Его шепот растаял в свисте ветра. Он, окрепнув, дул в спину, разгонял духоту и подталкивал, помогая идти. В нем тонули звуки, и настоящие, и выдуманные, и Аори уже не верила ни в какие.

Она не обернулась на звучный окрик незнакомого голоса, продолжая механически переставлять ноги. Хватит с нее миражей. И, лишь когда плиты вздрогнули от тяжелого ящерового прыжка, остановилась и подняла голову.

Внимательные черные глаза смотрели на нее над краем куфии. От уголков к вискам разбегались тонкие морщины, и, когда арах опустил ткань, ни тени улыбки или жестокости не таилось в искривленных шрамом губах.

Он снова спросил что-то на гортанном языке, и Аори кивнула, понимая его без слов.

Katra. Grail of Sahara.

17.

Тоо размеренно ступал на полшага впереди, бесстрастный, как сама пустыня. Почему-то Аори думала, что они возьмут ящера, но Шуким вывел ее через неприметные ворота у самого храма, и стражник отвернулся, словно ждал его визита.

Опустив голову, она устало вздохнула. Еще одна ночь безнадежно испорчена, еще один рассвет встречен в пути. Да, Таэлит просыпается задолго до первых лучей и замирает в полуденные часы, когда неподвластные зною жрицы пляшут на деревянных барабанах. Но Аори скучала по чувству таинства, с которым смотришь на солнце, рассеченное линией горизонта.

Они шли напрямик через пески, оставив Ше-Бара по правую руку. Но резная белая стена не отдалялась и не приближалась, а значит, тоо вел спутницу по кругу.

– Этот храм… Он далеко?

– Нет, Аори, конечно же, нет. Но эту часть Священного пути давно занесло песками. Харру охраняет тайну своего сердца.

– И ты приведешь к нему чужачку?

– Кого бы я ни вел, чужачку или жрицу, мы не дойдем, если Харру пожелает иное. Я всегда делаю шаг, если могу его сделать, и еще ни разу не ошибся.

– У тебя хорошая интуиция, – улыбнулась Аори.

– Интуиция – не более, чем опыт под покровом забывчивости, – возразил тоо. – А память меня пока не подводит. Может, позже, когда караван перейдет Дафе и я осяду в Ше-Бара, проводя дни в праздной роскоши, я позволю себе немного… рассеянности.

– Дафе?

Аори подняла на тоо удивленный взгляд. Он, словно почувствовал, покосился на спутницу через плечо и хитро усмехнулся.

– Кому еще я могу доверять, как себе самому, Аори?

Она отвернулась, уязвленная.

– Доверять не стоит никому, даже себе.

– Не вижу противоречия, – улыбнулся тоо. – Итак, я снова хочу воспользоваться твоим необдуманным предложением и задать вопрос.

– М-м?

– Порой ты говоришь так, словно прошла путь в два раза длиннее, чем выглядишь, но порой прорывается такая торопливость, такая незрелость суждений, что я говорю себе – нет, Шуким, если и есть в ней тайна, то это не тайна вечной молодости. Но как уживаются в тебе неукротимость и такое горькое разочарование в жизни?

– Это когда ты неукротимость увидеть ухитрился?

Аори на ходу смахнула прилипшие волосы со лба.

– В тот миг, когда встретил одинокую путницу там, где живут одни миражи.

– Мне повезло, что ты на меня наткнулся. Спасибо.

– Поблагодари Харру, а не меня, безбожница.

Даже идти стало немного легче, и Аори рассмеялась напускному негодованию в его голосе.

– Не буду. Ты, а не Харру, напоил и защитил меня, и обращался, как со свободной.

– И ты не побоялась уйти со мной одна в пустыню, хотя сама говоришь о том, что никому нельзя доверять.

Тоо не оборачивался, но плечи его напряглись.

– Я не доверяю, – Аори недовольно фыркнула и ускорила шаг, чтобы идти вровень. – Но для всего, что ты мог бы со мной сделать, совершенно незачем переться демоны знают, куда. Вот скажи, неужели оно того стоит? Все эти рабы, сломанные жизни…

– Телам дана возможность нести радость, счастье, экстаз. Душам – способность осознавать эти сигналы. Смысл наших жизней, смысл нашего служения величайшей милостью открыт для понимания, и кощунством было бы избегать его.

