Выжить и не сойти с ума. После потери ребенка ; Ты будешь мамой. Как забеременеть, если долго не получается ; Хочу ребенка! Как быть, когда малыш не торопится

Праздник, или табу на смерть*

Сегодня на обучающем модуле в Портлендском институте горя и перехода мы говорили о культурных традициях в проживании горя.

Было интересно послушать о разнице в проживании горя у афроамериканцев и китайцев. Потрясающая темнокожая американка рассказала, что в ее среде принято собираться сообществами, большими семьями. Есть, петь, танцевать, играть, быть вместе. Да, вы не ослышались, она рассказывала нам о процессе горевания.

Процесс горевания в афроамериканских семьях начинается ДО смерти близкого человека.

Конечно, такой подход мало применим к случаям внезапной смерти. Но если семья чувствует, что кто-то скоро уйдет, то люди собираются заранее, до факта смерти, и празднуют уход этого человека еще до того, как это случилось. Семьи большие. У афроамериканцев принято принимать в семью и некровных родственников. Просто решили, что две женщины являются сестрами или тетей и племянницей, – так тому и быть. Поэтому в афроамериканских семьях есть люди и европеоидной, и монголоидной расы.

Перед уходом одного из членов семьи собираются ВСЕ. И начинается ПРАЗДНИК.

Часто на праздник ДО, а потом уже и на похороны надевают белые одежды. Праздник может продолжаться ДО физического ухода близкого, ВО ВРЕМЯ его смерти и ПОСЛЕ.

Как сказала ведущая семинара: «Как живем, так и провожаем близких в другой мир! С песнями, танцами, едой и единением в семье». Детей провожают в тонкий мир похожим образом. Если смерть была внезапной, то ритуалы происходят позже. Вся семья поддерживает родителей. Дает им огромный поток ЛЮБВИ и ПОДДЕРЖКИ.

В Китае и Сингапуре все по-другому. Китайцы почти не артикулируют свои эмоции, не проговаривают их. Они выражают поддержку ДО и ПОСЛЕ смерти ДЕЙСТВИЕМ. Они почти не будут плакать, но будут много работать, чтобы помочь деньгами, или предложат сделать что-то по дому, чтобы поддержать горюющего.

Еще меня поразил азиатский подход в объяснении причин смерти: если ребенок умер, то либо мать что-то не то съела, либо такова карма, либо энергия ци где-то не проходит, но причина чаще всего находится на тонком плане. И часто она озвучивается как наказание ушедшему в тонкий мир или горюющим оставшимся родственникам.

Особый период для поминовения в Китае происходит в первые сорок девять дней. Принято три раза поклониться перед урной с прахом. С уважением. Каждые семь дней после ухода близкого происходит особый ритуал. На сорок девятый день поются специальные ритуальные песни. Важно, чтобы у ушедшего были закрыты глаза и рот. Тогда считается, что он умер хорошей смертью.

Потом мы обсуждали вариант проживания горя в других культурах.

Нена из Индии – мы встречаемся с ней уже на пятом модуле в одной группе – рассказала, что в индийской культуре ритуалы горевания очень похожи на ритуалы афроамериканцев. Праздник, все в белом, всеобщее единение огромной семьи, куда входят знакомые знакомых знакомых.

Что говорить о мексиканских ритуалах поминовения близких! На эту тему есть прекрасный полнометражный мультфильм «Тайна Коко».

Самое главное, что я услышала за эти три часа: есть много общепринятых в разных культурах ритуалов, которые выполняются с разной степенью открытости или табуированности.

На первой конференции «Перерождение» в июне 2020 года мы говорили о том, что ритуалы смерти и поминовения в СССР были во многом табуированы. В новой России они подпали почти под полное табу и были перенесены из общин (например, в СССР могли провожать всем двором ушедшего в тонкий мир соседа) в закрытые залы организаций ритуальных услуг.

Мы перестали видеть похоронные процессии и горюющих людей на улице. Почти исчезла траурная одежда и другие опознавательные знаки горюющего человека. С улиц пропали катафалки – в Москве это чаще всего обычные микроавтобусы, никак не выделяющиеся из потока машин. Чтобы никого не смутить мыслями о смерти.

Мы почти перестали видеть каждодневный факт присутствия смерти в нашей жизни. Тогда мы можем не удивляться исключению таких, как мы, горюющих родителей, из общества.

