Анечка и конец света. Теория выживания

– Как там ваши, Марина Эдуардовна?

– А что? Всё в порядке, муж в саду копает, внуки у нас, в детский сад их утром не взяли, воспитатель на больничный ушла и нянечка тоже. Дочери, зятья? Да все здоровы, иммунитет у моих хороший, все свое из сада едят, всё натуральное. Сватья звонила – за внуков переживает, у неё на работе тоже, как у нас, отпустили из-за эпидемии всех домой. Но, слава богу, среди наших никто не заболел. Конечно! Я их и ягодами, и зеленью свежей снабжаю, зелёный лук, чеснок, петрушка – это же чистый иммунитет!

Марина Эдуардовна продолжала живописать чудодейственность своих овощей и фруктов. Анечка чувствовала смутное беспокойство от её слов, но что это – не могла понять. Не прошло и месяца, как Марине Эдуардовне стукнуло пятьдесят, и все сотрудники были приглашены на юбилей в её большой дом. Гостей было много, кроме сослуживцев – родственники, друзья. Анечка тогда выпила лишнего, что было для неё не очень-то характерно. Она перетанцевала со всеми мужчинами, включая дедушек и двенадцатилетнего внука, поиграла в «дурака» на чердаке с детской тусовкой, состоящей из племянников, внуков и детей кого-то из гостей. Потом включилась в долгий женский разговор тётушек за тридцать. Вела себя шумно, перецеловалась со всеми на прощание, а на следующее утро ей было очень стыдно. Но, как ни странно, все остались приятно удивлены, увидев Анечку весёлой и раскованной, ведь в обычной жизни она была тихим, слишком тихим и спокойным человеком. Так что же её тревожит в словах Марины? Анечка повторила про себя её слова: «всё своё», – нет, не это; «все здоровы, хороший иммунитет», «петрушка – чистый иммунитет». И тут она поняла – иммунитет! Губкин сказал: «Ты жизнь, ты иммунитет».

Анечка принялась раскладывать всё по полочкам. Близкие Марины здоровы – все они были на юбилее. Мои друзья и родные не заболели. Может, это не случайно? Соне стало лучше, внуки Токманцевх в порядке. А Нинка? Вся семья, которую я не знаю, умерла, а Славик не заразился. А ведь Нина Станиславовна забрала его тогда, когда все уже заболели, а значит, был полный контакт! И сама она здорова. Так вот для чего Губкин привёз всю свою родню! Нет, не может такого быть. Но слова Губкина снова зазвучали в её голове: «Найди тех, кто дорог, поцелуй их детей!». Вчера Губкин ей звонил, так что можно перезвонить и выяснить. Она набрала номер, но «абонент выключил телефон или находится вне зоны действия сети». Анечка порылась в сумке и нашла телефон регистратуры. Там никто не брал трубку. Так, что ещё? Начальник, Павлуша. Жена и сын болеют, а Маринка, которой Анечка иногда помогала учить уроки, спокойно отправилась в школу. В городке люди «мрут как мухи», а из родни никто не заболел. «Найди тех, кто дорог, поцелуй их детей!». Нет, не так! «Иди к тем, кто дорог, найди тех, с кем давно не виделась, поцелуй их детей!». Тех с кем давно не виделась! Господи, Катерина! Как же я забыла Катьке-то позвонить! И Анечка схватила телефон. Нет сети. Но только что же была? С рабочего набрала. «Соединение в данный момент невозможно», – сказал голос в трубке.

VI

С Катей они дружили со школы, были не разлей вода. Когда почти одновременно вышли замуж, общаться стали меньше. Катя часто забегала, когда у Анечки появились дети. А потом она сама начала рожать детей, одного за другим, и общение стало сугубо телефонным. Анечка не раз порывалась прийти, посмотреть на детей, принести подарки, но нет. На маленького смотреть нельзя: можно сглазить! Потом «пока не приходи, в городе такой грипп!», потом назначалась встреча, а в последний момент «у маленького понос, давай в другой раз». А потом родился второй ребёнок, и всё сначала. А потом третий. Так что Катьку Анечка не видела уже лет десять, точнее, видела, но только по скайпу. Сейчас она почувствовала: надо бежать, надо успеть, пока не поздно. А если они все уже больны? Но тут Анечка вспомнила про Соню. Соня выздоравливает. Если безумная догадка про иммунитет верна, надежда есть. И она, схватив сумку и попрощавшись с коллегами, побежала на остановку.