– Не для меня, – пробормотала Аори.

– Что ослепило твой разум? Харру не дал бы нам в руки инструмент, если бы не хотел, чтобы мы использовали именно его. Тот, кто постигает вершины удовольствия, – на девятьсот и девять шагов ближе к божественному началу, чем тот, кто стенает и проклинает каждый прожитый день.

– Но другие проклинают, пока вы постигаете! И именно из-за этого!

– Изменяй то, что подвластно твоей руке, и прислушивайся к голосу Харру прежде, чем ее поднять. Счастье невозможно навязать тому, кто живет и дышит страданием, несправедливостью, виной…

– Какой виной?

– Виной других за его страдания, Аори, – тоо резко остановился, взял ее за плечо и заглянул в глаза. – Кто виноват, что ты оказалась одна в пустыне? Кто не оставил тебе иного выбора?

– Никто, – растерялась она. – Разве что, я сама…

Улыбнувшись, тоо отпустил ее и двинулся дальше.

– Вот поэтому ты и свободна, а не оттого, что отвергла все, что я посмел предложить. Раб обвинит хозяина в том, что ему мало воды, а получив ее – что она недостаточно сладка. Выпив сладкой – что это не вино, напившись вина – в головной боли поутру. Но что он сделает, чтобы изменить свою жизнь?

– Ничего?

– Но что случится, если хозяина не станет? Кого он обвинит? Его не страх держит, точнее, не боязнь наказания, а ужас перед жизнью во всей ее неприглядности.

– Я не понимаю.

– Когда-нибудь поймешь. Пойдем быстрее, Аори. Ветер меняется, и может случиться буря.

Будто в подтверждение его слов, резкий порыв сдул горсть песка с вершины дюны. Он пролетел несколько шагов, осыпаясь, словно снег.

– Ты когда-нибудь умел бояться?

– Того, что живет между ветром и песком, превращая их бурю?

– Я не понимаю.

– Песок под твоими ногами, ветер – над твоей головой. Ты все еще не видишь, что между ними?

Следуя одному ему известным знакам, тоо свернул влево. Он время от времени останавливался, будто прислушиваясь к чему-то. Наконец, посередине крохотного песчаного пятачка он повернулся к Аори с легкой улыбкой.

– Чувствуешь?

Она оглянулась вокруг.

Дюны, ветер, безостановочно оглаживающий их вершины. Тонкие веточки альфир, мигрирующих вместе с песками и набирающихся сил, чтобы однажды оторваться и отправиться в свое собственное путешествие.

– Нет.

– Опустись на песок. Забудь о дыхании и биении сердца, и ты услышишь.

Аори без слов легла на теплый бок дюны, поджав ноги, и закрыла глаза.

Уснуть бы. Забыть обо всем. О долге, о буре, медленно красящей сизым облака, о тоо, терпеливом, как сама пустыня, и таком же непостижимом. Где она начинается, где заканчивается? Где ее сердце?

И она почувствовала, как едва заметно вибрирует песок. Так, будто глубоко под землей мурлыкает огромный кот… или работают генераторы.

Вскочив, Аори подняла на тоо сияющие бешеной надеждой глаза.

– Видишь? Мне не нужно твое доверие, чтобы не лгать.

– Что это?

– Так бьется Сердце Харру.

Тоо хмурился, оглядывался на подступающие тучи, а его фарку то и дело трепали горячие, сухие порывы ветра. Песчаный пятачок остался позади, затерялся среди одинаковых, бесконечных дюн. Аори так и не поняла, по какому признаку Шуким выделил одну из них и принялся карабкаться наверх.

На середине подъема их встретил гудящий, вибрирующий стон.

– Песни духов, – ответил тоо на незаданный вопрос. – Лучше бы нам их не слышать.

– Почему?

– Они звучат лишь перед бурей.

Взобравшись на вершину дюны, Аори остановилась, не обращая внимания на клубящийся в воздухе песок. Прямо перед ней поднимался город. Город, построенный ветром, а не людьми. Он проложил широкие тоннели в когда-то монолитных скалах, превратил их в бурые грибницы, сросшиеся шляпками. Истонченные посередине колонны поддерживали ажурные каменные своды, и лучи света падали из проемов, как из окон собора.

