Все мои дороги ведут к тебе. Книга вторая

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Она приехала пароходом, как всегда красивая и роскошная. Теплое кашемировое манто с норковой опушкой приятного нежно-лилового оттенка подчеркивало ее красивые покатые плечи и пышную грудь. Нежно-розовое платье-бочка, что вошли в моду, не имело длинного трена, и было весьма удобным для поездки и прогулок. Широкополая графитового цвета шляпа с лиловой лентой и россыпью цветов придавала ее облику загадочность и эффекта. Спускаясь с трапа к Саше, которая стояла на пристани в сопровождении Глаши, Ольга еще с палубы отчаянно принялась махать рукой. Саша видела, как за ней следом спускался высокий молодой человек в длинном сером пальто и черной шляпе. Они не смотрели друг на друга, он не касался ее руки, но, то, как он близко стоял к Ольге, красноречиво говорило, что это и был загадочный Гриша.

– О, моя милая, моя отчаянная сестра! – Ольга практически сбежала с последней ступеньки и радостно обняла Сашу, склоняя голову в большой шляпе в бок и пытаясь разглядеть Сашино лицо. – Ох, и исхудала ты! Как ты себя чувствуешь, Сашенька?

Саша смущенно и радостно улыбалась, обнимая сестру и невольно с интересом поглядывая на ее сопровождающего. Он был действительно молод, отметила Саша, прилично одет, хоть и держался весьма напряженно.

Переведя взгляд на сестру, Саша счастливо ей улыбнулась.

– Я так рада, что ты… вы приехали.

– Да, кстати! – спохватилась Ольга и отстранилась от Саши, подавшись в сторону молодого человека. – Это Гриша, я тебе говорила о нем. Гриша, это моя сестра, Саша.

Ольга и Григорий мельком переглянулись. Это длилось меньше доли секунды, но их взгляд был так красноречив, что Саша невольно покосилась в сторону Глаши. Последняя стояла поодаль, украдкой наблюдая за всем происходящим и не вмешиваясь. Все же Оле надо быть осторожнее, подумала Саша.

– Григорий Бочкарев, – произнес молодой мужчина, принимая Сашину руку для поцелуя.

– Александра Бессонова, – Саша мельком взглянула на него и снова вся обратилась к Ольге. – Милая, мы приготовили для вас комнату, она совсем рядом с моей…

– Прошу тебя, – оборвала ее Ольга, обнимая за талию и поблескивающими глазами глядя на нее, – не обижайся, но мы снимем номера. Не люблю стеснять людей, тем более я не одна. Но мы будем видеться каждый день, обещай мне, – Ольга нежно чмокнула Сашу в щечку.

Саша не нашлась, что сказать. С одной стороны, ей так хотелось, чтобы Оля пожила в их доме, находясь совсем рядом, чего Саше так не хватало. Но с другой, она понимала, что присутствие Григория было не совсем уместным в доме Бессоновых. И о чем только Оля думала, когда поехала с ним! Но, очевидно, они совсем не могли друг без друга, а стало быть, остановка в гостинице являлась единственно верным решением. Правда, догадывалась Саша, Глаша быстро доложит все мужу и свекрови. Но она не хотела забивать голову этой ерундой. В конце концов, к ней приехала сестра, можно было бы и потерпеть некоторые ее странности.

Для встречи Ольги Саше любезно позволили воспользоваться фаэтоном. Правда, Виктор, узнав о ее беременности, готов был запереть ее дома на все месяцы до родов, считая, что беременной даме неприлично «бродить по городу», как он выразился. Но Саша, прибегнув с помощью слез к поддержке свекрови и Глаши, убедила его, что ей надо доучиться семестр, довести уроки, а уж потом видно будет. В итоге ей позволено было продолжить учебу и давать уроки, а, следовательно, выбираться на улицу.

