Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

«Чаша Христова…»^[168]

Просили у Господа два возлюбленные Его ученика престолов славы, – Он даровал им «Чашу Свою»^[169].

Чаша Христова – страдания.

Чаша Христова доставляет на земле причастникам своим участие в благодатном Царстве Христовом, приготовляет для них на Небе престолы вечной славы.

Все мы безответны пред Чашею Христовою; никто не может жаловаться на нее, отказываться от нее: потому что Заповедавший вкушение ее Сам прежде всех испил ее.

Древо познания добра и зла! убило ты в раю родоначальников наших, обольстив их прелестями чувственного наслаждения и прелестями разума. Христос, Искупитель погибших, принес на землю, к падшим и изгнанникам, Свою спасительную Чашу. Горечью этой Чаши истребляется в сердце преступное, убийственное наслаждение греховное; смирением, обильно из нее точащимся, умерщвляется гордый плотский разум; пьющему ее, с верою и терпением, возвращается живот вечный, отнятый и отнимаемый у нас вкушением плода запрещенного.

Чашу Христову, «Чашу спасения прииму»^[170].

Принимается Чаша, когда христианин переносит скорби земные с смиренномудрием, заимствуемым из Евангелия.

Святой Петр устремился с обнаженным мечем на защиту Богочеловека, окруженного злодеями: но кротчайший Господь Иисус сказал Петру: «Вонзи нож в ножницу, Чашу, юже даде Мне Отец, не имам ли пити ея?»^[171].

И ты, когда окружат тебя напасти, говори в утешение и укрепление души твоей: «Чашу, юже даде мне Отец, не имам ли пити ея?»

Горька Чаша; при одном взоре на нее теряются все человеческие соображения. Замени соображения верою и выпей мужественно горькую Чашу: ее подает тебе Отец, всеблагий и премудрый.

Не фарисеи, не Каиафа, не Иуда приготовили ее, не Пилат и его воины подают ее! «Чашу, юже даде мне Отец, не имам ли пити ея?»

Злоумышляют фарисеи, предает Иуда, Пилат повелевает беззаконное убийство, совершают его воины игемона. Все они приготовили себе верную погибель злодеяниями своими; ты не приготовь себе погибели, столько же верной, памятозлобием, желанием и мечтанием мести, негодованием на врагов твоих.

Отец Небесный всемогущ, всевидящ: Он видит твои скорби, – и если б находил, что нужно и полезно отвратить от тебя Чашу, то сделал бы это непременно.

Господь, – свидетельствует и Писание, и церковная история, – во многих случаях попускал скорби возлюбленным Своим и во многих случаях отклонял скорби от возлюбленных Своих, сообразно непостижимым судьбам Своим.

Когда явится пред тобою Чаша, – не гляди на человеков, которые подают ее тебе; возведи взоры твои к небу и скажи: «Чашу, юже даде мне Отец, не имам ли пити ея?»

«Чашу спасения прииму». Не могу отвергнуть Чаши – залога небесных, вечных благ. Наставляет меня терпению Апостол Христов. «Многими скорбми, – говорит он, – подобает нам внити в Царствие Божие»^[172]. Неужели мне отвергнуть Чашу – средство к достижению, к развитию в себе этого Царства! Приму Чашу – дар Божий.

Чаша Христова – дар Божий. «Вам даровася, – писал великий Павел филиппийцам, – еже о Христе, не токмо еже в Него веровати, но еже по Нем страдати»^[173].

Ты принимаешь Чашу по-видимому из рук человеческих. Что тебе за дело, праведно ли поступают эти человеки или беззаконно? Твое дело – поступить праведно, по обязанности последователя Иисусова: с благодарением Богу, с живою верою принять Чашу и мужественно, до дна, выпить ее.

Принимая Чашу из рук человеческих, вспомни, что она – Чаша не только Невинного, но и Всесвятого. Вспомнив это, повтори о себе и о подобных тебе страдальцах-грешниках, слова блаженного и благоразумного разбойника, которые он произнес, будучи распят одесную распятого Богочеловека: «“Мы… достойная по делом наю восприемлева… Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Си»^[174].