Ветер волнами гнал песок сквозь свои владения, безустанно полируя округлые столбы. Кое-где он переусердствовал, и камни обрушились под собственным весом, впуская внутрь пыль и жару.

– Тропа к храму начинается сразу за Долиной Памяти.

Тоо в последний раз оглянулся на сверкающий разрядами горизонт.

Аори невольно ждала, что в тоннелях каждый шаг будет отдаваться эхом. Она осторожно ступила в тень их арок, коснулась оплавленной ветрами колонны.

Ни звука. Песок под ногами скрадывал шаги. Ветер поднимал его и забрасывал на выступы скал лишь затем, чтобы несколько секунд спустя сдуть длинными полотнищами в лица непрошеных гостей.

Почти потоки изменения… Аори подняла руку, песчинки ткнулись в ее ладонь и осыпались.

Тоо поднял край куфии и взглядом приказал ей сделать то же самое.

Стоило миновать первый десяток колонн, и они истончились еще больше, лишились тонких каменных арок, что превратились в глыбы под ногами. Со всех сторон поднимались мрачные каменные обелиски, прозрачнее неба намекая, как эта Долина получила свое название.

Увы, даже жалкие обрывки неба над головой утратили какую-то ни было прозрачность. Они проросли рыжиной, будто ржавчиной, и песчаные вихри то и дело сталкивались друг с другом в яростном противоборстве.

Прямо в гребень оставшейся позади дюны ударил разряд, на мгновение высветив мертвенным светом мельчайшие поры каменных колонн. Аори почувствовала, как волосы встают дыбом от электричества, и тут же из одного из боковых ответвлений вырвался песчаный вихрь. Не добравшись до замершей путницы, он рассыпался на части, но пришедший следом шквал чуть не сбил ее с ног.

Схватив ладонь Аори, тоо ринулся между камней. Она едва успевала поворачивать за ним, Шуким будто заблудился и теперь лихорадочно метался в панике, пытаясь найти путь. Ветер следовал за ними, швыряя горсти песка в лица и скорбно стеная в щелях, летел на крыльях шторма, яростного и смертельного.

Аори ничего уже не могла разглядеть в завывающей круговерти, когда тоо остановился у обелиска с глубокой выемкой у основания и подтолкнул спутницу вперед.

– Туда.

Повинуясь его рукам, Аори скорчилась под каменным навесом.

– Хорошо, – тоо оглянулся и опустился на колени так, чтобы закрыть проем спиной.

– А ты? Засыпет же!

– Не песок страшен, Аори, – он все же вздрогнул от близкого треска и внимательно посмотрел ей в глаза. – Возвращайся в Ше-Бара, и расскажи Оаксу, где меня найти. Он позаботится обо всем.

– Нет!

– Ты не дойдешь одна, за этой бурей будут другие. Стража у тропы не пропустит тебя, а дверь в храм – не откроется. Если Харру будет угодно, ты найдешь другого проводника. Я… Я неверно истолковал знаки.

– Но я же нашла тебя! – воскликнула Аори искаженным отчаянием голосом. – Знаки? Какие знаки?

– Что ты можешь быть одной из одаренных. Тех, что попадали в Ше-Бара вопреки всему, и до последнего не знали, зачем.

– Шуким…

– Но если я прав, – он порывисто схватил ее за запястья, – если прав…

Буря взвыла между скал, и разряд порожденного ей электричества ударил в песок, превращая его в стекло. Зрачки тоо дрогнули, но больше ничего не выдало страха перед судьбой.

– Как смешно, – лицо Аори скривилось и она, отвернувшись от тоо, высвободила руки. – Как глупо. Пройти через все это, и так попасться перед последним шагом…

– Это мое испытание, – прорычал Шуким сквозь сжатые зубы. – И я сделаю то, что должен.

– Ради меня или во имя Харру?

Шуким посмотрел на едва различимый в глубине укрытия висок с тонкой прядью прилипших волос поперек.

– Ради тебя, глупая.

