Глава 6
Потери
Любовница
Мама попросила его купить шампанское к Новому году. По пути он увидел цветы в витрине, больше похожие на маленькие елочки. Он купил Ей такую елочку. Но подарит все равно маме. Потому что Ее больше не было. Нет, она где-то была, но он не мог найти.
Уже год.
Еще он купил духи для старшей дочери и новые часы для младшей. Купил очередное кольцо жене и оплатил их зимний отпуск. Все это время он нес елочку в руке. 17 лет брака. 17 встреч Нового года. Он уже никогда не решится уйти от них. Жалеет ли он о чем-нибудь?
Да.
Но это ничего не изменит.
Иногда ему стыдно, что Она так долго ждала его, всегда ночуя в одиночку. Но еще больше ему больно от того, что теперь Она ночует не одна.
Преследование
Он откинулся в кресле и прибавил музыку. Двор еще не ожил, никто не слепил фарами. Он видел силуэты проходящих мимо машины людей, слышал хруст снега. У последнего подъезда уже больше недели под светом фонаря раздувалась тень пакета, застрявшего в ветках. Сначала ему казалось, что тень – это слон, качающийся на ветру, потом – сломанное надвое огромное сердце. Теперь же он определенно видел, что это всего лишь рваный пакет.
Вообще он не был романтиком. Что-что, а фантазии на тему любви не его конек. Это жизнь заставила. Это жизнь подсунула миллион бесконечных минут ожидания, в которых он упивался всякими надрывными чувствами.
В машине… в подъездах… в офисе… на улице (под дождем, в мороз, в жару, днем и ночью). Везде, где бывала Она.
А Ее постоянно куда-то несло.
Он знал все Ее образы, настроения. Он умел по взгляду в спину определить, довольна ли Она исходом дня. Или ночи.
Знал Ее мужчин и детей. Ее друзей, бывшего мужа, классную руководительницу старшего сына. Ее начальника. Соседку по лестничной клетке. И только одного он не знал – как Ее заполучить.
Когда ты трижды разведен и не ищешь приключений, всякая любовь бьет наотмашь. Хоть большая, хоть маленькая. Ты ее сначала не замечаешь, отмахиваешься. Ты ее не боишься, держись в узде. Играешь. Улыбаешься, пишешь сообщения и знаешь все ходы наперед. Тебе кажется, что уже все – сердце твое в расчетливом ритме. Не более.
Но потом оно сбивается. Один раз, другой… то стучит в висках, то затихает среди ночи. То показывает тебе цветные сны о Ней, то черно-белое немое кино, в котором Она не с тобой. Ломаются привычные схемы, сообщения остаются без ответа, телефонные гудки подолгу звенят в ушах.
Ты говоришь себе: «Эй, мужик! Возьми себя в руки!». Но руки не слушаются.
Ты думаешь: «Ок. Что я теряю? Ну, поволочусь, создам антураж, дам себе еще шанс на любовь там и всякое. В конце концов, хуже уже не будет. Что может быть хуже, чем все, что уже было?». Но ты просто плохо знаешь, на что способна начисто обнаженная душа. Твоя собственная.
Он посмотрел на часы – без четверти восемь. Она уже была у моста, через несколько минут он отъедет, освобождая Ей парковку. Ему нравилось беречь Ей место. Она не обронила в его сторону ни одного взгляда или слова за последние 378 дней. Она его просто не полюбила. Пережила и попросила закончить отношения. После 16 ночей, отпуска вместе и его самых лучших завтраков.
Сначала он ушел как отрезал. Почти на неделю. Потом искал повода встречи, заигрывал, умолял, угрожал, даже шантажировал. Она всегда отвечала одно: «Мне очень жаль, но нет». И уже 378 дней нет даже этого.
Бывает, он держится. День или два. Никакого преследования. Он допоздна работает, встречается с друзьями или ходит в кино. Ему даже начинает казаться, что все – он усмирил это наваждение. Но больше двух дней он еще не держался.
