Моя Гармония не означает равнодушие. Она позволяет сострадать, быть внимательной и чуткой к другим, заботиться и жалеть. Но делать это всё без ущерба для себя.
Моя Гармония не означает бесконечное терпение неприятностей вокруг. Не означает аскетичность. Но позволяет быть заботливой по отношению к себе, вовремя менять что-то, не дожидаясь разрушающего действия дискомфорта.
И когда я найду Гармонию своей жизни – возможно, стану по-настоящему счастливой…
ЗАБЫТЫЙ ЧАЙНИК, или ГРЕМУЧАЯ СМЕСЬ
Январский вечер. В комнате на ноутбуке включен фильм. Громко.
Там смотрят кино. Теперь. И они обо мне забыли.
А я – в углу на своей подставочке – киплю. Уже давно. Этакий чайник. Красный. В белый горошек.
Киплю с того момента, как они начали разговоры на темы, которые я не люблю.
Стоп.
Это моя жизнь. Это был мой выбор. И это мой личный опыт. Не ваш!
Предупреждающее бульканье. Они не поняли.
Продолжают пилить на разные лады.
Чем больше пилят, тем сильнее во мне закипает гремучая смесь злости и страха.
Я злюсь на эту бесцеремонность. На это вторжение в моё – самое сокровенное. На оценки и мнения.
И боюсь, что они правы.
А я совсем недавно только-только уменьшила напор самобичевания. И вовсе не хочу, чтобы он усилился. Для меня это крайне вредно, я уже начала разрушаться изнутри оттого, что долбила себя за прошлое.
Киплю, крышечка подпрыгивает, пар вырывается изо всех щелей – сам, я не могу его выпустить. Если бы могла, стало бы легче.
Но паром я могу кого-то обжечь. Поэтому сдерживаюсь изо всех сил.
Хотя, если честно, – хочется обжечь. Отомстить за причиненную боль.
Пока что эта гремучая смесь обжигает меня изнутри. Больно. Очень.
Меня трясёт от этой боли. Начинаю тихонько подпрыгивать. Но никто не слышит и не видит.
Оттого, что свищу на пределе, саднит горлышко. Интересно, у чайников ангина бывает?
Киплю отчаянно. Злюсь на громкое кино. Злюсь на то, что никто не видит моей злости, что им наплевать на моё раздражение.
И одновременно боюсь, что эта злость вырвется наружу. От страха киплю еще больше. Вот-вот взорвусь.
И готова заплакать в голос. Но нельзя. Нельзя, еще хуже будет, начнут расспрашивать, откуда эти слёзы.
И вдруг – щелк! – срабатывает предохранитель.
Кино досмотрели, стало тихо. Разговоры прекратили.
Кипение стихло.
Облегченно вздыхаю.
Стало легче. Но надолго ли?
Ой, нет. Накатило опять.
Больше не могу.
Это невыносимо.
Просто раздирает на части.
Кажется, что сейчас умру. Развалюсь на мелкие кусочки.
Меня бесит абсолютно всё.
Каждый лишний шорох. Каждый звук.
Надо срочно выпустить ядовитый пар.
Но вдруг я пораню окружающих?
А так – разрушусь сама.
Что делать?
И вдруг кто-то осторожно снимает мою крышечку и говорит:
– Тебе нужно отдохнуть. Набраться сил. Только тогда ты сможешь справиться.
Голос спокойный и ласковый. Я тоже начинаю успокаиваться и замечать: в доме тихо, никто на меня больше не нападает, рядом мурлычет кошка…
Страх ушел, злость тоже. Они вышли вместе с этим ядовитым паром.
Хочу поблагодарить неожиданного помощника, но он уже исчез…
ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ: СОБЫТИЕ, ПЕРЕВЕРНУВШЕЕ МОЮ ЖИЗНЬ
За тридцать лет моя жизнь переворачивалась не один раз.
Видимо, струны моей Души настолько чуткие, что легко улавливают повороты судьбы даже в самых простых моментах. Не говоря уже о более глобальных вещах.
Поэтому сложно выделить одно, главное из них.
Последним таким событием стала неприятная история.
Когда я переехала из Сибири в Ростовскую область, мне было негде жить. Реально негде. Первые две ночи я провела в доме одной из родственниц редактора, пригласившего меня на работу корреспондентом. Но эта родственница привыкла жить одна, поэтому быстренько перенаправила меня к своей подруге.
Там уже жила одна девушка. Хозяйка поселила нас в одной небольшой комнате. Два месяца мы ютились там среди разнородного хлама. Плюс ко всему, хозяйка оказалась человеком крайне бесцеремонным – могла в любой момент войти в комнату без стука или ничтоже сумняшеся порыться в наших вещах.
