Ночь бесконечная. Рассказы

Как баба Таня на рынок ездила

Подружка ездила она в гости к родственникам на Алтай, привезла историю. Живут эти родственники в частном доме, и держат собаку породы алабай. Очень крутой такой парень, на цепи сидеть не любит, гуляет по двору на свободе. Злой, не злой, а чужого одним взглядом остановит. В этой семье есть бабушка Таня, лет восьмидесяти. Ну, все бабушки одинаковые, и Джой, так зовут алабая, любит её больше всех, сами понимаете почему. Однажды бабушка поехала в соседний посёлок на рынок. А это полтора часа на автобусе. Приехала, купила, чего надо, и уже домой собралась. И вдруг увидела, что к одному из киосков привязан её любимчик Джой, да ещё в наморднике. Весь такой грязный и худой. Бабушке стало дурно. Перед её глазами пронеслось, как Джой за ней увязался, и всю дорогу за автобусом бежал, а она и не заметила. Отвязала она Джоя, сняла с него намордник, и повела к автобусной остановке. По дороге купила ему сосисок и косточек, остановилась, покормить. Вдруг с рынка выбегает бугай, и орёт не своим голосом на бабу Таню, что она его собаку украла. Баба Таня скомандовала Джою – «Сидеть», и двинулась на бугая. Отходила его сумкой по мордасам, вернулась к собаке, докормила, и спокойно пошла на остановку. Полтора часа в автобусе Джой спал как убитый, а баба Таня ворчала, что нечего было за ней увязываться. А дома их встретил… В общем теперь у бабы Тани два алабая.

Матершинная история

В одном заводоуправлении случилась неприятная ситуация – в бухгалтерии прогнулась балка, выяснилось, что заводской брак. Срочно были изысканы деньги на ремонт, и дело оставалось за малым – выселить из помещения бухгалтерию на время ремонта. Но малым дело, только казалось. Главный бухгалтер Елизавета Леонтьевна была человеком пожилым и неторопливым. Шла неделя за неделей, а Елизавета Леонтьевна всё тянула и тянула с переездом. Отвественным за ремонт был завхоз заводоуправления Семён Потапович Русаков. Человек старой закалки, ветеран двух войн, дед Русак (так называли его сослуживцы), привык, чтобы дело спорилось. А тут – материалы закуплены, бригада сидит, а главбуху просто лень эвакуироваться. Дед Русак ходил к Елизавете Леонтьевне каждый день и уговаривал, собрать, наконец, свою бухгалтерию и переселиться с соседнюю комнату. Но Елизавета Леонтьевна только кивала головой и отвествовала, что вот завтра непременно, а сейчас у неё годовой отчёт. Когда наступила весна и прогнувшаяся балка нарушила целостность кровли, в бухгалтерии просто поставили вёдра под струйки воды текущей с крыши, и продолжали работать. И тут терпение деда Русака лопнуло.

Когда дед Русак шёл по коридору в костюме, при галстуке и почему-то в шляпе, все встречные застывали с открытыми ртами. Обычный имидж завхоза был совсем другим – чёрный халат, старая кепка и видавшие виды кирзовые сапоги. А дед Русак, открыв без стука дверь в бухгалтерию, подошёл к столу Елизаветы Леонтьевны, упёрся в этот стол кулаками и выпалил: «Так вот, Елизавета Леонтьевна, завтра эта балка ё… тся и будет вам всем …издец!» Развернулся на каблуках и вышел, а Елизавета Леонтьевна схватилась за сердце.

Стоит ли говорить, что через несколько минут были уложены все бумаги, освобождены столы, а через два часа бухгалтерия справила новоселье, и продолжила работу в новом помещении.

Когда балку заменили и отремонтировали помещение бухгалтерии, Елизавета Леонтьевна опять откладывала переезд со дня на день. Через две недели, на пороге бухгалтерии снова появился дед Русак в костюме и шляпе. Но он ничего не сказал, просто внимательно посмотрел на Елизавету Леонтьевну. Понятно, что следующий рабочий день бухгалтерия начала в своей «родной», отремонтированной комнате.

