Взрослея с детьми

Когда дети собрались и мы вышли на улицу, замечаю, что дождь усилился. Боря незамедлительно начинает хныкать, что ему мокро, на него капает, у него нет сил, он хочет скорее сесть в автобус и поехать домой. Я чувствую, что сейчас, как и предыдущие два дня, будет стоять плач до самого дома.

Раньше бы я, конечно, психанула, внутри бы все вспыхнуло бешенством и раздражением: «Да сколько ж можно, каждый день одно и то же, достало уже все!» Только это, конечно, не помогло бы. Этим путем я уже ходила много раз и знала, что ни к чему хорошему он не приведет. Поэтому начала искать способ сделать так, чтобы в такие моменты оставаться спокойной.

Вся «фишка» оказалась в том, что раньше я не могла отделить себя от детей, считала себя полностью ответственной за их эмоциональное состояние. То есть если Вера и Боря капризничают или истерят – значит, только я виновата в этом. И я должна это срочно исправить. Но в реальности причин плача и истерик может быть великое множество, как, например, сейчас – дождь.

Но понять – мало. При каждой детской истерике или плаче я снова начинала чувствовать себя виноватой, меня снова тянуло психовать от бессилия, что я не могу все исправить. Теперь же я замечала такое свое состояние и старалась напомнить себе, что я не виновата. Когда удавалось это «вспомнить», мне становилось спокойнее, и я действовала, исходя из ситуации. Иногда нужно было сказать «нет» в ответ на требование, которое я не могу исполнить. А иногда просто побыть рядом, чтобы дать время пережить случившееся.

Но путь к этому осознанию был мучительный: столько слез пролито, столько душевных мучений и истерик прожито, не сосчитать. До сих пор помню самый первый раз, когда мне удалось почувствовать, что я действительно не всегда виновата в истериках детей. Тогда я села и нарисовала две картинки: как я себя сейчас чувствую и как бы мне хотелось себя чувствовать. На первой я изобразила дерево, из кроны которого растут еще два деревца, тянущие его вниз – в результате плохо всем. А на второй картинке я «отсадила» маленькие деревца в землю – под крону большого дерева. В тот момент я почувствовала, что сразу стало легче, даже простуженное горло перестало болеть. Я ощутила себя тем большим деревом, которому легко и свободно, ощутила энергию, которая заполнила его.

Потом эта картинка с большим деревом и отдельными маленькими деревцами часто всплывала в памяти, помогая мне не вскипеть, не вспыхнуть гневом и раздражением в ответ на очередной детский каприз или истерику. Хотя, конечно, срывы после этого были и не раз, но их становилось все меньше и меньше.

Теперь же я спокойным голосом говорю хныкающему сыну: «Да, Боря, понимаю, мокро, капает, да, хочется скорее домой, чтоб автобус приехал быстрее. Это трудная ситуация, что делать будешь?» Боря, конечно же, отвечает: «Не знаю!» – и продолжает хныкать, увеличивая интенсивность.

Помня вчерашнюю историю, когда я лишь сочувствовала ему в его неразрешимой ситуации, и помня, что это, с одной стороны, позволило мне не втянуться, но с другой стороны, не помогло Боре успокоиться, я решила пойти в наступление.

– Да, Боря, я понимаю, что тебе очень тяжело. Наверное, лучше тебе тогда не ходить в садик, раз ты так устаешь и мучаешься. Поэтому я буду вынуждена оставлять тебя дома.

Он еще сильнее заплакал, потому что ему будет скучно дома, и Боря так не хочет. А я ответила:

– Зато ты не будешь уставать ходить домой, а когда подрастешь, окрепнешь, и у тебя будет достаточно сил, тогда я снова начну тебя водить в садик. Я устала каждый день после садика слушать твой плач.

– Мне не нравятся эти слова. Я хочу, чтобы ты говорила другие слова, – отозвался Боря.

– Хорошо, какие слова ты хочешь услышать? Что я люблю тебя, что ты мой самый любимый сынок, и я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что?