– Ты еще проклянешь это миг.

Наклонив голову, Аори коснулась уха кончиками пальцев. Вытащив сережку, она секунду смотрела на нее, словно ожидала, что та превратится в сияющий пламень, а потом вложила в ладонь Шукима и сжала свои пальцы поверх его.

– Плата, которую ты хотел, – она горько рассмеялась. – Она блокирует силы… демонов, так что они выкупят ее за любую цену.

– Разве такое возможно? – тоо с беспокойством заглянул Аори в лицо, словно ожидал найти печать безумия. – Откуда она у тебя?

– Ты поймешь. Через три минуты.

– Есть ли у нас эти минуты?

Не отводя взгляда, он опустил подарок в карман.

Резкий порыв ветра прорвался мимо тоо, хлестнул ее по лицу, словно невидимая рука отвесила пощечину. Аори вздрогнула, но не опустила взгляда, и Шуким прижал ее к скале, закрывая собственным телом.

“Прошу, Харру… Дай мне стойкости и силы. Пусть не пережить эту бурю, но сделать достаточно, чтобы пережила она.”

– Прости меня, – прошептала Аори.

И тоо почувствовал, как ее руки обнимают его, и он расслышал этот шепот даже в грохоте шторма. Глупая… Она разделит боль, но не уменьшит ее.

Но он не нашел в себе сил отодвинуться, не смог, не захотел. Буря треском молний отсчитывала последние минуты его жизни, и Шуким осознал внезапно, что не против умереть именно так, касаясь виском затылка чужачки, которая когда-то спасла его жизнь. Пусть она не проводит тоо по Священному пути, пусть огонь в ее глазах горит не для него… Пусть.

Разряд безошибочно вонзился в скалу над его головой, и Шуким зажмурился, ожидая боли.

Но ее не было. В него не попал ни один из тысячи мелких осколков, и песок перестал стегать по спине, словно шторм отступил, растеряв силу. Но Шуким слышал, как он рычит позади, как хлещет безответные камни, как хохочут духи, радуясь близкой смерти. Его смерти.

Может, он уже мертв? Заключен в собственном теле, как в клетке, до тех пор, пока Оакс не пройдет по следам брата?

Тоо открыл глаза и попытался встать, и почувствовал, как Аори сжала объятия с невозможной для хрупкой чужачки силой.

– Не оборачивайся, – прошептала она.

Скала перед лицом тоо светилась мягким золотым светом, и его тень проступала на ней размытым пятном, будто солнце простерло над странниками свои лучи. И буря отступала, устав ждать и тратить на них свои силы, удары молний звучали все тише, все дальше…

– О, Харру! – губы Шукима искривились, и рука дрожала, как у последнего пьяницы, когда он коснулся лба жестом благодарности. – О, Харру… Чем же я заслужил твою любовь?

Аори судорожно всхлипнула в его объятиях и, чуть отодвинувшись, замотала головой. Волосы упали на лицо чужачки, и Шуким не сразу понял, что она безудержно, безумно смеется.

– Что с тобой?

Он потянулся отвести прядь, но Аори увернулась и подняла взгляд. И тоо замер, словно промороженный до глубины костей тем белым и беспощадным снегом, которого никогда не видел.

Радужка ее глаз едва заметно светилась желтым солнечным цветом.

– Харру любит тебя, тоо, – хрипло прошептала Аори. – Не сомневайся в этом.

Он медленно обернулся, и она больше его не удерживала. Да и не смогла бы одной рукой – на кончиках пальцев второй, протянутой за спину тоо, плясало золотое пламя. Оно накрывало их тончайшим куполом, и пыль сгорала на нем, и стеклянные дорожки молний обрывались у сияющего края.

Ветер ударил в последний раз. Он швырнул горсть песка прямо в лицо Шукима, но тоо даже не пошевелился. Молча смотрел, как растворяются песчинки в золотом сиянии. Если дотронуться, он тоже сгорит? Люди не имеют права касаться божественного и платят самую дорогую цену, преступая запрет.

Щит мигнул и угас, словно та, кто не боится гнева Харру, прочла мысли тоо. Ее руки бессильно упали, она запрокинула голову, словно бросала вызов самому небу.

