Помимо отца Димитрия на исповедь уже во время службы вышли настоятель храма – отец Владимир и иерей – батюшка Антоний. Батюшки подменяли друг друга: когда один служил, другой исповедовал. В действительности, в тот день отец Владимир и отец Антоний помогали отцу Димитрию, зная, что тот уйдет домой сегодня не скоро, а, скорее, затемно.
Тогда-то я не знала ничего о каждом из батюшек, поэтому я просто заняла очередь, решив, кто будет свободнее, к тому и пойду. На все воля Божья!
Отец Димитрий явно был старше остальных священников, его голова была практически полностью покрыта сединой, лик его напоминал лики, которые изображали на иконах – лики святых старцев. Он был спокоен и благоразумен, это чувствовалось на расстоянии. Он как будто излучал свет. Это светилась его душа, чистая и открытая для всех, кто пришел к нему тогда, и кто приходит сейчас.
Батюшка Антоний – человек низкого роста, на вид лет тридцати с небольшим, в круглых очках. Чем-то он мне напомнил повзрослевшего Гарри Поттера, простите уж за сравнение. Он был сосредоточен, но улыбка не сходила с его лица, он весь сиял. Добрейшей души батюшка, сразу видно. Поэтому к нему чаще и приходят дети на исповедь. Дети ведь доброту и ласку любят, все чувствуют, их не обманешь.
Настоятель храма – отец Владимир. Он главный в храме, руководитель, начальник, директор, если называть вещи мирскими словами. Он самый высокий из всех батюшек, на полторы-две головы выше остальных. Рослый, статный, красивый мужчина, с длинной бородой, смотрит на всех с большой надеждой и верой, но взгляд строгий, даже суровый, глаза только светлые, почти прозрачные, бледно-зеленого акварельного оттенка.
Боженька распорядился так, что исповедоваться мне нужно было именно у самого главного в нашем храме – у отца настоятеля.
Помню, когда очередь моя подходила, одна женщина, стоявшая позади меня, спросила, не к отцу ли Владимиру я стою на исповедь. А я в тот момент понятия не имела, кто из троих священников, вышедших для проведения исповеди, является отцом Владимиром, поэтому я просто молча кивнула.
Так и случилось, что пошла я к отцу Владимиру. Страшно было. Стояла секунд десять в смятении. Хорошо, батюшка помог. Сам вопросы стал задавать, а я в слезы… ведь правда все, в три щелчка расколол меня отец Владимир, я даже опомниться не успела, как уже стою, реву, платка нет, утираюсь рукавом, тушь потекла… неловко. Но единственное, о чем я тогда думала, так это о том, почему же я за всю свою сознательную жизнь ни разу до третьего января 201… года не исповедовалась.
Все, как на духу, рассказала отцу Владимиру. Про самые страшные грехи, про жизнь свою потерянную, про боль и обиды, про то, как сама не раз обижала, про думы свои, сомнения. А он только головой качал, да успокаивал. Священникам чуть ли не каждый день приходится выслушивать подобные истории, они привыкшие, да и психологи хорошие. У многих из них действительно есть образование психолога. Это им очень помогает в их служении. Важно в людях разбираться.
Он даже не удивился, когда узнал, что я пришла на исповедь впервые. Видимо, не я одна пренебрегала прямым предстоянием перед Богом на исповеди.
Исповедь моя длилась вечность… так мне казалось. На самом деле, всего минут десять прошло, не больше. Сама я была потрясена тем, как долго я разговаривала с батюшкой, и как мало времени понадобилось мне в действительности для того, чтобы пересказать всю свою жизнь.
Необыкновенное и непознанное до сей поры чувство безмятежности и благодати овладело мной после того, как отец Владимир накрыл мою голову епитрахилью и я, приложившись к кресту и Евангелию, получила благословение батюшки на дальнейшее наше с ним общение и его помощь в исцелении моей души. Многое зависит от этих мудрых старцев. Я была благодарна Богу за то, что он привел меня именно к этому проводнику между Богом и человеком.
Батюшка не допустил меня тогда до причастия. Это еще раз убедило меня в том, что душа моя абсолютно, но не безнадежно, страдала. Причастилась я только спустя полгода после первой исповеди. Отец Владимир благословил меня на подготовку к причастию тогда, когда почувствовал, что я честна, в первую очередь, сама с собой.