Боря помолчал несколько секунд и сказал, что не хочет больше плакать, а хочет успокоиться. Я предложила ему погладить его или дать ему посидеть у себя на коленках, но он не соглашался ни на один из привычных способов успокоения. Успокоился он лишь на остановке, когда сердобольная бабушка дала им с Верой по конфете. В автобусе Боря уже вовсю улыбался, жуя конфету. Оставался еще путь от остановки до дома, и Боря, как только вышел из автобуса, снова начал похныкивать, что устал.

– Да, сынок, трудная ситуация, понимаю тебя.

Боря похныкал половину пути, пожаловался, что у него мокрые пальчики и как ему их сосать – он теперь не знает. Но потом он все-таки начал сосать пальчики и весь остаток пути до дома прошел молча.

Привычка сосать пальчики так и осталась с младенчества. Так совпало, что примерно в то время, когда Боря родился, я решила отучать Веру от соски: дочка сильно зависела от нее и впадала в дикую истерику, стоило ее потерять. Я боялась, что если дам соску Боре, то Вера будет отбирать ее у брата и сосать сама, и эта зависимость не закончится никогда.

В итоге дочка отучилась от соски меньше чем за неделю. Ну а Боря, за неимением альтернативы, приучился сосать пальчики. В ситуации, когда начинали плакать оба одновременно, а это часто случалось, я спешила успокоить Веру, Боре же не оставалось ничего другого, как успокаиваться самому – как умел.

Тогда я не знала, как поступать и тем более не могла предположить, чем это обернется для Бори. А теперь, когда ему 4,5 года, он не может успокоиться и не может заснуть без того, чтобы не пососать пальчики. В садике ему запрещают это делать, и там он как-то держится, а дома «отрывается». И я все надеюсь, что привычка пройдет у него, а если нет, то обращусь к психологу. Но пока так.

Проблема выбора.

30 августа 2018

Предпоследний день августа, после работы мне захотелось на улицу, подышать воздухом и прогуляться, а не сидеть в четырех стенах. Спрашиваю детей, хотят ли они со мной. Они хором кричат:

– Да, да, хотим!

– Тогда у вас 5 минут, чтобы одеться.

Сама же сижу, допиваю чай, зная наверняка, что у кого-нибудь обязательно возникнет проблема с выбором одежды или игрушки.

Так и есть: Вера не хочет надевать куртку. Я говорю: «Вера, ты можешь не надевать куртку. Только, если пойдет дождь, ты намокнешь». И это повергает Веру в еще большие сомнения. В итоге после 10 минут терзаний она соглашается на вариант, предложенный мной вначале: колготки, платье и куртка.

Проблема выбора для Веры очень актуальна. Ведь с самого малого возраста я все решала за нее: что ей надеть, что купить, куда пойти. Никогда не спрашивала ее мнения, а делала так, как мне хотелось. И сейчас у Веры просто нет навыка выбирать, она каждый раз мечется, когда я предлагаю ей самой сказать или сделать, что хочется. Иногда мы проводим по полчаса в магазине, чтобы Вера решила, какую вкусняшку взять. Но лучше так, чем если она совсем этому не научится. Будет, как и я – выбирать то, что все выбирают, не имея своего собственного мнения. А потом, как и я, будет удивляться, почему этот выбор не приносит ей особой радости.

Одевшись, мы, наконец, выходим на улицу и идем в сад. Вся набережная заполнена машинами, зажглись фонари, и Боря, увидев всю эту картину, кричит: «Вера, смотри, какая красота!»

Мы ныряем в объятья сада с его темными тропинками и круглыми фонарями. Пахнет прелой листвой, я чувствую запах осени, чувствую, как она своими большими мягкими лапами укутывает меня, усыпляет, мне становится спокойно и хорошо. И я ловлю себя на мысли, что хоть совсем недавно я жалела, что заканчивается это теплое, солнечное, так непохожее на Питер лето, теперь мне радостно от мысли, что приходит осень. Я вспомнила это ощущение постепенного погружения природы в сон: опадающая листва, дождик, ветер. Когда с работы бежишь скорей домой, чтобы из своей уютной норки с чашкой горячего чая в руках смотреть, как колышутся деревья, как ветер срывает с них листву, как дождь поливает землю, пытаясь пробиться в окна. Смотреть и наслаждаться теплом и уютом своего жилья, думать о чем-то, радоваться возможности побыть с собой, прочитать книгу, посмотреть интересный фильм, да и мало ли интересных дел, которые я откладываю летом потому, что хочется гулять, а не сидеть дома, а времени на все не хватало.

