Ночь бесконечная. Рассказы

Ихтиандр Егорыч

Когда начальник партии доложил по телефону, что у компании проблемы с авиацией, и сейчас ищут, на чём нас будут вывозить, Егорыч пропустив сквозь зубы смачный матерок, сказал:

– Да хоть на руках выносите, но чтобы восьмого марта я был дома!

Егорыч, по прозвищу Ихтиандр спокойно пережил на вахте 23 февраля, и даже не участвовал во всеобщем буйном веселье по случаю праздника. А на восьмое марта стремился домой.

– Почему? – Спросил его начальник партии.

– По кочану. Старуха больше не пустит на твою вахту, если не куплю ей мимозу на женский день. – Ответил Егорыч и дал отбой.

Начальник партии отзванивался Егорычу чуть не каждые полчаса, и держал его в курсе поисков транспорта для вывоза нашей бригады и бригады с соседнего участка. Егорыч же только хмыкал в трубку.

Молодые буровики соседнего участка следили за переговорами Егорыча с верховным начальством, открыв рты. А наши даже не слушали. Привыкли, что Егорыч разговаривает с начальством, как будто он сам начальник. Шёл второй час ночи, но никто не спал. Да и как уснёшь в аэропорту, под постоянные объявления о прибытии и отбытии воздушных судов. После того, как в два часа ночи приземлился последний самолёт, в аэропорту наступила долгожданная тишина, и только Егорыч время от времени отпускал крепкое словцо в свой спутниковый телефон.

Когда за нами, наконец, прилетел самолёт, уже рассвело. Егорыч первым вышел на лётное поле, крепко держа на поводке своего пса Буравчика. Такой же старый по своим собачьим меркам, как Егорыч по человеческим, Буравчик был спокоен, как Будда. И только те, кто видел, как Буравчик прёт буром на любого зверя, осмелившегося нарушить границы посёлка буровиков, знали насколько отважное сердце у этого изящного пса породы хаски. Когда мы подходили к самолёту, то услышали, как Егорыч ругает лётчиков, которые были почему-то в военной форме.

– Вы бы ещё на штурмовике прилетели, или на бомбардировщике. Сложили бы нас штабелями в ракетно-бомбовом отсеке, и вперёд!

Летчики молчали и улыбались. Уже потом мы узнали, что их предупредили, что придётся выслушать буровика-ветерана. Оказалось, что за нами прилетел военный самолёт, на котором летают десантники.

– Ни тебе скамеек, ни гальюна, даже стюардессы нет. – Продолжал ворчать Егорыч.

– Ну почему же? Туалет на борту имеется. А стюардесса на борту не положена.– Сказал один из лётчиков.

– И на том спасибо. Конечно, больше негде было арендовать транспорт, кроме как у армии. – Проворчал Егорыч, и пошёл в самолёт.

Две бригады загрузились в самолет, и расселись вдоль бортов, пристегнувшись ремнями, укреплёнными прямо в полу. Егорыч бродил между буровиками, дожидаясь, пока все пристегнуться. Потом уселся сам, посадил между ног Буравчика и пристегнулся вместе с ним. Многие сразу заснули, но Егорыч рыкнул не своим голосом:

– Не спать! Вот взлетим, самолёт ляжет на курс, отстегнётесь, и спите, сколько влезет!

Буровики заворчали, у них весь сон, как рукой сняло. Через несколько минут из кабины вышел лётчик и разрешил отстегнуться. Он смотрел на Егорыча, но тот промолчал, только прищурился, разглядывая капитанские погоны пилота, а потом отвернулся.

– А почему Егорыч такой суровый? – Спросил меня молодой буровик. – Я за ним уже две вахты наблюдаю. Вроде и не работает толком, только всем замечания делает. Живёт как король в отдельном вагончике, спутниковая антенна личная. И что это за должность у него – опытный мастер, я такой в реестре не видел. Говорят, ему платят в два раза больше бригадиров. И почему-то бригадиры каждый день ему отчитываются, как прошли рабочие сутки. А сам начальник партии, у него как золотая рыбка на посылках. И прозвище – Ихтиандр, откуда оно?