А может, и прочла. Что стоит завладеть его разумом, если уже владеешь душой?

Тоо вскочил, едва не потеряв равновесие, и выхватил длинный кривой кинжал из ножен на поясе. Поднятая штормом пыль клубилась вокруг, мешала дышать, но он не замечал, как она покрывает кожу жесткой, сухой коркой.

– Ты… Ты – демон!

Аори перевела на него взгляд и медленно кивнула.

– Да.

– Ты умрешь!

– Умру, – уголок закрытого куфией рта дернулся. – И навсегда останусь в мире, куда уходят все одаренные. Там наверняка есть те, кто видел Сердце Харру.

– Встань! Как я мог…

Тоо не договорил, словно навсегда лишился красноречия.

Закусив губу, Аори поднялась на ноги и замерла, опираясь плечом на скалу.

– Прости меня, – ее глаза снова стали темными, человеческими. – Я пытаюсь спасти твой мир, тоо! Я не демон, я не какое-то чудовищное зло, я пытаюсь помочь!

– Нет, ты не чудовище, – тоо качнул головой и шагнул к ней, поднимая кинжал. – Ты хуже. Ты лгала мне, предала меня и заставила обмануть жриц!

Аори смотрела за спину тоо, и ее лицо стремительно теряло краски. Резкие, наполненные тьмой тени стремительно росли на песке, и в гладкой стали Шуким увидел отражение яркого белого огня.

Сияющий болид расчертил небо поперек, словно проложил Священный путь прямо по рыжим облакам. Земля дрогнула под ногами несколько секунд спустя. Следом за первой огненной стрелой пронеслась еще одна, но выше, едва различимым отблеском.

– Гнев Харру… – тоо коснулся лба кулаком с сжатым в нем кинжалом. – Не думал, что буду жить в эти дни. Но я заслужил. Я привел тебя в Ше-Бара. Навлек смерть на всех…

– Да забудь ты про своего Харру хоть на минуту! – заорала Аори, вдавливая ногти в ладони. – Открой глаза, наконец! Вспомни все, что рассказываешь другим! Это – буря с камнями вместо песка, и, пока она не пришла в первый раз, в Таэлите небо было синим, а вы не считали каждую сраную каплю воды! Что останется после второй? Спекшийся в ком шарик? Я твой мир спасти пытаюсь, так помоги мне!

– Помочь демону?

Он попытался расхохотаться, но смех встал поперек горла, словно рыбья кость.

– Ты перестал верить в то, что Харру хочет, чтобы ты мне помог?

– Он не смотрит на путь лжецов.

– Ты потерял свою веру, тоо? – она в ярости шагнула вперед, оказавшись лицом к лицу с Шукимом. – Ты считаешь, что я – сильнее Харру? Что я могу обмануть не только тебя, но и его?

– Замолчи, демон! Не смей говорить его имя!

Сталь рассекла пыльный воздух, и Аори едва успела отшатнуться. Полосатый лоскут куфии медленно спланировал на песок, и чужачка проводила его взглядом.

Взглядом, разгорающимся золотым.

Тоо гордо поднял голову. Он примет смерть, которая задержалась по ее воле. И пусть это не искупит его ошибки, но демон никогда не получит Сердца Харру и не вернется в Ше-Бара.

– Хорошо, – она моргнула, и глаза стали прежними, темными. – Я поняла. Прости, я не могу остаться и защитить тебя.

Аори стянула разорванную куфию на шею, будто шарф. Потрескавшиеся губы дрогнули, словно за ними теснились несказанные слова, и она порывисто развернулась и исчезла в клубящейся дымке.

Еще один огненный шар рассек облака, в точности повторяя путь собрата. Не в сторону Ше-Бара, поперек, словно Харру и сам не знал, на кого гневается.

Шуким посмотрел на сжатый в кулаке кинжал. Почему он не остановил ее? Почему оставил шанс дойти? Из страха?

Почему его не остановила она? Из-за амулета в кармане, который сама отдала?

– Харру, я утратил путь, – взмолился тоо. – Я не просил твоей милости, я отвечал за каждый шаг, так помоги мне, когда ты нужен! Направь меня!