Потом, обратясь к людям, скажи им (если ж они не в состоянии понять и принять слов твоих, то, не пометая честных жемчужин смирения под ноги не могущих оценить их, скажи мыслию и сердцем): «благословенны вы, орудия правды и милости Божией, благословенны от ныне и до века!»

Этим только исполнишь заповедь Евангелия, которая говорит: «Любите враги ваши, благословите, кленущия вы»^[175].

Помолись о них Господу, чтоб за нанесенные тебе оскорбления и обиды было воздано им временными и вечными наградами, чтоб совершенное над тобою было вменено совершавшим, на суде Христовом, в добродетель.

Хотя б сердце твое и не хотело поступать так, принуждай его: потому что одни насилующие свое сердце к исполнению евангельских заповедей могут наследовать небо^[176].

Если не хочешь так поступать, то не хочешь быть последователем Господа Иисуса Христа. Тщательно вникни в себя и осмотрись: не нашел ли ты другого учителя, не подчинился ли ему? Учитель ненависти – диавол.

Ужасное преступление – обижать, притеснять ближних; ужаснейшее преступление – убийство. Но кто ненавидит своего гонителя, клеветника, предателя, убийцу, памятозлобствует на них, мстит им, того грех очень близок к их греху. Всуе себе и другим представляется он праведником. «Всяк ненавидяй брата своего, человекоубийца есть»^[177], возвестил возлюбленный ученик Христов.

Живая вера в Христа наставляет принимать Чашу Христову: а Чаша Христова вливает в сердца причастников своих надежду на Христа; надежда на Христа подает сердцу крепость и утешение.

Какая мука, какая адская мука – жаловаться, роптать на предопределенную Свыше Чашу.

Грешны пред Богом ропот, нетерпеливость, малодушие, особливо же отчаяние, – уродливые чада преступного неверия.

Грешен ропот на ближних, когда они – орудия наших страданий: тем грешнее он, когда Чаша нисходит к нам прямо с неба, от десницы Божией.

Кто пьет Чашу с благодарением Богу, с благословением ближних: тот достиг в священный покой, в благодатный мир Христов, отселе уже наслаждается в духовном раю Божием.

Ничего не значат сами по себе временные страдания: мы даем им значение нашею привязанностью к земле и всему тленному, нашею холодностию к Христу и вечности.

Ты терпишь горечь и отвратительный вкус лекарственных смешений; терпишь мучительное резание и жжение членов; терпишь продолжительное томление голодом, продолжительное заключение в комнате; терпишь все это для возвращения потерянного здоровья телу, которое, исцелев, опять непременно заболит, непременно умрет и истлеет. Потерпи же горечь Чаши Христовой, доставляющей исцеление и вечное блаженство бессмертной душе твоей.

Если Чаша кажется тебе невыносимою, смертоносною – этим она обличает тебя: называясь Христовым, ты не Христов.

Для истинных последователей Христовых Чаша Христова – чаша радостей. Так святые Апостолы, после того, как были биты пред собранием старцев иудейских, «идяху, радующеся от лица собора, яко за имя Господа Иисуса сподобишася безчестие прияти»^[178].

Услышал праведный Иов горькие вести. Весть за вестию приходили ударять в его твердое сердце. Последнею из вестей была тягчайшая: сражение всех сынов и всех дщерей его насильственною, внезапною, лютою смертию. От сильной печали растерзал ризы свои праведный Иов, посыпал пеплом главу, – от действия жившей в нем покорной веры пал на землю, поклонился Господу и сказал: «Наг изыдох от чрева матери моея, наг и отъиду тамо: Господь даде, Господь и отъят. Яко Господеви изволися, тако и бысть: буди имя Господне благословенно во веки!»^[179].