Так мы шли по саду, я писала в телефон мысли, дети бегали вокруг, и вскоре мы пришли на детскую площадку. Боря предложил поиграть в прятки, я согласилась. Прятаться и искать в темноте было вдвойне интереснее, в животе приятно щекотало от этой таинственности. Хотя иногда становилось страшно, что какой-нибудь маньяк уже мог утащить ребенка, пока я тут пытаюсь найти его за каким-нибудь деревом. Но мысли имеют свойство притягивать события, поэтому я гнала их от себя.

Скоро я почувствовала, что немного озябла, и попросила детей закончить игру и пойти домой. Так мы и сделали. В душе остались самые приятные ощущения от этого вечера и мысль о том, как иногда совсем немного надо, чтобы почувствовать радость от жизни.

Первый день в школе.

4 сентября 2018

Сегодня прошел первый Верин день в школе.

Я переживала, понравится ли ей там. После работы ждала детей дома, так как их сегодня забирал Алексей. И вот в дверь постучали, я открыла, смотрю, вроде настроение у Веры хорошее. А Боря хнычет, что Вера, выходя из машины, отдавила ему ногу.

Все разделись, сели смотреть мультик, Вера начинает разбирать рюкзак, и я спрашиваю:

– Ну как день прошел? Как было в школе?

– Хорошо, – отвечает Вера, но по интонации слышу, что она довольна. – Только трудно. Еще нам сказали принести карандаши. И когда, мама, ты купишь мне линейку?

Я, почувствовав облегчение, что в школе Вере понравилось, пообещала, что обязательно куплю линейку. Больше Вера ничего мне не рассказала, а я не стала приставать с расспросами, решив, что если захочет – сама расскажет.

Потом она достала из рюкзака рисунок – во весь лист лицо клоуна. Вера объяснила, что это их классная руководительница учила на уроке рисования.

На бумаге были видны подтертые линии, обозначающие пропорции, но само выражение лица клоуна меня заворожило. Он смотрел куда-то в сторону, и столько восхищения было в его глазах, такой открытый и живой взгляд, что я не могла оторваться.

Я вообще очень люблю портреты. Люблю долго смотреть на лица, и в какой-то момент у меня возникает ощущение, что портрет начинает делиться со мной своими эмоциями, чувствами, тайнами, своей жизнью. Он становится близок мне, и от этой близости я наполняюсь чем-то таким драгоценным, о чем не хочется говорить, а хочется нести это в себе, ведь оно такое красивое, хрупкое, нежное и очень ранимое, наполненное солнечным светом, переливающееся всеми оттенками радуги. Именно такие чувства я испытала, глядя на этого клоуна.

Я долго смотрела на этот рисунок, говорила Вере, какой он замечательный, а потом повесила его на кухне. Боря, увидев это, решил повесить у себя над столом два своих рисунка.

В душе я еще раз порадовалась, что все-таки отдала Веру в школу, несмотря на рекомендации воспитательниц подержать ее еще год в садике. Я решила, что в садике она не научится ничему новому, а школа даст ей стимул и возможность развиваться. И я видела, с какой гордостью утром Вера шла в школу со своим портфелем, встречая по пути бывших одногруппников из садика.

Не хочу и не буду

Каскад «не хочу».

5 сентября 2018

Утром я, собравшись сама, говорю детям выключить мультик и начать собираться. Вера валяется на диване, видно, что ей не хочется вставать, на мои просьбы она вяло-тянучим голосом отвечает: «Ну, щас». Я, удивленная таким ее поведением (ведь вчера вечером было все хорошо и спокойно), задаю вопрос спокойным уверенным голосом без претензии: «Вера, ты будешь капризничать или в школу собираться?» На это она улыбнулась, к моему удивлению, спокойно встала и пошла одеваться.