Я помолчал. Рассказывать про Егорыча не хотелось, слишком длинная история. Но молодой буровик смотрел на меня и ждал ответа.

– Егорыч личность легендарная. Хотя попал он к нам случайно. Зовут его Максим Егорович Забродин, и по образованию он вовсе не геолог, а гидролог. Много лет работал в университете, болота изучал. У него даже научная степень имеется – доктор естественных наук. Но в лихие девяностые развалили всю его науку, а преподавать теорию студентам он не захотел. Пристроился к буровикам, поближе к своим любимым Васюганским болотам. В первые годы вкалывал на буровой, на равных с буровиками. По своей учёной привычке вникал в работу досконально. Вскоре, он как никто знал весь процесс бурения, и мог на слух определить, как работает установка. Сколько раз он останавливал работы, и указывал на неполадки в агрегатах, ещё до неминуемой аварии. Начальство на него молится. Теперь он на буровую не ездит. Сидя в своём вагончике он, благодаря интернету и датчикам установленным на оборудовании, видит и слышит, что происходит на буровой. У него и спутниковый телефон для того имеется, чтобы немедленно связываться с бригадирами в случае чего. Он один сэкономил компании столько денег, сколько стоит вся нефть, добытая за год. И ведь ни разу не ошибся, на каком узле происходит сбой. Ну а должность у него скорее почётная. Да и нет ни в каком реестре такой должности, как учёный наблюдатель.

А прозвали его Ихтиандром после одной не очень красивой истории. Когда Егорыч вышел на пенсию, и руководство компании уговорило его остаться в качестве консультанта, он поставил себе на краю болота избушку под лабораторию. Он и в прежние годы не бросал своих болотных исследований, а теперь имел возможность посвящать им больше времени. Завёз нужное оборудование, и возился с образцами торфа, воды и растений на разных участках болота в радиусе нескольких километров от вахтового посёлка. К тому времени сменились почти все буровики, и молодые относились к Егорычу, как к музейному экспонату. Они не понимали, кто такой Егорыч, и откровенно недовольничали его присутствием на вахте.

Однажды несколько буровиков напились в стельку, и пошли шататься по посёлку и окрестностям. Когда они набрели на избушку Егорыча, то попытались её открыть, но пьяных сил не хватило, чтобы сломать замок, и они разбили стёкла в двух панорамных окнах выходивших на болото. Но залезть в избушку они всё равно не смогли, потому что на окнах стояли решётки. Тогда они столкнули в болото ящик, укреплённый у самой кромки воды. В этом ящике у Егорыча находились термометры и ещё какие-то приборы, для постоянно наблюдения за температурой и химическим составом болотной воды.

Услышав лай Буравчика, пьяные буровики бросились врассыпную. Двое убежали к посёлку, а один рванул прямо в болото. Через несколько метров он оступился с протоптанной Егорычем тропинки и рухнул в болотную жижу. Он мог ухватиться за ближайшее дерево, но с пьяных глаз ничего вокруг себя не видел и только голосил – «Помогите!». Когда пришёл Егорыч, он неторопливо выкурил сигарету, словно любуясь буровиком, которого засасывало в болото, и только потом протянул ему свою палку, с которой не расставался, когда ходил по болоту. Вытянуть буровика он не смог, поэтому велел ему держаться и сходил за верёвкой. Когда буровик по приказу Егорыча крепко обвязал себя верёвкой, он услышал шум вездехода. Это Егорыч позвонил в посёлок и вызвал машину, которая вытянула буровика на сушу. Протрезвевший буровик попытался уйти, но Егорыч его не отпустил, привязав к дереву. Потом Егорыч разделся и, обвязав себя верёвкой, привязанной к вездеходу, полез в болото. Он нырял не меньше десяти раз, пока не нашёл свой лабораторный ящик. Потом махнул водителю вездехода, и тот на самой малой скорости вытянул Егорыча из болота. Только теперь Егорыч отпустил буровика и вездеход, оставшись в своей избушке, чтобы заколотить досками окна.