Вверься в простоте сердца Тому, у Кого и власы главы твоей сочтены: Он знает, какого размеру должна быть подана тебе целительная Чаша.

Смотри часто на Иисуса: Он – пред убийцами Своими, как безгласный агнец пред стригущим его; Он предан смерти, как безответное овча на заколение. Не своди с Него очей – и растворятся твои страдания небесною, духовною сладостию; язвами Иисуса исцелятся язвы твоего сердца.

«Остановитесь!» – сказал Господь хотевшим защитить Его в саду Гефсиманском, а пришедшему связать Его исцелил отрезанное ухо^[180].

«Или мнится ти, – возразил Господь покусившемуся отвратить от Него Чашу оружием, – яко не могу ныне умолити Отца Моего, и представить Ми вящше неже дванадесяте легеона ангел?»^[181].

Во время напастей не ищи помощи человеческой, не трать драгоценного времени, не истощай сил души твоей на искание этой бессильной помощи. Ожидай помощи от Бога: по Его мановению, в свое время, придут люди и помогут тебе.

Молчал Господь пред Пилатом и Иродом, не произнес никакого оправдания. И ты подражай этому святому и мудрому молчанию, когда видишь, что судят тебя враги твои с намерением осудить непременно, судят только для того, чтоб личиною суда прикрыть свою злонамеренность.

Предшествуемая ли и предваряемая постепенно скопляющимися тучами или внезапно, носимая свирепым вихрем, явится пред тобою Чаша, говори о ней Богу: «Да будет воля Твоя».

Ты ученик, последователь и слуга Иисуса. Иисус сказал: «Аще кто Мне служит, Мне да последствует, и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет»^[182]. А Иисус провел земную жизнь в страданиях: Он был гоним от рождения до гроба; злоба, от самых пелен Его, уготовляла Ему смерть насильственную. Достигнув цели, она не насытилась: самую память Его она усиливалась искоренить с лица земли.

По стези временных страданий пошли в блаженную вечность вслед за Господом все избранники Его. Невозможно нам, пребывая в плотских наслаждениях, пребывать вместе с тем в состоянии духовном. Потому-то Господь непрестанно преподает возлюбленным Своим Чашу Свою, ею поддерживает в них мертвость для мира и способность жить жизнию Духа. Сказал преподобный Исаак Сирский: «Познается человек, о котором особенно печется Бог, по непрестанно посылаемым ему печалям»^[183].

Моли Бога, чтоб отклонил от тебя всякую напасть, всякое искушение. Не должно дерзостно бросаться в пучину скорбей: в этом самонадеянность гордая. Но когда скорби придут сами собою, – не убойся, не подумай, что они пришли случайно, по стечению обстоятельств. Нет, они попущены непостижимым промыслом Божиим. Полный веры и рождаемых ею мужества и великодушия, плыви бесстрашно среди мрака и воющей бури к тихому пристанищу вечности: тебя невидимо руководит Сам Иисус.

Благочестивым глубоким размышлением изучи молитву Господа, которую Он приносил Отцу в саду Гефсиманском в многотрудные часы, предшествовавшие Его страданиям и крестной смерти. Этою молитвою встречай и побеждай всякую скорбь. «Отче Мой, – молился Спаситель, – аще возможно есть, да мимоидет от Мене Чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты»^[184].

Молись Богу о удалении от тебя напасти и вместе отрекайся своей воли, как воли греховной, воли слепой; предавай себя, свою душу и тело, свои обстоятельства, и настоящие и будущие, предай близких сердцу ближних твоих воле Божией, всесвятой и премудрой.

«Бдите и молитеся, да не внидете в напасть: дух убо бодр, плоть же немощна»^[185]. Когда окружат скорби, нужно учащать молитвы, чтоб привлечь к себе особенную благодать Божию. Только при помощи особенной благодати можем попирать все временные бедствия.

Получив Свыше дар терпения, внимательно бодрствуй над собою, чтоб сохранить, удержать при себе благодать Божию. Не то грех неприметно вкрадется в душу или тело и отгонит от нас благодать Божию.