Буря рокотала вдалеке, по широкой дуге огибая Ше-Бара, но если и был ответ в свисте ветра, то Шуким его не понял. Сердце кольнуло тупой иглой, и он невольно коснулся груди.

Ключ от Сердца исчез. Растворился в пыльной круговерти вместе с чужачкой, с той, что обманывала его, врала до последнего, не выказывая своей силы даже тогда, когда лишь волосок отделял ее от смерти, лишь чудо, лишь воля Харру.

И выдала себя сейчас. Так глупо, так смешно… Ради чего? Чтобы он успел узнать, какова на самом деле его маленькая змейка?

– Глупец… Какой я глупец.

Рука дрожала, словно единственное, что ей осталось в этом мире – направить безотказную сталь и прервать ненужную Харру жизнь. Лишь одно это желание осталось в сердце тоо, и потому он медленно, осторожно вложил кинжал в ножны.

Если потеряны все пути мира, остается лишь один.

И, раз уж он его начал, то обязан теперь пройти до конца.

Цепочка амулета плотно обвивала запястье, и Аори не выпускала металлический треугольник из ладони, не обращая внимания на покалывающие кожу соломинки изменения. Пыль вилась вокруг, непрошеная спутница, и в ее компании человеку сложно было бы рассмотреть дорогу дальше нескольких шагов.

Но Аори больше не пыталась им быть. Потоки плыли вокруг, иссушенные, пустынные, безотказные. Не струйки дыма – медная проволока, неприступная на вид и мягкая, стоит коснуться. Один за другим они растворялись в теле ласковым теплом, и мир оживал, возвращая себе настоящие краски.

И, словно живые, потоки сторонились тропинки, в которую превратился Священный путь.

Петляя между выточенных ветром колонн, Аори то притормаживала, потеряв направление, то ускоряла шаг, пытаясь выбросить из головы мысли о вспышке, разорвавшей облака, о свисте бури, о едва различимом звоне там, где раньше билось сердце. О том, как песчинки впиваются в запястья, о том, как сталь мелькает у самого лица, и в ней отражаются дикие, затопленные черной ненавистью глаза.

Метеоры сгорали над головой, расчерчивая небо, взбитая бурей пыль клубилась, а взгляд тоо жил в памяти, вырезанный четче, чем все реальное. Быстрее, быстрее… прочь… каменные арки кончились прежде, чем Аори успела заметить.

Она остановилась, будто налетев на стену. Впереди скалы опускались, их затапливали дюны, осыпаясь с краев шуршащими водопадами.

Стиснутый ущельем ветер ударил в грудь с такой силой, что Аори едва не упала. Прикрывая лицо рукавом, она сделала несколько шатких шагов… и, выругавшись, взмахнула рукой.

Песок окрасил тусклый золотой свет. Поздно осторожничать… но почему даже капля изменения кажется оскорблением несуществующего бога?

Выбравшись на вершину дюны, изменяющая убрала щит. Песчинки тут же забились под обкорнанную куфию, и Аори прижала ее к подбородку ладонью.

Где злость, когда она нужна, где ярость и желание отомстить? Почему внутри – безмолвная тьма, и больше ничего?

Может, это и есть принятие себя? Какое унылое, пустое место, если сравнивать с мудростью тоо, с его силой, настоящей, человеческой, живой. Даже если он умрет, то самим собой. Встанет на самом краю, прекрасно зная, где тот проходит, и не задумываясь, что буре нет никакой разницы, одно тело пронзить грохочущим разрядом или два.

– Хватит, – зарычала Аори на саму себя.

Обман – то, чего он не примет никогда, даже окажись чужачка самим Харру. Песков всех пустынь Таэлита не достанет, чтобы заполнить этот разлом.

– Прочь!

В пыльной круговерти, подменившей собой горизонт, дрожали далекие ирреальные силуэты. Фигуры, деревья, монстры, города… они возникали и распадались за считанные секунды. Но зыбкая ломаная линия позади них делила мир на две неравные части, и в нижней понемногу проявлялись очертания темных скал.

Лишенная потоков тропинка тянулась к ним, и Аори, нервно вдохнув полной грудью, устремилась вперед.