Уже в фаэтоне Саша с нескрываемым удовольствием любовалась Олей. Как же она была хороша! Ольга сидела напротив, рядом с Григорием, иногда бросая весьма дерзкие взгляды в сторону Глаши, которая довольно смело разглядывала прибывших гостей. Пожалуй, хорошо, что они остановятся в гостинице, подумала Саша, заметив, как Глаша и Ольга обменивались неодобрительными взглядами. После парохода решили сначала отвезти гостей в гостиницу, а уже завтра, в воскресенье, встретиться и погулять. Куда пойти и как провести вместе день, Саша придумала еще задолго до Олиного приезда. Ей непременно хотелось сестре показать Казань, особенно Кремль и университет. Правда, она опасалась, что в присутствии Григория они не смогут толком поболтать, как, в общем-то, и в присутствии Виктора, если он решится ее сопровождать. А потому очень надеялась, что мужчины оставят их в покое.

Женщина взрослеет и набирается житейской мудрости быстро. Иначе нельзя. Бабья доля заставляет женщину приспосабливаться к разным обстоятельствам, где-то наступив на горло своей гордости, где-то вовремя прикусив язык. Желая задобрить мужа и добиться его разрешения встретиться свободно с сестрой, воспользовавшись их фаэтоном, Саша старалась быть нежной с ним ночью. Довольный Виктор благосклонно кивнул и бросил, засыпая:

– Теплее одевайтесь, и к трем будьте дома. Вам нужно беречь себя.

Следующий день выдался необычайно теплым и солнечным. Маковки православных церквей и месяцы мечетей были видны отовсюду с холмов большого города, пока еще не укутавшегося в зеленые меха деревьев. Воздух был свеж и прозрачен, фасады домов весело купались в лучах весеннего солнца. К радости Саши, Ольга тоже была без Григория. На вопрос Саши о нем она весело подмигнула и бросила:

– Нечего ему слушать наши женские сплетни.

Для начала, они съездили на территорию Кремля, полюбовавшись Благовещенским собором, приложились к мощам св. Гурия. Потом долго бродили вдоль кремлевских стен, любуясь на Спасскую башню и башню Сююмбике. Оглядывая достопримечательности, Ольга без конца делилась новостями.

Рассказала про Машу, которая в начале апреля родила дочку, назвав ее весьма символично Надеждой. Им с Асланом нужна была надежда, чтобы сохранить свой брак и осколки той любви, которую они едва не потеряли. К тому же, это было имя матери отца. Может, Маша так хотела заручиться и его поддержкой? – размышляла Саша.

Потом Оля долго рассказывала про Алешу, который перестал давать уроки и поступил в юридическую контору. При этом Ольга все удивлялась его излишней серьезности и уверяла, что Алеша непременно станет судьей. Саша улыбалась сестре, держа ее за локоть, и невольно соглашалась. Алеша в свои двадцать два был чрезвычайно серьезен.

Проходя мимо казарм и пехотного училища, Саша украдкой посматривала на место, где вот уже почти год нес службу Андрей. Прогоняя грустные мысли, Саша предложила поехать в Университет. Его ансамбль и особенно здание Анатомического театра вызывали особую гордость у Саши. Все-таки она такой путь проделала, чтобы стать его слушательницей! Саша с гордостью водила сестру меж корпусов, показывая здание библиотеки, дом Лобачевского, пытаясь произвести на Олю впечатление. Сестра слушала благосклонно, вежливо кивая головой, но Саша со смехом обнимала ее, понимая, что на Ольгу этот центр научной жизни Казани навевал скуку. С холма Университета была отчетливо видна колокольня Богоявленской церкви. И только, когда Саша, зная об Олином пристрастии к театру и опере, обмолвилась, что именно в этой церкви крестили Федора Шаляпина, Ольга воодушевилась и непременно захотела ее посетить.

Богоявленская колокольня, расположенная на Большой Проломной, удивительно приковывала взгляд. Выполненная из красного кирпича в псевдорусском стиле, который был особенно популярен во времена Александра III, она впечатляла своей высотой, будучи самой высокой постройкой Казани. Даже на Олю колокольня произвела впечатления. Она долго смотрела на нее, высоко закинув голову, изумляясь красоте и сложности кирпичного орнамента, придерживая рукой шляпку и периодически крестясь. Когда Саша предложила зайти, Оля с готовностью согласилась, хоть и шепнула ей со смехом на ухо:

– Может, посещение церквей смоет с меня пару десятков грешков?