Он часто указывал мне на самообман. Да, именно на самообман. Говорила я с ним об обманутых мной мужчинах, о том, что лгала им, о своих чувствах к ним, о переживаниях… да и еще о многом мы разговаривали с отцом Владимиром. Но причиной всех моих бед являлся именно самообман. Я обманывала сама себя. Ждала одного, а получала совсем другое. Жила как будто в иной реальности. Я причиняла боль, плевала и не ценила истинного к себе отношения. Пелена застилала мой взор. Сейчас это так жутко осознавать. Мне бы хотелось попросить прощения за свои безрассудные и безответственные поступки.
Что же касается любимого мужчины, отец Владимир рекомендовал прервать с ним всякое общение. Это прозвучало почти как приговор. Он был моей страстью, зависимостью. Наличие подобных блудных отношений, которые, словно яд, отравляли мою душу и способствовали моему моральному и даже телесному разложению, явно не шло мне на пользу. Да, и с другими лицами противоположного пола батюшка так же предложил не вступать в какие-либо отношения. Необходимо было отойти от прошлой жизни, избавиться от дурного влияния прошлого. Я это понимала.
У меня язык не поворачивался назвать наши отношения «дурными», но то, что они были неполноценными, непорядочными, болезненными и лживыми – это факт.
И я послушалась.
Нет, ненадолго снова сошлись… чтобы затем расстаться навеки.
С тех пор, как я стала ходить в храм, ища там исцеления и облегчения, и находя в этом месте поддержку и непередаваемое благодатное действие веры, действие Божественной силы, мне стало гораздо легче.
Его я не разлюбила, нет. Мне кажется, это невозможно. Я, напротив, стала любить его еще больше, но именно поэтому, понимая, что всегда только отравляла его жизнь, перестала с ним видеться. Тем более, в последнее время встречались мы по моей инициативе.
Для меня на тот момент был единственный выход – довериться Богу. «По вере Вашей да будет Вам» – вот единственная истина, которой нужно придерживаться. Нужно помнить, что Господь никого не бросает в беде, он всем помогает, всех направляет и наставляет, всех и каждого к вере обращает. Рано или поздно так происходит. Просто у каждого свой путь, своя дорога к Богу.
Так, мало-помалу, от исповеди к исповеди, от причастия к причастию прошло почти три года.
Время расставило все на свои места. Душевная боль утихла, я стала спокойнее, взрослее, рассудительнее. По истечении времени могу сказать, то, что мной здесь описано, является самым ярким и запомнившимся воспоминанием, одним из самых главным и важных событий в жизни.
Я больше никого не обманываю – ни себя, ни его.
Путь
У каждого свой путь. Мы, и только мы выбираем, каким путем нам идти, решаем, кем быть… и с кем быть.
Лучше него никого не было в моей жизни… но лучше бы и его не было.
Север Москвы. Ночь на земле. Запоздавшее лето. В воздухе пахнет прохладой и дождем, но на улице все еще очень тепло. Темное-темное, хмурое, предгрозовое небо. Я очень люблю такую погоду и такие ночи.
Двое, юноша и девушка, стоят на берегу.
Он привез меня сюда, чтобы в очередной раз удивить. Он удивительный человек. Я не сразу смогла понять, где мы находимся. Перед нами то ли пруд, то ли озеро – водоем. Я не запомнила точного адресного ориентира, но почему-то не сомневаюсь, что смогу, при желании, найти то место. Мне часто хочется вернуться туда, но сейчас в этом нет никакого смысла.
Водоем был огорожен высоким забором, кругом росли деревья. Через сквозные просветы, образованные не слишком тесным сплетением ветвей и листьев деревьев, сквозь стальные прутья забора, той ночью мы увидели то, что не каждый замечает при дневном свете. Город как будто хвастался одним из своих самых лучших видов. И это все было для нас. Мы стояли и любовались отчетливо-вычерченными силуэтами пароходов и кораблей, напоминающих стаю громадных китов, решивших сделать привал в уединенной гавани. Суда мирно покачивались, вызывая на поверхности воды редкую рябь и блики. Город спал.
Можно было вечно смотреть на эту немую красоту. Легко покачивающиеся кроны деревьев, усыпанные листьями, соприкасаясь друг с другом черными линиями веток-рук, создавали легкую шумовую завесу. Казалось, что мы далеко за пределами города, мы только вдвоем, вместе и навсегда.
Он стоял справа, в шаге от меня. Он как будто давал мне право первой насладиться неповторимым и таким нетипичным для ночной Москвы видом, а наблюдал он за мной.