Дело было осенью, и Егорыч жестоко простыл, ныряя в холодную воду за своим ящиком. Его доставили вертолётом в Тюмень, где он провёл на больничной койке два месяца. Потом компания отправила его на обследование и лечение толи в Германию, толи в Израиль, и Егорыч вернулся на вахту как огурчик. И вот тут начались настоящие чудеса, никак не связанные с высочайшим профессионализмом Егорыча. Он обрёл дар предвидения. Его не послушали дважды. В первый раз когда он предостерёг от бурения на одном из участков, и установленная вышка ушла в болото почти полностью. А второй раз он предупредил о том, что у новой, ещё не собранной установки заводской дефект, который проявится после того, как буровая заработает. Он рекомендовал отправить установку поставщику оборудования, чтобы заменили её на другую.

Я сам слышал, как начальник партии кричал на Егорыча, что он хренов Ихтиандр ясновидящий, после того, как на новой установке полетел буровой насос из-за короткого замыкания. На что Егорыч спокойно ответил: «Может и Ихтиандр, может и ясновидящий. Слушать меня надо было вовремя».

А летом Егорыч привёз с собой старый рыболовный трал, закинул его в болото рядом со своей избушкой и, привязав к вездеходу, медленно поехал вдоль кромки воды. Водитель вездехода шёл рядом, не понимая, чего Егорыч затеял. Вдруг Егорыч резко развернул вездеход и поехал в сторону от болота. У водителя вездехода глаза на лоб полезли, когда из болота показались три человеческих тела.

– Я их увидел, когда нырял за своим ящиком. – Рассказывал Егорыч милиции. – Стоят себе, руки вверх, целёхонькие. Один в эвенской одежде, двое в современной, по виду буровики. Здесь вода не мутная, по периметру болота полно подземных ключей, которые и питают эту часть болота, трясина дальше начинается. Поэтому я полез за ящиком, жаль было терять мои старые приборы. А нашёл утопленников. Я всё думал, как их вытащить, чтобы похоронить по-человечески. И как видите, сумел. Понимаете, у меня лаборатория рядом, а тут покойники. Неприятно как-то…

Проведённая экспертиза показала, что эвенк погиб больше ста лет назад. А буровиков, которых считали пропавшими без вести двадцать и семь лет назад, опознали родственники. После этого Егорыч вставил стёкла в окна своей лаборатории и зажил как прежде.

Снова из кабины вышел пилот и попросил всех пристегнуться, самолёт пошёл на посадку. Егорыч первым вышел из самолёта и, спустив Буравчика с поводка, уселся прямо на взлётно-посадочную полосу. Потом повернулся к буровикам и сказал:

– Обманул, гад болотный. Он сказал, что в последний раз я до дома не долечу живым.

– Какой гад? – Спросил я.

– Да, видел я в болоте царя болотного. Он, пока я нырял за ящиком, от меня не отставал и всё приговаривал: «Не могу я тебя забрать, не мой ты. А вот когда задумаешь оставить мой болотный край, до дома живым не долетишь».

Егорыч больше на вахту не вернулся. Начальник партии сказал, что у них со старухой появился долгожданный внук, и они купили дом на Тамбовщине, где родились. И теперь наш Егорыч внука растит, заделался садоводом, и яблоки у него знатные, лучшие во всём селе. А я это и без него знал, потому что перезваниваюсь с Егорычем каждую неделю, а если нужно, то и чаще. И в отпуск к нему в гости ездил, своими глазами ихтиандровский сад видел и его яблоки ел. Ведь теперь я живу в его вагончике, и слежу за показаниями датчиков на оборудовании буровой, но на звание опытный мастер не претендую.

Подружка

Инка с молодости любила выпить и погулять. Выпивала она крепко до того момента, пока не уснула на скамейке в парке, и её забрали в милицию. Моментально протрезвев, Инка наврала блюстителям порядка, что шла со дня рождения подруги, просто устала идти пешком, присела отдохнуть, и не заметила как задремала. Хотя на самом деле она пила одна, сидя на этой самой скамейке. Хорошо, что выкинула подальше в кусты бутылку из-под водки. Милиционеры посмеялись, и отпустили незадачливую нарушительницу. С тех пор Инка крепко выпивала только дома, или у самых близких друзей.