Затем прошлись по лавкам и пассажам, где Оля совершенно неприлично сорила деньгами, повергая Сашу в крайнее смущение, к удовольствию зазывал и продавцов. Она то и дело примеряла на себя и Сашу расписные платки, тонкие шали, различные украшения, не важно, в каком стиле: русские, европейские, татарские. Потом пожурила Сашу за мешковатые платья, заявив, что они еще больше ее полнят, вместо того, чтобы скрывать ее округлившийся животик, и купила ей чудесную бархатную светло-зеленую тужурку с баской и несколько платьев в стиле «бочка». Примеряя их, Саша убедилась, что они зрительно заметно лучше скрадывали ее слегка раздавшуюся талию и животик за счет кроя. Потом, к ужасу Саши, Оля заметила роскошно оформленную витрину дамского белья г-жи Кригер и поволокла ее туда, говоря на ходу:

– Ты знаешь, в столице уже никто не носит эти ужасные корсеты. Тем более в положении. Некоторые ученые даже утверждают, что перетягивание корсетом может плохо отразиться на развитии малыша. Прогрессивные дамы в Европе и Америке уже давно отказались от этого варварства. Подумай о себе и малыше, – она насмешливо улыбнулась, заметив, как Саша сильно покраснела от этих слов, опустив глаза, неуверенно входя в просторный магазин, где там и тут стояли манекены в роскошных широкополых шляпах и кружевных пеньюарах и корсетах.

К ним навстречу мгновенно вышла хозяйка магазина – невысокая, весьма привлекательного вида немка средних лет в элегантном платье с высоко убранными волосами. Она быстро смекнула Олин настрой и принялась раскладывать на стеклянной витрине дамские чулки, подвязки, кружевные лифы, специальное белье для дам в положении и прочее и прочее. Словно две заговорщицы, они смотрели со снисхождением на смущенную Сашу и требовали от нее начать примерку.

– Эти лифы, мадам, вполне способны заменить корсет, – щебетала с легким немецким акцентом мадам Кригер. – Посмотрите, какой шелк, какое качество кружев! А как они держат форму. И не сковывают движений! Уверяю вас, отличный товар для дам, знающих себе цену!

Саша сильно смущалась, но, как ни упиралась, Оля все же купила ей пару лифов. И Саша недоумевала, куда бы она осмелилась такое надеть. Не перед Виктором же в них щеголять!

– Обещай, что будешь их носить, – ворковала Ольга, усаживаясь в фаэтон и насмешливо поглядывая на сестру.

 

– Куда же мне их носить? Да и муж… – Саша смущенно отвела взгляд в сторону.

– Господи! – всплеснула руками Ольга. – Да как можно учиться в Университете и быть такой дремучей одновременно, Саша?! Причем тут твой муж? Пусть он хотя бы пару часов походит в корсете, а потом устанавливает свои порядки, – от ее слов Саша невольно рассмеялась, представив Виктора в дамском корсете. А Оля, кивая ее смеху, добавила: – Я тебе советую попробовать, а потом ты и сама поймешь, что это намного удобнее.

Спорить с сестрой было бесполезно, и Саша покорно кивнула.

Утомленные покупками, коробки с которыми заняли добрую половину фаэтона, по озеру Кабан отправились на прогулочном кораблике в сторону Суконной слободы, поближе к Георгиевской. Фаэтон с Иваном отправили домой. Во время прогулки по озеру Сашу укачало и стошнило, ко всеобщему смущению, но Ольга была Ольгой. Она гордо держала Сашу за руку, демонстрируя всем своим видом, как она счастлива и горда, что сестра ее в интересном положении. Ее вид вынуждал смолкнуть злые языки пассажиров кораблика, которые, Саша явно это чувствовала, осуждали присутствие в публичном месте беременной дамы. Затем они отправились в маленький европейский ресторан на Георгиевской, потому что Ольга умирала с голоду. Саше после прогулки есть не хотелось вовсе.

Ресторанчик располагался на втором этаже доходного дома, высокими окнами выходя на оживленную улицу, по которой, весело звеня, проносились трамваи. Чуть поодаль виднелись купола старообрядческой церкви, едва различимой за густыми деревьями, на которых уже кое-где раскрылись почки, от чего в воздухе витал потрясающий аромат весны.