Под козырьком у закрытого почему-то киоска переминалось с ноги на ногу всего несколько человек. Разгар дня, а машин очень мало. И народу на улице почти нет.

– Не дождёшься ты здесь ничего, – окликнули Анечку знакомые женщины с работы, – мы на другую остановку идём, может, там повезёт!

Ничего, можно и пешком. Идти было недалеко, минут двадцать. Но что она скажет, как объяснит, зачем пришла? Может быть, Катьки и дома-то нет. Прохожих почти не встречалось, и это усиливало беспокойство. Если бы дорога заняла больше времени, Анечка обязательно начала бы сомневаться в своей сумасшедшей догадке, возможно, даже передумала бы идти, но вот он, подъезд, в который она не входила столько лет. На железной двери красовался домофон. А ведь номера квартиры она не знает! Знает только, что на третий этаж и направо. На какую кнопку нажать? Взглянула на телефон – сети нет. В отчаянии Анечка изо всех сил дёрнула дверь на себя и чуть не отлетела в клумбу. Видимо домофон не работал, дверь была открыта и потому легко распахнулась. Взбежав на третий этаж, позвонила в звонок. Молчание. Похоже, и звонок не работает. Тогда она постучала. Потом заколотила в дверь кулаками. Тихо. Но вдруг…

– Уходите, мы никому не открываем, – это была Катька. Живая, голос не хриплый, значит, здорова, обрадовалась Анечка.

– Это я, открывай скорей!

– Анечка! – сразу узнала Катя. – Ты зачем пришла, иди домой и никому не открывай, такая эпидемия, разве ты не знаешь?

– Знаю я, открывай! Я здорова!

– Нет! Ты же с улицы пришла, вдруг ты заразилась, но ещё не знаешь? Я не открою! Я должна о детях думать.

– Да из-за того, что ты всё время о детях думаешь, мы с тобой десять лет не виделись! Открой, я специально с работы к тебе бежала.

– Но зачем? Давай когда всё закончится, спокойно встретимся.

«Опять старая песня, – подумала Анечка, – как же убедить её открыть?»

– У тебя звонок не работает, ты в курсе?

– Да, электричество полчаса назад отключили, наверное, авария.

– Я устала, у меня сил нет, ну хоть чаем напои!

Но попытка надавить на жалость не удалась.

– Ну не могу я, прости меня! Такие врачи уважаемые в Интернете пишут, что эпидемия смертельная, надо беречься, а у меня трое, ты же знаешь.

– Но я пришла, потому, что могу спасти вас, у меня вакцина! Открой!

– Не выдумывай, эпидемия второй день, никто ещё никакую вакцину не создал, – у Катерины было медицинское образование, её не проведёшь.

– Я вакцина! – не выдержала Анечка, – я поцелую твоих детей, и они не заболеют. Мне врач сказал, что я – иммунитет, – Анечка прекрасно понимала, что всё это звучит как бред сумасшедшего, но сейчас она была совершенно убеждена в своих словах, – никто не болеет из тех, кто общался со мной последнее время! – её голос сорвался на крик.

За дверью послышался кашель, потом детский плач. Мужской голос крикнул:

– Не вздумай открыть!

– Иди домой, – разозлилась Катя, – голову тебе пора лечить!

– Открой, открой, открой, открой! – Анечка кричала уже на весь подъезд, – ну просто поверь мне!

– Десятки врачей известных и опытных говорят одно, а ты – другое, так кому я поверю? Уходи! Кто ты такая, чтобы я тебе верила?

– Но ведь ты меня всю жизнь знаешь, а эти врачи тебе кто?

