Акварель

«О, Господи, вот так мы и живем…»

 
О, Господи, вот так мы и живем,
О, Господи, огонь и воду пьем,
Над бездной в утлой лодочке скользим,
Изображаем реку, дом и дым,
А крылья, что дарованы в ночи,
В кладовке, и потеряны ключи.
 

«Настала настоящая зима…»

 
Настала настоящая зима,
Упала белым снегом на дома,
На тротуары, а в проем моста
Слепит поверхность чистого листа.
И лезвия сверкающих коньков
На нем выводят полукружья снов,
Овалы дыма и круги огня,
Волнуя, будоража и маня.
 

«Я хрупкой девочкой в дождливой осен…»

 
Я хрупкой девочкой в дождливой осени,
Быть может, задержалась навсегда
И в поисках воздушной, синей просини
Опять бегу, не ведая куда.
И храм в душе уже давно построен,
Алтарь воздвигнут, и горит огонь,
И то, что сердце и хранит, и помнит,
Над тем не властна времени ладонь.
 

«Осень, без стука и в душу…»

 
Осень, без стука и в душу,
Шурша листопадом своим,
На цыпочках входит, нарушив
Покой мой и взглядом косым
Скользит и печали не прячет,
И плачет остывшим дождем,
И я подчиняюсь, и значит,
Мы будем сегодня вдвоем
Молчать, отрешенно кружиться,
Глотать горький, призрачный дым…
А завтра в окно постучится
Зима снегопадом седым.
 

«Я придумала тебя…»

 
Я придумала тебя
В долгий вечер декабря –
Свет ночного фонаря,
Я придумала тебя.
 
 
Там, в ночи, снежинок рой
Создан, чтобы быть с тобой,
А моя – о грань стекла
Жгучей каплею стекла…
 

«Играя, ты из сердца вышел…»

 
Играя, ты из сердца вышел,
Оставил рану в нем,
От боли каменея, слышу,
Что чувства ни при чем.
 
 
Увы, обратной нет дороги,
Стучишь, молчишь, не рад.
А сердце, полное тревоги,
Пьет раной теплый яд.
 

Вишня

 
Не убивай, прошу, ты слышишь,
Мою любовь, но слишком поздно,
Став сладким соком спелой вишни,
Она растаскана по гнездам.
 
 
Она растерзана, разбита,
Пригвождена к столбу, распята,
И, каркая, взлетают сыто
И блещут сталью воронята.
 
 
Сверкая хищными глазами,
Ведет ту стаю главный ворон,
Летит, жесток и беспощаден,
И так безумно безнадежен.
 
 
И сердце, что сочится кровью,
Несет в когтистых, цепких лапах,
Оно горячею любовью
Моей, как пламенем, объято.
 
 
И шепчет мне далекий голос:
«Борись, в тебе сокрыта сила,
Уж почернел поспевший колос
И туча полземли накрыла».
 
 
И встрепенулось мое сердце,
И вздрогнуло, и вдруг забилось,
И колокол набатным звоном
Ответил, стая расступилась,
 
 
Рассыпалась, став ржавым хламом…
И после долгого затишья
Прохладным утренним туманом
Цветами нарядилась вишня.
 

«Последний зимний месяц кружит снегом…»

 
Последний зимний месяц кружит снегом
И редкими морозами грозит,
Но в небе солнце круглым оберегом
Все жарче, все настойчивей горит.
 
 
И об исходе долгой, трудной битвы
Все знают генералы двух сторон,
И звонкие весенние молитвы
Уже тревожат тяжкий зимний сон.
 
 
И пусть февраль колдует снегопадом,
Скрывает даль размашистой пургой,
Весна пройдет победным, гордым шагом,
Сверкая щедро талою водой.
 

Христос

 
Он был рожден под звездною эмалью,
Там, где в ночи сверкал холодный снег,
И мир земной, отравленный печалью,
Обрел бесценный, божий оберег.
 
 
Став для людей надеждой и спасеньем,
И утешеньем и, пройдя сквозь ад,
Он нам оставил таинство рожденья
И свой лучистый, неподкупный взгляд.
 

«Вновь в закатное небо уносят…»

 
Вновь в закатное небо уносят
Чайки вздохи усталой земли,
В даль морскую отчалят, не спросят
Вслед за солнцем мои корабли.
 

«Закутав душу в теплый воротник…»

 
Закутав душу в теплый воротник,
Выплескиваюсь в зимний холод улиц,
И гололед, как сгорбленный старик,
Глядит из глубины недвижных лужиц.
И с каждым шагом, словно с каждым всплеском,
Я чувствую души моей тепло,
Старик, не зазывай алмазным блеском,
Душа твоя – холодное стекло.
 