Оказавшись в ресторане и сняв свое манто, Ольга предстала во всей красе. Выглядела она потрясающе: смелый брючный костюм в черно-белую широкую полоску и огромная черная шляпа с большим пером приковывали к ней взгляды всех, кто сидел в ресторане. Саша видела такие костюмы в модных журналах, но на Ольге здесь в Казани он смотрелся просто невероятно. Что-то дерзкое и волнующее было в этих красивых брюках, весьма откровенно подчеркивавших ее округлые бедра и острую коленку закинутой ноги. Глубокий у-образный вырез пиджака, под которым красовалась изящная тонкая шелковая блуза, открыто демонстрировал революционность Олиных взглядов, давно отказавшуюся от корсета. Ее грудь была пышна, но не выглядела однородным валиком, а отчетливо возвышалась двумя округлыми колыхающимися холмами, что невероятно смущало Сашу, в чьем гардеробе теперь тоже появились эти провокационные лифы. А что уж говорить про господина в сером костюме, который сидел за соседним столом прямо напротив Оли? Сестра будто не замечала взглядов, которые то и дело устремлялись к ней. Саша видела, как господин напротив постоянно вытирал свою лысину платочком, бросая украдкой на Олю влажные взгляды. Наверное, Ольга к этому привыкла, потому что вела себя совершенно естественно, сидя с прямой спиной, закинув нога на ногу, и весьма грациозно отправляла вилкой салат в рот, с любопытством наблюдая за Сашей и продолжая делиться новостями.

Саша была похожа на серую мышку рядом с красавицей сестрой в своем скромном светло-сером платье, скинув шерстяную накидку. И не решалась убрать платок, которым старалась прикрыть округлившийся животик. Перед ней тоже стояла тарелка с салатом и тарталетка с курицей и сыром, но Саша не спешила есть, боясь очередного приступа тошноты.

– У меня есть еще одна потрясающая новость, – прощебетала Ольга, слегка подаваясь вперед и заговорщически подмигнув Саше. – Похоже, этот год будет очень богат на события, а? Наш Мурат обручился со своей пассией. Та-дам! Представляешь? – она тихо рассмеялась, когда Саша удивленно вскинула на нее глаза. – Представляешь, в каком бешенстве отец? А все потому, что дама эта, я навела справки, та еще… м-мм… жрица любви, – Ольга прыснула со смеху, заметив, как Саша вспыхнула от этих слов и потупила глаза. – Во дает! Замужняя дама, а краснеет, будто весталка! А Мурат-то наш, весь такой патриархальный, весь такой за честь и традиции, а сам? – Ольга снова рассмеялась. – Это просто лишний раз доказывает, что все мужчины – кобели, – она сказала это довольно громко, от чего господин за соседним столом замер, сильно краснея и низко опустив голову. Оля же, как ни в чем ни, бывало, продолжала: – Все красиво говорят, а на деле им всем нужно только одно, – она насмешливо смотрела на Сашу и кивала, соглашаясь сама с собой.

От Олиных слов Саше было неловко. Ее небольшой жизненный опыт, а тем более отношения с Андреем, демонстрировал как раз другое. Но с опытом Ольги Саше вряд ли можно было тягаться. Поэтому она лишь смущенно спросила:

– Кто же это дама? И откуда она взялась? Кажется, ты говорила, что она певица?

– Да, поет и в театре играет. Маша сказала, что видела с ней картину в кино. Имя у нее весьма водевильное – Рита Доррис. Слышала?

От изумления Саша вскинула брови, во все глаза глядя на Ольгу.

– Что? – удивилась Ольга, пригубив вино. – Ты ее знаешь?

Саша, не в силах скрыть удивление, кивнула.

– Так, чуть-чуть…

– О? Интересно, откуда? – Ольга с нескрываемым любопытством подалась вперед, испытующе глядя на Сашу. – И-и-иии? Что думаешь?

– Мы… Я познакомилась с ней на Тихорецкой, по дороге в Царицын, – Саша сильно вспыхнула, отворачиваясь. – Вообще-то, она знакомая… Никиты Васильевича…

– Никиты Васильевича? Шацкого, что ли? Знакомая? Вот как? – Ольга сыпала удивленными вопросами, насмешливо прищурившись и не спуская с Саши глаз. – Так-так-так, дорогая, воспоминания о ней или о Шацком так заставили тебя смутиться?

