Гадко. Грустно. Глумливо. Сборник рассказов

Он нехотя поднялся с лавки, больше с трудом, чем лениво. Словно услышанная исповедь о сослагательной чужой любви стала теперь его ношей, его заплечным походным рюкзаком. Он поднялся с лавки, чтобы завтра, послезавтра и в последующие дни снова на неё опускаться (никакого больше фиглярства с утиным «шагом»), снова складывать руки на колени, снова внимать этой, так неуклюже овдовевшей формовщице, снова вожделеть её караваев.

Те же дети делили игрушки в парке, те же птицы, нахохлившись, караулили крохи, та же лавка, крепко врытая в землю, пригласительно пустовала и мужественно терпела капризные перемены погоды. Тот же он, с новыми уже мыслями, новой жаждой и новой, поднывающей тоской упрямо топтал тропинку, ведущую к знакомой скамейке. Присаживался, рассказывал никогда не перебивающей его пустоте свои выдуманные за ночь истории. Хвалился поднаторевшими «ключами», когда-то не могущими отпирать даже податливые замки безотказных тарифных девиц. Пустота, как ему казалось, одобряюще кивала и клонила свою крупнокудрую голову на его плечо.

О вреде бурения

Когда часто носишь каску – забываешь, как выглядит твоя причёска. Под ней, под каской, хочешь ты того или нет, рано или поздно развивается сплочённая экосистема. Борис всегда шёл против любой системы, против её среды обитания, против чужеядных живых организмов, населяющих её. Борис Вылез, он же крепкий Олежек, как его величали до операции по неперемене пола, всегда был бунтарём и ходоком наперекор.

Один рывок – и каска с громким хрустом долой с головы. Растревоженная экосистема посыпалась в урну. Борис удовлетворённо крякнул, выскоблил из каски остатки и останки некогда сплочённого единства, определил её на сгиб локтя и зашагал в сторону двери с надписью «парикмахерская».

– Кошмар ему приснился. – смущённо приглаживая вскосмаченные волосы, доложил Борису выходящий из парикмахерской мужик.

Борис понимающе кивнул и вошёл внутрь. Снулый, прихрапывающий на ходу старик ткнул пальцем в единственное кресло. Борис умостился, покоряясь престарелому парикмахеру. Старый – значит, опытный, помнил Борис. Старик оросил из распылителя опрелые волосины Бориса, широко, с щелчком зубных протезов, зевнул, положил свою воробьиную головку на клиентову макушку, руками обвил его же шею и уснул. Голова его беспокойно ворочалась на темечке Бориса, нос сопел, губы причмокивали, выдували пенные пузыри или пускали скользкие тёплые струйки. Борис рефлективно брыкнул ногой – старик, подслеповато щурясь, встрепенулся.

– Жена снилась. Дай, говорит, обниму тебя. И тянется, объятия пластает. А я…я отбиваюсь. Уйди, мол. – полусонно бормочет старик и всхлипывает.

Руки его водят по Борисовым вискам, макушке, затылку. Гладят, ощипывают лишнее, секущееся.

А мне, оказывается, идёт «под пажа», удовлетворённо кивает Борис своему отражению в зеркале.

– А ты, сынок, когда прощаешься по телефону с собеседником, ждёшь его ответного «бывай» или ложишь трубку после своего? – вдруг спрашивает старик. И смотрит испытывающе.

– Хм. Пожалуй, кладу сразу. Из-за шума, из-за грохота говорю только по делу и отключаюсь. Ни к чему лишние звуки.

– Лишние звуки, говоришь? Хе-хе. Лишнего ничего не бывает. Так-то. – веско шамкает старик и протягивает ладонь-ковшик.

Борис наполняет ковшик мелочью.

– Папаша, а где у вас тут можно потанцевать под Алексея Глызина?

– Везде! – угрожающе гаркает цирюльник и, похныкивая, ковыляет куда-то вглубь своего затрапезного барбершопа.

Помещение диско-клуба зыбится дёргающимися телами, принуждённым смехом и сигаретными кольцами. Алексей Глызин изводяще гнусавит из динамиков, теряя чувство меры.

Ты не ангел, но для меня, но для меня…

Ты стала святой!

Борис вторит припеву. Также самозабвенно. И тотчас замечает её.

