Мы поперли проклятое ведро за кухню, к вонючему хряку, обливая по пути себе ноги прокисшим борщом с очистками картошки.
– Где Миша-то, не пойму, – бурчала я.
Выйдя из-за угла обратно во двор, мы с ним столкнулись.
– Привет, девчонки! Как дела? – Миша был весел и невероятно прекрасен накачанными на брусьях руками. Его чудесная выгоревшая челка спадала на глаза. У меня подогнулись колени и похолодело в животе. Из-за полного отсутствия опыта общения с молодыми людьми я не знала, что ответить. Отсутствие опыта было по причине вечного виртуального присутствия Миши в моих мечтах. А Светка была в своей стихии.
– Вечером в клубе дискотека. Пойдешь с Анютой? А за мной Виталик зайдет.
Я обомлела от Светкиной наглости и стояла, ощущая себя безучастным спортивным бревном: делайте со мной что хотите.
Миша улыбнулся улыбкой Гагарина:
– Девчонки, давайте в кино лучше. Приглашаю!
– Да, Свет, давай в кино. Какая дискотека? Там одни малолетки!
– Вот и ладненько, а потом мы с Виталием вас в кафе поведем.
– Ну хорошо, – Света состроила глазки и лукаво улыбнулась. Я чуть не умерла от зависти к ее врожденной женственности. Подхватив ведро, я поспешила на выход, забыв принять приглашение.
На улице я поставила вопрос ребром.
– Слушай. Ты должна меня научить.
– Чему? – Светка округлила свои без того огромные глаза.
– Ну… лукавить. Глазками.
– Мать. Ты девчонка или где?
Мне захотелось сказать, что Сара Коннор не нуждается в умении флиртовать, но я вовремя заткнулась.
– Учи давай.
– Ладно. Пошли. Накрасим тебя для начала. Юбка какая-нибудь есть у тебя в багаже? Спортсменка-комсомолка, эх…
Юбки не оказалась, и Светка мне выдала одну из своих длинных, родом явно из Бразилии. Она была белой и шикарной. К ней полагался широкий черный пояс. С лифчиком пуш-ап, в прозрачной майке, бразильской карнавальной юбке и намазанными ресницами до бровей я стала выглядеть как цыганка Аза. От Сары Коннор остались только суровый взгляд и четкий контур худых спортивных плеч.
– Теперь садись. Нога на ногу. Держи сигарету.
– Я не курю! И Миша, между прочим, тоже. Что он обо мне подумает?
– В селе все курят. И пьют. Не отрывайся от общества. – И всучила мне папиросу. – Закуривай. Сейчас научу, как курить красиво.
Кашляя и давясь дымом, я закурила беломорину. Я была уверена, что моя красота сильно проигрывает, учитывая выражение лица во время затяжек. Вот же мучение… Урок флирта начался.
Миша и правда на свидании лихо курил сам и давал огоньку мне. Я старалась не затягиваться, ибо впервые попробованный табачный дым был сущей гадостью. В кино мы не пошли, завернули сразу в кафе. Виталик был в смешных идеально отглаженных брюках, пиджаке и начищенных туфлях из кожзама. Пиджак он нес перекинутым через руку. За другую его руку под локоть держалась Светка. Ей это было абсолютно необходимо, так как она вперлась ради свидания на каблуки высотой не менее двенадцати сантиметров. Я тихо ухохатывалась над ней, смакуя месть за навязанную мне необходимость курить. Казацк считался поселком городского типа, и ровный асфальт был в нем большой редкостью. А я предусмотрительно обулась в спортивные тапочки из ткани.
Воздух ощущался тягучим нагретым медом. Накопленный асфальтом за день жар поднимался вверх, запахи цветов и живой южной листвы обволакивали, как невидимая вата. Кафе – открытое, летнее. Неустойчивые обшарпанные столики качались от любого прикосновения. В кафе мы взяли лимонад и вино, а яблоки принесли с собой. Миша выглядел счастливым и, как всегда, улыбался, свободно сидя в красивой и сильной позе в шатающемся пластмассовом кресле. Так сидеть могут только спортсмены. В кафе мы сели, конечно, рядом. Света и Виталик расположились напротив. Виталик оказался молчаливым парнем, очень серьезно относящимся к Светлане. «Кажется, завтра он тебя в ЗАГС поволочет», – хихикнула я Светке на ухо, проходя мимо нее в туалет. Светка лишь победно улыбнулась. В ЗАГС она, конечно, не собиралась, а уж с Виталиком – так тем более, но ухаживания принимала с милой любезностью. Рядом с Виталиком она была похожа на старую королеву, которая всегда будет уверена в своем женском могуществе. Миша, не останавливаясь, рассказывал о своих бесконечных соревнованиях в разных городах и странах, я слушала и не слышала: я видела только его веселые глаза, белую челку и широкие плечи. Я думала лишь об одном: поцелует ли он меня у калитки. Светка очень красиво курила одну за одной (нам купили пачку сигарет «Ява», что, конечно, сильно облегчило задачу сохранять томное выражение лица при затяжках). Виталик не смел взять ее за руку, а я, делая вид, что я не я, тихонько вложила свою ладонь в ладонь Миши под столом. Я была пьяная от лимонада и бесконечно счастливая, ощущая его теплые длинные пальцы на своей руке.