Если ж по небрежению и рассеянности впустишь в себя грех, особливо тот, к которому так склонна немощная плоть наша, который оскверняет и тело и душу: то благодать отступит от тебя, оставит тебя одиноким, обнаженным. Тогда скорбь, попущенная для твоего спасения и усовершения, сурово наступит на тебя, сотрет тебя печалью, унынием, отчаянием, как содержащего дар Божий без должного благоговения к дару. Поспеши искренним и решительным покаянием возвратить сердцу чистоту, а чистотою дар терпения: потому что он, как дар Духа Святого, почивает в одних чистых.

Святые мученики воспевали радостную песнь среди печи разжженной, ходя по гвоздям, по острию мечей, сидя в котлах кипящей воды или масла. Так и твое сердце, привлекши к себе молитвою благодатное утешение, храня его при себе бдительностию над собою, будет воспевать, среди несчастий и бед лютых, радостную песнь хвалы и благодарения Богу.

Ум, очищенный Чашею Христовою, соделывается зрителем духовных видений: он начинает видеть всеобъемлющий, невидимый для плотских умов промысл Божий, видеть закон тления во всем тленном, видеть близкую всем, необъятную вечность, видеть Бога в великих делах Его – в создании и воссоздании мира. Жизнь земная представляется ему скорооканчивающимся странствованием, события ее – сновидениями, блага ее – кратковременным обольщением очей, кратковременным, пагубным обольщением ума и сердца.

Какой плод временных скорбей, приносимый ими для вечности? Когда святому апостолу Иоанну было показано небо, один из небожителей спросил его, указывая на бесчисленное собрание светоносных белоризцев, праздновавших пред престолом Божиим свое спасение и блаженство: «Сии облеченнии в ризы белые, кто суть, и откуду приидоша? – И рех ему, – говорит Иоанн Богослов, – Господи, ты веси»^[186]. Тогда сказал Богослову небожитель: «Сии суть, иже приидоша от скорби великия и испраша ризы своя, и убелиша ризы своя в Крови Агнца. Сего ради суть пред престолом Божиим и служат Ему день и нощь в церкви Его: и Седяй на престоле вселится в них. Не взалчут ктому, ниже вжаждут, не имать же пасти на них солнце, ниже всяк зной: яко Агнец, Иже посреде престола, упасет я, и наставит их на животные источники вод, и отъимет Бог всяку слезу от очию их»^[187] (Откр.7:13–17).

Отчуждение от Бога, вечная мука в аде, вечное общение с диаволами и диаволоподобными людьми, пламень, хлад, мрак геенны – вот что достойно назваться скорбию! Это точно – скорбь, великая, ужасная, нестерпимая.

К великой вечной скорби приводят земные наслаждения.

От этой скорби предохраняет, спасает Чаша Христова, когда пьющий ее пьет с благодарением Богу, с славословием всеблагого Бога, подающего человеку в горькой Чаше скорбей временных беспредельную, вечную Свою милость.

Игнатий Брянчанинов.

«Чаша Христова». Из «Аскетических опытов»

II

Наверное, это звенела бизонова трава. Бизонова трава, звона которой он не слышал, пока она не зашелестела совсем близко. Как не слышал и не видел ничего вокруг. Кроме реки внизу. Кроме золотистого берегового песка. Все равно. Уже все равно. Слава Богу за все.

Текамсех освободил ему руки.

– Он же пообещал, что не уйдет, – заметил Текамсех Сколкзу. – Он ведь вырос с нами. Ты не знаешь Маленького Сына Волка?

Сколкз Крылатый Сокол ничего не сказал. Он просто повернулся и пошел прочь. Натаниэль взял лошадь в повод. Все тот же мир, все то же синее небо. Все тот же он сам. Книга Екклесиаста. «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл.1:9).