Дети идут одеваться, но, как обычно, отвлекаются и начинают играть друг с другом. Меня это начинает раздражать. Успокаиваю себя: «Я выбираю, раздражаться мне или нет. Если я заведусь, ни к чему хорошему это не приведет». Это мне помогает сосредоточиться на своих сборах. Уже полностью одетая стою в прихожей и говорю детям, что готова идти.

Они спохватываются, быстро надевают все, что еще не успели, и мы выходим. На улице Боря говорит:

– Мама, я хочу быстрее в садик – покушать.

– Да, хорошо, сынок, я понимаю.

– Но я уже хочу быть в садике, чтобы покушать, – продолжает Боря.

Я, чувствуя, что для него это отличный повод закатить истерику, отвечаю:

– Да, Боря, я тебя понимаю. Что делать будешь?

– Не знаю.

– И я не знаю, но мы уже идем в садик и скоро придем.

По пути проходим мимо другого садика, в который ходили однажды летом. Боря, увидев здание, спрашивает:

– А мы будем ходить еще в этот садик?

– Возможно.

– Я не хочу ходить в этот садик, он мне не нравится, я никогда не буду в него ходить.

Я, удивляясь в душе этому каскаду его «не хочу» на ровном месте, спокойно отвечаю: «Хорошо, Боря», – и думаю дальше о своем. Уже на подходе к садику сын вспоминает, что не взял ластик, который я ему подарила утром. Я сочувствую ему и говорю, что зато он взял с собой раскраски и фломастеры. И вижу, что настроение его не ухудшилось от своей забывчивости.

Он радостно бежит к воротам своего садика, залезает на калитку и набирает код. Довольный собой, открывает дверь: еще бы, ведь теперь только он ходит в садик и теперь только его привилегия – набирать код на калитке, и не надо делить ее с Верой.

Мы подходим к двери, и тут Вера заявляет:

– А дождика-то не было. Зря ты, Боря, зонтик взял.

Я вижу, как от этих слов Боря сразу сник, и влезаю в разговор:

– Вер, зачем ты это сказала? Ведь ты знаешь, что Боре неприятно слышать эти слова? Зачем ты хочешь его расстроить?

Этого хватило, чтобы поддержать Борю и смутить Веру. После чего Боря спокойно поднимается в группу и раздевается, а дальше я отвожу Веру в школу.

Но, несмотря на положительный исход сегодняшних проводов в садик и в школу, чувствую, что внутри меня все горит. Ведь я снова проснулась в 5 утра и не смогла больше заснуть, снова во мне кипит злость на коллегу по работе. Возможно, из-за этих переживаний у меня бессонница. От этого я очень плохо себя чувствую, и раздражение, накладываясь на плохое самочувствие, как обычно, вводит меня в ощущение полной безнадежности и бессмысленности жизни. И дети тут ни при чем, они только громоотводы. И очень хорошо, что утром я отвела их и не сорвалась.

По пути в метро накрывают мысли, которые я выписываю в телефон: «Бесит, бесит, бесит все! Устала! Надоело. Все виноваты и надоели: дети, работа, я. Ненавижу это все, как оно достало».

Побарахтавшись в этих мыслях бешенства и раздражения, выписав их в телефонные заметки, там же, в заметках, я начинаю внутренний диалог:

«– Что случилось? Из-за чего я злюсь? Из-за чего бешусь? Что, моя девочка? Что, моя милая? Устала?

– Очень! Надоело все, не могу больше, не могу.

– Отдохни, любимая. Отдохни, хорошая. Не получилось вовремя собраться, не получилось выспаться, не получилось не опоздать на работу? Ты имеешь на это право. Имеешь право опаздывать, не высыпаться, не успевать. Имеешь право уставать, плохо себя чувствовать, злиться, беситься. Это твое право, это ты и ты человек, не Бог.

Хватит себя дрючить за то, что ты не идеальная, за то, что не справляешься. Не надо из-за этого считать себя говном, которому не следует жить вообще. Ты такая, какая есть, в тебе много всего разного, не только стерильно-белое, пушистое, правильно нацеленное и настроенное. Прими себя такой разной, прими свое право быть всякой, быть злой, бешеной, уставшей. Я люблю тебя, моя девочка».