Потом мне подсказали, где можно снять небольшой домик. Конечно, я уцепилась за эту возможность, как цепляется утопающий за соломинку. Там я прожила четыре месяца.
Иногда у меня очень хорошо срабатывает интуиция, но я плохо к ней прислушиваюсь. Так получилось и здесь. За эти четыре месяца я не один раз спрашивала хозяйку домика: как долго я смогу здесь прожить? Ответ был один – "живи". Я успокаивалась, но моя интуиция – нет. Тревога не проходила. И, как оказалось, не зря.
В субботнее майское утро мне позвонила хозяйка домика, и сообщила, что домик нужен им, а мне нужно срочно искать новое жильё. Я онемела. Потому что больше никто не сдавал квартиру или хотя бы комнату – все старались продать.
И вот тут-то я приняла совершенно неожиданное для себя решение: нужно купить дом. Взять кредит и обзавестись собственной крышей над головой.
Для меня – путешественницы и кочевника по натуре – это было пугающе. Ощущение такое, словно меня приковали к столбу или из моих ног проросли корни и, уцепившись за землю, зафиксировали меня в одном месте.
Я не из тех птиц, что вьют гнездо. Я привыкла лететь своим маршрутом, главная характеристика которого укладывается в одно слово: спонтанность.
А тут вдруг – дом. И страх: ведь это привязывает к одному месту. Ограничивает свободу. И не дает собраться и сбежать от возникающих проблем, как я обычно поступаю в сложных моментах.
Но жить ведь где-то надо.
И вот дом куплен.
Что сказать? Жизнь моя с этого момента, конечно, изменилась. Заядлая путешественница-кочевник стала превращаться понемногу в домоседку. Иногда от этого бывает грустно.
НАТЯНУТАЯ СТРУНА
В пыльном корпусе школьного пианино темно и пока тихо.
Я – струна. Одна из 230 натянутых струн. Нота "ля" первой октавы – моя высота.
В одиночку я звучу слишком тихо. Поэтому со мной рядом еще две такие же струны – той же высоты. Когда кто-то нажимает клавишу "ля" первой октавы, по нам – по всем троим – ударяет молоточек. И мы вместе поём.
Когда некому нажать на клавишу, мы можем спокойно спать. Сейчас, например, в 4 утра, когда в музыкальной школе нет учителей и учеников, а сторож мирно дремлет в своей дежурке.
Но мне не спится.
И хотя я точно знаю, что сейчас некому нажать на клавишу "ля" – ведь уроки начнутся только через четыре часа – всё равно жду.
Жду чутко, напряженно. Вздрагиваю при каждом кажущемся шорохе. При этом начинаю тихонько звенеть, и соседние спящие струны отзываются недовольным вздохом.
Настройщик, который приходил вчера, заметил мою излишнюю натянутость и встревожился. Потому что от напряжения я начинаю звучать чуть выше – на 1/64 тона выше, чем надо. Это портит общее звучание.
Но пока мне удается держать строй. Я перехитрила вчера настройщика, собрав все силы и выдав нужную ноту. Пока мне дали отсрочку – оставили в покое.
Но надолго ли?
А вдруг в следующий раз не удастся схитрить? А если я буду звучать чуть выше, чем надо… меня же выбросят за ненадобностью. Поставят другую, менее нервную струну.
– Тебе нужно поспать, – шепчет одна из соседних струн, доброжелательных "си-бемоль".
Неужели я зазвенела свои мысли вслух?!
Да, отдых мне не помешал бы, наверно.
И вдруг я слышу, как поворачивается ключ в дверном замке.
Шаги. Один, другой. Всё ближе.
Вот сейчас…сейчас…
Скрипнула крышка…
Отодвинулся стул…
Мои разбуженные соседки звучат сонно. Но музыка от этого не становится менее прекрасной.
Умелые руки мягко касаются клавиш.
Я знаю эту музыку.
Она вначале грустная, потом светлая. А заканчивается в солнечном ре-мажоре.
Это "Фантазия" Моцарта.
Я слушаю её. Пою, когда нажимают мою клавишу.
И сейчас я счастлива.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, или ЧУВСТВАМ ВХОД РАЗРЕШЁН
Когда они приходят, всегда становится не по себе.
Пытаешься заглушить их музыкой. Да погромче.
Пытаешься задавить их безжалостным "надо".
Пытаешься отвлечься, глядя в телевизор или лихорадочно пролистывая ленту соцсетей.