Эта тема сильно табуирована последние десятилетия в русскоязычном пространстве. Стало принято больше говорить о позитиве, ресурсах и проявлениях жизни. Говорить о смерти стало немодным.

Ушли традиции приглашения плакальщиц на похороны. Осталась лишь традиция поминок и специальных дней для поминовения: третий, девятый, сороковой.

Все эти мысли стихийно пронеслись в моей голове, и я подумала, что хотела бы, чтобы смерть в нашей культуре отмечалась как праздник.

Праздник возвращения домой.

Я бы хотела, чтобы родители после смерти ребенка получали не соболезнования, а любовь и поддержку в огромном количестве. И собравшиеся пели бы в честь ушедшего ребенка, в честь оставшихся на земле родителей, в честь их будущей встречи в тонком мире. Чтобы все близкие были вместе и это давало бы огромный ресурс.

Такие вот разные ритуалы прощания и восприятие смерти. Наверное, мне надо было родиться афроамериканкой.

Тогда у меня было бы намного больше шансов на поддержку после смерти детей.

Три билборда на границе восприятия…**

Текст написан в день трагедии в Казани 11 мая 2021 года.

Сегодня я очень четко увидела ГРАНИЦУ. Границу восприятия происходящих событий. И заодно наших миров.

Есть два абсолютно полярных мира: мир родителей, потерявших детей, и мир тех, у кого не было такой трагедии (тут можно добавить: «И слава богу!»).

Трагедия в Казани. Умирают дети. Мальчик-стрелок не выдерживает требований жизни. Или у него психиатрия. Жалко его. Но граница не там. Граница там, где происходит реакция людей на событие.

Я вижу несколько постов коллег о том, как успокоить своих детей после событий, которых не выдерживают даже взрослые. Много перепостов. Потому что очень страшно за детей.

Это нормально и понятно. Хочется срочно написать правила, как сделать БЕЗОПАСНО. Сделать так, чтобы история не повторилась.

И очень сложно переживать этот страх. Именно страх не позволяет полноценно быть рядом с родителями, потерявшими детей.

Потому что смотреть очень СТРАШНО.

Хочется думать только в направлении того, как не допустить такое СНОВА. А такие, как я, уже ТАМ. Нас много, как бы вы ни старались нас не замечать. И первая мысль таких, как я, была следующей: как там РОДИТЕЛИ, потерявшие детей?

Как там люди, пережившие сегодня самый большой кошмар своей жизни? Кто сейчас с ними? Кто стоит рядом и помогает остаться в этом мире? Как помочь тем людям в состоянии шока на расстоянии?

На февральской практической конференции «Перерождение», посвященной помощи по проживанию горя, Алекс Гершанов рассказывал, что в Израиле часто на помощь (или оказываются рядом) приходят респондеры^[2].

Они «просто» рядом. Дают человеку выразить все эмоции. Но не дают провалиться в состояние жертвы. Например, дают выбор: вот вода, если хотите пить. А решать вам.

Важно, чтобы ПРЯМО ЗДЕСЬ оказался человек, который выдерживает.

Я стала таким человеком. И в нашей группе «Новая жизнь после смерти любимых» в Facebook еще много таких людей.

Мы – стая. Мы рядом, и мы выдерживаем.

Потому что мы уже ТАМ.

Когда в нашей группе появляются родители, которые пишут «СЕГОДНЯ умер мой ребенок», мы оказываемся рядом. И отогреваем, насколько можем.

Мы в первую очередь думаем: как там РОДИТЕЛИ, пережившие сегодня самую большую трагедию своей жизни?

Просто оставаясь рядом с ними, когда социум в порыве эпидемии позитива отказывается смотреть на правду. И не только отказывается, а начинает активно искать причины, ЗА ЧТО такое «наказание» получили ЭТИ родители!

Потому что страшно за своих детей. Потому что на нашем месте никто не хочет оказаться. В самом ужасном сне. А мы УЖЕ ТАМ.

В этом смысле родителям, потерявшим детей одновременно, немного «повезло»: есть четко определенный агрессор, потеря массовая, теплится надежда, что социум не начнет искать, в чем же виноваты матери, таким образом детей потерявшие.

Потому что в нашем социуме присутствует четкая тенденция: в первую очередь обвинять матерей. Истории отцов часто отходят на второй план. Но сегодня я не об этом.