Субтильная девушка с тугим президиумным «улеем» на голове и массивными патронташами на бёдрах и талии заказывает в баре пиво. С бутылкой направляется в сторону WC, откуда почти сразу выходит. Бутылка уже пустая. И так повторяется трижды. Ты не ангел, скулит Борис себе под нос, глядя на девицу. Глызин вселяет уверенность и оптимизм – Вылез шатко, но умышленно подходит к девице. То, что походило издалека на патронташ, оказалось приклеенными скотчем продуктами питания к телу девушки. Борис разглядел бургер на ягодице, коробку лакричных леденцов – на второй, несколько упаковок плавленого сыра, опоясывающих осиную талию. Рядок свежих пончиков в разноцветной глазури кокетливо, как невестина подвязка, «утягивает» стройное джинсовое бедро незнакомки.

– Всё равно вся эта жратва тут осядет! – девица купирует застывшее в глазах Бориса Вылеза недоумение. Тут он вспоминает её хождение в туалет с пивными бутылками и розовеет лицом. Прежде ему не встречались барышни, играющие на опережение.

– Глаза у вас… такие!

– Шалые?

– Ага! Типовые.

Девица прыснула певучим ртом и поманила Бориса за столик. Познакомились. Она оказалась Раисой. Раей. Кем ещё она могла быть? Ну не Ольгой же, право слово! Вопреки своему заиндевевшему атеизму, в рай Борис вознамерился попасть сегодня же.

– Так вы бурильщик? – хлопала типовыми глазами Рая. Борисова каска сидела на её улее как влитая.

– В завязке. – потупился Борис.

Он с детства бурил, не помня себя. Дома, пока родители не видели. В школьном туалете во время уроков, за школой – на переменах. Под матрасом долгие годы таился его вдохновитель – учебник по физике, с закладкой на странице с правилом Буравчика. Позже Борис состоял в обществе анонимных бурильщиков. Но бес толку. Сразу же после традиционного приветствия «Здравствуйте. Я Борис и я бурильщик», он, по старой привычке, обошёл присутствующих и раздал визитки «Бурение скважин на дому. Под (ковриком) ключ».

– Какое милое ребячество! – ворковала Рая. – Это ваша мальчишеская любовь к кладам, недрам, к скважинам.

О, да! К скважинам! – сглотнул слюну Борис, почувствовав неодолимый зов в чреслах. Руки, привыкшие к вибрации и дребезжанию, молотились по коленным чашечкам. Мысленно он уже входил в ворота рая, что гостеприимно распахнутся перед ним уже сегодня. Рая, где он сможет продемонстрировать своей новой возлюбленной все чудеса бурения: ударно-вращательное, дробовое, бурение с продувкой, гидродинамическое, вибрационное… На её самом чувствительном женском нерве отродясь никто так не играл!

– Вот! – Раиса отвязала бургер от ляжки и уложила в трясущиеся руки Бориса. – Займите свой рот.

Она всё поняла. Прочла в его выразительных муравьиных глазах. А в её глазах Борис прочёл обнадёгу. Он надулся морским ежом, припал на одно колено, простёр к Раисе руки и осмелился:

– Разведёшься со мной?

Веки шалых глаз сомкнулись в знак согласия. Певучий рот с придыханием молвил:

– Да, мой славный Борис-бурильщик! Забегу только в дамскую комнату на дорожку – вы много пива мне заказали.

Они (теперь уже оба) Вылезли из-за стола. За руки взялись. Раиса настояла на переплетении мизинцев. Красная нить Судьбы, всё такое.

– Бедные! Бедные-несчастные Миша и Жанна! – запричитала вдруг девушка.

Они остановились с Борисом у перегородки, разделяющей М и Ж, сверху которой висела табличка с картинками-указателями: фигурками мальчика и девочки. Борис вопросительно хмыкнул.

– Ты заметил, они всегда рядом, но никогда не смогут быть вместе? Давай им поможем!

Его сострадательная умница достала из клатча тюбик ярко-красной губной помады и мазнула между человечками жирный плюсик. Теперь сортирные человечки-указатели вместе навсегда.

Уже у писсуара Борис вдруг сник. Потом засуетился, завертелся волчком, руки ухватились за воображаемое шарошечное долото и начали дробить воздух. Это свиннее меня, застучало в его висках. Он заперся в кабинке, выудил из кармана складную буровую установку, выкрутил унитаз и принялся углублять разверстую зловонную дыру.