Саша вскинула на Ольгу глаза и, чувствуя, что еще сильнее краснеет, слишком поспешно покачала головой. Однако, эта новость почему-то и, правда, вызывала странные чувства. Воспоминание об этой женщине и о ее связи с Никитой порождали обостренную неприязнь. И что Мурат мог в ней найти?

– О, похоже, что-то в ней есть, – усмехнулась Ольга, насмешливо наблюдая за Сашей.

Сглотнув и пытаясь придать себе равнодушный вид, Саша пожала плечами и произнесла:

– Не знаю. Кажется, ты права, она чересчур опытна…

– Можешь не продолжать, – Ольга расхохоталась, забавляясь Сашиному смущению. – Думаю, что мы с ней похожи, не правда ли?

Саша удивленно вскинула на сестру глаза.

– Пожалуй… Но самую малость, – поспешно добавила, чтобы не обидеть Ольгу.

– Ой, не хитри, – Ольга усмехнулась и откинулась на спинку стула. – Да, жизнь не лишена иронии. Мурат всю жизнь меня осуждал и считал бесстыжей, а в итоге выбрал себе невесту, похожую на меня. Забавно!

– Так они точно обручились? То есть дело идет к свадьбе?

– Да, – она насмешливо посмотрела на сестру и довольно уверенно заявила: – Судя по словам мамы, Мурат безумно влюблен. Если так, то выпьем за братишку, сестрица, – она приподняла бокал с белым вином и слегка коснулась стакана с водой для Саши. – С другой стороны, Мурату давно пора остепениться. Может, его отношение ко мне тоже изменится, а?

Саша улыбнулась и, желая сменить тему, произнесла:

– Надеюсь, они будут счастливы. Прошу, расскажи об отце. Как он? Мне кажется, он меня никогда не простит.

Ее вопрос заставил Ольгу снова насмешливо усмехнуться и покачать головой.

– Ну, знаешь, такую дерзость – два побега – не каждый сможет простить, – она тронула Сашу за подбородок. – Выше нос, дорогая. Твой побег для всех был шоком, что уж говорить про отца? Не кори себя. Думаю, теперь, когда ты действительно учишься, когда ты вышла замуж, и муж твой из приличной семьи, он успокоится. Дай ему время…

Саша вскинула глаза на сестру, чувствуя, как наворачиваются слезы.

– Так, не вздумай расплакаться, – скомандовала Ольга. – Как говорит Маша, во время беременности нельзя хандрить, а то изжога и всякие рези не заставят себя ждать. Все наладится. Отец ведь не железный. Да и мама постоянно на него пытается повлиять. Вот увидишь, к твоему дню рождения оттает, я уверена.

Саша обхватила Олину ладонь своей рукой и благодарно ей улыбнулась.

– Спасибо, Оля. Я так рада, что ты приехала. Ты не представляешь, как я соскучилась по всем… Папа… – Саша отвела взгляд в сторону и с грустью добавила: – Мне ничего не надо от него, только бы он не держал на меня обиду.

– Ну, знаешь, – возмутилась Ольга. – Вообще-то ты его дочь. И имеешь право на приданное. Мне неприятна сама мысль, что ты на птичьих правах живешь в доме мужа.

– Вообще-то я даю уроки и…

– Саша! – Ольга всплеснула своими красивыми руками. – Это все хорошо, но скоро ты не сможешь давать уроки. И поверь мне, мужчины очень хорошо умеют считать, во сколько им обходится женщина, какой бы любимой она ни была.

Саша невольно вспомнила запрет Виктора на театры и с грустью вынуждена была согласиться.

– Я понимаю, – произнесла она, снова краснея под внимательным взглядом сестры. – Я откладываю помаленьку. И подала ходатайство в ректорат, чтобы меня перевели на казенное обучение за хорошую учебу.

Ольга пару раз кивнула, скрестив руки на груди, скептически глядя на Сашу.

– Ты всерьез думаешь, что сможешь закончить учебу? Как ты будешь совмещать университет и хлопоты с малышом, Саша?

Саша вздохнула и долгим взглядом посмотрела на сестру.