«Слова, как символы, как коды…»

 
Слова, как символы, как коды,
В них тайный смысл и глубина,
В них сила и душа народа,
Хранимая сквозь времена.
 
 
И пусть сменялись поколенья,
Природы изменялся лик,
Но как надежда, как спасенье,
Нам оставался наш язык.
 
 
Когда-нибудь поймем значенье,
Когда-нибудь, но не сейчас
И удивимся назначенью,
И повторим, как в первый раз.
 

«Как странно, чем дальше, тем ближе…»

 
Как странно, чем дальше, тем ближе.
Уходим, чтоб сбыться опять,
И осени пламя все ниже,
И листья, как пепел, летят.
 
 
И пусть тот костер был потушен
Холодною, белой рукой,
Но если кому-то он нужен,
Недолго продлится покой.
 
 
И там в глубине тлеют угли,
Раздует их ветер весны,
И снова в зеленые кудри
Впорхнут соловьиные сны.
 
 
И ярким теплом вспыхнет лето,
Помчится куда-то, звеня…
Без ночи нет тайны рассвета,
Без долгой метели – огня.
 

«…И падал снег, и в хаосе круженья…»

 
…И падал снег, и в хаосе круженья
Мне вдруг открылись смысл и глубина
Заложенного вечного движения
Частиц и атомов земного бытия.
И я смотрела, словно через лупу,
На ставший близким сокровенный мир,
А снег кружился, белый, мягкий, хрупкий,
Как легкий и пленительный эфир.
 

«Все чаще весеннее солнце…»

 
Все чаще весеннее солнце
Врывается в хмурые дни,
И март-шалунишка смеется:
«А ну-ка февраль, догони!»
 
 
Да где уж ему, не догонит,
Лишь белой тряхнет головой,
Бураны седые завоют
И вспомнит, как был молодой,
 
 
Поднимет бессильную руку
И выронит посох – беда,
Затихнет – и больше ни звука,
Лишь капают слезы – вода…
 

«А небо, голубее не бывает…»

 
А небо, голубее не бывает,
А солнце – дивным яхонтом горит,
Весна – от сна природа оживает,
Рождаясь заново, тревожит и манит.
 
 
Без наслоений, без ненужной скорби,
Как малое, прелестное дитя,
Что мать – земля уберегла в утробе
И выплеснула в первобытность дня,
 
 
Где небо, голубее не бывает,
Где солнце – дивным яхонтом горит.
Малыш на землю талую ступает
И с птицами о вечном говорит.
 

«Вот и снова звенит полнолунье…»

 
Вот и снова звенит полнолунье,
И откуда-то тянет дымком,
И, смеясь, обдает ночь-шалунья
Серебристым своим холодком.
 
 
Верно, банька затоплена где-то,
И осталось водицы принесть,
Прошагав от колодца поллета,
Ночь устала, решила присесть.
 
 
И сверкает луною ведерко,
Серебристою влагой полно,
И вдали в приоткрытую створку
Славно тянет дымком на гумно.
 

«И опять холода…»

 
И опять холода
Хлопья снега роняют,
И опять города
Свет и солнце теряют,
Опускается вечер,
Засыпают дома,
Серебристые свечи
Зажигает зима.
 

«О, Боже, скажи, что ты есть…»

 
О, Боже, скажи, что ты есть,
Скажи мне, что ты существуешь,
Подай долгожданную весть,
Утешь, ты ничем не рискуешь.
Скажи, где конец, где начало?
В чем смысл и секрет бытия?
Но звездное небо молчало,
Сулив бесподобие дня.
 

«Робко выглянул первый подснежник…»

 
Робко выглянул первый подснежник,
И раздался ликующий звон,
И с проталин, чернеюще-снежных
Тут и там прокатилось: динь-дон…
 
 
И от этого чистого звона
По углам расползалась зима
И ручьями сбегала со склона,
А весна настигала, звеня.
 

«Тобой к окну пригвождена…»

 
Тобой к окну пригвождена,
Но неужели среди туч
Я жду напрасно, о, Луна,
К влюбленной снизойди, не мучь.
 
 
Дождь кончился, но ночь темна,
Ах, наконец-то ты нашлась
За облаками, так бледна,
Вступленьем мраморным прошлась.
 
 
Дай угадаю: там ступени
Хранят непрочные следы,
Но вьется плющ, и пляшут тени,
Туман струится от воды.
 