Часто, когда переполняют чувства, я записываю их хоть куда-нибудь. Так я постепенно успокаиваюсь.

Весь следующий день проходит спокойно, даже спать не сильно хочется на работе. А вечером, идя домой и наслаждаясь по-летнему теплым вечером, я решаю пойти прогуляться с детьми. Дети соглашаются. Я надеваю ролики, Вера берет самокат, Боря – беговел, и мы идем кататься на набережную.

Вода отражает нежно-розовый закат, ветер приятно обдувает теплом. Боря, прокатившись немного, говорит, что не хочет далеко уезжать, потому что ему потом тяжело будет возвращаться. Я предлагаю ему доехать до ближайшего рекламного щита, под которым есть удобная платформа, где можно посидеть и поиграть с насыпанным там керамзитом. Он соглашается подождать нас там. И мы с Верой едем дальше.

Назад возвращаемся все вместе. Остается лишь выпить чаю, посмотреть чуток мультик и, почитав книгу, лечь спать. «Я молодец, я справилась», – думаю я, засыпая.

Фломастер.

8 сентября 2018

Всю первую неделю сентября по утрам Боря находит какой-нибудь повод, чтобы обратить на себя внимание. И вот сегодня он попросил помочь ему выбрать игрушку, как уже было пару дней назад. Я начала предлагать игрушки, заранее предупредив, что предложу пять игрушек подряд и больше не буду. Конечно, все пять предложенных мной игрушек ему не понравились: то сломанная, то старая, то без батареек.

Тогда я сказала:

– Боря, помнишь, недавно ты тоже просил утром помочь выбрать тебе игрушку? Ничего тебе не нравилось, ты расплакался, пока успокаивался, время прошло, мы опоздали в садик, я на работу, и потом я не смогла купить вам вкусняшки, – сделав небольшую паузу, я продолжила: – Давай сегодня не будем так делать? Давай выберем игрушку, пойдем в садик, и я смогу вам купить что-нибудь, так как не опоздаю на работу?

Боря, выслушал меня, улыбнулся (снова я не ожидала такой реакции, значит, он играл) и ответил:

– Да, помню, было такое. Помоги мне, пожалуйста, выбрать игрушку.

Я предлагаю последнее, что мне приходит в голову:

– Давай возьмем фломастеры и раскраски.

К моему удивлению, Боря соглашается, но добавляет:

– Я хочу еще что-нибудь, кроме фломастеров.

Моя радость, что все так быстро разрешилось, подугасла.

Тут еще обнаруживается, что в пачке не хватает одного фломастера, мы начинаем искать и не находим. Вера предлагает Боре свой фломастер. Но все бесполезно: Боря плачет, я говорю ему, что, к сожалению, не смогла найти фломастер и не знаю, где еще его искать. Боря продолжает плакать, а я пока решаю сделать Вере прическу, чтобы не терять времени.

В душе меня подмывает раскричаться, расплакаться и упасть в свое привычное состояние беспросветной безнадежности и отчаяния. Но на все эти позывы я спокойно себе говорю: «Какой смысл, Оля? Ты ничего не добьешься, потратишь кучу энергии, испортишь весь день».

И продолжаю дальше пытаться разрулить ситуацию спокойно и без истерик, хотя бы со своей стороны. Через какое-то время заплаканный Боря вдруг говорит:

– Я вспомнил, я же фломастер в кровати оставил! Я им вчера вечером раскрашивал.

Я отодвигаю кроватку, Боря, довольный, достает фломастер, а потом мы начинаем выбирать пакет, в котором все понесем в садик. Но первый пакет, который я предложила, кажется сыну слишком большим. Я в душе удивляюсь своему спокойствию, ведь меня это не раздражает, как обычно. Иду искать другой пакет, поменьше первого. Второй пакет Борю полностью устроил. Мы спокойно уложили все игрушки и пошли в садик. На работу я, конечно, опоздала, но не критично.