Они остановились часа через два. Дать отдых лошадям. Просто здесь заворачивала река и был пологий и удобный спуск к воде. И Лэйс, забытый и словно никому не нужный, сидел и смотрел на реку, на зеленый склон. И грустил. Никто не смог бы не грустить.

Трава серебрилась и колыхалась под береговым ветром. Как когда-то в детстве, как когда-то в Висконсине. Натаниэля захлестнула отчаянная тоска по дому. Там такая же зеленая трава и такое же пронзительное, синее небо… Там жизнь. Многая лета…

А когда-то мать читала ему о сорока севастийских воинах. Когда-то он читал потом сам. «Святой лик! Священная дружина! Непоколебимый полк!»^[188] Это было время царствования императора Ликиния. Это было время жесточайших гонений на христиан. Как и многие другие, они были приговорены к гибели. Они были воинами. Они пошли на гибель как воины. «Что воздадим Господеви» (Пс. 115, 3)? И с Господа нашего совлечены были одежды. Тяжко ли для раба потерпеть, что терпел и Владыка? Лучше сказать, и с Самого Господа мы совлекли одежды. Это была дерзость воинов; они совлекли и разделили по себе Его одежды. Поэтому загладим собою на нас написанное обвинение. Жестока зима, но сладок рай; мучительно – замерзнуть, но приятно упокоение. Недолго потерпим, и нас согреет патриархово лоно. За одну ночь выменяем себе целый век»^[189].

«Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми…» (Пс.115:3) Он тоже был воином. Он носил свои капитанские погоны. Он тоже должен был все знать: «Достойное по делам моим приемлю». «Если никакое искушение не может коснуться человека без воли Божией: то жалобы, ропот, огорчение, оправдание себя, обвинение ближних и обстоятельств суть движения души против воли Божией, суть покушения воспротивиться и противодействовать Богу. Устрашимся этого бедствия! Размышляя о какой бы то ни было скорби нашей, не будем умедлять в размышлении, чтоб оно неприметным образом не отвлекло нас от смиренномудрия в явное или прикрытое самооправдание, в состояние, противное смотрению о нас Божию. Не доверяя немощи нашей, прибегнем скорее к верному оружию самоукорения!»^[190]

«Знаменательны… слова Спасителя: «еже твориши, сотвори скоро» (Ин.13:27). Такой же обширный смысл имеет и молчание Христово пред судиями беззаконными, судившими для того, чтоб непременно обвинить, чтоб найти какой-нибудь предлог обвинения праведного для исполнения злобного замысла, давно замышляемого в сердце преступном, злобном и лукавом. Посреди этого Божественного молчания возгремели в наставление наше слова Спасителя к Пилату, слова тихие по наружности, но страшные, как гром и молния, по смыслу: «не имаши власти ни единыя на Мне, аще не быти дано свыше» (1Ин.19:11). Какое глубокое и обширное наставление для страдающих о Христе, научающее их смотреть на своих Пилатов как бы на бездушное орудие Промысла Божия, подающею возлюбленному Своему чашу Христову, залог блаженства вечного со Христом. Здесь, на земле, совершается уже отделение пшеницы от плевелов, производится Божий суд над ними. Последователь Христов страждет в великодушном молчании, познавая крестом Христа, а Пилат с холодностию вопрошает о Истине, не думая и не желая знать о Ней, потому что не хочет даже выслушать, дождаться ответа. Между тем Сама Истина Христос ему предстоит в смирении и высоким молчанием сказует о Себе. «Удивися разум мой от Тебе», молитвенно взывал к Богу святой Давид; удивится Евангелию и его глубокому учению, учению Божественному христианин, читающий его с верою и чистотою совести, при озарении свыше»^[191].