Или просто не обращаешь внимания и продолжаешь свои дела.
Беда в том, что на самом-то деле их не заглушить. Не задавить. Не запинать и не засмотреть.
Они – чувства.
И я пыталась до недавнего времени их игнорировать, поддавая себе без конца "волшебных пенделей". И становясь похожей на двигатель, который работает на пределе.
Но оказалось – можно по-другому.
Просто сделать паузу, сесть поудобнее и прислушаться к себе.
Еще прислушаться.
Внимательнее.
Мысли вихрем кружатся в голове. И вначале не видно – что там. Один сплошной вихрь.
Но потом одна из этих мыслей становится более явной.
И я говорю ей: "Здравствуй. Я вижу тебя. Я принимаю тебя, прямо такой, какая ты пришла в мою голову".
За ней – вторая, третья… И им я говорю те же слова.
Вихрь мыслей успокаивается. Но на смену им приходят те самые чувства.
Страх… Тревога… Вина… Стыд…
И я обращаюсь к каждому со словами: "Здравствуй. Я принимаю тебя".
Я смотрю каждому из них в глаза.
Ведь они – мои, эти чувства.
Я принимаю их. Каждое из них.
И они облегченно вздыхают и успокаиваются. Потому что их не игнорировали. На них обратили внимание. И теперь им не нужно изо всех сил пытаться достучаться до меня.
Здравствуй, Страх. Здравствуй, Тревога. Здравствуйте, Вина и Стыд.
Я принимаю вас и благодарю. За то, что я живая и вы у меня есть.
ОДНАЖДЫ В ДАЛЕКОМ ГОРОДЕ…
Солнечный майский денечек радовал теплом.
Я – в нарядном платье и с папкой для нот – гордо ловила на себе восхищенные взгляды пассажиров троллейбуса. Да, когда тебе тринадцать, ты красива и талантлива, – все тобой восхищаются. Кроме предков. Но это отдельный случай.
Да, я счастливо ехала на отчетный концерт школы искусств, где должна была петь в хоре.
Троллейбус, покряхтывая, подкатил к нужной остановке. Я легко скакнула новыми сандалиями на асфальт. И неожиданно поняла, что опаздываю. Но если постараться – еще можно успеть.
Запыхавшись, я ворвалась в фойе школы, забыв поздороваться с приветливой вахтершей. Промчалась в класс и облегченно вздохнула: до начала пять минут, и наше выступление только в середине программы.
Школа искусств в этом далеком городе была большая. Поэтому и выступлений в концерте было много. Мы с девчонками стояли… нет, вру. Стояла я отдельно от девчонок. Одна. Лучшая солистка хора, которую ненавидели все учителя и ученики.
Но сегодня был мой праздник.
И вдруг ко мне подбежала одна из малявок:
– Там в классе кто-то роется в твоей сумке!
Моментально вспомнив, что в сумке мамин мобильник, который не следовало брать, несусь в класс. Уффф…мобильник на месте. Но…
Вдруг замечаю, что взяла не ту папку. Не те ноты. А значит, спеть хорошо не смогу.
Не раздумывая, бегу – на троллейбус и домой. Отчаянно спешу. Но троллейбус попадает в пробку.
Выхожу на своей остановке – уже не такая нарядная и гордая. Подхожу к дому и обнаруживаю, что потеряла ключи.
Понимаю, что нужно бежать обратно и попытаться спеть. Понятно, что нотами со мной никто не поделится. Но, может, наизусть?..
Решаю пройти к остановке более короткой дорогой. Через стройку.
Огромная стена из деревянных ящиков – раза в четыре выше меня. Бегу вдоль нее. И вдруг навстречу мне выезжает погрузчик.
Не просто выезжает – летит на огромной скорости, целясь своими длинными зубьями прямо в меня.
В ужасе еле-еле успеваю прижаться к этой стене из ящиков.
Погрузчик лихо разворачивается. Я вижу оскалившееся в ухмылке лицо водителя. Очень четко.
Вновь ревет мотор и погрузчик несется прямо на стену, к которой я прижалась. Врезается своими зубьями в ящики справа от меня – чуть выше моей головы. Ящики жалобно трещат, из них вываливаются огромные тюки. Я, по-прежнему прижавшись к стене, старательно уворачиваюсь от летящих тюков.
А погрузчик вновь ревет мотором и несется на стену. На этот раз нацелившись зубьями точно на меня.
Закрываю в ужасе лицо руками. Вот сейчас…сейчас он меня подцепит, как на вилку цепляют сосиску.... Обреченно жду удара и дикой боли…
…и просыпаюсь.