Когда потеря массовая и агрессор определяется однозначно, есть шанс, что не будет происходить виктимблейминг родителей, лишившихся детей. Я очень надеюсь, что так и будет. Но это не уменьшает боли родителей в Казани.

Эта боль – на грани выживания.

Когда-то, года полтора назад, мой испанский психотерапевт сказала: «Тебе пришлось тяжелее всех. Твоя дочь умерла почти мгновенно (это правда, если верить судебной медэкспертизе). А ты живешь, УМИРАЯ каждый день».

Все правда.

Я обратила внимание, как много детей погибло в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет. В Казани. В нашей испанской группе по родительскому горю в этом возрасте ушло пять детей из семи. И сегодня. Большинство детей погибли в этом возрасте.

Сложнее всего тем, кто остался. Их родителям. А дети… Они на пути к Свету. В лучшем мире. Там их встречают моя Каролина и другие дети, ушедшие в четырнадцать-пятнадцать лет, как моя дочь.

Светлого пути всем детям, перешедшим в Свет сегодня.

А такие, как я, готовы быть рядом с их родителями. Помните, что им сейчас труднее всего.

Иногда хорошее расширение дает изменение фокуса внимания.

Групповой иммунитет родительского горя**

Можно ли создать прививку для того, чтобы общество начало устойчиво поддерживать родителей, переживающих смерть детей? Чтобы окружающие не выпадали в сухой остаток от присутствия горюющего родителя, а могли сохранять устойчивость и ресурс?..

Первое, что приходит в ответ: как бы было хорошо! Но возможно ли это?

Предлагаю обратиться к истории. Согласно статистике, еще в конце 50-х годов прошлого века в России на тысячу рожденных детей в среднем 53,64 умирали в возрасте до пяти лет. А уже в 2008 году эта цифра снизилась до 10,8 ребенка на тысячу рожденных.

Смертность детей в России в возрасте до пяти лет

Детская смертность снизилась в пять раз за пятьдесят лет!

Если говорить о младенческой смертности детей до года, то в конце XIX века она составляла 250–270 детей на каждую тысячу рожденных, а к 2017 году эта цифра составила 55 младенцев на тысячу. Это значит, что мы наблюдаем снижение младенческой смертности в пять раз!

То есть еще в прошлом веке в пять раз больше родителей сталкивалось с потерей детей до пяти лет. В пять раз больше людей понимали, КАК ЭТО – ПОТЕРЯТЬ РЕБЕНКА.

Человек, проживающий уже какое-то время опыт потери ребенка, часто способен поддержать родителей, которые столкнулись с трагедией в данный момент.

Я вижу, что такая поддержка других родителей в горе помогает самим поддерживающим почувствовать себя лучше и обрести достоинство в проживании горя.

Родитель, проживающий горе, часто способен выдерживать горе другого родителя и оставаться рядом в этом процессе. Просто мы можем понять друг друга намного легче, чем человек, который с подобным горем не знаком.

Еще шестьдесят лет назад таких понимающих людей было как минимум в пять раз больше!

К счастью, сейчас намного меньше людей сталкиваются с трагедией потери ребенка. И одновременно снизился групповой иммунитет к выдергиванию таких разрушающих мир потерь.

Социум перешел нижнюю границу группового иммунитета к горю и начал изолировать горюющих людей, будто больных коронавирусом! Просто раньше этот опыт проживало больше людей, и горюющие родители были более понятны и получали больше поддержки.

«Ты и я ОДНОЙ КРОВИ!» У меня тоже был ТАКОЙ ОПЫТ!

Сейчас родителей, потерявших детей, можно отнести к меньшинствам, права которых ограничиваются и не соблюдаются. В этой ситуации, я считаю, важно организовать программу поддержки горюющих родителей как меньшинства, обладающего уязвимостью, беззащитностью перед обществом и подверженному процессу социальной изоляции.

Я сейчас нахожусь на психологической конференции в Калининграде. Ее тема – «Справедливость». Я не смогла пройти мимо, так как в горе родителей часто возникает немой или озвученный вопрос «ЗА ЧТО?».

Сегодня на конференции мы говорили про два вида справедливости. Справедливость первого порядка присутствует и у животных, и у человека. Эту справедливость можно охарактеризовать фразой: «У меня должно быть не меньше, чем у другого». Даже обезьяна при проведении научных опытов возмущается, когда другой обезьяне дают больше еды или еда по качеству лучше!