Это все равно накрывает – на совещании, в душе, за рулем, на теннисном корте, в холодной постели. И не остановить. Волна за волной невыносимой душевной боли, отчаяния, ревности, страсти, воспоминаний, запахов. И снова полная победа над его чуть приободрившимся духом.
Тогда он едет туда, где Она. Просто смотреть издалека.
Никаких границ уже не осталось. Только привычная боль.
Он обязательно справится с этим потом. Что-то поможет. Еще не было в его жизни ничего безвыходного. Еще не было…
Переезд
Им было уже под семьдесят – небольшой домик в продрогшей Сибири, собака, гремящая цепью, вполне себе крепкое здоровье и никого… Дочка погибла в 2003-м, внук остался с отцом. Сейчас уже вырос, не звонит старикам, не пишет, конечно же. Как-то свыклись уже просто жить. Дед до прошлого года еще работал – рабочим в банке, его там уважали. Но ей дома было пусто, и он уволился, вместе завтракали, вместе работали по дому, ходили гулять на неустроенную набережную. Раз в два года ездили в Краснодар на могилу дочери.
Получался вроде как отпуск.
Дед все уговаривал переехать, но квартирку их неблагоустроенную взяли бы за копейки. Там бы они и такого не купили. Переезд он и так страшен, а на старости лет в чужом городе да в нищете…
Дочь снилась по ночам. Иногда сны были так мучительны, что утро проходило в напряженном молчании. Она погибла мгновенно – ее машину задели при обгоне, вынесло под фуру. В машине больше никого не было. Врач потом сказал, что умерла она сразу.
Мать только тем и утешается, что дочь почти не успела ни о чем подумать. Почти.
Внук с зятем через год уехали в Германию, и с тех пор они почти не виделись.
Утро декабря 2017-го начиналось для них как обычно, пока не раздался звонок, подаривший им надежду.
Позвонил зять и сказал, что его родители уезжают из Краснодара и просят его что-то решить с их домом. И вот он решил предложить им переехать. Мол, дом будет ваш, собирайтесь, а денег за вашу квартирку хватит на переезд.
Ой, что тут началось! Сколько слез, радости, разговоров.
Много лет суетливое счастье не приходило в их дом.
Ехать решили сразу, не позже весны, чтобы могилку прибрать красиво, цветы посадить к лету и огородом заняться.
Дел, конечно, было невпроворот, немного помогали соседи. Особенно соседский внук со всеми этими документами – пенсии, регистрации, продажа.
К концу февраля уже были куплены билеты на 18 марта, поездом. Багажа брали немного, квартиру у них уже почти купили.
И снова звонок. Передумал зять, продал дом. «Извините, деды, выгодный покупатель подвернулся. Но вы не расстраивайтесь, приезжайте в августе на недельку, я Костика тоже отправлю, квартиру вам сниму, поживете».
Замолчали деды. Жизни было на два десятка вперед, а теперь… Как дожить до августа?
Котенок
Телефон звонил уже на десятый раз, но даже пойти отключить звук Антону было лень. Он продолжал загружать посуду в посудомойку, думая об ужине.
Отчасти ужины были его проблемой, потому что готовить он не умел. Чаще заезжал к маме, но разговоры о его несостоятельной личной жизни порой отбивали аппетит прямо за столом.
А на собственной кухне аппетит просыпался.
Наконец телефон замолчал, и наступила приятная тишина.
Антон включил сериал и занялся собирать очередную модель танка, это было его стандартное воскресенье.
Мама жила в двух кварталах от него, он заезжал к ней почти каждый будний день с работы. Там его комната оставалась нетронутой еще со студенческих лет.
Два его старших брата были пристроены, Антон же в свои 36 серьезных отношений не имел. Зато имел кучу серьезных разговоров с мамой.
Раздался звонок в дверь. Это могло означать только то, что непрерывные звонки были от мамы.