 
Ах, нет, прошу, не убегай
Вдаль серебристою дугой,
Моленьем не пренебрегай,
Мне не угнаться за тобой.
 
 
Вернулась, глыбы и осколки
Подобрала, замкнула в круг,
И взгляд и пристальный, и колкий
Коснулся сердца как-то вдруг.
 

«Так бывает – вспоминаю осень…»

 
Так бывает – вспоминаю осень
В летний разгорающийся день,
В осени дождливой – неба просинь,
Глаз июльских молчаливый плен.
И всегда чего-то не хватает,
Даже если вдоволь и всего.
Вам знакомо – бабочка порхает?
Но зачем, когда всю ночь мело.
 

«Тополиным пухом белый снег…»

 
Тополиным пухом белый снег
Невесомо в воздухе кружится,
Словно дерзкий совершил побег,
Вырвался из сумрачной темницы,
Чтоб одним глазком взглянуть на лето,
Тополиным пухом проскользнул,
Призраком проплыл и скрылся где-то,
И, спокойный, до зимы уснул.
 

«Заплутала осень в паутине…»

 
Заплутала осень в паутине,
Загрустила в вихре желтых листьев,
Хмурый дождь ронял косые нити,
Ветер жег рябиновые кисти.
 
 
Отпустило, стихло, отгорело
И под вечер поднялось волной,
Хлынуло на берег вьюгой белой,
Закружило пеплом и золой.
 

«Бессонница, как уханье совы…»

 
Бессонница, как уханье совы,
Как шорох мыши в закутке за печкой.
Бессонница – осенний плач листвы
И оплывающий огарок свечки.
Бессонница, как перекрест окна,
Как выстрел в сердце, нестерпимо меткий,
Как волчий вой, как полная луна,
Как скрежет по стеклу засохшей ветки.
 

«Котенком свернулось лето…»

 
Котенком свернулось лето
В корзинке с клубками пряжи,
Комком золотистого цвета,
На носике – пятнышко сажи.
Пушистая, рыжая шерстка,
Вздымалась и злилась зима,
Не смея проникнуть в окошко,
Где пела теплом тишина.
 

«За горизонтом рвано-серым…»

 
За горизонтом рвано-серым
Блеснул весенний караван,
Как тайна сказочной пещеры,
Как отголосок дальних стран.
 
 
Он вез с собой сокровищ груды,
Сапфир, алмазную слезу.
Шагали дивные верблюды,
Несли янтарь и бирюзу.
 
 
Волнительные ароматы
Курились в амфорах на дне,
Таились черные агаты
В парчовой, пыльной глубине.
 
 
Вот-вот подступит, вот нахлынет
Усталый странник – караван,
И сердце, не торгуясь, примет
Богатства теплых дальних стран.
 

Летний ливень

 
Барабанит по крышам,
Барабанит по стеклам
И ни слова не слышит,
Только сразу вдруг смолкнет,
Тишиною нахлынет
И, дрожа среди луж,
Вдруг на плечи накинет
Теплый солнечный плюш.
 

«Созвездия яблок в садах…»

 
Созвездия яблок в садах,
В огромной вселенной из листьев,
Под солнечным светом кружат
И светятся, кажется, близко.
 
 
Как звездный пролившийся дождь,
Что в тесных запутался ветках,
На небо уже не вернешь
Округло-прохладные метки.
 
 
Лишь руку к ветвям протяни,
Сорви молодильное чудо,
И яблочным соком в крови
Вдруг вспыхнет любовь, как простуда.
 

«А ты стал такой же, как все…»

 
А ты стал такой же, как все,
Смешался с безликой толпой,
И только порою во сне
Еще промелькнет облик твой.
 
 
Какой ослепительный луч
Нас поднял из небытия,
Но скрылся, волшебный, средь туч,
Нет, я не узнаю тебя.
 

«Осень плещется, как океан…»

 
Осень плещется, как океан,
В смутных шорохах, в древних преданиях.
Бабье лето, короткий обман,
Вдруг нахлынет воспоминанием,
А потом закружится метель,
Станет тихо, просторно и пусто
И уснет до весны акварель
В мягких впадинах зимнего хруста.
 

Пробуждение

 
Сначала вернулась музыка,
Над бездною тихо кружа,
Потом с отдаленного берега
На воду ступила душа.
И вслед за душой потянулись
Косыми лучами слова,
И чудо свершилось – проснулись
Все чувства, и значит, жива?..
 

«Слова живут, они – живые…»

 
Слова живут, они – живые,
В них тайной истины зерно,
Они звучали там впервые,
Когда вокруг было темно.
 