– Так ты занимаешься спортивной гимнастикой? – Мы стояли у калитки бабы Веры. Ветра не было абсолютно. Огромная круглая луна светила сразу над фонарями. Небо было чистое, и Мишино лицо вырисовывалось художественным абрисом в полутьме ночи. Я чувствовала горячий запах своих и Мишиных волос.
– Что ты… нет, – ответила я невпопад.
– Я так и думал, когда ты делала вид, что ты курильщица со стажем. – Опять он отгадал мои мысли.
Он взял мое лицо в ладони, посмотрел на меня сверху вниз своими искрящимися веселыми глазами и нежно поцеловал в губы. В этот момент я растворилась во вселенной его губ, его челке и его плечах. Луна упала на меня сверху и превратила в невесомую желтую пыль. Растворенной я пробыла до утра. Мне снились ЗАГС и одиноко стоящий возле его дверей Виталик в идеально выглаженном пиджаке.
– Ну! Вы целовались? – спросила громким шепотом наутро Светка, забежавшая в драном халатике к нам во двор.
– Здравствуйте, бабушка Вера! – кивнула она хмурой бабе Вере, перебирающей во дворе в огромной миске овощи, только что принесенные мной с огорода. Я сидела в тени на скамеечке перед огромным оцинкованным тазом, который в южной части Украины называют балией, полным пены стирального порошка, и стирала огромный пододеяльник размером с парашют.
– А вы с Виталиком целовались? – Вытащив кусок пододеяльника, я подчеркнуто внимательно разглядывала его на предмет оставшихся пятен.
– Фу ты! Я, что ли, влюбилась и замуж собралась?
– Я не хочу замуж. Я счастлива.
– Ясно. Сегодня идем на школьный стадион, на свадебные качели. За мной Сергей придет. Форма одежды – строго юбка. Зайдешь к семи.
– А Миша согласится?
– Его никто и спрашивать не будет. Уже заходила, дала инструкции, какой алкоголь брать. – И Светка убежала, хлопнув железной калиткой об опору. Баба Вера крикнула, чтобы я ей принесла с огорода еще овощей.
Весь день мы с бабой Верой работали, как рабыни Изауры на фазенде у папы Карло. Ближе к вечеру я стала волноваться, что хозяйственные дела никогда не кончатся. Прозрачные намеки бабе Вере, что сегодня вечером я иду со Светкой гулять, результатов не приносили.
Меня спасла девушка Мария. Сидя на корточках во дворе и отдраивая огромный противень из-под сегодняшней выпечки, я увидела, как по улице вдруг пронеслась, прихрамывая, соседка баба Нина.
– Вира! Антенна в тэбэ робэ?
– А шо такэ? – откликнулась из курятника баба Вера.
– Та шоб воны уси сдохлы, ци робитникы! В нас не робэ! Сегодни ж вин йийи замиж бэрэ!
– Кого? – всплеснула руками баба Вера.
– Та той же ж! Жених! Просто Марию! Вже началося и дэсять минут як идэ!
– Ой божечки ж мий… – запричитала баба Вера и помчалась в хату включать телевизор. В семнадцать пятьдесят ежедневно весь Казацк вымирал: просто Мария, бразильская (а может, колумбийская) девушка, сто пятьдесят пятую серию никак не могла выйти замуж. Я задвинула противень за плиту на летней кухне и тоже побежала в хату – собираться. Через пять минут я уже была у Светки в ее комнате перед зеркалом и плевала в коробочку с древней тушью для ресниц, чтобы получить нужную консистенцию этой самой туши. Светкина бабушка сидела в соседней комнате и полностью была поглощена околозагсовыми приключениями Марии: было ясно, что и в этой серии ее замуж не возьмут.
________________________________________
Между мной и Светкой лежала «поляна». Покрывало, а на нем тарелочки с колбасой, солеными грибами, картошечка в мундире, обязательная отрава – кока-кола и текила. Текилу притащила я, зная, что Светке понравится лизать по обычаю соль с кулака на закуску. Солью мы зализали уже примерно половину бутылки. Мы сидели, обхватив длинные юбки на коленях. В юбках было тепло. Тонувшие в вате августовского воздуха крики детворы с другого берега доносились до нас еле-еле. Мы грустили.
