Легче! Как найти баланс в жизни, если всё идет не по плану

Ручник. Ручник снимите!

Голоден

Когда я приезжала к маме в гости, она говорила: «Садись есть. Все готово».

Я не хотела есть. Но обижать маму я тоже не хотела.

Мама всегда готовила еду к моему приезду. Старалась. Говорила: «Я стояла у мартена».

Мартен – это человек, который изобрел металлургическую печь.

Мама имела в виду, что готовка – это тяжелый труд.

Она не спрашивала, голодна ли я, – просто готовила. Много: резала хлеб, жарила картошку, запекала мясо, варила борщ.

Для маминого поколения глагол «накормить» означает позаботиться.

Потому что в голодные времена еда становится коммуникацией про любовь.

Выкинуть еду – немыслимо. На столе всегда много хлеба: «Ты почему без хлеба? Бери-бери, свежий!» И обязательно доедать, через сытость запихивая в себя остатки еды с тарелки (ну не выбрасывать же).

Но времена изменились. Уже не голодно, а очень даже сытно.

И коммуникация любви меняется. В тренде сейчас не человек сытый, а человек услышанный.

Идеально – это спросить: «Ты голодная?» – и покормить в случае положительного ответа. А не «садись ешь» уже в прихожей.

Но чтобы слышать других, надо научиться слышать себя. Захотеть и разобраться с собой.

Например, есть популярная книга про интуитивное питание, и она учит есть, когда голоден.

А не когда обед.

Не когда угостили.

Не когда вкусно.

Не когда за компанию.

Не когда мама сказала: «Садись ешь».

Надо есть, когда голоден. Так просто, но так сложно.

Многие до сих пор не знают, как понять: я голоден или просто ем, потому что все едят? Или потому, что заедаю стресс?

Не умеют слышать себя эти многие.

Они не виноваты – их правда не учили. Потому что их родители тоже не умели.

Жить в сытые времена и жить в голодные времена – это совсем разные жизни и разные языки коммуникации.

Люди послевоенного поколения не спрашивали: «Как ты?» Они говорили: «Садись ешь».

Потому что, когда ты поешь, будет понятно, как ты.

Ты сыт, а значит, счастлив.

И вопрос «Как ты?» отпал сам собой.

Мама говорила: «Садись ешь».

Я садилась и ела. С хлебом, как велела мама.

И уезжала от мамы всегда с тяжелым животом. Пила таблетки для пищеварения.

Каждый раз, думая о том, что надо к маме, вздыхала и готовила таблетки.

Я уезжала и чувствовала себя… изнасилованной в желудок. Потому что я не хотела есть. И не умела говорить о своих чувствах – тогда это было не принято.

Я не могла сказать: «Мам, ты хочешь меня накормить, потому что любишь. И я тебя тоже люблю. Но я совсем не хочу есть. Давай просто обнимемся и поговорим. Или помолчим. Или… поделаем что-то, не пахнущее солянкой? Без хлеба, мам. Давай?»

Но я не умела выстраивать границ, понимать, что хочу. Защищать свое право хотеть то, что хочется, а не то, что сказали хотеть.

А еще я всегда боялась расстроить маму.

Мне что, сложно съесть? Если что, у меня таблетки с собой.

Сейчас совсем другой мир.

Например, сейчас правильно есть без хлеба, а не с хлебом. И правильно есть меньше, а не больше. А еще желательно что-то полезное, а не питательное.

И если не хочешь есть, лучше выбросить, чем пихать в себя: ты ж не мусорный бак. Мы учимся жить в новом мире.

Мой сын приходит из школы.

– Как ты? – спрашиваю я.

– Отлично.

– Я сегодня в налоговую ездила, только вернулась. И в редакцию заскочила. А у тебя что? – Я жду в ответ развернутый рассказ.

– А мы сегодня ко Дню космонавтики делали планету.

– О, планету! А какую?

– Марс.

– Ух ты! Марс! Вот это да! Ты голоден?

– Нет.

– Тогда расскажи про Марс…

И я слушаю рассказ сына про Марс. Он огненный. В смысле Марс, а не сын или рассказ. Хотя почему? Все огненные.

Я люблю сына.

И в качестве коммуникации любви я кормлю его, когда он голоден. И не кормлю, когда не голоден.

И спрашиваю, как он. Потому что мне интересно, как он.

А если у него проблемы, то мы подумаем вместе, как ему их решить.

Потому что ему 11, а лучшее, что я могу для него сделать, – научить жить самостоятельно. А для этого я не должна решать его проблемы за него.

Я могу просто поддержать его. Быть рядом…

Хвалить.

Верить.

Любить.

Его.

И его огненную планету…

Ежик иголками внутрь

Я постоянно пишу о том, что я неконфликтная. Мне это важно.

Для меня «неконфликтная» равно «хорошая». Потому что внутри меня живет старая установка, что конфликтуют – плохие.

При слове «конфликтная» сразу рождается образ сварливой бабуленции, которая жалобы строчит во все инстанции, ссорится со всеми подряд, и никто ее не любит, и ни с кем она не дружит, даже с головой.