Я слышала, как он дышит: прерывисто, но очень спокойно. Я чувствовала его взгляд на себе: он смотрел на воду, но следил за мной. Он оценивал себя через мое отношение к происходящему. И так, к слову, было всегда. Ему нравилось произведенное им же на меня впечатление. И снова триумф. Я заметила, что легкая улыбка не сходила с его лица на протяжении всего вечера. Он ликовал. В тот раз он не взял меня за руку, не подошел ближе, не обнял. Я ждала хоть какого-то действия с его стороны, но, как сильно мне этого не хотелось, сама я не решилась подойти ближе и обнять его, поцеловать. Нет, я не сделала этого. Мелкая дрожь охватила все мое тело – от макушки до кончиков пальцев ног, приятная нега, удовольствие. Я вдыхала его запах и почти потеряла сознание: аромат МОЕГО мужчины превращал меня в ведомую, безропотную особь – самку, способную подчиняться лишь животным инстинктам.
Он был моим и только моим. Он был со мной. Он привез меня туда. Я ценила каждую минуту, проведенную с ним. А сейчас я дорожу своими воспоминаниями… больше у меня ничего не осталось.
Нам было хорошо вместе. Мы стояли молча и упивались друг другом, не соприкасаясь, не смотря друг другу в глаза. Мы смотрели в одном направлении, – говорят, это важнее.
Мне хорошо запомнились детали того вечера: погода, температура воздуха, точное время, его одежда, то, как были уложены его непослушные волосы, были ли у него с собой его наручные часы (он не всегда их носил, иногда это делала я), курил ли он, курила ли я.
Тем вечером случилось, пожалуй, самое незабываемое свидание в моей жизни. Я знаю, что ничего подобного испытать мне уже не придется. То, что делал он, и то, как он это делал, никому повторить не удастся.
Мне тогда захотелось остаться в том мгновении навсегда. Там было хорошо и безмятежно. Просто стоять рядом, просто дышать одним воздухом, смотреть на спящих китов и думать друг о друге. Это так просто, такое простое и в то же время такое неповторимо-сложное, невообразимое, сверхчувственное соединение душ. Об этом трудно писать, говорить и вовсе невозможно.
Мы пробыли на берегу около получаса, но для меня время остановилось – прошла вечность.
Это всего лишь еще один эпизод нашего пути, наших безумных отношений. Еще один яркий момент, который мне так хорошо запомнился. Меня согревают эти воспоминания.
Когда что-то заканчивается, даже что-то очень хорошее, как правило, человек это помнит какое-то время, а потом либо совсем забывает, либо обращается к своим воспоминаниям все реже и реже. Но довольно часто человек хранит воспоминания о тех или иных моментах на полках своего подсознания до конца своих дней, просто воспоминания покрываются многолетней пылью, они, словно старая фотокарточка, блекнут, образы стираются, картинка перестает быть четкой, но они не исчезают бесследно. Не зря же многие пожилые люди помнят то, что с ними происходило в детстве, юности и не помнят того, что случилось пять минут назад. Человеку свойственно вспоминать о чем-то, когда ему это нужно, по надобности и порыву душевному. Иногда, напротив, воспоминания могут нахлынуть в самый неподходящий момент, неожиданно и внезапно. Порой, человек самовольно пытается избавиться от воспоминаний, забыть и забыться, но не всегда это у него получается.
Спустя время я, порой, не помню многих вещей, даже что-то важное стирается из моей памяти, что уж говорить о деталях, но то, что связано с ним, у меня никак не получается забыть, я просто не в состоянии это сделать. Воспоминания о нем живут во мне, и к ним я слишком часто обращаюсь. Если честно, мне нравится думать о том, что было между нами. Это хорошие воспоминания. Эта связь помогает мне жить. На уровне воспоминаний мы связаны до сих пор, я знаю это.
Когда я думаю о нем, я надеюсь, что у него все хорошо. А по-другому и быть не может. Каждый день я просыпаюсь и думаю о нем, иду на прогулку, покупаю себе на завтрак свежий круассан с шоколадной начинкой, кофе с молоком и думаю о нем, засыпаю и думаю о нем. И так изо дня в день. Я улыбаюсь, когда думаю о нем. Мне грустно от осознания того, что увидеть его вновь нет возможности, но я хочу верить, что он тоже улыбается, когда думает обо мне. Я бы хотела знать, что он не злится на меня, что он отпустил и простил меня. Но я этого не знаю. Поэтому я просто каждый день думаю о нем… когда-нибудь мы снова обязательно встретимся.