– У меня не будет другого шанса выучиться. Если я сейчас брошу, я уже никогда к этому не вернусь, – эти слова она произнесла тихо, слегка дрогнувшим голосом, понимая, что впервые сама себе призналась в этом страхе, который всеми силами гнала от себя. Ведь Университет был единственным, что ей действительно удалось осуществить, а потому у нее не было ни малейшего права струсить и бросить его.

Ольга подалась чуть вперед и взяла Сашу за руку.

– Ты права, бросать то, ради чего ты проделала такой путь, глупо. Я не перестаю тобой восхищаться, Сашка! Уверена, что тебя переведут на казенное место. Но с отцом я тоже поговорю. В конце концов, ты носишь под сердцем его внука. Он не может быть таким упрямым ослом!

Саша с любовью смотрела на Ольгу.

– Ты мне очень помогала всю зиму. Да вот и сейчас приехала, чтобы помочь. Спасибо, Оля. Но не дави на отца. Я не хочу, чтобы он думал, что я нуждаюсь… Мне неловко…

– Ох, уж эта наша Ашаевская гордость. Наш великий и могучий дедуля явно бы нами гордился, какие мы все гордецы. Вот поэтому с отцом должна поговорить я. Кому же мне еще помогать? – она усмехнулась, снова откидываясь на спинку стула и поднимая бокал. – К тому же, я все равно хотела съездить к маме. Гриша говорил, что у него какие-то дела намечаются в Баку.

Саша вскинула на Олю глаза и тревожно спросила:

– Ты хочешь поехать к родителям с… Григорием?

Ольга усмехнулась, кокетливо покрутив бокал с вином в руке, и с вызовом спросила:

– А что? – и заметив, как Саша вспыхнула и уже приготовилась что-то сказать, дерзко произнесла: – Я больше не хочу приносить себя в жертву чьему-то мнению и амбициям. Я выполнила свою миссию: благодаря моей юности и девственности наш папочка и мой муженек заключили неплохую сделку и заработали на этом ни одну сотню тысяч рублей. Кажется, я сполна заплатила за свое желание быть счастливой, а?

– Но Оля, а мама? – Саша мягко взяла Ольгу за руку. – Что скажет она?

Ольга кисло улыбнулась, отворачиваясь в сторону, и молчала пару секунд. Вдруг в упор посмотрела на Сашу и, подавшись вперед, с вызовом спросила:

– А ты, когда сбежала, много о ней думала? – от этих слов Саша густо покраснела, опустив глаза. – То-то же! Ты знаешь, я очень люблю маму. Но именно люблю, а не преклоняюсь перед ней. Я знаю, что она слишком зависит от отца, что она так воспитана и прочее. Я давно простила ее за это. Но я уверена, что ей стоило бы больше думать о нашем счастье, а не о том, что скажет отец. Я считаю, что ни одна мать не вправе лишать своих дочерей личного счастья. А меня она лишила этого. Так что, – Ольга снова откинулась на спинку стула, – у меня есть кое-какое право отправиться в Майское с Гришей. Мне даже интересно, что будет. Что они меня прогонят взашей, что ли? Или вымажут в дегте и голую погонят по Мардакянам? – она усмехнулась. – Коли уж Пурталес и не пикнет, потому что знает, подлец, что всю жизнь мне испортил, матушка с отцом и вовсе не смеют меня поучать.

Саша видела, с какой обидой Ольга это произнесла. Глядя на нее, она в который раз нутром почувствовала всю безысходность Олиной жизни. А ведь именно разговор с ней тогда ночью в Майском убедил ее, что за свое счастье стоит бороться. Только ее борьба закончилась полным крахом. Саша подняла стакан с водой и пригубила, с грустью вспомнив Андрея и все, что пережила за эту зиму. Подавшись вперед, Саша крепче сжала Олину руку и сказала:

– Я тебя очень люблю, Оля. Прости, я не смею тебя судить. Спасибо, что ты здесь и сейчас сидишь со мной. И честно сказать, от того, кто ночует в твоей постели, я не перестаю тебя любить. Наверное, ты права. Каждый из нас платит свою цену за счастье.

 

Ольга усмехнулась, потрепав Сашу по щеке.

– Главное, чтобы эта цена была нам по силам.