«Стоит безмолвно и неподвижно кроткий агнец пред стригущим его: так стоял Господь пред безбожными судиями Своими и бесчеловечными убийцами, Божественным молчанием отвечая на дерзкие вопросы, клеветы и поругания. Самоосуждение и самоукорение были не свойственны Ему, непричастному грехов: молчанием Он прикрыл Свою Божественную правду, чтоб мы, самоосуждением и самоукорением отрицаясь от нашей поддельной, мнимой правды, могли соделываться причастниками Его правды – всесвятой и всесовершенной. Ни правда падшего естества, ни правда Закона Моисеева не могли ввести нас в утраченное вечное блаженство: вводит в него правда Евангелия и Креста. Нет совершенного между человеками по добродетелям человеческим: к совершенству христианскому приводит Крест Христов и печатлеет это совершенство, даруемое Духом Святым. Смирение возвело Господа на крест; и учеников Христовых смирение возводит на крест, который есть святое «терпение», непостижимое для плотских умов, как было непонятным молчание Иисуса для Ирода, понтийского Пилата и иудейских архиереев. Будем молить Господа, чтоб Он открыл нам таинство и даровал любовь Креста Своего, чтоб сподобил нас претерпеть должным образом все скорби, которые попустятся нам всеблагим Божиим промыслом во времени для спасения нашего и блаженства в вечности. Господь обетовал нам: «В терпении вашем стяжите души ваша». Аминь»^[192].

«Лето Господне благоприятное…» (Лк.4:18), – вспомнил Натаниэль на зеленую траву. Зеленая, зеленая трава, зеленые дали. «Лето», – подумал теперь просто. Всегда ведь словно целая жизнь. Лучшее время. Любимое с детства. А опушка леса белеет белыми-белыми тысячелистниками^[193]. «Яко тысяща лет пред очима Твоима, Господи, яко день вчерашний, иже мимоиде, и стража нощная» (Пс.89:5).

Натаниэль вздохнул, покорно и обреченно. Рано или поздно, сегодня или завтра, но он ведь знал. Он вырос в прериях. В прериях все понимаешь: «Вся книга псалмов – не что иное, как плач»^[194]. Как у Василия Великого: «печаль, яже по Бозе» (2Кор.7:10)^[195]. В прериях слишком зеленая трава и слишком синее небо, и простор этого синего неба – словно в самом твоем сердце. Через благодарность и в благодарность. Памятью смерти. «Ныне или завтра умрем»^[196]. Пронзительное, щемящее напоминание, – и тем сильнее, чем зеленее бывает тогда трава. Или как сейчас – просто вот эта покорная печаль. Но зеленая трава и синее небо? С именем Господа и благодарением? «Яко несть в смерти поминаяй Тебе: во аде же кто исповестся Тебе?..» (Пс. 6:6), – стиснутым, рвущимся на свободу соколом словно рванулся сам в себе Натаниэль. Не сегодня. Не завтра. Нет. Но ведь – да. Нет его правды. На еще большее осуждение эта правда. «Не отвергай суда Моего: мниши ли Мя инако тебе сотворша, разве да явишися правдив? Еда мышца ти есть на Господа, или гласом на Него гремиши?» (Иов.40:3–4)^[197]. – «Аминь, аминь глаголю вам, яко слушаяй словесе Моего и веруяй Пославшему Мя, имать живот вечный, и на суд не приидет, но прейдет от смерти в живот» (Ин. 5:24). «Вскую умираете, доме Израилев!» (Иез.18:31)^[198].

«Смотри часто на Иисуса: Он – пред убийцами Своими, как безгласный агнец пред стригущим его; Он предан смерти, как безответное овча на заколение. Не своди с Него очей – и растворятся твои страдания небесною, духовною сладостию; язвами Иисуса исцелятся язвы твоего сердца».