В тот день был юбилей у её подруги Ленки. Дружили они ещё с института, но была между ними доля соперничества – кто лучше выглядит и дороже одет. Поэтому Инка решила утереть Ленке нос. Купила себе дорогой модный костюм, и надела своё лучшее золото – серьги, кольцо и кулон с бриллиантами. Застолье шло своим чередом, когда Инка поняла, что начала вырубаться. Она шепнула Ленке, что пойдёт на балкон, где стояла раскладушка и немного полежит. Ленка хихикнула, проводила её, ещё и одеялом прикрыла.

Проснулась Инка только рано утром. Голова раскалывалась, и Инка пошла в кухню, поискать, чего-нибудь опохмелиться. В холодильнике было полно баночного пива и Инка пила его большими глотками, чувствуя, как по телу разливается тепло, а головная боль отступает. Окончательно Инка пришла в себя только после третьей банки пива. Когда она посмотрела на себя в зеркало в ванной, то невольно улыбнулась. Видок был ещё тот. Инка умылась, потом нашла свою сумку, и слегка подкрасилась. Костюм совсем не помялся, и Инка хотела поскорее уйти домой. Теперь ей хотелось только одного – полежать в горячей ванне. Расчёсываясь, Инка держала расчёску так, чтобы не задеть свои серьги. И вдруг до неё дошло, что она их в ушах совсем не чувствует. Схватившись за уши, она поняла, что серьги исчезли.

Она обыскала балкон, где спала, свою сумку, комнату, где стоял всё ещё не убранный стол – серёжек нигде не было. Разбудив Ленку, она объяснила ей ситуацию, и они уже вместе обыскали всю квартиру.

– Инка, у тебя дурная привычка снимать серьги перед сном. Ну, куда ты их могла засунуть? – Злилась Ленка. – Кулон на месте, кольцо на месте. Тебе только серьги вечно спать мешают!

Через час Инка ушла домой без серёжек. Ей пришлось смириться с потерей, это было уже не первое потерянное ею золото. Гарнитур с сапфиром – кольцо и серьги, подарок матери, Инка оставила у случайного любовника. А обручальное кольцо от первого мужа, в виде золотой змейки, она потеряла в ресторане, когда праздновала развод. Слава богу, что нынешний муж не знал, что два года назад Инка купила с рук этот гарнитур с бриллиантами.

Через два дня Инка улетела на Украину, чтобы забрать гостившую у бабушки с дедушкой дочку. Дорога, встреча с родителями, отвлекли Инку от мыслей о потере. Перед самым отъездом, отец повёл Инку в ювелирный магазин.

– Выбирай, что хочешь. Мы хотим сделать тебе подарок на тридцатилетие. – Сказал отец.

– Так вы же прислали мне кругленькую сумму! – Удивилась Инка и еле сдержалась, чтобы не сказать, что купила на те деньги бриллиантовый гарнитур, серьги от которого так бездарно потеряла.

Она выбрала серьги с бриллиантами, максимально похожие на потерянные.

«Надо же» – думала она – «Вот и восстановила то, что потеряла».

Прошло три года, и Инка думать забыла о том инциденте с пропавшими серьгами в гостях у подружки. Но потерянные серьги неожиданно нашлись в ушах дальней родственницы Ленки по имени Людмила, которая жила в селе. Инка встретила эту женщину случайно на областном рынке. Решив, что это просто совпадение, она похвалила серёжки и спросила, где она такие купила.

– Что ты! – Засмеялась Людмила. – Мне на такие сроду не заработать. Это родственники скинулись и подарили на моё пятидесятилетие. А выбирала и покупала Ленка, она одна у нас знает толк в таких вещах.

Шурик, Юрик и Ракушка

Одно время, на театральном жаргоне мужское достоинство называли «енг». В каком-то голливудском фильме, главный герой приехал в Китай, и там, в заштатном магазинчике, ему предложили средство в виде печенья для того, чтобы «енг» стоял. А театральным товарищам только дай тему. «Енг» вошёл в театральный трёп глубоко и надолго.