– Сумасшедшая! Что тебе нужно? – теперь и Катя кричала в голос! Я тебя все равно не пущу! – за дверью послышались рыдания.

У Анечки опустились руки. Она поняла, что дверь ей не откроют, но ещё долго ломилась, убеждала подругу, стучала, кричала. Она никак не ожидала такого от Катьки. Напряжение и страх сегодняшнего дня сказывались, и Анечка только на улице чуть-чуть успокоилась. «Может, Катя и права, – уговаривала она себя, когда брела домой по пустынному проспекту, – может быть, пересидят в изоляции и ничего не случится? Надеюсь, что это так». Но что-то подсказывало ей, что подругу она больше не увидит. Никогда. Анечка взглянула на телефон – сети нет, и она забеспокоилась уже за своих детей. Последний звонок от них был часа два назад. Тут она увидела приближающуюся маршрутку и замахала рукой. Водитель притормозил. Анечка зашла в абсолютно пустой салон. Водитель был ей знаком. Она уже много лет ездила одним и тем же маршрутом, некоторых водителей знала в лицо. Этот джигит как-то весной, когда Анечка сидела рядом с ним на переднем сидении, болтал без умолку. Произнёс целый монолог о родине, и поэтому запомнился ей особенно.

– Плохая у вас родина! – ворчал тогда всю дорогу смуглый человек, – то дождь, то снег, слякоть, грязь, не растёт ничего! Ни дыня, ни персик, ни абрикос! Всю зиму грязь! Всё лето дождь и холод! Вот на моя Родина – солнце, зелень, люди какие добрые. Только работы нет. Никакой.

Анечка даже обижаться на него не стала тогда, наверное, он по-своему прав. Сейчас он накинулся на пассажирку с вопросами.

– Что у вас тут случилось? Где люди? С утра ещё возил кого-то, а за последний час только ты села.

– Что, совсем никого?

– Парень сел на площади, совсем больной! Вышел на той остановке. Пошёл, шатается. Теперь ты. А наши в парке тоже больные все. С утра один, два рейса сделают, и всё, домой, совсем больные. А на моём маршруте ничего, ездят.

– Так водители на 102 маршруте не заболели? – Анечка получила ещё одно подтверждение своей теории.

– Ну, кто-то заболел, но Зинатула, Латфул, Саитгале, я вот, ездим пока. Что за родина у вас, все болеют, надо к себе возвращаться, – и водитель прибавил скорости на пустой дороге.

Выйдя на своей остановке, Анечка зашла в супермаркет за продуктами. Она спустилась по эскалатору, взяла корзинку. В торговом зале было пусто, но завернув за угол овощного отдела, она столкнулась с соседкой по дому.

– Хорошо, что я тебя встретила, что-то здесь неладно! – почему-то шепотом заговорила та, – смотри, охраны нет, кассиров ни на одной кассе нет, ни продавцов, ни уборщиц! Заходи, бери, что хочешь! Я позвала, никто не вышел. Пошли быстрей отсюда!

Анечка оглянулась по сторонам. И правда, на кассах никого, странно. Она прошла ещё немного вперед, к отделу выпечки, там всегда на развес продавали торты – никого. В проходах между стеллажами – никого. В этот момент в зале заморгал свет и через несколько секунд погас совсем. Анечке стало так жутко, что она бегом бросилась к выходу. Соседка за ней. Но где этот выход? Тут при свете-то заблудиться можно. Анечка запнулась за какую-то коробку и полетела прямо на стеллаж с крупами. На неё посыпались тяжелые пакеты с гречкой и пшеном. Придавленная бакалеей, Анечка не смогла сразу встать. Сначала она в панике барахталась, стараясь выбраться, но постепенно успокоилась. С трудом вытащила из кармана телефон и при его слабом свете осмотрела место происшествия. Вокруг валялись пакеты, но стеллаж, устоял.