«Господь огорчился смертию Лазаря, пролил при гробе его слезы (Ин.11:35); Господь плакал о Иерусалиме, предрекая разрушение его за отвержение им Мессии (Лк. 19:41); Господь допустил в Себе такое предсмертное томление в саду Гефсиманском, что это состояние души Его названо в Евангелии подвигом и смертельною скорбию. Оно сопровождалось таким страдальческим напряжением тела, что тело дало из себя и пролило на землю пот, которого капли были подобны каплям крови (Мф. 26:38–39; ср. Лк. 22:43–44). Но и при этом усиленном подвиге тяжкая скорбь находилась в покорности духу, который, выражая вместе и тяжесть скорби и власть свою над скорбью, говорил: «Отче мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты» (Мф. 26:39). Богочеловек имел свойство гнева; но гнев действовал в нем, как святая душевная сила, как характер, как энергия, постоянно сохраняя достоинство человека, никогда не обнаружив никакого увлечения. Господь выразил Свое негодование тем, которые не допускали к Нему детей (Мк. 10:14); Он подвигся гневом на ожесточенных и ослепленных фарисеев, дерзнувших хулить явное Божие чудо (Мк. 3:5). Необыкновенное, поразительное владение гневом, при употреблении этой силы в движение, созерцается при тех страшных обличениях, которые произносил Господь иудеям^[199]. Величественное духовное зрелище представляют собою человеческие свойства Христовы во время Его страданий за человечество: Господь, во все продолжение этих страданий, пребывает постоянно верным Самому Себе; ни на минуту не явились в Нем ни разгорячение, ни восторг, обыкновенно одушевляющие земных героев; ни на минуту не явились в Нем многословие и красноречие этих героев; ни на минуту не выказалась в Нем никакая переменчивость; постоянно действовала в Нем неколеблющаяся равная сила, без ослабления и без напряжения; эта сила постоянно выражала и могущество свое и подчиненность святой власти, руководившей ею. Если кто вникнет в характер Иисуса Христа при разумном чтении Евангелия: тот по одному этому характеру исповедует Иисуса Богом, как исповедал Его Богом апостол Петр единственно за Его слово жизни (Ин. 6:68). Такого характера, постоянно и вполне свободного и открытого, постоянно одинакового, никогда не увлекающегося, не изменяющегося ни от укоризн, ни от похвал, ниже пред лицом убийц и смерти, – такого другого характера между характерами человеческими – нет».

Свт. Игнатий Брянчаннинов. Из «Аскетической проповеди»

Острая, пронзительная тоска рванулась где-то в душе птицей с поломанным крылом, порывающейся взлететь. А потом пришло отчаяние. Глухое и равнодушное. Он не слышал себя, он не слышал произносимых на душе слов. Они были также, как когда ныряешь в воду и сквозь толщу воды пробивается солнечный свет. Только толща воды, толща чувств и отчаяния. Толща нечувствия и равнодушия. Но когда-то он читал. Другой случай, но смысл ведь все равно один и тот же.

«Брат спросил старца, говоря: «Авва! что мне делать? мне всегда стужают помыслы любодеяния и не дают успокоиться ни на один час; от этого очень скорбит душа моя». Старец отвечал: «Наблюдай за собою, чадо! Когда бесы всевают страстные помышления в ум твой, – ты не принимай их и не беседуй с ними. Обычно бесам непрестанно приходить к нам и неупустительно стараться в чем-либо уловить нас; но они не имеют возможности принудить нас насильственно: в твоей власти принимать или не принимать их». Брат сказал на это старцу: «Что мне делать, авва! я немощен: похоть одолевает меня». Старец: «Внимай себе, чадо, и познавай пришествие демонов. Когда они начинают лишь говорить с тобою, не отвечай им, но встав, пади лицом на землю и молись, говоря:

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помоги мне и помилуй меня». Брат сказал ему: «Авва! я принуждаю себя, но пребываю в нечувствии, и нет умиления в сердце моем; я не ощущаю силы слов». Старец отвечал: «Ты только говори слова эти, и Бог поможет тебе, как сказал авва Пимен и многие другие Отцы, что обаятель, когда производит обаяние, не знает силы произносимых им слов, но змея, когда слышит эти слова, то сила слов на нее действует, она повинуется и усмиряется: так и мы, хотя не знаем силы того, что произносим, но бесы, слыша произносимое нами, отходят со страхом».

Из «Отечника» Игнатия Брянчаинова