– Аньк, восемь лет прошло. Бабы Нюты нет давно, хату продали. Где твой Миша – бог знает… Ты же красивая девка.
– Ну ты прямо так уж не причитай. Я была замужем, можно сказать, дважды была.
– И где они, мужья твои?
– В разводе остались.
Светка жевала травинку, задумчиво глядя на гладь обмелевшего за прошедшие годы озера. Мы сидели в том месте на обрыве, где когда-то купались по шею в воде.
– Не думала я, что ты так прикипишь к нему. Он тебе ничего не обещал даже.
– Знаю я.
– Не делают так, как он. Он же видел, что ты, дуреха, влюблена в него была по уши. Хоть бы сказал что на прощание… Не мужик он, Аньк, не мужик! Забудь его!
– Да вроде не убиваюсь от неразделенной любви-то. – Я разозлилась. Встала, отряхнула длинное платье от травы. Поля простирались далеко-далеко. Лето было в августе, листья жухли, налетал пусть еще теплый, но невыразимо печальный ветер. Что-то навсегда осталось в моем прошлом: жара, запах настоящих яблок, открытое сердце, которое верило и ждало до последнего. Пора было идти домой. Старенькая баба Вера еще ходила и даже пекла хлеб и держала кур. Дед Жора умер шесть лет назад. Казацк был тем же – и все же невосполнимо иным. Взрослым. Обычным. Уснувшим. Слезы впервые за несколько лет потекли у меня из глаз. Стоя на обрыве, я смотрела на нашу улицу, крайнюю в Казацке, как на несбывшуюся жизнь. Казацк спал и видел во сне мое детство.
Был десятый час. Светка давно была дома, укладывала детей и кормила мужа и бабушку ужином. Я сидела одна в летней кухне бабы Веры и разглядывала фотографии на стенах. Вот маленькая я, двоюродные братья, их мама, молодые баба Вера и дед Жора, вот Миша-подросток на какой-то очередной «поляне». Мы не дружили в детстве: я была намного младше Миши, а потом – потом он вырос, и у него появились другие дела, свои, взрослые, когда не до мелкой соседки. А потом он почему-то меня поцеловал. И уехал, ничего не сказав. Бросил, сказала Светка.
Кто-то открыл дверь в летнюю кухню и вошел в предбанник, где стояли плита и печь. «Светке, что ли, не спится?» – подумала я. На пороге стоял Миша. С сумкой и без челки. Такой же широкий, веселый и шикарный, каким был тогда, в тот вечер, когда я видела его в последний раз. Любимый и чужой мужчина. У меня не сперло дыхание, не похолодело в животе. У меня просто снесло весь мозг, стерло все, что было мной: кто я, где я, чем живу? Он стоял и улыбался, и было ощущение, что он все подстроил заранее, потому что такие лукавые веселые глаза всегда таят в себе очередной розыгрыш. Розыгрыш длиной в восемь лет, два развода и одну дочь от нелюбимого мужа. Появление Миши было настолько неожиданным, что я не знала, что и говориться в таких случаях. Не в любви же признаваться.
– Я всегда тебя любил.
Давно забытая желтая луна вдруг окатила меня своим волшебством. Я не очень уже понимала, где нахожусь. Что значит «любил»? Вот так с порога «здрасьте» и «любил»? Молодой человек, я вас плохо помню… А вы вообще кто? Мысли-скакуны неслись в голове с невиданной скоростью, я не все их успевала прочитывать. Но рот мой молчал.
«Почему ты ничего не сказал тогда?»
Он прошел на кухню и сел за стол. Нежно посматривал на меня. Молчал. Я сжимала зубы, чтобы не ляпнуть этому малознакомому мужчине что-нибудь невразумительное. «Не уходи, не уходи, не уходи, – стучало в голове, – только не уходи».
– Бабушка Вера писала, что ты приедешь в августе. Приглашала меня погостить. Баба Нюта умерла, знаешь?
«Знаю. Я искала тебя. В Федерации спортивной гимнастики. На всех соревнованиях. Я тоже теперь мастер спорта. Бывшая уже спортсменка…»
– Я искал тебя. Тебя сложно найти, – улыбнулся он.
«Сменила фамилию в первом браке. Чтобы начать новую жизнь. Не вышло».
– Твой последний след нашелся в спортивной школе в Москве. Дальше пусто. – Как ни в чем не бывало Миша доставал уверенными движениями из сумки продукты: колбасу, хлеб, торт.