Однажды после гастролей, двое холостых монтировщиков Шурик и Юрик, быстро истратив отпускные, слонялись по городу и раздумывали, где бы взять деньги, чтобы элементарно поесть. Ну, а если ещё и выпить, то вообще хорошо. Взаймы им никто уже не давал, потому что ещё гастрольные долги не вернули. И вот без толку обойдя все возможные места на предмет «занять до зарплаты», ребята пришли в театр. В монтировочном цехе стоял ящик с печеньем и чаем, который ездил с монтировщиками на гастроли и постоянно пополнялся вскладчину. И вот наши герои заварили себе чайку и включили телевизор. Показывали тот самый фильм с Эдди Мерфи, где упоминается слово «енг». От души посмеявшись в десятый раз, Шурик глубоко вздохнул, и мечтательно проговорил:

– Вот бы и наши печеньки имели такую чудодейственную силу…

– Да ну, – отозвался Юрик, – от них только аллергию подхватить можно. Помнишь, как Серёга съел печенье с корицей, а у него енг зацвёл так, что он неделю в больнице пролежал. Ему корицу по жизни есть нельзя, как оказалось.

– Помню… – Снова вздохнул Шурик. И вдруг, у него загорелись глаза. – Юрка мы же с тобой сегодня только к Ракушке не заходили.

– Ну и что? Ракушка богатый, но жадный. У него снега зимой не выпросишь.

– Это да. Но нужно чтобы он нас пожалел, тогда и накормит и напоит. – Сказал Шурик.

– С чего это ему нас жалеть? – Удивился Юрик.

– Есть у Ракушки слабое место. В молодости он подхватил венерическую болезнь, и тех пор, как огня боится, что с его енгом может что-то случиться.

– А чего бояться-то? – Снова удивился Юрик. – Все в молодости болеют этими делами и ничего. Пролечатся пенициллином и дальше живут.

– В том-то и дело, что у Ракушки на пенициллин аллергия оказалась. Всех лечат в домашнем режиме, а ему пришлось в кожвен диспансер ложиться, ему там другой антибиотик подбирали.

– А какое это отношение имеет к тому, что он может нас пожалеть, да ещё накормить и напоить?

– А вот увидишь. – Шурик загадочно улыбнулся и вышел из цеха.

Через полчаса Шурик вернулся с коробкой грима в руках.

– А ну, снимай штаны, будем твой енг гримировать. – Сказал он Юрику.

– Ты чего с дуба рухнул? Не буду я снимать штаны, вот свой и гримируй. – Юрик залез на спинку дивана и закрыл своё «хозяйство» ладонями.

– Дурак, мне Ракушка не поверит. Я же в медицинском два курса отучился, и не довёл бы свой енг до такой степени, чтобы он загноился. А ты человек тёмный, не разбираешься в болезнях. Скажем, что на гастролях простудился, и внимания не обратил. А теперь вот такие дела пошли.

Шурик всё-таки уговорил Юрика загримировать его енг, под гнойные язвочки. Парни долго ржали над результатом, а потом отправились к Ракушке.

Ракушка, или Женя Раков жил один в двухкомнатной квартире. Сначала он не пустил Шурика и Юрика на порог и разговаривал с ними через едва приоткрытую дверь. Когда Ракушка категорически отказал дать Шурику и Юрику денег взаймы, Шурик устроил целое шоу. Он рассказал душещипательную историю о том, как балбес Юрик простудил на гастролях свой енг, енг загнил, а теперь у него нет денег даже на мазь, и Юрик испытывает адские боли.

Женька сразу стал и серьёзным и сурово сказал:

– Покажи.

Юрик спустил штаны, а Шурик отвернулся, чтобы не расхохотаться. Грим смазался и перемешался, но получилось даже убедительней, чем «язвочки», которые они нарисовали. Енг Юрика стал серо-буро-малиновым по всей длине и было очень похоже, что он гниёт.

Женька сказал Юрику, чтобы он надел штаны, распахнул дверь, затащил парней в свою квартиру и целый вечер кормил их и поил. А на прощанье дал Юрке денег, чтобы тот купил себе лекарство. Естественно, Шурик и Юрик больше к Ракушке не ходили, даже в самые отчаянные моменты похмелья. А потом и думать забыли, про свою выходку с Юркиным «гниющим» енгом.