Всего лишь сон. Это был всего лишь сон.
ЧЕГО НЕ ДЕЛАЮТ ХОРОШИЕ ДЕВОЧКИ
Их знают как вежливых, воспитанных и деликатных.
Хорошие Девочки всегда корректны. Они не спорят – ведь по умолчанию собеседник всегда прав. Спорить – признак дурного тона.
Хорошие Девочки просят прощения. Всегда. Как так – не виновата? Ладно, всё равно проси прощения – не виновата здесь, но провинилась в чем-то другом. Споришь? То-то же.
Хорошим Девочкам незачем защищаться от нападений окружающих. Им нельзя злиться, нельзя высказать обидчику то, что они о нем думают.
Да, и Хорошие Девочки не обижаются. Не уходят, хлопнув дверью. Не плачут при всех. Нет, в подушку плакать тоже нельзя. И вообще – слёзы? Фу… как некрасиво!
Хорошие Девочки не кричат во весь голос. Следует говорить тихо, мягко. Как – не услышат? Кому надо, тот услышит. Нельзя обращать на себя лишнее внимание, это неприлично.
Хорошие Девочки не отказываются выполнить чью-то просьбу. Никогда. Что значит – обстоятельства? Важнее всего твой ближний!
Любить себя? Но каждый человек с рождения по умолчанию себя любит. Излишняя любовь к себе – эгоизм, крошка. Забудь о себе, помогай другим до потери сознания – так правильно, так ведут себя Хорошие Девочки.
А еще Хорошие Девочки не бывают в веселых компаниях. Не срываются с места только потому, что им захотелось попутешествовать. Не покупают шаурму в киоске, не пьют ледяную колу с больным горлом. И уж конечно, не борются за личное пространство, не отпихивают наглого соседа в автобусе, не ложатся спать тогда, когда захотелось. Не опаздывают – никогда, слышишь, никогда!
Хорошие Девочки не отпрашиваются с работы только потому, что болит голова. Сильно болит? Выпей таблетку! И вперед! А на выходных после таблетки – генеральную уборку! Ну и что, что болит – ты же не головой моешь пол.
Хорошие Девочки не покупают себе красивые вещи. Это расточительство. Лучше купить что-то другим. Да, можно и дорогое. Для других – всё самое лучшее, это правильно.
Долгое время я старалась быть Хорошей Девочкой.
Изо всех сил старалась.
Ребят, у меня не получилось.
Так что сегодня я посылаю с любовью подальше всех, кто хочет меня видеть Хорошей Девочкой.
Я буду такой, какой мне хочется быть.
КОГДА СВОЕЙ ЧУЖАЯ СТАНЕТ БОЛЬ
Боль бывает разная.
– И вот я объясняю ей, что не могу поехать на эту свадьбу! – мамин голос в трубке становится жестким. – Как я буду смотреть на то, что её сын – возвращается из армии, женится – вот и свадьба… а у моего сына этого никогда не будет, потому что сына уже нет!..
Голос жёсткий. Но за ним слышны слёзы. И огромная боль – боль нашей семьи, которой уже четыре года.
– Мам… – тихонько говорю и тут же замолкаю.
Я хочу сказать ей, что понимаю эту боль. Что и мне больно, когда мимо пробегают пятнадцатилетние мальчишки. Больно, когда встречаю двадцатилетних парней – таким бы мог быть мой брат, если бы не то ДТП…
Но я молчу. Потому что знаю: начну говорить – слёз будет больше. Мы вместе зальем эфир слезами в трубке.
Я не знаю, как себя вести, когда собеседник плачет от боли. Хоть душевной, хоть физической. Или даже не плачет, но я шкурой чувствую его боль.
Когда мне было 14, случилась одна неприятная история. В тот солнечный летний день дома мы с мамой были вдвоем. Нет – втроем, считая пса.
Этот огромный рыжий лохматый полукавказец мне никогда не внушал доверия. Но поскольку я всю жизнь боялась собак, мое мнение не учитывалось. Пан (так звали пса) считался верным сторожем.
Он был свободолюбивым псом. И в то утро в очередной раз отцепился и пошел гулять в огород между грядками. Я быстро сделала вид, что увлечена прополкой. Мама же решила его привязать.
Пан рыкнул предупреждающе, когда мама стала привязывать его на место. А услышав в ответ строгий выговор, рассвирепел. И вцепился маме в руку.
Очень быстро. Вода. Мамин крик. Бегом в дом. Аптечка. Где бинт? Антисептик? Ножницы?