Справедливость второго порядка присуща только человеку. Ее суть можно выразить так: «Я чувствую себя некомфортно (стыд, вину, стеснение), если у другого человека есть намного меньше, чем у меня». На справедливости второго порядка построены благотворительность, волонтерство и другие благие дела.

Я задумалась, а есть ли обе эти справедливости в проживании горя? И поняла, что ни справедливости первого порядка, ни справедливости второго порядка в горе нет.

Скажу иначе: проживание горя в социуме несправедливо. Справедливости первого порядка нет, так как мало какой человек захочет получить «не меньше» горя или опыта, чем горюющие родители. В своем несчастье скорбящие родители абсолютно одни.

Справедливости второго порядка нет, потому что вряд ли какой-то человек будет переживать, что у кого-то ребенок умер, а у него нет. И как-то пытаться исправить эту ситуацию.

Ну в самом деле, не убьет же кто-то собственного ребенка ради справедливости второго порядка! Человек не может рассчитывать на справедливость в отношении границ жизни и смерти. Потому что он их не регулирует. И тут возникает скорее этический вопрос: можно ли каким-то образом заменить возникающий дикий страх оказаться на месте скорбящего родителя на желание и готовность ему помочь, поддержать, дать ресурс для проживания горя?

Эту призрачную возможность я бы связала здесь с «групповым иммунитетом» социума и отсутствием справедливости в нем.

Когда практически в каждой семье за последние два поколения умирал ребенок, групповой иммунитет, позволяющий выразить и дать поддержку, был намного выше.

Сейчас, когда детей теряют намного меньше людей, такие люди, как я, становятся изгоями. Потому что в обществе группового иммунитета нет.

Горюющих родителей боятся и избегают как коронавируса.

Можно ли выработать групповую реакцию поддержки горюющих родителей без пандемии? Я бы хотела, чтобы так случилось. Когда началась пандемия коронавируса, я первые месяцы… радовалась.

Радовалась тому, что теперь каждый человек на земле сможет понять, что чувствовала я после смерти дочери, хотя бы на половину процента. Я почувствовала в этом справедливость.

Когда в моей трагедии меня почти все оставили в уверенности, что с нами никогда ТАКОГО не может произойти, ведь мы такие хорошие и мы ВСЕ делаем правильно, было очень больно – и больно до сих пор.

Но у меня не было возможности ни защититься, ни отстоять свои границы, грубо нарушенные бывшими друзьями и прессой.

Когда же началась пандемия и огромное количество людей буквально вскричали «ЗА ЧТО?», я увидела в этом начало баланса. На тот момент я уже не боялась собственной смерти – я была бы рада умереть и встретиться с дочерью.

Но я видела этот важный надлом шаблона «Я хороший – со мной все будет хорошо» в обществе.

И вот с ХОРОШИМ миром случилось ПЛОХОЕ.

Я стала замечать, как возрождается групповой иммунитет к отвердению горюющих людей, – так как снова многие стали переживать смерть близких «ни за что». Я увидела, что люди стали добрее друг к другу. Добрее к себе. Я увидела, что начал расти уровень взаимопомощи, сострадания и великодушия.

Я хочу поблагодарить за это пандемию!

Возможно, даже после ее окончания люди увидят, что трагедии случаются ПРОСТО ТАК, а не потому, что человек сделал что-то неправильно.

Я надеюсь на воцарение ПАНДЕМИИ ПОЗИТИВА в мире.

И мечтаю о вспышке пандемии любви, взаимопомощи и взаимной поддержки.

Часть 3. Проживание

Боль как кислород – она занимает все пространство**

Возможны ли сравнения в проживании горя?

Я долго чувствовала обесценивание того, что произошло со мной. Люди кричали о своих потерях от боли, а я чувствовала, что у меня была похожая потеря и для меня это было как три процента от потери дочери.

Потерю близнецов на девятой неделе беременности я восприняла с благодарностью: они приходили, чтобы дать мне ощущение, что «все еще будет». Когда я немного вернулась в свое тело благодаря беременности, они ушли. Потерю близнецов я восприняла как еще одну.

На том шоковом фоне после убийства дочери неудачная беременность ощущалась как светлая грусть. Я пошла и купила себе теплый свитер. На дворе стоял испанский ноябрь. А потом пошла и выпила бокал красного вина. Что еще я могла сделать для себя в тот момент? Я пошла к каталанской подруге-натуропату, она выписала мне витамины и ставила месяц иголки в мои уши.