– Кто-нибудь! Помогите! Я здесь! – закричала Анечка, надеясь, что хотя бы соседка ее услышит. Но вокруг тихо, – никого. Оттого, что смолкли кондиционеры и холодильники, тишина стояла просто гробовая, как под землей. «Так и правда, под землей, нулевой этаж», – пришло в голову. Тогда Анечка по одному стала снимать с себя пакеты, освободила ноги, поднялась. Ничего не болит, повезло. Потихоньку, освещая себе путь телефоном, она добралась до замершего эскалатора, а затем к выходу. Соседка ждала снаружи, а увидев её, испуганно попятилась.

– Что случилось? Что с тобой? Что там был за грохот? Господи, ты вся в извёстке!

«А вот ты бы пошла и посмотрела, что случилось, помогла бы, так нет ведь, как заяц драпанула!», – зло подумала Анечка, стряхивая с себя муку, но, как человек воспитанный, вслух сказала другое.

– Пойдемте домой, по дороге расскажу.

На улице по-прежнему стоял ясный солнечный день, и после тёмного зала супермаркета это казалось ещё более страшным – пустая улица, слепящее, клонящееся к закату солнце. Мимо изредка проезжали машины, на другой стороне улицы они заметили двух прохожих. Больше никого. Женщины, отдышавшись, пошли к дому. Перейдя дорогу, они увидели, что на пороге небольшого продуктового павильона стоит его бессменная продавщица, она же хозяйка Венера. К Венере в павильон ходили все домохозяйки микрорайона. Не столько за продуктами, сколько поболтать и посплетничать. Венера была очень приветлива и разговорчива. Ее татарское круглое улыбчивое лицо располагало к себе людей. Коммуникабельность явно была причиной её коммерческого процветания. Пару раз посетив магазинчик, вы уже начинали здороваться с ней, перекидываться фразами типа «погода-то сегодня какая хорошая!», а потом, незаметно для себя, вполне могли выложить свои проблемы в семье и на работе, если, конечно, не было других посетителей. Помощник у неё был один, молчаливый парень восточной наружности. Он таскал коробки и тоже улыбался покупателям.

– Заходите! Никого сегодня нет. С обеда у меня пусто, а творожок свежий, сметана! Утром привезли, берите, – пригласила хозяйка магазина, – совсем выручки сегодня никакой! – пожаловалась она.

Анечка, быстро купив хлеба, сметаны да куриных окорочков, побежала домой, а соседка осталась в павильоне. Не могла же она уйти, не рассказав Венере о том, что случилось в супермаркете.

VII

Испуганные домочадцы встретили Анечку так, как будто она вернулась из кругосветного путешествия или с войны. Вся семья была в сборе. Пришли родители, а дети даже вызвали бывшего мужа. Все набросились на неё с расспросами. От Антохи они узнали, что с работы она ушла три часа назад. А потом пропала связь. Когда вокруг такое происходит, конечно, все переволновались. Анечка рассказала о своих приключениях в супермаркете и приврала, что всю дорогу пришлось идти пешком, поэтому так долго. О своем визите к Катерине она рассказывать не стала, как бы она это объяснила? И тут на неё посыпались страшные новости. Сын рассказал, что утром в школу пришло две трети класса, но ко второму уроку многие расклеились: кашель, температура поднялась. Учительница сначала к медсестре всех посылала, но та сама заболела и ушла. Потом училка сама у всех больных лбы потрогала, да домой отпустила.

– Нет, наша компания в порядке, все здоровы, кроме Глеба, – подскакивая от возбуждения, продолжал сын Гриша.

– Какого Глеба?

– Да ты его не знаешь, слушай дальше. Так вот, мы, не будь дураками, тоже сказали, что нам плохо, и нас тоже отпустили. Мы хотели в лесопарк пойти гулять, но сначала Зубаткину родители позвонили, у него сестра сильно заболела, потом Аня и Настя домой пошли, у них родители заболели, потом все разошлись, у всех дома родители, бабушки, дедушки, сестры, братья, все болеют! Но это не всё! Потом самое страшное началось. У Зубаткина сестра умерла!