Года через полтора Юрик женился. Когда среди гостей он увидел Ракушку, то даже не вспомнил, как они с Шуриком валяли дурака с гримом. А Женька оказался двоюродным братом Юркиной невесты. Он отвёл Юрика в сторону и спросил:

– А ты вылечил свой член, прежде чем жениться?

– Чего? – Не понял Юрик и уже поднял руку, чтобы двинуть Ракушке в челюсть, но его руку кто-то перехватил.

– Конечно. – Сказал Шурик, который был Юркиным свидетелем. – У него тогда был всего лишь запущенный фурункулёз. Через неделю и следа не осталось. Это же не венерическая болезнь. И спасибо тебе, друг, что не оставил тогда Юрку в беде.

Ракушка расправил плечи, облегчённо вздохнул и, пожав руки Юрику и Шурику, пошёл за стол.

– Больше никогда не буду с тобой связываться. – Сказал Юрик Шурику и врезал ему под дых.

Ми

Я хотела назвать его Ми, потому что он был моей третьей собакой. Но мы назвали его Рычик, как медвежонка из книжки. Собаку я заводить не собиралась, потому что знала, что это тяжёлый труд – приучить зверя жить по-человечески. Но нам его подарили. Принесли на седьмой день рождения дочери. Если бы дочки не было дома, я бы завернула горе – дарителей с их живым подарком. Прежде чем дарить собаку нужно спрашивать разрешения. Но дочка была дома, и конечно мы его оставили. Потом было полтора года моей жизни отданные собаке. Все собаки одинаковые, пока растут. Выгул, прививки, погрызенные вещи и прочие «радости», которые мне пришлось пережить уже не в первый раз. Никогда не забуду, как ползала по полу с фонариком, и искала, где Рыч перегрыз телефонный провод. И как потом этот провод ремонтировала. Через два года мне пришлось поменять линолеум в кухне, потому что собак изволил выгрызть под столом целый угол. А вот обои его не интересовали, как и ножки стульев, которым и так досталось от Ре – Рычиной предшественницы.

Первые два дня он выл и плакал, пока мы не догадались положить в его коробку большую игрушечную собаку. Рыч сразу положил на неё голову и уснул. Эта старая игрушка так и осталась для него «мамой» на всю его жизнь. Рыч долго отказывался от собачьей каши и ел только отварную курицу. Потом мы научились его «обманывать», смешивая кашу с сухим кормом. Под конец его питание состояло из трёх блюд – каша с говядиной, размоченный сухой корм, потому что зубов уже почти не осталось и полпакетика корма «Педигри». Тоже с говядиной, на курицу, под старость, желудок Рыча уже неадекватно реагировал.

До Рыча у нас никогда не было кобелька, всегда только сучечки. В конце зимы своего первого года жизни Рыч заболел. Ходил по квартире и плакал. Мы не знали, что с собакой, и когда он уж очень сильно расплакался, решили его осмотреть. Ничего подозрительного не нашли, только вот его чёрные яички, показались нам какими-то белесыми. И мы решили, что он их отморозил. Три или четыре дня, мы с семилетней дочкой добросовестно смазывали ему его собачье фаберже детским кремом. А Рыч – развалится и лежит довольный, пока мы ему яйца мажем. В одно прекрасное утро, часов в шесть, Рыч взвыл, не своим голосом. Мы подскочили, а он сидит, и смотрит на окно в кухне. Я подошла к окну, и увидела, что на улице гуляет наша соседка пикинесиха Моника, и почему-то хозяйка её ведёт на поводке, хотя обычно Моня гуляла на свободе. Я не поленилась, вылезла в форточку и спросила у хозяйки:

– У Мони течка?

– Да. – Сказала Монина хозяйка.

– И давно?

– Примерно неделю.

Как Рыч летел под диван, это надо было видеть. Мы ему, понимаешь, яйца мажем, а он просто страдает от любви.

Ветеринар над нами долго смеялась. Ну не было у нас никогда кобелей, только сучки, и мы не знали, что у них так гон проявляется.