– Знаешь, я бы хотела, чтобы вы с Григорием отужинали у нас завтра. Я была бы счастлива, – заявила вдруг Саша решительно, прекрасно понимая, что Виктору это может не понравиться.

Ольга подняла удивленно брови, пригубив вино.

– Ну, ты-то, может, и будешь рада, а вот твоя новая семья, возможно, удивится моему Грише. Это неосмотрительно, сестра. Я вольна жить так, как хочу, и мне плевать на пересуды. А вот тебя, дорогая, я не хочу компрометировать. Ты живешь в доме его родителей, пожалуй, с этим придется считаться. Одна я не поеду. А с Гришей неприлично. Спасибо за приглашение, но это лишнее.

– Ах, Оля, – Саша вскинула на нее глаза и решительно произнесла: – В доме Бессоновых так отчаянно тоскливо, ты бы украсила собой наш дом! И потом, все мы не без греха. Кто посмеет тебя осуждать? Прошу, приезжайте вдвоем, кто знает, когда нам еще удастся свидеться? – твердо заявила Саша, отчаянно надеясь, что один ужин в компании сестры и ее любовника не приведет к беде в доме Бессоновых.

– Все не без греха? – Ольга с насмешкой посмотрела на Сашу и снисходительно спросила: – Что ты знаешь о грехе, милая моя? Если не считать твой побег, то в твоей жизни все так правильно, все, как положено. Ты – замужняя дама, молодой, наверняка, любимый муж. Ждешь от него ребенка, приличная семья. Право слово, в твоей жизни все, как по инструкции. В отличие, от моей, – она усмехнулась, отводя взгляд в сторону, не заметив, как с ее словами Саша тоскливо прикусила губу. Тем временем Ольга вдруг склонилась к ней и пылко добавила: – Но, знаешь, за свой грех я готова заплатить всем, даже гарантированным местечком в аду. Мне плевать, ей-богу! Я только сейчас поняла, каково это, когда любишь сама! Гриша мне открыл такую меня, которую я и не знала. Могу ли я отказаться от него? Нет! Проще лишиться руки, или ноги, или вырвать сердце! Скажи, что ты меня понимаешь, сестра.

Под ее испытующим проницательным взглядом Саша невольно вспыхнула. Не хотелось, чтобы Ольга усомнилась в ее счастье. Не хотелось жалости к себе. Не хотелось показывать, как кричало и бесновалось от тоски ее сердце. Однако, на мгновенье, очевидно, совершенно сойдя с ума, Саша явственно ощутила знакомый запах – смесь одеколона и табака, от этого странные мурашки поползли по телу. Отгоняя так не кстати всплывшие ощущения, она отчетливо почувствовала, как что-то тоскливо заскулило внутри при мысли о муже, и об Андрее. И продолжала смотреть на сестру, с трудом удерживаясь от того, чтобы отвести глаза. И почему-то ладошки ее вспотели, и пальцы в тонких перчатках нервно дрогнули. Чтобы скрыть это, Саша взяла вилку, будто решив, наконец, поесть.

– Вполне, – проронила тихо Саша, переведя взгляд на салат.

– Вполне?! – разочарованно протянула Ольга и покачала головой. – И все? Я вообще-то рассчитывала на кое-какие пикантные подробности о том, как вы познакомились, где впервые поцеловались! Эй, где в твоих словах страсть, сестренка? – и так как Саша лишь сильнее склонилась над тарелкой, явно не желая, чтобы сестра разглядела ее пунцово алеющие щеки и тревожный блеск в глазах, Ольга тронула ее за ладонь. – Эй, детка, ты смущена? Но вы ведь… целуетесь? Только не говори, что исповедуешься каждый раз, как пошалите с мужем? – и она насмешливо рассмеялась, испытующе глядя на нее.