– Да ты что! А родители как? – cпросила Анечка. С четой Зубаткиных она иногда встречалась, возвращаясь с работы через парк, где они, всегда под ручку, любили прогуляться. К тому же Зубаткина была Гришкиным детским врачом. Теперь их сыновья учились в одном классе и, иногда встречаясь, женщины останавливались поболтать, обсудить школьные дела.

– Зубаткины в трансе, она ведь врач, но ничего сделать не смогла. Сами они? Нет, сами не болеют. А вот у остальных друзей с родителями совсем все плохо! У Насти без сознания оба, у Михи отец умер, а мать совсем разболелась, – в глазах сына стоял страх, – мама, как им помочь? Что делать? – сын всегда был уверен в том, что его мама может всё, всё исправить, решить все проблемы, – Мама, а вы с папой не заболеете?

– Нет, мы не заболеем! – с уверенностью сказала Анечка, которая получила новые доказательства своей теории. – Мы не заболеем. И Сашка со своими тоже. Наши родственники и друзья в безопасности! – напуганная до предела семья уставилась на неё с удивлением. – Потом объясню, сейчас каждая минута на счету. Налейте мне чаю, я с ног валюсь!

Пока вымотанная вконец Анечка пила чай с остатками вчерашнего пирога, дочь рассказывала ей примерно ту же историю, что и сын. Всё подтверждало Анечкину догадку. Однокурсники и друзья дочери, которые были вхожи в их дом, все были в порядке, а те, о ком она знала лишь понаслышке, болели. Кто-то умер. Кузнецов, бывший муж, немного успокоился, что дети живы и здоровы, Анечка нашлась, но теперь искоса поглядывал на бывшую жену, видимо, сомневаясь в её рассудке. Выяснилось, что вся его родня в порядке, мама здорова и её друзья, пожилая пара, с которой иногда виделась Анечка, тоже. Но коллеги и новые знакомые все заболели и разъехались по домам. А сейчас сотовой связи нет, и неизвестно, что с ними. Марк с семьёй час назад был здоров, Лида тоже. У Лиды дочка в США живет, и от неё со вчерашнего дня приходят новости самые неутешительные. Там, в Америке, тоже все болеют, в нескольких штатах официально объявили эпидемию, закрыли выезд, там паника в СМИ.

Анечка допила чай, переоделась и объявила:

– Обойдём ваших друзей-товарищей. Начнём с того, кто ближе живёт!

– Это ещё зачем? – удивился Гришка.

– Да ты что! – возмутились родители. – Никуда мы тебя не пустим! А тем более внуков! Такая эпидемия, сама заразишься, детей угробишь! Нет! И так додумалась по супермаркетам бегать.

– Ты вообще в своем уме? Послушай родителей, куда ты собралась? – подключился Кузнецов, – сидите все дома!

– Я знаю, что делаю, дети в безопасности! – крикнула она в ответ. – Можешь пойти с нами, а если боишься, сам сиди здесь. Дети, собирайтесь!

– Дети, сидеть! Никто никуда не идет! – заорал Кузнецов.

– С каких пор ты здесь командуешь!?

– Ты думаешь это целесообразно? – вклинилась Даша. – Мы что, можем им чем-то помочь?

Дочь Даша всегда была воплощением здравого смысла. С пятого класса она сама принимала все решения и только ставила мать в известность: «я записалась в секцию стрельбы» или «я поеду в развивающий лагерь на вторую смену». Анечка очень быстро поняла, что спорить нет никакого смысла: если Дашка что-то решила, то решение это взвешенное и правильное. И на три шага вперед просчитанное.

– Если я начну рассказывать, Дашка, ты поднимешь меня на смех, и мы потеряем драгоценное время. Возможно и так уже поздно. Вы все должны просто мне поверить.

Но не тут-то было. Никто не собирался верить ей на слово, даже дети:

– Но мама! Мы же заразимся!