Торт для мамы

Мне было десять или одиннадцать лет. Наша семья была неполной, отец погиб, когда мне было три года. Мама, я и две мои старших сестры жили в относительном достатке. Мать хорошо зарабатывала и получала пенсию по потере кормильца на меня и среднюю сестру, старшая уже работала. Я не помню, чтобы нам чего-то не хватало. Деньги мать хранила в сахарнице от сервиза, который стоял в серванте и им никогда не пользовались – чей-то неудобный подарок. В эту сахарницу «ныряли» все, я думаю, что мать никогда там деньги не пересчитывала.

Однажды мне очень захотелось купить себе пирожное. Дома никого не было, спросить было некого, поэтому я взяла в сахарнице купюру в двадцать пять рублей – меньше не было, и пошла в кондитерскую. Очередь была огромная, и пока я стояла, разглядывала витрину с тортами. А торты были на любой вкус и размер. И вот уже подходя к прилавку, я решила купить не пирожное одной себе, а небольшой торт, который стоил один рубль пятьдесят копеек, чтобы поели все – мама, которая любила пить чай по вечерам и старшие сёстры.

Я пришла домой, отрезала себе кусочек торта, съела его и ушла по своим делам. Сдачу с двадцати пяти рублей я оставила на тумбочке в прихожей. Когда я вернулась, мать уже пришла с работы и пила в кухне чай. Она стояла на коленках на табуретке и, облокотившись на стол, ела торт, запивая чаем. Она почему-то не отрезала себе кусочек, я ела его прямо из коробки, и как я поняла, съела уже больше половины. Увидев меня, она ощерилась в хищной ухмылке и сказала:

– Что, деньги у меня украла?

Я остолбенела. Я взяла деньги в сахарнице, откуда их брали без спросу мои старшие сёстры, и мать никогда не говорила, что они их украли. Я честно не понимала, почему мать так сказала. Я просто купила торт и оставила сдачу.

– Но я же торт купила… – Промямлила я в своё оправдание.

– Да кому он нужен этот торт! – Мать слезла с табуретки и ударила меня наотмашь по голове. – Ещё раз посмеешь взять деньги в сахарнице, руки отрублю.

С того самого дня, ко мне прилипло это обвинение – ты крала дома деньги. Мне швыряли его в лицо и мать и сёстры при любом удобном случае. За каждым праздничным застольем, я получала от матери один и тот же комплимент – «Мы с девчонками работали, а ты деньги крала». Я видела, что уже работающие сёстры всё равно берут деньги из материной сахарницы, всё так же без спросу. Но крала деньги, почему-то я одна.

Прошло много лет, прежде чем я поняла, что мать в тот день пришла с работы пьяная. Уж не знаю, где она успела выпить, но для меня это имело необратимые последствия – я стала воровкой. Так решила мать. И как только она снова выпивала, она вспоминала про эти двадцать пять рублей, злосчастный торт, и то, что я украла её деньги, и угрожала, что расскажет всем в школе, что я краду дома деньги. Я всю жизнь так и считала себя виноватой и долго боялась, что мать действительно меня опозорит перед учителями и одноклассниками.

А избавилась я от этого страха, когда мать уже была немощной, и у меня давно была своя квартира. С матерью жила старшая сестра, которая прибрала к рукам всё семейное имущество и немалую пенсию матери, и волей неволей стала для матери сиделкой. Но она видимо не рассчитывала, что мать проживёт так долго, и пыталась спихнуть её ко мне, ведь третья сестра жила в другом городе. Но я категорически не согласилась. Потому что уже забирала мать к себе, и она у меня целыми днями плакала и просилась домой, хотя её никто не обижал.

Однажды я пришла проведать мать, и старшая сестра начала свою любимую «песню» о том, как она устала от матери, и что видеть её больше не может. Я спросила её: «А о чём ты думала, когда заставила мать переписать на тебя и квартиру и дачу, и столько лет пользовалась её деньгами, а теперь желаешь от неё избавиться? Ты что не знала, что, в конце концов, мать состарится и тебе придётся за ней ухаживать?» Сестра просто взвилась от этих моих слов, и в порыве гнева выкрикнула мне: «А ты деньги дома крала!» И я поняла, что она сказала это не потому, что хотела мне припомнить тот случай, а потому что больше сказать было нечего, чтобы унизить меня и побольнее задеть. Ведь я сказала ей правду. Я ушла и несколько лет не переступала порог родного дома. И думать забыла о том, что когда-то «крала» дома деньги, справедливо решив, что мне не хватало только того, чтобы ещё сестра упрекала меня в том, что было когда-то в детстве.