Ветер остался жить в созданном им городе. Когда дюны скрыли тоннели из каменных арок, воздух превратился в густую неподвижную патоку. Она липла к коже, текла внутрь, пытаясь пропитать собой тело и превратить его в медовую статую. Она легко справилась бы с чужачкой, растворила в зное и ее саму, и память о ней. Но больше не было в пустыне чужачки… кто был? Тень. Изменяющая.

Демон.

Ноги касались обжигающего песка лишь на мгновение, чтобы перенести вес со стопы на носок и пружиняще, экономно оттолкнуться от ненадежной опоры прежде, чем она осыпется, превращая каждый шаг в ловушку. Шаровары не стесняли движений, капюшон фарки лежал на макушке, как прибитый, и его тень надежно защищала глаза от безжалостного сияния пустыни.

Время замерло, пространство утратило реальность. Позади поднималась тьма, играя разрядами молний, над головой, будто путеводные нити, тянулись инверсии метеоров. Дважды их взрывы разрывали тело бури, но Аори не останавливалась, лишь золотое сияние вспыхивало в тот момент, когда мимо прокатывалась ударная волна.

Словно тень на изнанке облаков, над ней кружила птица. То ли шахин, то ли стервятник, не понять издалека. Он улетал и возвращался, страшился бури и не хотел оставить живую еще добычу. Он смотрел, как плывут волны по поверхности барханов, затирая следы, но не мог ощутить волю изменяющей и понять, что этот путь не прервется оттого, что грудь сводит тянущей болью и дыхание с хрипом срывается с покрытых корками губ.

Тучи догнали Аори, поравнялись слева и справа, кромсая воздух косыми прядями. Пахнуло озоном и затхлой пустынной сухостью, и тут же, будто спохватившись, ожил ветер. Он сбросил капюшон за плечи, встрепал неровно отросшие, тусклые от пыли волосы. Так и не опознанную птицу подхватил мощный порыв и унес вбок, за низкие тяжелые облака. Они едва переваливались через гребень вставшей стеной скалистой гряды.

Как слепой котенок, буря тыкала мордой из стороны в сторону и никак не могла найти добычу. Из песка поднимались и таяли тугие пушистые смерчи, и в них кружились, хохоча, незаметные человеческому глазу духи. Изменяющая их не интересовала – это тебе не караванщики с душами нараспашку, подбирайся к кругу костра и пей до отвала. Нет уж… Пусть бежит, задыхаясь, по рыжему песку. Пусть ее подгоняет грохот молний, как барабанная дробь, задает ритм так, чтобы летела вровень с вихрем.

И Аори успела. Ворвалась ущелье, проглотившее тропу, и едва не налетела на неразличимый в пыльных сумерках валун. И, лихорадочно оглянувшись на оглушающий треск за спиной, юркнула за его покатый бок.

Молнии били в песок у скал, не в силах одолеть поворот, но ветер стегал с удвоенной силой. Аори сжалась в щели между камней, удерживая капюшон двумя руками. Потоки остались снаружи, словно сам Харру проклял русло мертвой реки, и страх вновь утратить силу пока перевешивал инстинкты.

Буря ярилась, не желая признавать поражение. Ветер сменил направление, и она тяжело навалилась брюхом на каменный гребень. Мертвенные отблески то и дело бросали изломанные тени поперек скал.

Аори подняла взгляд к небу, пытаясь понять, есть ли хоть малейший просвет в мятущейся пыли. Очередной оглушающий удар осыпал изменяющую ворохом колотого щебня, и невольный вскрик утонул в грохоте каменного водопада. Словно в замедленной съемке, она увидела, как булыжник с голову размером надвое раскололся о вершину валуна.

То ли последнее отчаянное усилие истощило бурю, то ли ветер, наконец, осилил перепихнуть ее жирную тушу через гребень, но разряды удалялись, затихали, и в густой взвеси вокруг понемногу становилось чуть меньше пыли и чуть больше воздуха.

Локоть застрял в щели, сжатый, будто тисками, и засыпанный мелкими камнями. Они покатились вниз, когда изменяющая дернула его раз, другой, третий… Липкий ужас поднялся темнотой и оставил Аори с бухающим в груди сердцем после того, как на четвертой попытке она догадалась повернуть руку и освободилась без всякого труда.