Под ее взглядом Саша резко отвернулась в сторону, чувствуя, как внутри все сильнее заволновалось, непонятно от чего. И хотелось уйти, спрятаться от Олиных глаз, от самой себя, ругая за то, что не могла с собой справиться. И только произнесла, вновь испытывая страшную вину за свое предательство:

– Страсть – это искушение, она превращает нас в рабов, заставляя терять разум…

– Что? – усмехнулась Ольга, качая головой, не спуская с нее глаз, и вдруг насмешливо сказала, откидываясь на спинку стула: – Ты, правда, так считаешь? Ну, знаешь, если это грех, то нет ничего слаще его. Ты еще слишком юна, возможно, ты слишком усердно училась в Тифлисе, раз веришь в эту чушь. Страсть восхитительна, детка! – она снисходительно усмехнулась, пригубив вино, не заметив, как Саша сильнее сжала вилку и закинула нога на ногу под столом, желая подавить всеми силами так не кстати возникавшие воспоминания, которые словно вспышки мелькали перед ней от Олиных слов. Ольга же горячо продолжала, отпивая вино, совершенно не замечая, какое смятение чувств вызывали ее слова в Саше: – Просто ты не знаешь тоски, когда от одиночества хочется на стену лезть, когда боишься своих собственных желаний. Я вот знаю, и уже не боюсь. Я знаю, каково это жить с нелюбимым человеком, каково это засыпать в постели с тем, кто тебе не нужен, каково это искать утешения в случайных связях. И знаешь что? Так не должно быть! Это предательство по отношению к самой себе! Должно тянуть, неистово, неодолимо, сметая все на своем пути, когда смотришь на него, и дух захватывает от мысли – вот он, единственный! Ты знаешь, в его руках я перестаю существовать как Я, а становлюсь с ним единым МЫ! И можешь хоть что говорить, я на все скажу, что это чушь. Грех, говоришь? Чушь! Рабство? Чушь! Твой муж молод. Спишу на его неопытность, что он не смог разгадать твои тайны, – с этими словами она снисходительно усмехнулась, подаваясь вперед, и насмешливо добавила: – Пожалуй, мне бы хотелось посмотреть на него. А тебе скажу: не надо стыдиться своих желаний и чувств, Саша! Согласись, ведь, если бы это было грехом, Господь не сделал бы нас такими. А Он сознательно наделил нас этими чувствами. Если все дело в деторождении, к чему же тогда этот восторг? Я думаю, что это скрепа, высший пик доверия, когда двое становятся единым целым. Думаешь ли ты в это время о Шекспире или о святых мучениках? Чушь! Ты думаешь в этот миг о том, что никогда этого не чувствовала, что тебе открылась другая реальность, другой мир и другая ты! Разве можно назвать это грехом? Разве можно это испытать с любым? Чушь! Это высший дар, это вершина счастья! Пусть мне придется за это гореть в аду. Я уверена, что только ради этого и стоит жить!

Они смотрели друг на друга несколько секунд, и у обеих щеки пылали. Ольга сжимала Сашину ладонь, слишком внимательно вглядываясь в ее глаза. А Саша всеми силами пыталась подавить в себе назойливые воспоминания, досадуя на то, что сестра вообще завела весь этот разговор. И невольно накрыла ладонью свой животик, который слишком явно выпирал теперь сквозь тонкое светло-серое платье. Скрепа? Сглотнула, желая сменить тему, выбросить из памяти все то, что таким жаром выжигало ей душу все эти месяцы, когда стоило только на мгновение, на долю секунды отвлечься, как темная рождественская ночь возникала перед глазами.

Встряхнув головой, прогоняя все эти мысли и ощущения, Саша поддела вилкой огурец и отправила в рот. А потом, желая сменить тему, как можно беззаботнее сказала:

– Что ж, возможно, в чем-то ты и права. Я только познаю азы брака. Рада, что ты тоже нашла свою любовь, – Саша нарочно сильнее произнесла слово «тоже», не желая заронить в сестре и капли сомнения на свой счет, и попыталась беззаботно улыбнуться Ольге. Но улыбка получилась вымученной, грустной.

Как на грех, Ольга, видимо, что-то заметила и снова удивленно приподняла брови и пристально посмотрела на сестру.

– Что-то не так, – она подалась чуть вперед, беря Сашу за подбородок и пытаясь заглянуть в ее глаза. – Ты меня пугаешь… Кажется, у тебя появились новые тайны, Саша?

– С чего ты взяла? У меня все в порядке, – поспешила заверить Саша, чувствуя, как щеки опять заалели под Олиным взглядом, ругая себя за то, что так и не научилась скрывать свои переживания. И быстро добавила: – Что же за дела у твоего Григория? Зачем ему в Баку? Он бывал в Казани?