По дороге в голову пришла мысль, что, скорее всего, участившиеся Борины капризы связаны с Вериной школой. Ведь она ходит с таким красивым рюкзаком, и каждый вечер я уделяю ей внимание, интересуюсь, как у нее дела, что нового произошло. А Боря, наверняка, чувствует себя обделенным и, сам не понимая, пытается притянуть мое внимание проверенным способом. «Что ж, – подумала я. – Мне остается только набраться терпения и стараться уделять ему больше внимания».

Помню, как года два назад меня бесили капризы детей: «Это не нравится, то не нравится, дай мне побольше, дай мне поменьше…» и так далее. Тогда внутри все мгновенно вспыхивало: «Да как же надоело! Да какого хрена я должна это терпеть? Какого хрена тебе все не нравится, и я должна исполнять эти дурацкие капризы?» Обычно все заканчивалось гневно-молчаливым игнорированием с моей стороны и детской истерикой. Перед глазами сразу встает моя мама: ее кипящий ненавистью острый взгляд. И я была такой же. Однажды даже не выдержала и разломала стул у Веры на глазах после ее очередного каприза, потом еще и заварочный чайник…

Тогда я пыталась пить глицин для успокоения. Он вводил меня в заторможенное состояние, и меня правда уже ничего не задевало и не волновало, но жизнь в таком амебно-бесчувственном состоянии казалась мне еще безрадостнее, безнадежнее и бессмысленнее. Дойдя до предела от постоянных криков детей и полной собственной беспомощности, я решилась почитать книги по детской психологии. Подруга порекомендовала Юлию Гиппенрейтер. Книги помогали мне спокойнее относиться ко всему, пока я их читала. Но как только книга заканчивалась, заканчивалось и ее чудесное действие.

Потом мне попалась книга Михаила Литвака, которая, мягко говоря, перевернула мой мир. Тогда я поняла, что проблема не в детях, а во мне, и мне надо разбираться с собой.

А проблем у меня много. Они идут из детства – смерть папы, годы, прожитые с отчимом-алкоголиком, не могли не сказаться. И хоть я уехала из родного города, чтобы забыть все, я все равно увезла боль с собой.

Сколько я ни пыталась дать своим детям любовь, растить их не так, как растили меня, у меня ничего не получалось. Душевных сил не всегда хватало на любовь, терпение и заботу. Вспышки раздражения, чувство вины, усталость, апатия часто стали накрывать меня, когда родился Боря, а у Веры начались каждодневные истерики. И за 1,5 года ситуация не сильно улучшилась.

После декрета я вышла на работу и сначала просто летала от счастья: наконец, вырвалась из четырех стен и могу что-то делать, кроме уборки, готовки и стирки. Но потом на работе начались проблемы с начальницей, задержки зарплаты. Я сменила одну работу, потом другую…

В конце концов, муж устроил меня в компанию, куда сам недавно попал. И вроде все наладилось: мы с мужем рядом, дети в садике, я активно училась водить машину, и все были довольны.

Но вскоре и на новой работе начались проблемы: начальство много обещало, но по факту оказалось, что это еще то «болото». На собеседовании мы обсуждали один функционал, на деле оказалось, что никто мне его предоставлять не собирается. Это наводило тоску.

Вскоре мы с мужем познакомились с директором по развитию, который только пришел в фирму. Я восхитилась его образованностью, самодостаточностью, уверенностью в себе, умением находить выход из любой ситуации. И вдруг поняла, что такие мужчины существуют в реальной жизни, а не только в книжках или кино. Я влюбилась в него.

Видимо, трещина в отношениях с мужем у нас была, а тут она стала разрастаться с угрожающей силой. К тому же я заметила, что директор по развитию сам не против пококетничать со мной, лишний раз прикоснуться, улыбнуться, угостить чем-нибудь, поговорить по душам. Усугубило ситуацию, что муж из-за неудовлетворенности работой стал каждый день выпивать.