Опираясь копчиком о скалу и по очереди отталкиваясь ладонями, изменяющая с трудом выпрямилась. С запорошенной одежды ссыпалась горсть камней, вполне достаточная для неплохого надгробия. Если, конечно, найдется придурок, которому не лень будет склеить их вместе в честь сдохшего ко всеобщей радости демона.

Аори закашлялась так, что в горле будто железный ершик провернули. Она стянула обрывок фарки с лица, пытаясь отдышаться. Все равно он пропитался грязью так, что хрустит на сгибах.

Стоило сделать шаг, и в перетруженные ноги впились тысячи крохотных иголок. Остановившись, Аори наклонилась и, сцепив зубы, размяла голени по очереди, щипая их до синяков.

Полегчало.

Скалы на мгновение окрасились алым, подсвеченные очередным метеором. Они сгорали все чаще, все ближе. А ведь это далеко не основной пояс… так, мелкий мусор, космическая щебенка. Что же будет, когда атмосферу разорвут осколки астероидов?

Ясное дело, что… Ничего. Ничего не будет. Больше.

Аори решительно шагнула вперед и едва не заорала, когда из тени выпрыгнул песчаный вихрь и завертелся перед ней, разбрасывая в стороны короткие темные пряди. Точнее, вполне даже заорала, но из пересохшего горла не вылетело ни звука.

Покружившись несколько секунд, вихрь рассыпался, превратившись в небольшое, по пояс, костлявое существо с затянутыми бельмами глазами.

Дух бури. Древний, как сама пустыня, и настолько же безобидный. Он никому не несет смерти, но живет тем, что убивает любого другого.

– Чего тебе? – прохрипела Аори.

Сияние на кончиках пальцев угасло, но изменяющая не спешила опускать руки.

Дух прижал длинный когтистый палец к узкому провалу рта, словно призывая молчать. И, сгорбившись, поманил ее за собой.

Аори приблизилась, недоверчиво щурясь, и вслед за широким жестом иссушенной лапы выглянула из-за поворота тропинки.

Высокие металлические врата в точности копировали те, что отделяли Ше-Бара от Священного пути. Вот только эти не блестели, изъеденные ржавчиной, истрепанные бурями. Створки намертво закупорили узкую горловину ущелья, и в бойницах мелькали блики тусклых факелов.

Аори медленно отступила обратно, не в силах отвести взгляда от шипастых створок. У их подножия высились аккуратные пирамиды из сухих человеческих черепов, и зияющие дыры глазниц неотрывно следили за изменяющей. Явись она беспечно из-за поворота, одна из пирамид украсилась бы сегодня симпатичным навершием.

– Почему вы то пытаетесь убить, то спасаете? – прошептала Аори. – Почему вы не оставите меня в покое?

– Давным-давно, когда небо было синим… – прошептала тень за ее спиной голосом тоо.

Аори ошарашенно обернулась, но дух уже исчез, растворился в пыли, в далеком вое бури, умчался туда, где звучат иные песни и слова.

Волосы занавесили лицо, когда изменяющая опустила голову, раздумывая, как выкрутиться на этот раз. Даже если храмовники отвернутся, что она сделает с металлом? Кулаками постучит? Или лбом, для более гулкого звука? Древние надежно закупорили единственный проход к сердцу системы, даже скалы не поленились срубить… Может, из этого камня и выстроена стена вокруг Ше-Бара?

Стена, которая отталкивает бури. Таэлитцы придумали бога, создали культ, выставили величайшей милостью богов то, что сделали люди. Обменяли жизнь на власть и отправили в небытие спрятанные в камне секреты.

В измененном зрении скалы сияли. Потоки струились по ним, словно водопады, но, в отличие от воды, текли косо, снизу вверх. То, что скрывалось за гребнем, затягивало их, вращая гигантскую воронку.

Потоки распадались на отдельные пряди, огибая трещины и выступы, и снова соединялись в единое сияющее течение. На настоящих скалах лишенные жизни островки были бы разбросаны хаотично, но на созданной древними стене выстраивались в потрепанный временем, но вполне различимый узор.