Когда сестра заболела раком, она сдала мать в психушку. Дочь сестры собиралась в отпуск за границу, и ухаживать за бабушкой было некому. Денег на сиделок они пожалели. Меня к матери не пустили, потому что она лежала в психушке на платной койке, но на общих основаниях. А в психушку, как известно, посетителей не пускают. Через три недели мать умерла. На мой вопрос – почему мать пришла в больницу на своих ногах, и не прожила до конца оплаченного срока пребывания, мне ответили много позже. Её просто там привязали, и кололи обездвиживающие препараты. Кому охота возиться с девяностолетней старухой. В последние дни она даже не могла открыть рот, когда её пытались накормить. И самое страшное, и сестра и её дочь об этом знали.

Сестра пережила нашу маму всего на полтора года. Перед смертью она разговаривала с матерью, как будто она рядом, плакала и просила у неё прощения за то, что отправила её в психушку на верную смерть. Она всё время повторяла: «Много ли надо старому человеку, а они тебя закололи, чтобы ты не вставала».

Двусторонняя распевка

Перед спектаклем актёры вокалисты обязаны распеваться. Они и распеваются. Но существует расширенная распевка, этакий вход в кураж, чтобы поймать настроение перед выходом на сцену. Однажды, я сидела в гримёрке, и ждала, пока мои подопечные актёры загримируются. Дело это долгое, всем скучно и дяденьки решили распеться. Они начали, по очереди, своими поставленными голосами орать – «Оля!» Получилось так, что актёры зовут меня. Я сижу рядом и просматриваю какой-то журнал, а они орут. Когда один из них, войдя в раж, рявкнул не своим голосом: «Шлыкова, мать твою!» (аж я подпрыгнула и покрутила пальцем у виска), по громкой связи раздался голос помрежа: «Оля Шлыкова, пройди в сто тринадцатую гримкомнату». Я ухмыльнулась: «Спасибо, я здесь», и продолжила читать. А актёры продолжают орать по очереди – «Оля!», ну распеваются, кураж ловят.

Вдруг приоткрывается дверь, и на уровне дверной ручки появляется голова помрежа Инессы: «Ребята, Ольги нигде…". Она замолкает, увидев меня. Эти две канальи ржут, а я не могу понять, почему голова Инессы так низко. Вдруг Инесса ойкает, убирает голову, закрывает дверь, и орёт на весь коридор: «Кто?» А чего – «Кто?» – непонятно.

Оказалось. Когда Инесса, не найдя меня, пошла, трясясь от страха, в гримкомнату, сообщить актёрам, что меня нигде нет, она сначала наклонилась и заглянула в замочную скважину, а потом не разгибаясь приоткрыла дверь и так далее. В этот момент, мимо проходил наш Народный артист, увидел Инессу в позе «зю», подошёл, взял её за талию, и с силой дёрнул на себя так, что она ударилась своим могучим задом об его, скажем так, гульфик. Пока Инесса разгибалась, Народный быстро удрал. В общем, все распелись. Красота.

Пингвины

История из газет конца 80-х. Когда один кооператор заработал первые «лишние» деньги, он купил огромную кооперативную квартиру в центре Москвы на первом этаже. Как водится, к нему нагрянули с проверкой, потому что людям было непонятно, зачем одинокому мужику апартаменты, где могут жить человек десять. Проверяющим навстречу вышли два пингвина в кедах и в диковинных в те годы памперсах. От чего у проверяющих отвисли челюсти. Оказывается. Кооператор перестроил квартиру, поделив её на две части. В одной – меньшей, всё было как у людей и там жил сам кооператор. Во второй был бассейн с живой рыбой и холодильная установка, которая поддерживала температуру ниже нуля. Это была пингвинья «половина». А вообще пингвины ходили по всей квартире без ограничения. Только когда заходили на хозяйскую территорию, кооператор надевал им кеды, чтобы паркет не царапали, ну и памперсы на всякий случай. Этих пингвинов кооператор случайно увидел в Шереметьево, когда возвращался из-за бугра. Их кто-то провозил контрабандой, и когда нашли в багаже, никто не признал пинов своими по понятным причинам. Кооператор выкупил птиц на таможне и ради них купил и перестроил хату. Понятно почему на первом этаже – бассейн всё-таки, вдруг бы протёк. Да и пины шлёпают кедами не слабо.