Так почему я чувствовала обесценивание? Потому что невозможно объяснить другому человеку УРОВЕНЬ твоей боли.

Начну издалека. Боль от потери можно сравнивать только в масштабах ОДНОЙ судьбы.

Я теряла мужа – на тот момент мы были в разводе, и я больше переживала за нашего общего сына, которому было тогда всего двенадцать лет. Когда я узнала, что мой первый муж умер мгновенно от сердечного приступа, то заплакала. Я плакала долго. А вечером мы с сыном уже летели в мой родной сибирский город. Но у меня не было чувства вины в тот момент. Был страх за сына.

Когда я потеряла отца, то была в Испании, мои документы находились на оформлении: если бы я выехала из страны, то потом долго не смогла бы вернуться. Мне позвонила его пятая жена, попросила денег на похороны. Плакать я не могла, словно окаменела. После его смерти мне было больно примерно неделю – отец мало общался со мной в течение жизни, между нами не было большой привязанности.

Я сама нашла его спустя двадцать лет отсутствия. Нашла в интернете, написала. Мы поговорили по скайпу несколько раз. А потом он умер. И я горевала по своей надежде, что у меня будет любящий отец. Уже не будет.

Я сходила в церковь – тогда мы жили в Бланесе на Коста-Браве. Я поставила свечи. На этом мое горевание закончилось. Оно было пропорционально степени нашей близости.

Боль можно сравнивать только в масштабах одной судьбы. Для меня ничто не сравнится с болью потери после убийства дочери.

А для кого-то потеря беременности будет самой большой утратой в жизни. Для кого-то истинной трагедией станет смерть попугайчика. А для кого-то это боль потери отношений или работы. У нас разный уровень чувствительности и разный опыт.

Для меня после потери обесценилось большинство отношений, в том числе между мужчиной и женщиной. Не такой ценностью стали моя работа и самореализация. Произошло полное обрушение смыслов и ценностей.

Смысл я вижу в помощи таким же, как я. Я вижу, как таких, как мы, исключают. Обвиняют. Вопрошают: «Поняла ли ты, что сделала НЕ ТАК, если тебе пришел ТАКОЙ урок?» Ничего не надо понимать.

Если вы не убили своего ребенка собственноручно, то не виноваты в его смерти.

Боль можно сравнивать только в масштабах одной судьбы. Для меня потеря беременности была легкой пушинкой по сравнению с гибелью дочери. Уход отца прошел почти незаметно в моей судьбе. Смерть мужа я отгоревала и попыталась скомпенсировать рождением пятого ребенка. Уже тогда я начала тягаться со смертью, еще не зная, что она все равно выиграет, забрав у меня самое дорогое.

Боль можно сравнивать только в масштабах одной судьбы. Потому что боль – как кислород. Она заполняет все пространство жизни.

И каждому кажется, что это максимум. Больно ТАК, что еще чуть-чуть – и невозможно.

Когда болит один зуб, кажется, что это невозможно выдержать. А когда заболит второй зуб, рядом с первым? Насколько явно вы почувствуете разницу? А если заболит третий? А если все зубы одновременно? Будет ли для вас разница?

Боль всегда ощущается как максимальная.

Просто, к счастью, когда вы не можете провести сравнение, то думаете, что сейчас вам больно по максимуму.

Боль можно оценивать только в масштабах одной судьбы. Потому что сопоставлять боль другого человека со своей бесполезно.

Но все же многие соглашаются, что нет боли сильнее, чем от потери ребенка. Это одна ось координат.

Второй осью я бы взяла степень привязанности, вложения ресурсов, в которые входит и время, проведенное вместе.

Да, больно потерять и беременность, и новорожденного, и ребенка четырнадцати лет от роду. Но болеть дольше будет последнее: просто будет больше возможных триггеров, разбросанных по всему миру на вашем пути.

После смерти новорожденного малыша вы будете триггериться от каждой беременной или проезжающей коляски, а после потери ребенка постарше – от игрушек, которые ему покупали, конфет, которые были его любимыми, да и от колясок и беременных тоже.

Больно и то и другое. Боль от потери ребенка – она навсегда. Есть ли что-то более НАВСЕГДА, чем другое НАВСЕГДА?

Наверное, нет.

Поэтому боль от потери можно сравнивать только в масштабах одной судьбы.

Боль как кислород – она занимает все пространство.