Почему на работе любой мастер, не говоря уж о рабочих, безоговорочно верит мне, когда я говорю – вот здесь 15 миллиметров, а здесь 35, не спрашивая, почему и не требуя предъявить чертеж или спецификацию, размышляла Анечка, и почему дома все считают себя самыми умными, а меня, видимо, безмозглой дурой? Почему им всегда нужны веские аргументы и доказательства? А без них можно было быть уверенной, что родственники все сделают по-своему, а потом, когда возникнут проблемы, скажут «мы же не знали, нам же не объяснили». Но сейчас нет ни времени, ни сил, ни аргументов. Сейчас оставалось действовать нахрапом. И она, схватив Гришку за руку, потащила его вниз по ступенькам.

– Просто поверь мне. Тебе в квартиры заходить не надо будет. Но я же не знаю адресов ваших друзей. Даша! Мы ждём внизу! План такой: вы меня приводите к дому, а дальше я сама.

– Что сама?

А что собственно сама? Что сама? Подумаю по дороге, решила Анечка, и в этот момент из подъезда показалась Даша. Небольшая спасательная экспедиция отправилась в путь. Кузнецов, чертыхаясь и раздавая всем на ходу медицинские маски, героически увязался за ними. Но дорога до дома Гришиного друга Дениса заняла лишь пару минут.

– Вы стойте здесь, – скомандовала Анечка Кузнецову и Даше, – мы скоро! И они с Гришей поднялись к Денису. Позвонили, Денис открыл сразу, думал, врачи.

– Гриша, иди вниз, жди на улице, – и Анечка вошла в квартиру. Мама Дениса лежала в кровати, дышала с трудом, но была в сознании.

– Я ей чай горячий, парацетамол давал, вот антибиотики нашёл, тоже две таблетки споил, но ей всё хуже, – Денис чуть не плакал. Но для подростка он, тем не менее, вел себя очень мужественно, делал всё, что от него зависит.

Анечка смотрела в глаза женщины, которая уже не могла говорить, только иногда стонала. Они не знала, что ей делать. У нее совершенно не было времени задуматься, как именно она будет спасать людей. Женщина перед ней могла умереть. Но целовать её? А вдруг вся её теория – это большая глупость, и она заразится. И детей погубит! Она внимательно посмотрела на Дениса – он явно не болеет. Что же делать? У Анечки даже на секунду возникла антисанитарная мысль плюнуть в стакан с чаем. Но Соне хватило и прикосновения руки. Тогда Анечка решилась. Она глубоко вдохнула, наклонилась и выдохнула в лицо лежащей женщине. Потом она погладила её по щеке.

– Пои ее горячим чаем, морсом, – если вдруг что, приходи к нам, – наказала Анечка Денису и быстро сбежала по ступенькам.

– Ну, как там? – спросил Кузнецов тревожно. – Давай домой вернёмся?

– Нет, пойдём дальше, она поправится, – уверенно сказала Анечка, хотя, конечно, ни в чём не была уверена.

Дальше к Михе. Но было поздно. Миша открыл двери и немигающими глазами смотрел на гостью, не вполне осознавая, кто это. Анечка прошла в квартиру. То, что она увидела, было настолько ужасно, что трудно себе представить, как это пережил четырнадцатилетний мальчик. Это были первые мертвецы, которых Анечке довелось увидеть. Сколько их, вероятно, вокруг, лучше было не задумываться. С трудом подавив в себе паническое стремление, схватив детей, бежать домой, она повела подростка на улицу.

– Гриша, отведи Мишу к нам, пусть бабушка с дедушкой пока с ним побудут. Мы здесь тебя подождём.

Анечку трясло. Главное, чтобы Кузнецов не заметил, но он курил, отойдя в сторонку. Гриша вернулся быстро. Дальше жила подруга и бывшая одноклассница Даши. Её родители слегли совсем недавно и были ещё ничего. Они не удивились приходу Анечки, тоже приняв её за врача, стали жаловаться на симптомы. Анечка деликатно «надышала» на них, пожала им руки и побежала дальше. Они обошли ещё 12 квартир. В трёх из них двери никто не открыл. В двух они застали рыдающих подростков над телами своих родителей. Гриша увёл друзей к себе ночевать, не оставлять же их там. К Зубаткиным идти смысла уже не было. Остальные после общения с Анечкой просто обязаны были выжить. Потом, отправив детей домой, Кузнецов, почему-то поверив ей, наконец, свозил её к каким-то людям, у неё уже не было сил запоминать, кто они. Потом они заехали к дальним родственникам, которых давно не видели, те были на вид здоровы, но, узнав, в чём дело, попросили зайти к их соседям, На обратном пути она вспомнила про свою учительницу. Она не навещала её в последние годы, может быть ещё не поздно? Они как раз оказались у её дома.