Рыч вырос воспитанным и смышленым. Как-то раз я разговаривала с подругой по телефону о том, о сём. Она рассказывала, что ей приснился кошмарный сон про кладбище, могилы и покойников. Мы как раз обсуждали к чему бы это, как вдруг у меня из соседней комнаты, где был выключен свет, раздался жуткий, практически замогильный вой. Подружка испугалась:

– Почему у тебя так собака завыла?

Я пошла, посмотреть, мне и самой стало не по себе.

Наш пёс жил у нас уже много лет и чётко знал свои права и обязанности. Одним из его «прав» является право на огрызок яблока. Моя дочь, сидя за компьютером, ела яблоко. Потом выключила компьютер и ушла, оставив огрызок на столе. Товарищ собака ждал, молча, насколько хватило сил. Потом взвыл не своим голосом от обиды и несправедливости. Яблоко съедено, огрызок лежит на столе, бедный пёс ждёт свою долю, а никто и не почесался эту долю ему отдать. Поневоле взвоешь от такого безобразия.

Рыч привнёс в мою жизнь ещё одно умение – чесать и стричь длинношёрстную собаку. Помесь среднего пуделя и мальтийской болонки, шерсть он имел «термоядерную», которая сбивалась в непрочёсываемые колтуны, буквально за считанные дни после чёса или стрижки. Эти колтуны мы называли валенками и нещадно выстригали. Потому что любая задержка в обработке, грозила превратить маленький колтунчик в невыстригаемую блямбу шерсти. Особенно там, где пёс любил почесаться, например, за ушами получался «шикарный» начёс.

Процесс полной стрижки длился обычно часа три. Собаку отлавливали, потому что он, словно носом чуял, что предстоит «экзекуция» и прятался. Дочь вытаскивала Рыча из его «двухкомнатной квартиры» под раздвинутым угловым диваном, и мы укладывали его на этот самый диван. Дочка ложилась рядом и держала бедную собаку, пока я его стригла. Рыч тихонько подвывал, и старался удрать, при малейшем ослаблении дочкиной хватки. Но его снова зажимали, и всё равно заканчивали стрижку. Примечательным было то, что как только собачку отпускали, он, как ни в чём не бывало, бежал на кухню. Потому что после стрижки ему была положена компенсация – печеньки, за доставленное неудобство.

В зрелые свои годы, Рыч, хоть и противодействовал стрижке, но довольно вяло. И они с дочкой засыпали на диване, пока я работала собачьим парикмахером. Но потом, когда ему исполнилось пятнадцать лет, он начал яростно сопротивляться чёсу и стрижкам. Он «орал» так, как будто его режут. То же самое было, когда его ставили в ванну, чтобы вымыть лапы. Всю жизнь мы мыли ему лапы два раза в день, и он, не любил конечно, но не возражал. Ветеринар сказала, что у собаки в таком возрасте происходит своеобразная переоценка ценностей, и она начинает бороться за свои права. И я поверила!

Вопиющий случай, когда мой воспитанный пёс написал на мою кровать, должен был меня насторожить. Дело было ночью, когда я встала в туалет, а вернувшись, обнаружила лужу на своей постели. Рыча уже след простыл, а мне пришлось выкидывать мокрые постельные принадлежности на балкон до утра, и впопыхах заменять на сухие. Если бы я знала, что это было только начало неприглядной старости моей собаки! Я бы усыпила его сразу же, чтобы не мучился он, и не мучил меня.

Наш Рыч пережил сам себя на три года. Когда мы его усыпили, ему было семнадцать лет, четыре месяца и шестнадцать дней. А в четырнадцать с небольшим, у него начались необратимые процессы отмирания клеток головного мозга. Ветеринары странный народ, они никогда не говорят всю правду о состоянии собаки, если видят, что хозяева готовы её лечить и бороться за жизнь питомца до последнего. Мы считали, что у пса старческое недержание мочи, и ветеринары поддерживали это наше глубокое заблуждение. На первый взгляд, Рыч ничем не болел, был так же активен, не отказывался от еды, но писал где и когда ему вздумается. Лекарства помогали слабо. И, наконец, я обратила внимание на цикличность этого самого недержания мочи у собаки.