И эта его привычка – уходить от проблем в спиртное, да и в принципе уходить от проблем, не выполнять обещания, не доделывать дела – множила во мне обиды. Долго я не могла смириться с тем, что муж мог внезапно после работы уйти с друзьями пить пиво, не предупреждал меня, а просто ставил перед фактом. А так как я всю себя полностью посвятила ему и детям, то единственной моей радостью было дождаться его после работы, чтобы провести вечер вместе. Когда этого не случалось, мне было очень больно и обидно. И, наверное, естественно, что я увидела мужчину, который показался полной противоположностью моего мужа, и влюбилась в него…

Так или иначе, я не знала, что делать, ведь семья была для меня смыслом всей жизни. Только тогда я и решилась пойти к психологу – ученице Михаила Литвака, которая, как оказалось, проводила занятия недалеко от моего дома. Она смогла нам с супругом рационально объяснить, что нужно сделать, чтобы сохранить отношения.

Муж вроде попытался что-то сделать, начал вести себя по-другому… Но вскоре мы поехали в мой родной город на Новый год. На обратной дороге он сел за руль пьяным, въехал в сугроб, и мы чуть было не замерзли в заглохшей машине. Этот случай стал последней каплей. Я почувствовала, как сильно меня тяготят эти отношения, как сильно я устала от них.

В итоге мы договорились с мужем пожить раздельно. Он уехал ровно в день трехлетия нашего сына. Вслед уходящему мужу я сказала: «Это самый лучший подарок мне на день рождения сына». Прозвучало грубо, но, наверное, это было правдой.

Начался новый этап моей жизни. И хоть меня часто мучили сомнения, правильно ли я поступила, я все же чувствовала облегчение. К тому же занятия в психотерапевтической группе, где было много людей со схожими проблемами, сильно поддерживали.

Я училась потихоньку управляться с детьми сама, начала с самого элементарного: отводить и приводить их из садика. Первая неделя была самой тяжелой, ведь я привыкла, что муж возил нас на машине, а тут приходилось идти пешком, вести детей, нести сумки. Но я понимала, что учусь самостоятельности, учусь жить для себя, а не для мужа или детей.

Преодолевая бытовые трудности, я крепла, как будто взрослела. Ходила к психологу, училась на многие вещи смотреть по-другому, училась вести себя иначе. Менялось мое отношение к детям и меняется до сих пор, что позволяет мне не вспыхивать из-за каждого их «неудобного» проявления и экономит силы, оставляя их на более важные дела.

Моя простуда.

10 сентября 2018

Вторые выходные я проболела. В прошлую пятницу я заразилась от Бори. На этот раз затемпературила Вера, а вечером я почувствовала, что и меня знобит. Утром в субботу мне стало еще хуже. Пришлось отлеживаться.

Вера чувствовала себя уже нормально, видимо, ей помогли антивирусные таблетки. Всю субботу они играли, смотрели мультики. Вначале я старалась тоже побыть с ними: собирала с ними пазл, играла в лото. Но вскоре силы закончились, я чувствовала внутреннее напряжение, какую-то жалость к себе, что болею, и некому детьми заняться и обо мне позаботиться. Дети часто прибегали ко мне на кухню, просили чем-то помочь, что-то сделать, задавали свои коронные «а почему?».

А я лежала без сил, говорила им об этом, просила их, чтобы сами налили себе чай. Но в какой-то момент, когда я объясняла детям, почему мне тяжело выполнить их просьбу, Вера навязчиво начала расспрашивать, почему я плохо себя чувствую, начала мне доказывать, что я не права, что я хорошо себя чувствую. И тут во мне поднялся гнев: «Какого фига пытаются опровергнуть мои чувства? Какого фига мне пытаются доказать, что я не то или не так чувствую?» И я вспылила, высказав детям, что мне тяжело говорить, я устала, я болею, мне хочется отлежаться спокойно, и потребовала, чтобы они оставили меня в покое.

А потом вспомнила: сколько раз я, когда предлагала что-то Вере, а она выбирала не то, что мне удобно, объясняла ей, что она хочет неправильно, что гораздо лучше хотеть другое. И вот теперь я получаю обраточку – теперь она мне объясняет, что я чувствую неправильно, ведь ей это невыгодно. Получается, что, однажды поняв, что ее интересы и желания не учитываются, Вера не научилась уважать чужие, в том числе и мои. Что ж поделать? Придется переучиваться всем вместе – уважать интересы друг друга, учиться их отстаивать. Да хотя бы для начала понять, какие они – эти интересы и желания?