Однажды я слышала, как про меня отозвались фразой: «Да с ней невозможно поссориться!»

И я внутренне согласилась: да, невозможно. Для меня это прямо лучший комплимент.

Описывая свою неконфликтность, я в качестве примера постоянно приводила… овощную палатку.

Когда мы в Балашихе жили, она около дома стояла. Там овощи и фрукты продавались значительно лучше, чем в магазине. И я предпочитала покупать именно там.

Я даже «дружила» с нагловатой продавщицей. Ну как дружила, знала ее историю. Что она переехала сюда с холодного севера, еле тянет одна съем комнатки для себя и ребенка.

Я покупала фрукты и овощи. Сразу много.

Продавщица щелкала по калькулятору и говорила сумму. Я не сильна в математике, но понимала, что сумма сильно преувеличена.

Мамочки на площадке рассказывали, как однажды одна из них пришла со своим безменом и калькулятором и после того, как продавщица вынесла ей приговор, перевесила все на своем безмене и пересчитала сумму.

Оказалось, что продавщица ей назвала сумму на 145 рублей больше, чем надо.

То есть если она всех обвешивала в среднем на сотку, то меня точно на двести.

Я это знала. И по-хорошему тоже могла бы достать безмен, и калькулятор есть в каждом телефоне, но.

Но я забирала свои огурцы, яблоки и помидоры, говорила «хорошего дня» и уходила.

Я покупала себе не случившийся конфликт. Он стоит 145 рублей. Может, больше. Может, меньше.

Я ненавижу конфликтовать и поэтому веду себя именно так.

А еще, если бы я набралась смелости и сказала ей: «Ну-ка, перевзвесьте» – и продавщица перевзвесила бы товар, я поймала бы ее на лжи, то она, может, даже извинилась бы, но я… Я бы больше никогда не ходила в эту палатку.

Я Шерлок, раскрывший преступление века стоимостью 145 рублей.

Мне было бы стыднее, чем ей.

Это называется «испанский стыд», когда вам стыдно не за себя.

Поэтому я молчала и уходила. Продавщица улыбалась мне вслед. Мне кажется, она меня любила.

Думала: «Какая хорошая, щедрая женщина. И ребенок у нее симпатичный. Не то что у той, которую я не смогла на 145 рублей нагреть».

Я довольно часто рассказывала этот эпизод. Мне казалось, что он наглядно характеризует мою неконфликтность и щедрость.

Однажды у меня была сессия с психологом.

Она вообще была про другое, а эту тему мы должны были проехать мимо, без остановок. Но как-то случайно заехали в эту овощную палатку из прошлого и забуксовали в ней.

Я обмолвилась, что в отношении с деньгами я достаточно щедра, и в качестве доказательства описала эту ситуацию.

Ну, про продавщицу и обвес, который я заметила, но промолчала.

И тут… о боже.

– Подождите-подождите, – останавливает меня психолог. – Эта история точно про щедрость?

– Да. Ну, про неконфликтность.

– А откуда тут вообще конфликт, если все герои истории молчат? Вы знаете, что вас обманули, но молчите. И она знает, что вас обманула, и молчит. Вы обе это знаете, но делаете вид, что не знаете. Да тут мхатовские страсти!

– Ну… я… мне неловко сказать правду.

– Неловко… Это очень милое слово. Подходит знаете куда… Ну, например, если вы жонглер, а все мячики, которыми вы жонглировали, упали прямо один за одним, на глазах у зрителей. Вот это неловко. А разве свое мнение выражать неловко?

– Я ненавижу конфликты.

– Почему сразу конфликты? Вы же ни на кого не наезжаете. Не кусаете. Вы просто показываете, что вы достаточно умны, чтобы заметить, что вот тут она перешла ваши границы. Если вам наступят на ногу, вы же скажете об этом наступившему человеку? Или человек так и будет стоять на вашей ноге?

– Скажу.

– Ну вот. А тут почему не говорите?

– Я боюсь сказать свое мнение «наступившей» на меня продавщице, потому что я в ее глазах перестану быть щедрой, неконфликтной, хорошей.

– Серьезно? Вы считаете, что вы именно такой были в ее глазах?

– Да. Я ухожу, а она думает про меня, что…

– Оль, когда вы уходите, она думает про себя. Не про вас. Про себя! Она думает, как она эту глупую женщину смогла удачно обмануть. Вот что она думает.

– Ну…

– Щедрость, Оль, – это если она вас обслужила, а вы настолько довольны, что говорите: «Спасибо вам, Тамара. Вы просто молодец. Вот 145 рублей чаевых за то, что вы продавец от Бога». А то, что у вас, Оль, – это воровство. Она берет у вас из кармана деньги, вы видите это, но отворачиваетесь, чтобы не смущать ее разоблачением. По ее меркам это ближе к глупости, чем к щедрости.

– Правда?

– ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ОБОЗНАЧИТЬ СВОИ ГРАНИЦЫ – ЭТО РАВНО ПОЙТИ НА КОНФЛИКТ. НО ЭТО НЕ ТАК. ВСЕ НАОБОРОТ. ЭТО ПОКАЗАТЬ, ЧТО ВЫ ЛИЧНОСТЬ, ЧТО У ВАС ЕСТЬ ХАРАКТЕР, ГОЛОС И ПРАВА.

Личность имеет право, например, самой решать, кому помогать, а кому – нет. Это вы решаете, как и на что потратите свои 145 рублей – на яблоки для детей или на чаевые для продавщицы. Вы решаете, а не за вас. Ловите разницу?

– Поймала. То есть я купила себе не неслучившийся конфликт, а иллюзию щедрости, за которой стоит на самом деле неуважение ко мне. Я позволяю не уважать себя другим…

– Как думаете почему?

– Потому что я сама себя не уважаю… – вздыхаю я.

– Где вы тут, Оль? Как себя чувствуете?..

– Больно.

– Почему больно?

– Я ежик. Но не люблю колоться иголками, я прячу их обычно, но получается, что без них никак.

– Оль, вы видели ежика без иголок? Он беззащитен. Чтобы защитить себя, он может только свернуться калачиком в случае опасности, умереть от сердечного приступа. А вы не можете себе позволить такое поведение, тем более что иголки – это базовая комплектация, они в вас точно есть.

– Надо мне учиться быть ежиком.

– Это да, но быть ежиком – это вовсе не значит быть агрессивным, кидаться и колоть всех подряд.

НЕ НАДО УЧИТЬСЯ БЫТЬ БЕШЕНЫМ ЕЖИКОМ. ЕЖИК – ОН ДОБРЫЙ. ОН КОЛЕТСЯ, ТОЛЬКО ЕСЛИ НА НЕГО НАПАДАЕТ ДРУГОЙ ЗВЕРЬ. ЭТО ЗАЩИТА – ИГОЛКИ. ОНИ ГОВОРЯТ: «Э-Э-Э, НЕ НА ТОГО НАПАЛ». А КОГДА ВСЕ ХОРОШО И ЕЖИК ПО ТРАВКЕ БЕЖИТ, ЕГО ДАЖЕ ПОГЛАДИТЬ МОЖНО.

– Я ежик иголками внутрь.

– Метафора хорошая. Внутрь – это больно. Где тут Оля?

– Оля тут плачет, свернувшись калачиком. Оля, выходит, никакая не щедрая. Оля, выходит, дура, да?

– Да бросьте. Оля, выходит, честная с самой собой. Это дорогого стоит. Правда. Оля проявляется, как черно-белая фотография в проявителе, становится четче, понятнее самой себе. Познакомьтесь. Это ежик Оля.

– Значит, это моя бессознательная стратегия – «быть для всех хорошей» – на самом деле проигрышная? И выигрышной никогда не была? А я так гордилась, что меня все любят. Даже самые сложные люди вроде этой продавщицы.

– А зачем вам расположение этой продавщицы? Ну ведь это не совсем порядочный человек, как мы выяснили. Она использовала вас в своих целях. Зачем вам ее лояльность? Разве это авторитетный для вас человек?

Я качаю головой.

– А зачем тогда? Оль, эти деньги – ваши. Они вам даны, вами заработаны. И ваша ответственность – как вы ими распорядитесь.

– Мне почему-то не хочется в ее глазах выглядеть нищебродом…

– Нищеброд… Какое интересное слово. Образовано от «нищий» и «бродяга», наверное. Оль, про что это? Почему вы рядом с этими словами прописали себя?

– Про страх быть неуспешной? Вдруг кто-то узнает, что я живая и у меня бывают проблемы с деньгами? И я шлифую их показной своей щедростью, а потом переживаю, злюсь на себя и колю себя своими же иголками внутри. И чтобы не было больно от своих же иголок, придумываю версию про покупку вместе с килограммом огурцов неслучившегося скандала…

Звенит будильник на моем телефоне. Сессия подходит к концу.

– С чем уходите, Ольга?

– С внезапно обнаруженными иголками внутри себя. Я постараюсь себя вывернуть иголками вовне.

– Постепенно. Не внезапно. Аккуратно. Пока просто наблюдайте, смотрите, где больно, где комфортно. Мотайте на ус. У ежей есть усы?

– Не знаю. У моего будут…

– Отлично. Что важное уносите с собой, усатый ежик? Прозрения, инсайты…

– Быть личностью, способной защитить свои границы, не значит быть плохой. Наоборот. Это значит проявить свой характер, обозначить себя. Кому-то рядом это будет некомфортно, но ведь нельзя быть удобной всем. Попробую для начала самой себе стать удобной.

– Знаете, Ольга, вы самый классный ежик в моей практике. Ежик, который учится включать колючки…

– Спасибо. Колючки – они у меня как поворотники в машине, включаются в случае маневра. Когда мне нужно, чтоб меня заметили и убрали ногу с моей ноги, я буду говорить: «Эй, уважаемый! Я есть!»

– Круто. «Я есть!» звучит как тост.

– Ага. Так выпьем же за 145 рублей…