет рис, – решительно сказала обжористая пони, – значит, рис!
Я снова поднялась наверх. Пони-химик смотрела в компьютере какие-то ролики, я сказала, что она сидит перед экраном уже больше положенного времени. Пони-химик, не поворачивая головы, отмахнулась:
– Мама разрешила.
Мама! А я – не мама.
Я не мама, но когда этой мамы нет дома, то обязанности мамы выполняю я. Пони бегут ко мне с вопросами, я ищу шарфы, мирю, утешаю, объясняю, вытираю носы, но я – не мама!
Я почти бросила свое творчество, я пишу пьесы и все свои доходы до последней понейки трачу на эту семью – но я же не мама!
Я вкладываю в них свою жизнь – а получаю ли я что-то взамен? Ладно, сейчас они маленькие и неразумные пони, но получу ли я что-то в старости, когда они станут взрослыми?
В первые дни после моего переезда еще в тот старый домик на вершине горы мы с Курккой пили чай, и она тактично сказала:
– Теперь ты не останешься одна в старости, у нас же столько пони!
Дело в том, что я не уверена, будут ли у меня свои дети.
И я не уверена, хочу ли я их: все-таки главное в моей жизни – это творчество.
И после слов Куркки у меня на душе потеплело – да, у меня будет семья, мои прекрасные племянницы, и они позаботятся обо мне, когда придет старость.
Сейчас же мне часто приходит в голову, что все может быть совсем не так.
Нет, они, конечно, позаботятся: я не останусь без куска хлеба и стакана воды, уже сейчас видно, какие они ответственные, внимательные и порядочные пони. Но не буду ли я для них обузой? Не будут ли они навещать меня из чувства долга, не будут ли созваниваться вечерами:
– Завтра твоя очередь к тетке Есе идти.
– Ой! Как все это надоело! Ну что делать, пойду.
Я еще довольно молодая пони, но эти мысли посещают меня все чаще и чаще.
И когда эти мысли меня особенно гнетут, мне хочется все бросить и все изменить: взять шарфики, компьютер, одеяло и уехать куда угодно, на край света, зарабатывать самой себе на свою скромную жизнь и писать, писать свои стихи, чувствуя каждый слог, каждую букву, каждый звук, наслаждаясь каждым лучом солнца, каждым облачком, желая написать об этом так, чтобы каждая пони, прочтя мое стихотворение, радовалась так же, как и я.
А потом, может быть, все-таки завести себе свою пони. И эта пони будет любить меня так, как любят Куркку ее дети. И я буду рассказать о своей пони так же, как сегодня на этой вечеринке хвасталась моя сестра.
Но как бросить мою сестру в таком тяжелом положении? И как бросить этих маленьких бестолковых лошадей? О чем она думала, когда заводила такую ораву? И почему я должна помогать ей? Я хочу свою жизнь, я хочу…
Кто-то стучит.
– Еся, – на пороге появилась моя сестра, – меня отправляют в командировку на два дня. Ты же присмотришь за пони? И еще завтра доставка из гипермаркета, и еще придет пони-слесарь поменять замок в шкафу, а пони Марта просила помочь ей по физике.
Как говорится в моей пьесе – занавес!