Нельзя сказать, что Антон испытал раздражение, но ему бы хотелось, чтобы вечер прошел спокойнее.
Но за дверью была не мама, а Аня… Они знакомы-то были всего 2 недели.
Антон отступил, и Аня вошла. На руках у нее был котенок, и он понял, что она намерена оставить его здесь.
Аня спросила, почему он не отвечал на звонки. Антон молчал и улыбался.
Аня пошла на кухню, организовала для котенка миски с едой и водой, сообщила, что его зовут Марс, и взялась за ужин.
Через два часа Аня ушла, попросив его присмотреть за Марсом, обещая забрать через неделю.
Антон пытался спорить, злился, но ничего не помогло. Аня была решительна и печальна.
Засыпая, Антон посмотрел на телефон, мама ему не звонила. Все звонки, действительно, были от Ани. И три сообщения:
«У тебя все в порядке?»,
«Как можно быть таким бесчувственным?»,
«Я тебя потеряла, иду к тебе».
Спал Антон, как обычно, хорошо, мысли об Ане его не беспокоили. Он проходил это многократно – слезы, упреки, манипуляции. Ей надоест, и она исчезнет сама, сказав, что хочет настоящую семью и детей, и ему ничего не придется делать самому.
Утром обнаружилось, что котенок всю ночь был заперт в ванной. Но мужественно и тихо дождался утра. Как Аня, сдержанный и упорный.
К восьми он уже был на работе. В дороге час сорок, как всегда. Антон любил стабильность. Ему было сложно видеть у себя череду девушек, и поэтому он старался создавать какие-никакие отношения.
Аня нравилась ему. Но он боялся, что ее, как и других, тоже станет «много» для него. И потом опять этот разговор… ну, про то, что так дальше продолжаться не может.
Вы подумали, что он был слишком высокого мнения о себе? Нет! Вовсе нет! Ему даже казалось, что во многом он неудачник, но девушек это не останавливало. А ему нравилось немножко влюбляться…
Аня снова пришла вечером. Ночевали все втроем – Марс между ними. Антону даже понравилось, но не так, чтобы пускать к себе кота каждую ночь.
Прошло еще три месяца. Аня все же заняла много места в жизни Антона. Даже больше, чем он допускал раньше. А Марса она и правда через неделю забрала. И больше ничего о нем не рассказывала.
Антон спросил Аню про отпуск, она сказала, что пойдет в июле. И что обязательно будет в Москве к его дню рождения.
Антон проглотил не то обиду, не то удивление. Аня в отпуск с ним не собиралась. Даже не спросила, где он сам будет на свой день рождения.
Сейчас, вспоминая об Ане, Антон переживает пронзающую боль. Ее осторожность и прямолинейность. Настойчивость и забота. Легкость и сложность. Редкие ночи вместе. Все было, как он хотел. Все было идеально. Пока в конце августа она не сказала, что теперь видеться у них вряд ли получится, потому что она выходит замуж.
Антон знает, что она имела на это право. Ведь он сам был весь такой из себя свободный. Но даже сейчас, спустя два года, ему хочется позвонить и умолять ее прийти хотя бы для того, чтобы оставить у него блохастого котенка.
А с днем рождения она правда поздравляет. Тепло так, мягко…
И рассказала, что у них родился сын. А у него? А что же у него?!
Соседи
Он курил на балконе. Вчера под его балконом лежала женщина. Она была мертва. Он видел ее несколько раз, но не решился бы даже заговорить, а оказалось… Может быть, ей и надо было поговорить с кем-то…
Вчера был выходной. Сегодня тоже. Очень тепло и солнечно. Он даже с 9-го этажа видит очерченный мелом силуэт. Она выбросилась из окна в субботу в 11 утра. Ему казалось, что люди так не делают. Только по ночам или только в плохую погоду. Как можно уходить из жизни в такой солнечный день, как вчера и сегодня?!
