Он расположил его за телескопической дверью из страшного сна электрика дяди Серёжи с первого этажа. Электрик во сне всё пытался преодолеть эту дверь, а она всё растягивалась. Сон донимал дядю Серёжу несколько лет, раз в месяц. Соноед в один миг избавил его от этого ночного кошмара.
Бегущий человечек устраивал в ней забеги на скорость – кто быстрее – он или дверь. Сороконожка забиралась в дверь целиком и растягивалась вместе с ней, как гармошка. Даже суседка приходил покататься на телескопической двери.
Соноед приладил к двери застёжку, из-за которой она не вытягивалась, а изгибалась дугой.
К этой двери соноед и приладил зимний лес.
Но что в летнем, что в зимнем лесу соноед бывал редко. Гулять ему было особенно некогда. Ночью соноед дежурил и охотился, днём сортировал и обрабатывал добычу.
Ему понадобилось делать запасы, так как всё сразу съесть он уже не мог. Голодные дни и ночи остались в прошлом.
Однажды ему попались неприятные горгульи. Они были ярко-красного цвета и при прикосновении премерзко изгибали каменные шеи.
От них с воплем ужаса проснулся один архитектор на третьем этаже. Он накануне читал статью о пожаре в Соборе Парижской Богоматери. Проснулся и не мог понять, отчего так бьётся сердце и почему так противно.
А соноед уже пристраивал горгулий у себя в и без них забитой кладовке и размышлял – то ли построить ещё одну, то ли разобрать эту.
Выглядели горгульи очень аппетитно, но соноед уже и так набрал пару десятков грамм лишнего веса.
Тем вечером к нему в гости пришёл суседка, и они о чём-то шептались в кладовке, разглядывая неприятных горгулий.
На этот раз всё было проделано наоборот. Соноед, прихватив четвёрку горгулий, в глухую полночь пробрался на подушку к двоечнику – неважно, как его звали. К двоечнику с пятого этажа. И когда к нему прилетел очередной малоинтересный сон, соноед вбросил в него красных горгулий. Конечно, они вместе с суседкой подработали их так, чтобы сон двоечника не был страшным. Пугать ребёнка никто не собирался.
Горгульи верхом на скучном сне исчезли в голове двоечника, и он вдруг нахмурился. Завозился. Махнул рукой раз, другой. Сказал: «Нет уж», и снова заснул. Сон с горгульями растворился где-то там, где растворяются приснившиеся сны. Но свой сон двоечник не забыл.
Когда он проснулся утром от маминого «Доброе утро, вставай», то не стал засыпать обратно, как всегда. А встал с кровати и решительно подошёл к своему столу. Тетрадь с недоделанным накануне русским лежала открытая. Двоечник принялся дописывать упражнение.
Ох, ещё грамматическое задание, ужаснулся он, посмотрев на часы, которые он вчера забыл поставить на зарядку. Поставил. Время ещё было, но немного.
– Иди завтракать, – позвала мама и остановилась на полуслове. Её обычно ещё спящий в это время сын лихорадочно писал в тетрадь упражнение.