Я никогда никому не делала перевязок. Школьные уроки ОБЖ у нас были лишь формальностью. Но, видимо, не случайно я перечитала почти все бабушкины медицинские книжки.
У мамы на руке – огромная рваная рана. Она сидит на диване и периодически начинает терять сознание от боли. Я должна сделать перевязку, срочно. Больше некому.
Повязку нужно наложить тугую. Я понимаю это скорее интуитивно, да и мама просит сделать потуже. Но мои руки неопытные, не хватает навыка. А главное – ведь по неопытности я могу причинить еще большую боль каким-то неловким движением.
Но думать некогда. Нужна повязка. Нужно остановить кровотечение. Слава Богу, хоть вены не задеты.
Я делаю перевязку, почти физически ощущая мамину боль.
Тогда с этой болью удалось справиться. С физической болью вообще справляться легче, чем с душевной.
А сейчас… Сейчас опять боль. Там, в трубке, за много-много километров.
И я не могу заставить себя обработать эту рану и наложить тугую повязку. Я малодушно меняю тему. Я боюсь сделать хуже.
Я не знаю, как продолжать брать интервью у человека, который, вспомнив какой-то эпизод из своей жизни, вдруг начинает плакать – не стесняясь ни меня, ни диктофона. Потому что больно.
Я не знаю, как вести себя с чужой болью. Она сразу же захватывает и меня, я чувствую ее – по-своему, но сильно.
И я говорю после паузы:
– Мам… Ты знаешь – тут такая история у нас на работе…
СПЯТ УСТАЛЫЕ ИГРУШКИ: ЧУТЬ-ЧУТЬ СКАЗКИ ИЗ ДЕТСТВА
– И что? Не спит?
Бывший когда-то рыжим, а сейчас выцветший Лисенок растерянно смотрел на остальных с высоты шкафа, на который его усадили две недели назад.
– Нет, Лисенок, – вздохнула с горечью Розовая Зайчиха, одной лапой прижимая к себе Зайчонка, а второй утирая набежавшие слезинки со своих больших красивых глаз. – Не спит. Не пойму только – боится или грустит.
Лисенок покусал себя за кончик обтрепанного хвоста. Уж кто-кто, а он знал, что Девочка не может спать без любимых игрушек. Да только вот взрослые решили, что большая уже – 8 лет, надо отучать. Ему, Лисенку, пришлось хуже всех – отправили на высокий шкаф именно потому, что он был самой любимой Девочкиной игрушкой. Остальных не прятали. Но строго-настрого запретили Девочке брать их к себе в кровать.
– Она плачет, – неожиданно тихо прошептал плюшевый пес Мухтар. Игрушки дружно затихли и навострили ушки.
– Ну почему так?! – донесся отчаянный всхлип из-под одеяла. – Почему, почему?
Лисенок решительно спрыгнул со шкафа:
– Я сейчас, я успокою…
Но лапы товарищей дружно подхватили его и удержали. Зайчонок укоризненно прошептал:
– Ты что? Ее ведь за это накажут!
Лисенок прикусил кончик хвоста сильнее обычного. А из-под одеяла были слышны тяжелые вздохи, всхлипы и тоскливый шепот:
– Мамочка, ну что плохого я сделала? Мамуляаа…я хорошей девочкой буууудуууу....я и так учусь на одни пятерки, и за год отличницей выйду....только давай вместе, в одном доме жить, забери меня к себеее…или приедь и не уезжай больше… И игрушки мне с собой спать не разрешают укладывать....потому, что я плохая, да? Мамочка, я исправлюсь, честно, и вещи на место буду убирать…и подружек в гости водить не бууудуууу......буду тихонечко уроки делать, книги читать, посууууду мыть....
Розовая Зайчиха залилась слезами так, что вымочила и Зайчонка, и сидящего рядом Мухтара. Лисенок бессильно развел лапы. Он мог бы утешить Девочку в два счета, но сейчас боялся сделать ей хуже.
А рыдания из-под одеяла не прекращались. Они были по-прежнему тихими, но звучали всё жалобнее и беспомощнее.
Игрушки молчали. И тут Лисенку пришла в голову удивительная идея.
Да, им нельзя быть с Девочкой в кровати. Но возле кровати находиться никто не запрещал!
– Давайте сделаем вот что… – прошептал Лисенок друзьям.
Они встали вокруг кровати, взявшись за лапы. И запели колыбельную. Ту самую, любимую Девочкину колыбельную, которую ей пела мама давно-давно. Ну, то есть, это была просто песенка из мультика, однако для Девочки она была самой настоящей колыбельной:
Дождик босиком по земле прошел,
Клены по плечам хлопал…