– Странно, что мы есть! – мечтательно произнесла Раиса в своей кабинке, выливая в унитаз содержимое пивного бокала. Пиво гулкими бульками низвергалось в слив под напевное журчание воды в бачке.

Но Борис, спасающийся позорным подземным бегством, никак не мог её услышать. Но для меня ты стала святой…

Гага-гребенушка

На эчпочмак-фэст я приехал присмотреться к возможным конкурентам. Прадед мой – столбовой кебабщик, дед поднаторел на самсе, а отца чтили непревзойдённым шаурмистом. Я выбрал эчпочмак. Одна фонетика вызывает обильное слюноотделение!

На прогретом огнистым солнцем Анабарском плато, теснясь друг к дружке, набрякли разновеликие шатры понаехавших со всего мира эчпочмак-мэйкеров. Тут и эчпочмак по-китайски – с начинкой из богомолов и дайкона, эчпочмак от гвинейских каннибалов Яли – из шведских туристов и тыквы, эчпочмак по-голландски – из обсахаренных тюльпанов и маринованных мандавошек, эчпочмак по-сицилийски – с аранчини и горящей лавой. Глаза разбегаются, желудочный сок закипает!

Моё внимание привлёк павильон чукотского эчпочмака. Принаряженная барышня-продавщица с тонкими выбеленными волосами, облепившими толстощёкое лицо, старательно продемонстрировала мне свой меднозубый рот. «Эчпочмак из тундровых уток» – прочитал я на прилавке, и мне тотчас многообразно поплохело. Я и озлился, и опечалился зараз. Эчмочмак из гаги-гребенушки, увидел я и предобморочно качнулся.

Помните детский географический атлас в жёлтом глянце – «Мир и человек», 1988 года? Луноликие ребятишки на обложке, пацан с девчушкой, с глазами-пуговками? Мы изучали с ними звёздное небо, осваивали космос, узнали с какой стороны растёт мох, что такое годичные кольца на деревьях и круговорот воды в природе.

Я показывал пеструшку-лемминга, ушастую круглоголовку, гагу-гребенушку своей тогда ещё сестрёнке-малышке. Она тыкала пальчиком в экзотичную птицу и беззубо, но звонко смеялась. Повторяла за мной: га-га. Да, гага-гребенушка стала первым словом моей сестрёнки. Или утка-мандаринка? Да какая разница!

А теперь эта лыбящаяся чукча с квашеной капустой на голове и зияющей сквознотой в груди предлагает всякому залётному отведать ароматный эчпочмак с потрохами моего детства.

Какое святотатство!

Словно это моё детство издало предсмертный квохт, когда ему вертели голову. Словно это моё детство потом ощипали и раскромсали в мясорубке.

Гага-гребенушка, согласитесь, достойна более опрятной смерти!

Я рванулся прочь. В подножье плато стлался тягучий туман, похожий на обезжиренную ряженку. Я закурил задумчиво и эффектно. Как сыщик из чёрно-белого кино. И заплакал каменнолице и бесхныканно. Как герои Стивена Сигала. Заключительно пыхнув, затушил землю о сигарету и вдруг увидел большой багровый шатёр.

Анти-эчпочмачная «Салон красноты» – прочёл я. И приписка: «Клиентам в красном вход беспристрастный». В дверях на фэйс-контроле громоздилось чучело Криса де Бурга.

Я хмыкнул, полез за бумажником, но метрдотель замахал руками:

– Вам бесплатно. У вас глаза кровоточат.

Он похлопал меня по плечу и повёл к столику под заунывное ободрение «Lady in red».

Принесли меню. «Остатки гадки!» – значилось на обложке. Комплексный обед предлагал суп из богомольев голов и черенков базилика, купаты из кадыков по-скандинавски, сезонный салат из дынных корок под луково-мандавошечным соусом, на десерт смузи из перьев и гребня га…

Да вы издеваетесь!?

Чёртова мать

Чёрный внедорожник, нервно петляя, мчался по полупустому автобану.

– Ты чего психуешь? – спросила девушка, мотаясь из стороны в сторону от маневров автомобиля.

– Пустая дорога же, повилять хочу. – капризно отозвался мужчина, но выровнял руль.

– Эй! – спустя паузу обратился он к спутнице, – Сейчас лес начнётся, давай остановочку сделаем, а?

– Тебе опять приспичило? – без энтузиазма ответила девушка, рассматривая свой мизинец с только что откусанным ногтем. – Не хочу. Поехали лучше.