НОЧЬ БЕСКОНЕЧНАЯ

Старость – вот преисподняя для женщин. Франсуа де Ларошфуко

Юрка мой парень. Он друг моего бывшего бой-френда Борьки, с которым мы два года встречались, а потом столько же прожили вместе в любви и согласии, пока он не уехал на историческую родину. Он и меня звал с собой, но мне там не климат раз, и у меня есть дочка два. Я хорошо знаю Борькину родню, и ни за что на свете не подставила бы свою девочку под косые взгляды и разговоры Борькиных родственников за спиной – «Привёз иждивенку».

Это я так фамильярно их называю – Юрка, Борька, а на самом деле они оба солидные дяди, которые скоро разменяют шестой десяток. Но всё равно они оба младше меня лет на десять. С Борькой мы познакомились случайно у меня на работе. Он приехал по делам, а меня нелёгкая вынесла ему навстречу. Борька спросил, как пройти в бухгалтерию, а я как дурочка купилась, и пошла его провожать до кабинета главбуха. Это потом я узнала, что он прекрасно знал куда идти, потому что уже бывал в нашей бухгалтерии. В общем, вскоре мы уже встречались, а потом и сошлись. Некоторое время меня за глаза называли «Пугачёва», но мне было поровну. Замуж я за Борьку не собиралась, а с кем я живу в своё удовольствие, никого не касается.

Четыре года пролетели как один день, и мне было невыносимо расставаться. Но решение я приняла сама, поэтому пришлось смириться. Я долго ни с кем не встречалась, лелея свою боль утраты. А Борька вскоре женился, и у него родился сын. Тут-то я и очнулась, и спросила сама себя: «Какого чёрта я так убиваюсь?» И решила найти себе другого мужика. Юрка подвернулся под моё решение как нельзя кстати, хотя я про него в этом смысле вообще не думала. Мы дружили семьями, когда Юрка ещё был женат, и я к нему относилась, как к младшему братишке. Его широко распахнутые на мир глаза и застенчивая улыбка, всегда нравились мне, как пример оптимизма и позитивного взгляда на жизнь. Они с Борькой учились в одной группе в университете, оба получили дипломы геологов. Но Борька ушёл работать на производство, а Юрка после нескольких лет разъездов в экспедиции, осел в родном ВУЗе, защитил диссертацию, и самозабвенно передавал свои знания и опыт студентам. Он позвонил мне однажды под Новый год, и попросил о встрече. Я без всякой задней мысли пошла с ним в кафешку, просто поговорить о том, о сём. После отъезда Борьки мы ни разу не виделись, а прошло пять лет.

Юрка сильно изменился. В свои сорок с небольшим он стал седым, как лунь, я даже его сначала не узнала. За ужином мы говорили на общие темы, и я никак не решалась спросить, что же такого случилось, что Юркины волосы потеряли свой красивый каштановый цвет. Но он заговорил сам о разводе с женой, и болезни своего отца. Я была шокирована переменами, которые произошли в Юркиной жизни, никак не ожидала от его жены, что она так подло с ним поступит. Со стороны они казались идеальной парой. И тут он мне сообщил самое главное – мой Борька женился на Юркиной жене, и это она родила ему сына.

– Ты не переживай, здесь между ними ничего не было. – Сказал Юрка. – Я не обращал внимания, что Милка мотается отдыхать в Израиль по два раза в год, пока она не вернулась беременной. Борька мне позвонил и попросил прощения, что так вышло, но он, как мне показалось, и вправду влюбился в Милку. Мы оформили развод, и Милка уехала, оставив нашего сына со мной. Мне кажется, они счастливы.

Когда Юрка поднял на меня глаза полные боли, я положила свою руку ему на плечо и постаралась утешить. Я сама себе удивлялась, что меня нисколько не задело, что Борька женился на Юркиной Милке.