Собрались люди, он слышал разговоры… никаких криков и причитаний. Только «скорая» и полиция. И ее увезли.
Он не спал ночь. Все думал, как она там… как это – умирать… Как это, когда ты остываешь в бездушном морге. Хотя нет, в морге как раз полно душ… Или они сразу улетают? Поддержала ли чья-нибудь душа ее?
Он жил один. Квартира светлая, просторная, но гулкая от пустоты. Белая мебель, светлые стены, огромные окна. У нее такие же. В такое же окно она и прыгнула. А может ли он тоже? Ну что такого?! 37 лет, один на всей Земле! Три семейных друга, да пять коллег. Не повод для переживаний.
А у нее? Неужели тоже никого…
Он помнит аромат ее духов, терпкие такие, жгучие. Надолго оставались в лифте. Помнит голос – тихий, скользящий. Помнит взгляд. Его не забудет. И мел этот на асфальте тоже не забудет.
Что-то было в нем сейчас помимо тоски… что-то мешало курить, думать! Злость! Конечно же злость!
Он злился на нее! Какого черта она сделала Это?! И как теперь ему жить с такой картинкой в голове?! Нельзя было умереть чисто, тихо?! Какое она имела право умирать у него под балконом, собирать толпу в солнечный выходной, сообщать ему о своей смерти и его собственной никчемности.
Вантовый мост
– Нет. Нет! Не сейчас! – Даша наклонилась, чтобы заглянуть в глаза А. – Не сейчас! Так нельзя! Как ты не понимаешь, что так нельзя?!
А. поднял голову. И Даша поняла, что так можно.
Он уехал, она осталась на парковке. У нее было ощущение, что можно никуда не уходить. Нет никакого смысла в движении. И она стояла. Пока не попала под свет фонаря.
Дома Даша сняла туфли, включила подогрев пола и легла на него калачиком. Тепло заползло внутрь, добравшись до сердца, оно разбудило рыдания.
Вещей А. в квартире не было. И Даша поняла, что он все знал еще вчера. Или еще раньше.
С А. все было стремительно – сначала он показался назойливым, а потом без него стало пусто. Он заполнил собой все вокруг. Даша не заметила, как из жизни исчезли подруги, как на работе коллеги перестали звать на обед, как мама отчаялась дозваниваться и стала изредка писать короткие СМС.
Везде был только А. – в телефоне, в голове, за обеденным столом, в душе, в машине, во снах.
А теперь всюду была невыносимая тишина. Поролоновая тишина. Она проваливалась в нее, теряя ощущения тела. Выбиралась и снова падала. Ей казалось, что поролон в ушах и в горле. Что руки ее погружены в поролоновые шарики, а ноги по колено обмотаны намокшим поролоном.
Даша пыталась спать. Но пробуждения были столь мучительны, что от сна пришлось отказаться. Даже через поролон контролировать мысли было легче, чем «вспоминать», открыв глаза, что А. к ней никогда не вернется.
А. перевез ее в Петербург 6 лет назад. Он всегда говорил ей, что это город силы. Что, что бы ни случилось, город ее не оставит. Даша полюбила Петербург как картинку, которую ей показал А.
Как город-свидание. Она жила и работала в нем через призму их отношений с А. Он вез ее на залив – и она влюблялась в холодный ветер. Он гулял с ней в Екатерининском саду – и она запоминала каждый счастливый уголок. Они обедали на Невском – и она помнила вкус еды, улицы и А.
…Теперь же, выходя на улицу, она видела серое небо, серый ветер, серый асфальт и дождь. Выходить на улицу было совсем не обязательно. Но она выходила ради момента, когда, возвращаясь, она громко захлопывала входную дверь. От этого хлопка немного трезвели мысли и на секунду приходило успокоение.
И затем снова можно было свернуться на теплом полу. На исходе была вторая неделя. Впереди было еще две недели отпуска. Отпуска, в который А. уехал без нее.