– Да ладно тебе, по-быстрому?

– Отстань. – вяло бросила она и принялась грызть следующий ноготь.

– Ну зааай! – заканючил мужчина. Перехватил её руку с недогрызенным ногтем и прижал к своей ширинке. – Может, хоть в рот возьмёшь?

– Блин, да отвали. Пупсик, ты невыносим, когда хочешь трахаться. – она вырвала руку и продолжила заниматься ногтем.

– Упрямая стерва! – процедил мужчина. Достал из бардачка серебряную фляжку и сделал несколько отрывистых глотков. По салону расползся сладковатый запах солода.

Начался лес. С обеих сторон потянулся бесконечной однотонной стеной. Мужчина с надеждой поглядывал на спутницу, постукивая пальцами по пряжке ремня.

– Да хватит долбить, не уломаешь. – усмехнулась девушка и закинула в рот розовый квадратик жвачки. – Давно бы уже сам справился. Могу руль подержать.

– Да пошла ты на х… к чёртовой матери! – вспылил он.

– Сам туда вали, козлина! – огрызнулась девушка и надула розовый жвачный пузырь. Наклонилась к мужчине и лопнула пузырь у него перед ухом.

Оба расхохотались.

Кончился лес. Резко. Будто выплюнул автомобиль из своих владений. Картинка сменилась, как в видеоигре. «Рендж ровер» смирно катил по выжженному пустырю с редкими, вздрагивающими от лёгких порывов ветра колтунами перекати-поле.

– Что за дорога? Ты куда-то свернул?

– Ехал прямо… сама ж видела. – пожал плечами мужчина. – Вон указатель. Сейчас глянем, куда нас занесло.

Машина остановилась у покосившегося деревянного колышка с поперечной перекладиной в виде стрелки.

«К Чёртовой Матери» – приглашала табличка.

– Жесть! – хохотнула девушка и хлебнула из фляжки.

– Мотель, что ли? Давай завернём? Раз ты в машине не хочешь! – мужчина повернул руль влево.

Девушка показала ему язык и закинула пустую фляжку обратно в бардачок.

Внедорожник подкатил к некоему подобию забора, сооружённого из разнокалиберных автошин. Уложенные друг на дружку, неравномерно, но цепко прошнурованные между собой монтажным кабелем, шины образовывали столбики высотой примерно два метра. Из-за несхожих размеров шин, ограждение из таких столбиков зияло прорехами, сквозь которые ослепляющими всполохами выстреливали солнечные лучи. Вместо калитки – импровизированный шлагбаум из ржавых фрагментов металлопроката.

– Что за долбаный цирк? – мужчина постучал кулаком по клаксону. Один. Два. Три.

К шлагбауму враскачку приближалась щуплая мальчишечья фигурка.

***

– Дождь будет. Сильный. Видишь, какие вздувшиеся тучи? Как мочевой пузырь от долгого терпежа. А с утра небо было чистое. Будто из ниоткуда набежали. – женщина вглядывалась в небо.

– Ливанёт, как при недержании! Да, мамк? – мальчик угодливо посмотрел на женщину и прыснул от собственной шутки.

Изо рта брызнули белые густые капли вперемешку с бежеватыми комками. Часть из них повисла на подбородке, часть медленно расползлась по футболке. Мальчик суетливо обтёр подбородок рукавом, беспокойно поглядывая на женщину. Отправил в рот катыш халвы и с аппетитом присосался к остаткам кефира в стеклянной бутылке.

– Вот-вот приедут. Успели бы до дождя. – в голосе женщины чуть дрогнуло волнение.

– Приедут? – чуть не поперхнулся мальчик. – Разве не один или одна?

– Двое. – заключила женщина. – Тучи-то две. Ты невнимателен.

Мальчик насупился и задрал голову вверх.

– Это плохо, мамк?

– Смотря для кого.

Мальчик насупился сильнее, из-за чего его измызганная кефиром и халвой моська стала похожа на сушёный инжир.

– Мамк… а зачем они приезжают сюда? К нам то есть?

– Подрастёшь – поймёшь. – спокойно ответила женщина. В руках она держала сшитую из дерюжных тряпиц куклу, с рыболовными крючками, имитирующими маленькие рожки на голове. По-прежнему смотря в небо, она механически, но точно и уверенно набивала куклу рыбьими костями.