Его женитьбу, как факт, я давно пережила, а кто его жена мне было неинтересно. Юрка долго провожал меня – мы ходили кругами возле моего дома под красиво падающим снегом, и говорили, говорили…

Казалось, что мы только и ждали, чтобы вот так побыть наедине и наговориться власть. Всласть… Когда мы, наконец, замёрзли, то уселись на заднее сиденье Юркиной машины, и целовались почти до утра.

– Я всегда тебя хотел. Твоя грация меня завораживала, я смотрел на тебя, как на богиню. – Сказал Юрка. – Но я видел, что ты никогда бы не изменила Борьке. Между вами были не просто чувства, у вас была гармония в отношениях.

Я промолчала. Про грацию и богиню он, конечно, загнул. «И что во мне такого, что на меня западают мужички гораздо младше меня?» – Думала я, возвратившись домой.

Мы начали встречаться по-взрослому обстоятельно и солидно. Я иногда оставалась у него, иногда он оставался у меня. Наши дети выросли, уже стали студентами и не нуждались в нашей постоянной опеке и внимании. Лично я наслаждалась свободой наших отношений, а Юрка вдруг предложил мне выйти за него замуж. Но сделал это так неуверенно и даже фальшиво, что я задумалась, а зачем он вообще сказал – «Давай поженимся». Замуж я точно не хотела. Никакого общего хозяйства мне было на дух не надо, меня всё устраивало и так. А Юрку? Может он хотел семейного тепла и уюта, чего со мной он точно не получал. И тут меня осенило – он кого-то встретил! Я сказала ему о своей догадке, но он просто обозвал меня дурой, и хлопнул дверью. «Так», подумала я, «Попала не в бровь, а в глаз!»

Юрка не появлялся около полугода, и я уже решила, что мы расстались. И мне, честно говоря, было не до него – у меня умерла мать, начались конфликты с сёстрами, я заболела, и совсем не думала про наши с Юркой отношения. Неожиданно мне про него напомнил Борька, который всегда поздравлял меня с днём рождения.

– Ты чего там Юрку обижаешь? – Борька внимательно смотрел на меня с экрана компьютера, а его вопрос поставил меня в тупик. Я вообще не думала, что Борька в курсе того, что мы с Юркой встречаемся.

– В каком смысле обижаю?

– Он не может до тебя дозвониться, ты номер телефона сменила? И он не знал, что тётя Валя умерла, пока я ему не сказал. Почему ты ему не позвонила? Мне написала, а ему не сочла нужным?

Ничего я не меняла, и как только закончила разговор с Борькой, проверила настройки своего телефона. Оказывается, я добавила Юрку в чёрный список и забыла об этом. Из чёрного списка я Юрку убрала, и сама ему позвонила. Мы встретились, и целый месяц порхали как голубки. Чего мне только Юрка не рассказывал о своих чувствах, всё, кроме слова – люблю. А мне было интересно, скажет или нет? Но он так и не сказал, но опять предложил мне выйти за него замуж.

– Юр, ну скажи, чего я там не видела?

– Где? – Не понял Юрка.

– Замужем.

Юрка опешил. Он долго молчал, потом сказал ледяным шепотом:

– Ты не хочешь со мной жить?

Теперь опешила я. Я сама не знала, хочу я жить с ним или нет, мне нужно было подумать. Я так и сказала: «Я должна подумать». Мы почти поссорились и не встречались несколько недель. За это время вернулась из Питера моя парикмахер, и я с превеликим удовольствием, наконец, подстриглась. Пять лет, пока в городе не было моего мастера, я волосы не стригла, они отросли ниже пояса, и стали мне в тягость. Но я не учла один весьма существенный нюанс, который был в нашей с Юркой интимной жизни. Когда во время секса, спиной к нему я резко распускала волосы, собранные заколкой, Юрка испытывал феерический оргазм. И вот Юрка приехал и увидел меня со стрижкой, он уселся на пол и застонал:

– Зачем?

– Что зачем? – не поняла я.

– Зачем ты подстриглась?

– Тебе не нравится?

– Господи, Лёлька, мне всё в тебе нравится, только волос больше нет! – Он поднялся и ушёл. А я только спустя время сообразила, что он имел ввиду.

Мы не встречались около двух лет. Юрка иногда звонил, узнавал, как мои дела и здоровье. Я врала ему напропалую, что у меня всё хорошо. Но однажды он меня спросил:

– Ты мне больше не доверяешь?