– Останови и подожди меня здесь, – Кузнецов притормозил.

Дверь в квартиру была открыта. На диване в горячке металась молодая женщина, в кроватке спал ребенок лет пяти. Учительницы не было. «Может, она давно здесь не живёт», – подумала Анечка и провела свой «ритуал» и с этими людьми.

Была уже ночь, когда они вернулись домой. На лестничной клетке у квартиры стоял стул, а на нем было что-то, завернутое в плед. Рядом хлопотала Анечкина мама в марлевой повязке на лице и с кружкой горячего чая.

– Больная, совсем больная! – бормотала она как обычно себе под нос, – заразная, наверное! Как же я её в квартиру пущу, у меня же там своих двое внуков, да чужих трое спят уже. Заразит всех сразу же. И не выгонишь больного ребенка на улицу. Что же с ней делать, что делать?

– Что случилось, что это? – шепотом спросила Анечка, всё-таки первый час на дворе.

Мария Петровна развернула стул к свету тусклой лампочки, какие всегда вкручивают в подъездах из экономии, и они увидели девочку лет десяти. Она тяжело дышала во сне, на лбу выступили капельки пота. Сколько таких Анечка перевидала за сегодняшний вечер! По привычке она наклонилась к девочке, потрогала горячее личико. Личико это показалось ей знакомым, но всё же кто это? На шум сверху спустилась тётя Шура, старшая по подъезду. Двадцать лет назад, когда тётя Шура поселилась в этом доме, она была роскошной стройной женщиной с объемной химией на голове и милой улыбкой, собирающей добрые морщинки у глаз. Она быстро познакомилась и сдружилась со всеми жильцами, которые, прожив здесь всю жизнь, и друг с другом-то не были знакомы. С тех пор, уезжая в отпуск, ключи все оставляли у тёти Шуры, все коммунальные проблемы тоже решались с участием тёти Шуры. Теперь это была сухонькая маленькая старушка, с той же милой и доброй улыбкой. Неизвестный ребенок без сознания на лестничной клетке – нет, такое событие не могло произойти без вмешательства тёти Шуры. Мария Петровна рассказала, что девочка эта пришла, когда все уже устроились спать, а они с Иваном Семёновичем сели на кухне выпить чаю в ожидании Анечки. Дома у них, напившись успокоительных, спали оставшиеся без семьи Нина Станиславовна и Славик.

– Извините, здесь живет Анечка? – успела спросить маленькая гостья, протягивая листок с адресом. Не успела Мария Петровна удивиться, как девочка сползла по стенке на пол и потеряла сознание. Больше она в себя не приходила.

– И правда, и домой больную нельзя, и в подъезде не оставишь! – подал голос Кузнецов. – Давайте я с ней подежурю здесь до утра, а лучше я её в машине спать положу, – предложил он. Но ситуацию, как обычно, помогла разрешить тётя Шура.

– У меня ключи от восьмой квартиры есть, давайте туда положим. Квартира сдаётся, но пока желающих не нашлось, а ключи у меня, вдруг кто придет смотреть.

Девочку положили на диван в пустой квартире, Анечка принесла постельное белье, плед и присела рядом. Но тётя Шура отослала её спать, видя, что та падает с ног от усталости. Она обещала присмотреть за ребёнком, благородно ссылаясь на бессонницу.

А потом родители и Кузнецов разошлись по домам. Анечка долго стояла под душем и думала о том, что это был самый страшный день в её жизни, что завтра она проснётся, все выздоровеют, и всё будет как раньше, всё будет хорошо.