 
Им все подвластно, прозвучали
И отделились тьма и свет.
Они впервые прочитали
По строчкам – вспыхнувший рассвет.
 
 
Бесстрашные, летели в хаос,
На землю, что была пуста,
И ткали дивный синий парус,
Вложив дыхание в уста.
 
 
У каждого – свое призванье,
Душа, характер и лицо,
Найти бы ключик к пониманью
И с Богом обрести родство.
 

«Белошвейкой колдует осень…»

 
Белошвейкой колдует осень –
Золотистые кружева
За бескрайнюю синюю просинь
Паутинки цепляют едва…
Шелковистая кончится нитка,
От усталости осень уснет,
И воздушная, легкая дымка
Вдруг на землю с колен соскользнет.
 

«Я живая, я живу…»

 
Я живая, я живу,
Глажу волосы – траву.
Пусть звучит довольно странно –
Ну живая, ну и ладно…
 
 
«Я живая», – прокричу
Вслед рассветному лучу,
Пробегу по облакам,
По оранжевым бокам.
 
 
Прожурчу ручьем весенним,
Проберусь в чертог осенний,
Лета горстку зачерпну,
В зимний терем загляну.
 
 
Что ж ты смотришь недовольно,
Жить, ты говоришь, крамольно.
Мне тебя безумно жаль,
Только чувствую, как сталь
 
 
Острием пронзила сердце,
Света узенькая дверца
Потускнела, расплылась –
Ты сказал, что я нашлась…
 

«Осенний свет над городом играет…»

 
Осенний свет над городом играет
Сонату желтых листьев и дождя,
И клавиши неслышно нажимает,
И кланяется низко, уходя.
 
 
И ноты, как взъерошенные птицы,
Спорхнули с ветки в забытьи, во сне,
Перевернув последние страницы
В еще чуть-чуть мерцающем огне.
 
 
Там оплавлялись в золото минуты,
Шурша и издавая тихий звон,
Освобождая от дождливой смуты
Заката осыпающийся склон.
 
 
А осень, величаво, неизбежно,
Неспешно покидала тронный зал
И свой наряд укладывала нежно,
Средь хаоса блистающих зеркал.
 

«За занавешенным окном…»

 
За занавешенным окном
Колдует осень листопадом
И не отложит на потом
Ни слов, ни музыки, ни взгляда.
Я знаю – осень будет ждать
И верить – до последней точки,
Что снова сможет мне отдать
Дождем отточенные строчки.
 

«Цветет фиалка на окне…»

 
Цветет фиалка на окне,
А на стекле – мороз
Рисует в полночь, при луне,
Узор волшебных грез.
Сверкая, взгляд его застыл.
Фиалка влюблена,
Она так мало знает мир,
В том не ее вина.
 

«Желтый лист изогнул ладошку…»

 
Желтый лист изогнул ладошку,
Словно нищий на мостовой,
Словно лета лучистого крошку
Он просил над пожухлой травой.
Но, нахохлившись, плакало небо,
В сизых тучах скрывая глаза,
Не найти было теплого хлеба,
И в ладошку упала слеза.
 

«Заложники своей эпохи…»

 
Заложники своей эпохи,
У времени в плену,
Зачем мы здесь – чтоб света крохи
Добыть и сдать Ему.
 
 
Кричим и маемся, и спорим,
И делим Его власть,
И неизменно все уходим,
Земную бросив кладь.
 
 
Нерукотворное – к порогу,
Светильники – к Нему,
Идем дорой длинной к Богу
На суд по одному.
 
 
И Он жемчужины от плевел,
Конечно, отделит,
Рукой умелой ожерелье,
Быть может, сотворит,
 
 
А может, нет, трудна дорога,
Чтоб видеть жизни суть,
Горит светильников немного,
Но освещают путь.
 

«Кормит август последней теплынью…»

 
Кормит август последней теплынью
Золотистые нивы полей,
Пахнет воздух настойкой полыни,
Шлейф вечерних туманов длинней.
 
 
И все чаще, и все суеверней,
Заметая следы босых ног,
Лето прячется в сумрачный ельник,
Рассыпая цветы вдоль дорог,
 
 
Зацепляясь за тонкие ветки,
Вот поранилось – брызнула кровь,
И атласные жаркие метки
Тут и там разгораются вновь.
 
 
Вот о чем-то взгрустнули ромашки,
Вот подсолнух поник головой.
Над соцветьями розовой кашки
Кружит лето янтарной пчелой.
 
 
Август, август – пора звездопада…
И так низко над головой
Спеют звезды небесного сада
И, срываясь, летят в сад земной…