Однажды весной, дочка была в отъезде, а мне пришлось пережить очень неприятные «приключения» с собакой. Рыч перестал спать по ночам, выл и стоял, раскачиваясь около окна, а утром я обнаруживала огромную лужу. Мне приходилось двигать тяжеленную кровать, чтобы убрать собачью мочу. Собачьи памперсы оказались очень неудобными, и сползали, освобождая Рычин перец. Когда приехала дочь, мы пошли к ветеринару, и тут уже нам открыли всю правду. Когда мозг собаки находится в состоянии отмирания, у неё остаётся только два инстинкта – охота – еда, и размножение – секс. Наш бедный старый Рычик три года жил в состоянии гона, и его непроизвольное мочеиспускание происходило, когда он испытывал оргазм. «И это не лечится» – подытожил врач. Все его ночные «стояния» у окна были следствием того, что был период собачьих «свадеб». Он чувствовал запах течных сучек и соответственно реагировал.

Дочь не согласилась на эвтаназию собаки, и мы перешли на новый этап ухода за питомцем. Подобрали для него по размеру человеческие памперсы, прорезали в них дырку для хвоста, и ещё пять месяцев вся наша жизнь упиралась в собаку. Мы и так, все семнадцать лет, были привязаны к дому. Из-за собаки мы не могли никуда уехать, даже на выходные. Когда дочь выросла, мы всё время сверяли свои рабочие графики – кто выведет и накормит. А в последние месяцы моя жизнь превратилась в ад.

Рычу становилось всё хуже. Он ходил за мной хвостом и, глядя на меня, всё время писал. Если я уходила, он выл под дверью, пока я не возвращалась. Врач объяснил, что за неимением настоящей сучки, он выбрал сучкой вас, и теперь будет вот так ходить за вами по пятам до самой смерти, и испытывать свои оргазмы. Я его спросила:

– До чьей смерти, своей или моей?

– Ну, это как повезёт. – Грустно усмехнулся врач.

К осени Рыч начал банально пакостить. Не успеешь надеть на него памперс после прогулки, он тут же нагадит. И откуда что бралось! Когда он начал не только писать, но и какать дома, даже дочь не выдержала. Она сама записалась в клинике на эвтаназию собаки, и договорилась об его кремации в крематории для животных. Она категорически отказалась оставлять его в клинике, или похоронить самостоятельно. Его кремировали с его игрушечной «мамой». А когда мы собрали все его вещи на выброс, оказалось два больших мешка его «приданного». Чего у него только не было! Полотенца, простыни, игрушки, расчёски, подстилки, миски, кастрюльки. Не говоря уже о памперсах, ошейниках, шлейках и поводках.

Несколько недель после того как Рыча не стало, у нас обеих было состояние жуткой вины перед нашей собакой. Он прожил с нами много лет, и был членом нашей маленькой семьи. Когда я приехала в клинику, поблагодарить ветеринаров за многолетнее лечение нашего Рыча, они мне сказали, что с вашей собакой произошло то, что называется оборотной стороной правильного ухода за животным. В природе, с таким недугом животные быстро погибают. Когда люди правильно ухаживают за своими питомцами, они продляют их жизненный срок. Но с природой не поспоришь. Собаки редко доживают до таких преклонных лет, и почти всегда умирают от несвойственных им заболеваний. Ваш Рыч давно потерял свою собачью личность, и вы только освободили его от мучений жить на остатках инстинкта.

Ещё моя мать говорила, что нельзя быть рабом животного. Когда боль потери и вина постепенно утихли, я поняла, что вышла из трёхлетнего рабства у больной собаки. Я уже никогда не забуду, что мне пришлось пережить и прочувствовать за эти три года. Почему то все мои знакомые были уверены, что я тут же заведу другую собаку. Но мне уже немало лет, и у меня просто нет времени и сил на то, чтобы воспитать нового питомца. А устраивать «кто кого переживёт» я уже не могу – собаки живут мало, расставаться с ними тяжело. И у меня никогда не будет Фа – четвёртой собаки.