– Почему ты так решил?

– Потому что только от Борьки я узнаю, как у тебя дела на самом деле. Вы с ним по-прежнему близкие люди, а я для тебя чужой человек.

И тут меня прорвало. Я кричала в трубку, что не хочу быть для него обузой, потому что старше его и уже не могу ничего ему дать как женщина, потому что меня замотали болячки, и я сама не знаю, от чего меня крутит так, что я иногда жить не хочу. Юрка, молча, выслушал мою истерику, а когда я остановилась, чтобы отдышаться сказал:

– Я всегда боялся, что ты вспомнишь про нашу разницу в возрасте! Всего остального я не боюсь. – И положил трубку.

Вчера утром проводив дочку на работу, я занялась своими делами. Когда зазвонил телефон, я удивилась. В такую рань мне никто не звонит.

– Лёль, я рядом, можно к тебе зайти? – Юрка говорил просто и обыденно, как будто не было тех трёх лет, что мы не виделись.

– Заходи. – Я от неожиданности даже не спросила, чего он делает возле моего дома так рано.

Юрка улыбался и приобнял меня по-дружески, а я, почему-то вздрогнула от его прикосновения. Мы пошли на кухню пить чай, и Юрка попробовав пирог, сказал:

– Вкусно, но тесто не твоё.

– Да, это покупная слойка. Лучше чем у меня?

– Нет, просто по-другому, а начинка просто цимес. – Что и говорить, мне было приятно, а Юрка уплетая пирог, сказал: – Ты посмотри в портфеле, что я тебе привёз.

Я отнекивалась, говорила, что не собираюсь шариться в его вещах, но он настаивал, и я сдалась. Открыв портфель, я увидела коробку конфет и книгу – подарочное издание Моэмовского «Театра».

– Где ты такую купил? – У меня просто не было слов от восхищения, «Театр» мой любимый роман, я даже забыла сказать – спасибо.

– Это не всё, посмотри в боковом кармашке, там самое главное.

Я нашла боковой кармашек и вытащила оттуда пачку презервативов. Я негодую и собираюсь сказать – «И это главное?», но тут сильные, знакомые руки обхватили меня за то место, где должна быть талия, и Юрка повел мою особу в комнату. Я спиной чувствовала, что он расстегнул свою рубашку, и на нём явно уже нет галстука.

– Так. Большой диван по-прежнему сломан? – Юрка задавал вопросы, на которые прекрасно знал ответ, но я отвечала.

– Да, сломан.

– Хорошо. Тогда идём в твою комнату. Вау! Новая тахта! А зачем тебе столько подушек?

Юрка болтал всякую чепуху, сказал, что у меня другие духи, на что я возмутилась:

– Какие духи, я только что из душа.

– Мда? Тогда чем так приятно пахнет у тебя за ушком?

– Наверное, мылом.

– Хорошее мыло. Так, – его руки легли мне на грудь – здесь всё на месте. – И он резким движением скинул с меня футболку. – Нам она сейчас не нужна, да и брючки тоже. – И вот я уже сижу на постели раздетая, а Юрка шепчет мне на ухо всякие глупости, а сам обнюхивает меня, совсем как пёс, который нашёл что-то интересное. Наконец он смотрит мне прямо в глаза и говорит – Твой запах, я так скучал!

И когда он успел тоже полностью раздеться?

– Ну, что ты творишь? – Простонала я. Юрка целовал меня везде, где ему вздумается.

– Я просто хочу наверстать упущенное время без тебя. А теперь помолчи, сама же говорила, что секс это не разговоры, а запахи и ощущения.

Он добился того, чтобы я испытала полное удовлетворение, а потом проворчал:

– Только на третьем презервативе, есть над чем поработать. – На что я не стерпела и съязвила:

– Как в Бесаме мучо: «Ночь бесконечная, долго кончается…»

– Побойся бога, родная, день на дворе. – Усмехнулся Юрка.

И вот я сижу в кухне и допиваю давно остывший чай. У меня испарина и трясутся руки и ноги. Юрка ушел, оставив на мне свой запах, а я не спешу в душ. «Я люблю тебя, моя девочка, и не могу жить без тебя. Не получается» – сказал он мне на прощание.