Иногда сон все же сбивал ее с ног. И, просыпаясь, она скулила, поджав ноги.
В свои 36 лет она впервые упала на колени перед душевной болью.
Периодически вибрировал телефон, Даша боялась его. Это не мог быть А., но надежда была такой пронзительной, что она прикасалась к телефону как к раскаленной головешке из костра.
Телефон – единственное, что связывало ее с миром. По крайней мере, в нем можно было узнать дату и погоду. Позвонить кому-то. Но пока она никому не звонила. Все же неизвестно было, кому позвонить и что сказать.
В середине третьей недели в окно билось солнце, и Даша пошла на солнце. Весь город был под солнцем. Ее окна, дом, ее машина, люди, дворовый кот, тротуары – все было теплым, как ее подогретый пол.
Даша села за руль. Он был поролоновый. Она боялась ехать, но так можно было разогнать боль. Выветрить ее.
Даша поехала к Вантовому мосту. Ничего не могло быть спасительнее. Вантовый мост надежен, его не разводят. Он не обрывает отношения. Ей хотелось выйти на мосту и лечь на теплый асфальт. Поблагодарить его за предсказуемость.
Но она неслась в потоке машин. За ней облаком неслись мысли.
Даша остановилась на Набережной. И достала телефон. Она смотрела на город, на собственные ноги в кедах, на свою машину и на воду. Все казалось таким обычным, таким благополучным, но облако мыслей было уже рядом, и она набрала номер…
– Горячая линия психологической помощи.
Боже, она делает это. Может, туда звонят только с суицидом. Она же проехала мост… она не стоит на крыше. Вот ее ноги в кедах, вот асфальт, вот лавочка – никакой драмы вокруг. Что говорить?
– Добрый день! Вас не слышно. Если вы слышите меня, дайте мне знать. Это горячая линия психологической помощи.
– Добрый день. Меня бросил муж.
Этот разговор длился 12 минут, он был приятный и горький одновременно. Даша не знала, что говорить. Она несколько раз начинала, но так и не подобрала нужных слов. Поблагодарив, она положила трубку и вернулась в машину.
Руки слегка вспотели от напряжения, и на чехле телефона остался влажный след. Она слышала удары своего сердца. Но это было лучше, чем поролон. Это было похоже на чистую полосу на грязном стекле. Ей хотелось поговорить еще с таким же невидимым собеседником. Не с этой вежливой молчуньей, а с кем-то напористым, резким.
Можно было позвонить туда снова. А если опять Молчунья… а если они определяют номера, они узнают, что она звонит снова. «Вы слышали! Она второй раз звонит, потому что бросил муж». Нет. Надо позвонить в другое место.
Даша открыла поисковик – другие места существовали. Она сохранила номера.
Поролоновое облако засасывало ее все глубже, и она снова завела машину. Припарковалась только в центре. Долго шла пешком до Екатерининского сада. Хотелось спрятаться в его витиеватых уголках. Солнце все еще было ослепительным.
Она скрылась от шума машин, движимая неспешными туристами. Дошла до памятника и снова достала телефон.
– Экстренная психологическая помощь. Могу ли я чем-то помочь вам?
– Меня бросил муж. Я бы хотела поговорить.
– Мне очень жаль, расскажите, пожалуйста, немного о себе.
И Даша рассказывала. Ходила вперед и назад, обходила людей, качалась на бордюрчике и говорила, говорила…
Господи, как хорошо там слушали! Она плакала, улыбалась, щурилась от солнца и наслаждалась таким безоговорочным слушанием.
– Мы говорим с вами 58 минут, – сказал слушающий голос. – Связь может прерываться, но вы можете перезвонить снова.
Связь прервалась, но Даша не перезвонила. Ничто так не обескураживает, как внезапно исчезнувший собеседник.