– Я уже взрослый! – пропищал мальчик. – Смотри, у меня даже усы выросли! Он вскочил со своего места, встал перед матерью и выпятил подбородок, демонстрируя широкие и кустистые кефирные «усы» над ним.

– Вижу-вижу. – Женщина посмотрела на чумазого сына, на его зарыганную футболку, на истоптанные кеды на вырост и усмехнулась. – Скоро доделаю (кивнула на куклу).

– Не надо мне кукол. Большой я. – мальчишка вернулся на место и ссутулился.

– Держи, готовая. – женщина как следует размяла тряпичную фигурку, распределяя набивку из костей по всей форме и протянула сыну. Мальчик повертел куклу со всех сторон, прогнул её в рыбьем хребте вперёд и назад и любовно прижал к уху. Сдавливая пальцами фигурку, мальчик от удовольствия жмурился при каждом её хрусте.

За воротами требовательно рявкнул клаксон. Трижды. Мальчишка вздрогнул и посмотрел на мать.

– Приехали! Я встречу, мамк?

– Ну беги. Только не вздумай стрелять сигареты.

Мальчик скосомордился в щербатой улыбке и сорвался с места. На полдороге остановился и вернулся обратно на террасу. Расположил куклу в кресле и помчался к воротам. За пару метров до них он замедлился, засунул руки в карманы джинсов и медленно, вразвалку пошёл к шлагбауму.

***

– Эй, пацанчик! К «Чёртовой Матери» же сюда? – окликнул мальчишку водитель чёрного внедорожника.

Его спутница высунулась в боковое окно и с любопытством разглядывала мальчика.

Лет двенадцати на вид. Тощий, костистый, как на шарнирах – не ребёнок, а живые мощи. Круглое рябое лицо с вздёрнутым носом-пятаком и чёрными бойкими глазёнками. Джинсы-шаровары, растянутая, замызганная футболка, куртка-бомбер болотного цвета явно с чужого, взрослого плеча. Рыжие завитки волос, упрямо торчавшие в разные стороны и достающие почти до плеч, трепались от усилившегося ветра. По обе стороны рыжего кудрявого «одуванчика», ближе ко лбу, раскосо торчали вверх два небольших, заострённых рога.

Девушка чертыхнулась и скрылась в салоне.

– Точно по адресу! – пропищал Чертёнок, щурясь от ветра. Тёмно-серый хвост за его спиной, чуть длиннее ослиного, хлопал по ноге.

– Я смотрю, ты весь такой в образе! – осклабился водитель, подмигнув парнишке.

Мальчик с важным видом обошёл автомобиль, восхищённо воскликнул:

– Крутецкие шины! И диски. Новые?

– Первый сезон. А ты чего, разбираешься? – продолжал ухмыляться мужчина.

– А то! – с вызовом ответил Чёртик. Он приблизился к водительской дверце и остановился, разглядывая сидящего за рулём мужчину. Стройного, холёного, гладко выбритого метросексуала-шатена с градуированным каре. Чертёнок рассмотрел белоснежную, ниточка к ниточке, приталенную сорочку с платиновыми пуговицами. Подвёрнутые до локтей рукава обнажали совершенно гладкие руки. На запястье вызывающе поблёскивали «ролекс». И рубашка и «ролекс» Чёртику приглянулись.

Мужчина достал из платинового портсигара фиолетовую сигариллу и пристроил в уголке губ. Мальчишка, не отводя глаз, сглотнул слюну.

– Тоже хочешь? – вальяжно спросил мужчина, протягивая Чёртику портсигар.

Тот с опаской оглянулся на ворота, потоптался в нерешительности и замотал головой.

Мужчина усмехнулся и прикурил.

– Открывай шлагбаум и сам запрыгивай, – кивнул мужчина на заднее сидение, – Смотрю, у вас большая территория.

Чертёнок подхватился и припустил к воротам. Лязгнул рычажком – балка с противным скрежетом поднялась, открывая въезд. Автомобиль заехал на территорию и остановился.

– Охренеть! Тут и от «Ламборджини» резина! – мужчина рассматривал забор. От изумления его лицо глуповато вытянулось, нижняя челюсть карикатурно отвисла. – Постояльцев разуваете?

Паренёк смутился, почесал кудлатую голову и молча шмыгнул в салон. Устроился на сидении и блаженно растёкся на нежной мягкой коже. В салоне стоял густой и удушливый запах мужского парфюма. Ноздри Чертёнка защипало, конопатая мордашка сморщилась. Рот разверзся в преддверии оглушительного чиха.

– Эй, пацан! Даже думать не хочется, что может вылететь из твоей пасти! – беззлобно предостерёг мужчина, наблюдавший спазматические кривляния Чёртика в зеркале. Его спутница звонко расхохоталась и обернулась на мальчика.

Чертёнок тихо взвизгнул. Перевёл выпученные от удивления глаза с девушки на её приятеля и наоборот. Дивясь контрасту. Розовый ёжик в стиле гранж с наклоном вправо, левый висок причудливо выбрит, чёрные «сколопендры» бровей, макияж смоки айс и тёмно-вишнёвые губы, слишком пухлые, слишком жирные, как незастывший сургуч. Девица насмешливо смотрела на Чёртика, перекатывая в приоткрытом рте жвачный комок.

– Вы оба… сюда? – выдавил из себя Чёртик.

Парочка рассмеялась. Девица выразительно кивнула. Чертёнок хмыкнул и пожал плечами.

– Что, нравится? – девушка заметила, как парнишка рассматривал её розовую шевелюру.

Мальчик покраснел, опустил глаза и буркнул почти под нос:

– Мамке вряд ли понравится…

Мужчина обернулся назад и вылупился на Чёртика. Девушка вульгарно фыркнула:

– Твоей, что ли? А с какого хрена?

Чертёнок замялся, ещё сильнее покраснел, но решился поднять глаза на девицу.

– Мамка говорит, что у женщины должны быть длинные волосы. Их удобнее наматывать на кулак. Мужчинам такое нравится.

– Это тоже тебе мамка сказала?

– Я сам… сам видел. – почти прошептал Чёртик, хлопая рыжими ресницами.

Мужчина запрокинул голову назад и покатился со смеху.

– Видали сучонка? Подкованный на порнушке! Мы с Пупсиком как-нибудь без твоей матери разберёмся. – Девица прыснула и положила руку на дёргающееся от смеха колено Пупсика.

– Так ведь… – пискнул Чёртик, но осёкся.

Автомобиль остановился у двухэтажного дома. Компактного и приземистого, с квадратной террасой.

– Маловат для мотеля, – заключил Пупсик. – Тут точно есть номера?

– У нас всегда есть свободные! – заверил Чертёнок, выбираясь из машины.

Он чуть отстал от парочки, чтобы беззастенчиво любоваться крепенькой, но стройной фигуркой девушки. Она шла не спеша, будто нехотя, вихляя бёдрами и равнодушно осматриваясь. Чёртик завороженно уставился на её обтянутый голубыми джинсами-скинни зад. Красный флажок с надписью «Levis» на заднем кармане плавно, как яхта на волнах, покачивался вверх-вниз. Под этим же карманом в прорези выглядывал полумесяц загорелой ягодицы.

Ручонка одуревшего мальчишки невольно потянулась к источнику соблазна.

– Глянь-ка, он на твой бампер залип. Всегда тебе говорил, что он классный. – Мужчина оскалился в белозубой улыбке и стиснул ту самую, с флажком, ягодицу. Девушка хохотнула и бросила Чёртику через плечо:

– Ну шлёпни, раз так неймётся. А то слюни вон – до колен распустил.

Чертёнок снова залился краской, хлюпнул носом и обогнал смеющуюся парочку. Молодые люди, отсмеявшись, оглядывались по сторонам. Мужчина не переставал удивляться окружающей обстановке: чудным сооружениям из шин, хаотично расставленным по территории двора; дорожке, вымощенной из автомобильных дисков, по краям которой громоздились неуклюжие конструкции из элементов автомобильной светотехники, оборудованные под уличные фонари-прожекторы. В качестве основного биологического компонента ландшафтного дизайна – кучные заросли клещевины и борщевика, заполонившие все свободные от «архитектуры» клочки пространства.

На террасе в бежевом автомобильном кресле, установленном на две шины, сидела женщина. Второе, такое же, пустовало рядом. Завидев прибывших, женщина медленно, царственно встала и спустилась по ступенькам навстречу.

Парочка, слегка опешив, остановилась. Чертёнок по-кошачьи льстиво приник к женщине, не переставая глазеть на розоволосую девицу.

– Добро пожаловать! – хлёстким, как плётка, властным и, в то же время, деликатным и любезным голосом женщина поприветствовала гостей.

Рослая, статная, плечистая, как гренадёр, с длинными охристо-ржавыми волосами, прямыми и гладкими, как медная проволока, с меловой кожей на крупном скуластом лице. Карие, почти чёрные с красными зрачками глаза смотрели прожигающе и внимательно. Хозяйка была одета в плотное, ушитое в талии, с драпированной юбкой платье из чёрной саржи, с воротником-стойкой. Наряд походил бы на костюм для охоты поздневикторианского периода, если бы не надетый поверх него тёмно-коричневый кожаный фартук с прямоугольными карманами, какие бывают у кузнецов или мясников.

– Дьяволица. – шепнула своему спутнику девушка, не отрывая взгляда от пары крупных, чуть клонящихся друг другу, будто отшлифованных до блеска рогов, венчавших рыжеволосую голову хозяйки.

– Атмосферно тут у вас, стилизовано, – нервно хихикнул мужчина.

Чертёнок хрюкнул и потупился. Женщина жестом пригласила гостей следовать в дом.

Ветер усиливался. Колошматил растительность, свистел в окружностях шин и вертел-подбрасывал висевшую на террасе ветряную мельницу из оловянных шестерёнок и велосипедных цепей. Зубчатые колёсики, тараня друг друга и путаясь с цепями, тряслись как в ознобе и обиженно бряцали.

– Интерьерчик что надо! – неприлично присвистнул мужчина, увидев на террасе два автокресла. – Чей порш раздербанили?

Чёртик снова хрюкнул и захихикал, затренькал, как балалайка. Мать осадила его суровым взглядом. Мальчишка проскочил к двери и притулился у стены. Девушка нагнулась к одному из кресел и подняла с сидения пригорюнившуюся тряпичную куклу с острыми рожками.

– Твоя подружка, малыш?

Парнишка забавно нахохлился, надул щёки в детском гневе и вырвал куклу из рук девушки.

– Она не моя! – запальчиво выкрикнул и спрятал за спину.

Его рогатая мать усмехнулась.

Небо исказилось судорогой молнии, рыгнуло раскатами и хлынуло гремучим, яростным градом. Градины замолотили по земле, по дорожкам, крыше, по барабанным перепонкам и заросшим повседневной коростой мыслям.

Хозяйка решительно открыла дверь, призывая гостей переступить порог:

– Проходите. Внутри точно распогодится.

Её тщедушный вихрастый сынишка засуетился, завертелся волчком, подталкивая притихшую парочку к входной двери. Розоволосая девица отпихнула руку мальчишки, подошла к краю террасы и вытянула руку наружу. Тут же, ойкнув, отпрянула.

– Стёкла какие-то с неба. – проворчала, стряхивая на пол вонзившуюся в ладонь градину.

Чертёнок незаметно поднял градину и принялся рассматривать. На костлявой ладошке лежал осколок от фарфорового кукольного личика. С частью носика-кнопки и капризными губками-«бантиками». Паренёк сунул осколок в бездонный джинсовый карман и юркнул за остальными.

– Ма, она похожа на Гвен Стефани! – шепнул матери, нагнав её у двери.

– Скорее на Пинк. – улыбнулась глазами и ущипнула сына за щёку.

– Джипарь мой не расхерачит ваш град? – опомнился мужчина и сделал шаг назад, к двери.

– Не переживайте. Отдайте мальчику ключи – он отгонит под навес. – повелительно сказала хозяйка.

– Сопляк умеет водить? Ой, пардон… – стушевался красавчик и кинул Чёртику связку. «Сопляк» ловко поймал ключи и протолкнул в карман.

– И град кончился! – воскликнула девица, обернувшись к окну.

– А долго никогда не идёт! – авторитетно ответствовал Чертёнок. – А ваше авто я всё равно отгоню. На стоянку.

Мужчина подмигнул и показал большой палец.

***

Прибывшие осматривались в прихожей. Обычная прихожая обычного дома. Деревянная лестница, ведущая на второй этаж, открытая дверь в гостиную. И узкий коридор.

Уводящий куда-то.

– Где тут ресепшн? Пацанёнок сказал, что у вас полно номеров. Нам бы с двуспальным траходромом. Необязательно кинг-сайз. – мужчина деловито достал бумажник и выжидающе посмотрел на медноволосую хозяйку.

– Бумажник уберите обратно, он вам не нужен. Мальчик проводит вас в мужское крыло, а я провожу девушку в женское. – бесстрастно ответила Хозяйка и повернулась к вмиг погрустневшему сыну.

– Не понял. Мальчики налево, девочки направо? Это общага? Или община? – завёлся мужчина.

– Ни то, ни другое. – спокойно ответила Хозяйка. – Здесь такие правила.

– Херня какая-то. Ну нет у вас двухместного, давайте одноместный, нам переночевать. Утром свалим. Да, детка?

– Я с Пупсиком не расстанусь! – девушка встала за спиной спутника и обвила руками его талию.

– Нахера одного туда, другого сюда? Мы по-тихому, сильно шуметь не будем.

Девушка развязно рассмеялась и чмокнула мужчину в выбритую щёку. Чертёнок обиженно скуксился, сжал маленькие кулачки.

– Там, откуда вы приехали, вы всегда вместе? – от колкой интонации в голосе Хозяйки парочка вздрогнула.

– Ну… – оторопел мужчина. – Всякое бывает…

– Вот и здесь так: всякое бывает. Как в жизни.

– Если свезёт! – подал голос Чёртик и балалаечно залился. Мать отвесила ему шуточный подзатыльник. Парнишка умолк, давясь беззвучным смехом.

– Там, откуда вы приехали, – продолжала женщина, – вы тоже перемешиваетесь, чтобы потом встретиться или пройти мимо. Каждый приходит из толпы, потом снова уходит в неё. Как и здесь: захотите – встретитесь, а нет – пройдёте мимо.

– Похоже, тут реально какой-то тематический расколбас, типа костюмной вечеринки. – приободрился мужчина.

– Вечеринки каждый день! – хитро прищурился Чертёнок.

– Глянем, детка, что они тут замутили, а утром уедем.

– Как скажешь, Пупсик, хотя всё это странно…

Молодые люди расцепили объятия. Женщина повела девицу по узкому коридору вглубь дома. Мужчина прокричал вдогонку:

– Детка, я тебя найду!

Девушка шла за Хозяйкой, боязливо оглядываясь по сторонам.

– Не волнуйтесь, никто его не съест.

– Странно у вас всё, стрёмно. Дом этот, шины повсюду, антураж этот ваш… чертовщина. И подвал. – девушка заметно нервничала.

– Какой подвал? – Хозяйка полуобернулась на гостью.

– Ну мы же куда-то спускаться будем. Других комнат у вас тут нет.

– Не бойтесь, не в преисподнюю. – женщина озабоченно нахмурилась.

– Кстати, от вас приятно пахнет. Нежно даже. – девушка впервые улыбнулась.

– Почему «кстати»? По-вашему, чем от меня может пахнуть – серой? Это «Angel innocent», Мюглер.

– Не знаю такого. Вот Пупсик от брендов прётся, а мне фиолетово.

Мгновение спустя Чертёнок повёл по тому же коридору мужчину. Они остановились перед металлической решётчатой дверью – кабиной лифта.

– Лифт в этой халупе? И куда он привезёт?

– Вниз. Под землю. – деловито ответил Чертёнок и нажал красную кнопку.

– Мать его, бункер? – присвистнул мужчина.

Кабина, сколоченная, спаянная из автомобильных днищ, фрагментов дверей и крыш, арматуры неизвестного происхождения, дребезжа, поползла вниз. Мужчина, продолжая присвистывать от удивления, перечислял себе под нос марки автомобилей, по его мнению, задействованных в строительстве самопального лифта.

Ехали медленно. Наконец кабина остановилась, грохнув звуком гигантской выхлопной трубы. Мужчина матюгнулся и вздрогнул. Чертёнок тихонько затренькал в кулачок. Дверь с громыханием отъехала в сторону, выпустив пассажиров.

Коридор со стенами, обшитыми резиновыми автомобильными ковриками, разветвлялся на несколько переходов. Каждый из них преграждала решётка с массивным замком.

– Что за помещения? – мужчина растерялся.

– Женское крыло, мужское крыло и… и остальные. Нам туда! – кивнул Чертёнок налево и поманил мужчину за собой.

Отпер одну из решёток, они миновали узкий коридор и остановились перед очередной металлической дверью. Мальчик хрустнул ключом в замке, оттолкнул скрипучую дверь, пропуская мужчину:

– Любая свободная комната. Из тех, что с открытой дверью.