«Потому что мой второй муж жил в другом городе, и я поехала с дочерью к нему. Что мне было терять в Москве? Я даже хотела выйти замуж в Мурманск, чтобы жить в том же городе, что и ты, но вышло – в Воронеж».
– Я так и не нашел никого лучше тебя.
«Я последний шанс, что ли?» Я встала и по-прежнему молча, но с выбитым в ноль мозгом пошла в хату к дочери спать.
Было чудесное время, ранний вечер, когда воздух желтый от готовящегося надвинуться заката и хочется думать, что завтра опять июль. Тополя тихонько шелестели своими белесыми листочками. Высокие, метра в четыре, качели на цепях были отлично смазаны. На территорию школы мы проникли через дыру в заборе. Мои ноги висели, не доставая до земли. Сиденье было жесткое, опасное: просто широкая досочка. Такие качели были только в Казацке, на них была традиция фотографировать местных женихов и невест в день свадьбы. Миша обнимал качели, держась за цепи. Внутри его сильных рук была я.
– У тебя кто-то есть? – Он притянул качели со мной к себе.
«Да. Ты».
Повторить жизнь
– Анька, ну наконец-то! Давай, давай вылезай скорей! Сумку сюда!
Светка выдрала меня из дверей автобуса, не забыв и мой внушительный багаж. Я везла подарки.
Жара стояла несусветная, южная, забытая и одновременно родная. Мы двинулись вдоль автобуса, и от его бока нас обдало горячим воздухом разогретого двигателя. Я улыбалась от смущения встречи. Светка была моей родиной, моим детством. Сережа, Светкин муж, шел рядом. Он был очень большой, знал об этом, стеснялся, тащил врученный багаж и приветливо молчал.
– Бледная-то! Тощая! В Москву продукты не завозят, что ли?
– Завозят, – улыбалась я. – Но выдают не всем.
– Ничего, откормим. Где дети-то?
– В Италии с бабушкой на конференции.
– Етить-колотить… Крутая у вас бабушка. Ну садись в машину, тут недалеко до дома.
Квартира Лучковых была маленькой, как все хрущевки, и располагалась на краю Николаева. Теплая, с беспорядком, с запахами южных продуктов, она была совсем другой, чем вылизанная моя московская. С дороги меня отправили в ванную мыться, а после долго угощали борщом, салатами, жареной – вот только утром Сережа принес с лимана – рыбой, бесконечно наливали крепкий чай в чашку с золотыми цветами и расспрашивали, заглядывали в глаза, слушали.
– Столько лет не видеться, с ума сойти.
– Ты тоже дома закопалась, – улыбалась я. Светка. Все та же, в своем, кажется, вечном коротком халатике, она, поджав ноги в кресле гостиной, весело смотрела на меня. Я сидела напротив на диване с привезенным планшетом – показывала фотографии с шикарного вечера своей помолвки с Димочкой.
– Хороший мужик, солидный… Бизнесмен, говоришь? Значит, бабло водится. Молодец, Анька. – Светка погрустнела, нахмурилась. Закурила, предложив и мне тонкую розовую сигарету. Я улыбнулась: вечно она меня сподвигает на порчу своего здоровья. Тоже вдохнула сладкий от каких-то гламурных добавок дым.
– А теперь бросай своего Диму. – Светка оглядела свою гостиную с блестящим натяжным потолком.
– Почему?! – Я удивленно засмеялась. Требование было категоричное, детсадовское.
– Так надо.
– Надо… Кому надо? – закаленная прожаренная тетка сорока лет не собиралась обсуждать розовые сопли своей молодости.
– Анька, ты же любишь Мишу.
– Романтичного парня с челкой? Миша, да-да… – Я деланно хмыкнула. Миша, всегда независимый Миша! Как вечная льдинка в моем сердце. – Мы с твоим ненаглядным Мишей даже не были женаты. А сына он уже полгода не видел. Непрерывно в экспедициях, сейчас на Аннапурне. Это Гималаи, самая опасная гора считается.
– Что, прости?
– Гора высотой восемь тысяч метров. Понимаешь, Эверест уже позади… трижды… Теперь черед гор, что поменьше.
– Ети ж твою налево… Упертый парень. А как же он зарабатывает?
– Консультант по приключениям.
Светка было фыркнула, но я уточнила:
– Так их с другом компания называется. «Консультанты по приключениям». Альпинизм для непрофессионалов, помогают залезть черт знает куда всем желающим. Я все слушала его рассказы, как там в горах. Какие они красивые. А теперь замуж пойду. А Миша может лезть на свои горы до бесконечности.