Она убрала телефон в сумку и пошла к выходу. Ее остановил звонкий голос:
– Посмотрите на свой портрет!
И Даша посмотрела… Уличный художник нарисовал ее во время разговора. Он протягивал ей лист, на котором серым карандашом до мелочей были отражены ее переживания. Это лицо было живым! Оно проступало из поролоновой завесы и манило ее своей жизнью.
Она купила портрет. Дошла до Дома купцов Елисеевых и заказала ужин. Ей хотелось накормить эту женщину с портрета. Поболтать с ней за кофе, показать хорошее место, подружиться.
Она приставила портрет к бокалу и вгляделась в нее. Вот так выглядит человек, звонящий на горячую линию психологу. Вот так. Ничего необычного. Довольно хорошо выглядит. Живо.
Заметила бы она раньше в толпе того, кто говорит с психологом?.. Нет. Получается, что для окружающих никакой драмы. Все драмы – внутри нее.
Она не смогла ничего съесть. Так и сидела, глядя на портрет. Понравилась бы она А. на нем?
Портрет не поехал с ней дальше. Он остался в красивом ресторане. Откуда точно не звонят за помощью. А Даша еще не получила помощи.
Она вернулась в машину. Громко хлопнула дверью, но облако запрыгнуло за ней. Захотелось домой, прочь от уходящего солнца, от свидетелей. Но возвращаться побежденной было так страшно. К тому же город уже захватил ее, удерживал, как крепкая страховка. Город, видевший миллионы историй разбитых сердец, был добр и невозмутим.
Даша вышла из машины, придержав дверь для облака, и, смирившись, пошла с ним в тихие дворы.
За темной аркой всегда был другой мир – мир объемной тишины. В него она и погрузилась на неудобной лавочке. Отсюда позвонила по новому номеру. Но соединения не было. Один, два… пять раз. Она включила автонабор и громкую связь. Какая разница? Это всего лишь анонимный звонок в чужом дворе.
– Здравствуйте! Служба психологической помощи, – мужской голос оглушил ее.
Даша растерялась. Хотела нажать отбой. Но это было бы так заметно там, на другом конце. Шорох, суета пальцев.
– Здравствуйте, – сказала она.
И, отключив громкую связь, прижала телефон плечом.
Он задавал ей неудобные вопросы. Он не дал ей плакать снова. Он был непреклонен и настойчив. Он говорил все то, что кружилось в ее поролоновом облаке. Он заставлял ее говорить это вслух.
Сколько это длилось? Было темно. Проходили ли мимо нее люди? Где облако?
Даша сидела на скамейке. В тишине питерского двора. Было тепло. Телефон разрядился и оборвал мужской голос. Но это неважно. В этот раз она была первой. Это он не договорил. А она все сказала.
Даша вернулась домой, разделась и легла голой грудью на пол. Никакого поролона. Было холодно и твёрдо. И хотелось есть.
Она заказала еду из ближайшего ресторана. В списке было еще два номера психологической службы. Но сейчас это не имело значения. Пока ресторан готовил ее ужин, она переводила пожертвования для горячих линий. Пусть работают, пусть отвечают на звонки. Хорошо бы, конечно, ей самой избежать больше таких исходящих.
Даша встретила А. через 4 месяца в кофейне. Он сделал шаг к ее столику. Но она с грохотом скинула на пол всю посуду. А. остановился. Ему казалось, что это так просто – прийти обратно в любой момент. Он все хотел прийти, но не мог настроиться. Он был уверен, что прийти можно будет когда угодно!
Но теперь он не двигался. Напротив стояла Даша и смотрела на него и сквозь него одновременно. А между ними белые осколки стекла.
Он смотрел, как она уходит. Пытался сделать шаг, но стекло визгливо зазвенело. Подошедший официант нерешительно вертел в руках папку для счета. А. достал банковскую карту.
В этой кофейне они никогда не были вместе. Ненадолго их еще соединит чековая лента. Не более того.