Нехватка внимания.

12 сентября 2018

Пришла домой после занятия в психологической группе. Боря вышел встречать меня и с порога спросил, что я ему купила. Я растерялась, потому что даже в магазин не заходила сегодня, но вспомнила, что на работе один из сотрудников поделился акционной игрушкой из «Пятерочки». Я дала ее Боре, и он, обрадовавшись и успокоившись, ушел в гостиную.

А я автоматически начала искать глазами признаки Вериного нахождения дома. Не заметив и не услышав ничего похожего, спрашиваю у Бори: «А где Вера?» Он показывает на диван. Я захожу в комнату и вижу, что Вера и правда лежит на диване, уставившись в монитор компьютера. Время позднее, и я понимаю, что пора уже укладываться спать.

Я подхожу к Вере и спрашиваю, как прошел день, а в ответ слышу ее сквозь зубы тягучее «хорошо». Чувствую, что назревают нытье и капризы, внутренне готовлюсь, настраиваю себя, проговаривая: «Ну что ж, Оля, укладываться придется долго. Но ничего, значит, так надо. У Веры сложный период, надо его пережить».

Ожидания оправдались: хоть я спокойным прошу готовиться ко сну – выключить мультики, помочь расправить кровать – Вера саботирует просьбы, не желая спать, и в итоге начинает громко рыдать, как будто задыхаясь. У меня же ощущение, что это показуха. Спрашиваю ее:

– Что случилось? Что-то болит? Давай вызовем врача, если ты так кричишь, значит, тебе очень больно и нам срочно нужен врач.

Вера кричит еще громче, что врач ей не нужен. Я пытаюсь выяснить, может, что в школе случилось, может, у папы что-то произошло, но в ответ слышу только «Нет!». Меня начинает раздражать это поведение, и я говорю:

– Вера, меня расстраивает эта истерика, я начинаю злиться.

От Веры ноль реакции, но мне самой становится легче от этих слов. Постепенно, потихоньку удается и выключить компьютер, и раздвинуть детскую кровать.

Истерика продолжается, но сквозь нее Вера просит почитать книгу. Внутренне улыбнувшись на ее просьбу, я жду, когда она затихнет, и читаю две сказки любимого мною Дональда Биссета, взятого из библиотеки. Вера слушает, тихонько всхлипывая, потом укладывается в свою кровать и просит налить ей молока. Я иду на кухню за молоком, грею его и приношу в зал, но Вера кричит:

– Слишком много, я так не хочу!

Я при ней же отпиваю молоко и спрашиваю:

– Так достаточно?

Это вызывает в ней еще большее возмущение. Она просит долить – я приношу бутылку, доливаю. Тут же новая претензия:

– Теперь холодное молоко!

– Вера, меня очень огорчает это поведение, – уже не выдерживаю я. – Эти капризы и истерика. Я принесла тебе молоко налить, а ты говоришь, что не надо. Меня злит такое поведение, и я не знаю, как с тобой общаться. Я хочу мирно жить, но чувствую, что ты не хочешь. Я очень расстроена.

Внутри меня кипит гнев, но когда говорю про свои чувства, то злость, которая была обращена на Веру, как будто переходит на саму ситуацию, и мне становится легче.

После моих слов Вера выпивает залпом молоко. Я выключаю свет, и мы засыпаем.

На следующее утро я начинаю будить Веру, включив параллельно мультфильм, чтобы хоть как-то растормошить ее. Вера, услышав звук мультфильма, еле приоткрыв один глаз, начинает громко требовать:

– Мам! Другой мультфильм включи!

По этому тону я понимаю, что вчерашнее ее состояние никуда не ушло. Спрашиваю, какой конкретно ей включить мультик. Она называет один, потом требует другой. И тут мое терпение заканчивается, я чувствую, что это будет продолжаться бесконечно. Я топаю ногой: