– Что пути Харру совершенны, нелепы лишь наши попытки их осознать, – улыбнулся он. – Я шел десятки лет, чтобы в этот вечер оказаться рядом с тобой. Но зачем?

Шуким снова осторожно поднял ее руку, приблизил к горелке так, что пламя осветило алое пятнышко ожога на нежной коже.

– Тоо…

– Чтобы задавать ненужные вопросы, которые причиняют боль?

– Ты единственный, кто услышал ответ. Услышал, а не прослушал и принялся советовать, что мне делать дальше.

– Я давно перестал проживать чужие жизни, Аори. Не хочу потерять ни мгновения своей.

Она вздрогнула, когда тоо едва ощутимо коснулся губами ее пальцев.

Барабаны звучат медленно, глухо. Арашни сплетаются в объятиях, поддерживая тела друг друга, и снова танцуют лишь их ноги и бедра. От разгоряченных тел поднимается едва заметный в свете факелов пар, и дождь бессилен затушить это пламя.

Мир изгибается и пляшет вместе с ними. Тепло рождается в животе и, поднявшись к груди, сводит ее невыносимым желанием. Стать одной из, стать частью этого мира. И черные глаза, окруженные сеткой морщинок, мудры и печальны, и крепкие пальцы, отводящие волосы с твоего лица, делают это опытно и уверенно. И ладонь, к которой ты прижимаешься щекой, становится защитой от боли, от памяти, от мрака.

Его рука ложится на талию, обжигая сквозь ткань платья. Черные глаза становятся ближе, и ты видишь в них то же неукротимое пламя.

Мир ждет. И губы невольно приоткрываются навстречу, когда их касается чужое дыхание.

Тоо замер, когда между их лицами оставалось не более ладони.

Его собственный кинжал упирался острием точно в вырез фарки, и маленькая рука держала его крепко и уверенно.

– Не. Испытывай. Меня, – отчеканила Аори, глядя ему в глаза.

Губы тоо медленно растянулись в улыбке. Он склонил голову, признавая поражение, и осторожно вынул кинжал из тонких пальцев.

– А у этой змейки не только зубы, но и яд.

– Долг крови не нужно платить рабыне, верно?

– Будь все так просто, ты бы стала ей еще в первую ночь. Никто бы не услышал твоих криков в шуме бури.

– Ты всегда так жесток? – спросила Аори, до боли сжав кулаки.

– Только чтобы не плакать.

В голосе тоо не было ни искры смеха. Расстегнув верхнюю пуговицу фарки, он кончиками пальцев вытер проступившую на коже каплю крови.

– Видишь? Но это не имеет никакого отношения к долгу, змейка. Не отвлекайся теперь, танец вот-вот завершится.

Барабаны замолчали, арашни замерли треугольником, касаясь ошейников друг друга кончиками пальцев.

Несколько мгновений тишины – и дождь оборвался, будто отрезанный ножом. Цепочки упали на землю вместе с последними каплями, и следом за ними со вскриком упали обнаженные арашни. И, зашипев, будто на них плеснули водой, погасли факелы, оставив за собой кромешную тьму.

Когда их снова зажгли, внутренний дворик оказался девственно чист. Ни единого следа не осталось ни от танцовщиц, ни от дождя. Разноцветная галька подернулась налетом тонкой пыли, и чудо превратилось в воспоминание, навсегда высеченное на тяжелых страницах книги жизни.

– Вот и все, – тоо выбрался из мягкого плена подушек и протянул спутнице руку. – Остаток ночи мы не разделим на двоих.

– Ее не так много осталось, чтобы жалеть, – вздохнула Аори. Ноги затекли и теперь тысячи мелких иголок вонзились в них, словно месть мироздания за царапину на груди тоо.

– Пока мы не расстались, я последний раз воспользуюсь твоим предложением.

– Это каким?

– Спрашивать, что захочу, – прищурившись, тоо коснулся крохотной черной сережки, устроившейся в изгибе ее уха, словно жемчужина в раковине. – Это память о нем?

Даже это едва заметное касание заставило Аори зажмуриться и вдохнуть полной грудью, чтобы взять себя в руки.

Она не чувствовала обмана. Что самое ужасное, она, как ни старалась, не могла найти ни капли лжи в словах и поступках тоо.

– Нет. Это подарок моей наставницы.

– И чему она учила?

– Понимать, кто я такая. И жить после того, как это поняла.

Черные матовые стены поглощали свет единственной лампы, встроенной в потолок на недосягаемой высоте, и убивали звуки. Любые, от едва заметного дыхания до крика, с которым Аори очнулась.

Она села на кушетке, тяжело дыша, окинула крохотную комнатку безумным взглядом. Мрак накатывал, пытался поглотить, и все, что Аори могла рассмотреть, – саму себя.

Весь остальной мир исчез, как в первый день на Астрали, день, когда она проснулась врагом, хотя меньше всего хотела просыпаться.

И ни клочка одежды, ни обрывка ткани на жесткой пластиковой кушетке. Аори вскочила с нее, ударила стену кулаком.

– Выпустите меня! Выпустите! Я знаю, что вы меня слышите!

Она бы ударила изменением, снесла эту стену, как песчаный замок, но дар исчез, поглощенный так же, как и звуки, как и свет.

В голову лезли бессмысленные слова, и Аори кричала, задыхаясь от того, как они исчезают за границей губ. И стены оказались прочнее рук. Ничего им не сделалось, холодным, даже когда по костяшкам потекла кровь.

Изменяющая рухнула на кушетку, согнулась, впившись скрюченными пальцами в виски. Хотелось взвыть от бессилия, но уже не осталось сил.

– Аори.

Не услышав, как открылась дверь, она вскинулась на звук голоса, готовая вгрызаться зубами и рвать ногтями, раз не осталось больше изменения… и замерла, наткнувшись на взгляд, как на стену.

Прежде настолько больными и тусклыми Аори видела рыжие глаза всего один раз. В них не было страха смерти, лишь печаль от того, что ее не предотвратить. Непонимание, как могло так выйти, что эта сигарета будет последней, а первый поцелуй так и не случится.

– Ты пришла за мной?! Все, да?

В голосе все-таки прорвался всхлип.

– Что? – растерялась измененная. – Нет! Ты все не так поняла.

– Что я не поняла? Что ты всунула мне свой кинжал и оставила дракону? Я это отлично поняла!

– Я бы никогда тебя так не подставила. Он – последний, с кем я хотела, чтобы ты встретилась.

– Потому, что я – никто? Безмозглая дура? И он может использовать меня, как захочет?

Сиэ вздохнула и, сбросив на пол сумку с плеча, оперлась бедром о стену.

– Мелинхар всеми нами вертит. Смысл его поступков редко понятен, хотя бы потому, что он всегда делает то, что в голову взбредет… Нет. Не совсем так. То, что он сочтет единственно верным развитием событий. Он видит общее течение времени и себя в нем со стороны, как в страшном сне. Драконы и прежде теребили мир, не давали ему останавливаться в развитии до тех пор, пока его суть не проснулась окончательно.

– Он что, бог?

– В одной из трактовок. Никто из нас, ни ты, ни я, ни Тавир, ни Владыка, не сможет никак помешать тому, в чем Мелинхар решил принять участие. И не поставит этого тебе в вину.

– Тогда почему я здесь?

Ярость угасла окончательно, оставив за собой бессильное недоумение.

– Чтобы не учудила еще чего, проснувшись. Гвардейцы порядком злы за ночное рандеву в подземельях.

– А нечего было за мной бегать! – Аори снова сжала кулаки, глядя на подругу исподлобья.

– Боги… Они тебя защищали от горожан. И отвезли бы домой.

Аори поперхнулась возмущением. Защищали?!

Пустые улицы, абсолютно пустые, несмотря на теплый вечер и переполненную людьми набережную. Фонари, освещающие каждый камень. Голоса, которые звали, хотя гвардейцы отлично умеют стрелять.

– Если бы ты бросила ребят внизу, вот тогда даже Тавир не смог бы помочь, – сумрачно продолжила Сиэ. – Если бы кто-то и выжил, конечно. Он, к слову, предпочел бы добить наверняка.

– Ты так спокойно об этом говоришь…

– Ну так и Тавир – не ты.

– Лучше, да? Умнее?

Слезы в глазах жгли, как кислота, и не хватало уже этих глаз, чтобы их удержать. И сколько угодно можно ненавидеть себя за это, но все равно рано или поздно они сорвутся вниз по горячим щекам.

– Никто не знает, как он начинал, – терпение измененной казалось бесконечным. – И сколько ошибок сделал. И почему вообще решил подчиниться Арканиуму.

– А ты?

– Как и у большинства, у меня не было выбора, – Сиэ пихнула ногой сумку в сторону Аори. – Успокоилась? Одевайся и пошли.

– Куда? – она зло вытерла кулаками скулы. – Ты что, не видишь, что у меня не получается стать изменяющей?

– Ты и есть изменяющая. Будь собой.

– Кто я такая? Что я такое?

– А это уже другой вопрос. Я не знаю. Когда-нибудь ты поймешь, где начинаются твои собственные решения, а где ты пытаешься копировать других, людей или изменяющих. Как будто в этом мире могут быть две Сиэ… Нет, милая. Ему нужна ты, такой, какой когда-нибудь станешь.

Аори свесила голову так, что волосы закрыли лицо.

– Я не могу больше. Все, что происходит, все оно сильнее меня. Все так плохо…

– Да. Все плохо, когда ты позволяешь себе быть слабой. Когда надеешься на чужую жалость. Это так не работает.

– Я не могу быть сильной, – слезы беспрестанно стекали по щекам и, будь в Аори хоть крупица силы, она бы уже вырвалась, круша мир вокруг.

– Конечно, не можешь, – Сиэ шагнула к ней, села на корточки, взяла за руку. – Но ты сумеешь этого не показывать. Никому. Врать, как все мы врем до тех пор, пока и в самом деле не теряем возможность чувствовать, удивляться, сожалеть. Никакой слабости, Аори. Слышишь? Не показывать. Никому. Никогда. Быть сильной. Самой верить в это, не позволять прорваться червячку знания, что это не так.

– И никогда никому не верить?

– А ты умеешь? Нет. Ты всегда была лишь с теми, кто знал твои слабости, и не отворачивался. Тот же Акос… Представляю, что вы ощущали, используя особенность вместе.

– Неужели я ничего не представляю сама по себе?

– И дар, и особенность – часть тебя. И ты используешь их, ты даришь эти эмоции, а не кто-то другой. Ты вплетаешь чужие жизни в узор собственной, делишься даром с теми, кого хочешь помнить. Да демона лысого тот же Лейт был бы так удачлив, если бы его не любила одна изменяющая…

– Но Лейт… Он ведь… – Аори едва смогла продолжить, настолько сжало горло от одного упоминания его имени. – Он же мог умереть из-за меня!

– Лишь у серых людей удача не вмешивается в судьбу, не создает риск, чтобы проявить себя в полной мере.

Аори сжала кулаки, понимая и не желая понимать.

– А ты? Ты такая же, как я? Такая же, как изменяющие?

– Я ничего не даю миру. Отработанный инструмент, который больше не имеет значения. Иначе я могла бы тебе помочь. По-настоящему, по-человечески.

Она отвернулась, чтобы не смотреть подруге в глаза. Карие, ведь она снова пытается быть человеком. Они становятся желтыми на ярком солнце или тогда, когда изнутри их освещает изменение. Но Аори не знает об этом, не знает, скорее всего. Так сложно заметить чудо, когда оно живет внутри.

– Но… Но ты же видишь, там, где я, всегда что-то случается! – выкрикнула Аори срывающимся голосом.

– Поэтому ты здесь. Чтобы взять события в свои руки. Закрутить их так, как надо, а не как сложится. Использовать палку как рычаг, а потом еще и настучать ей кому-нибудь по башке. А?

Аори рассмеялась сквозь слезы, обняла подругу, уткнулась носом в душистые теплые волосы.

Такие бережные руки. Такие нежные, мягкие губы. Она умеет быть и требовательной, и жестокой, той, которую можно лишь ненавидеть или любить.

– Не бойся жизни, милая, даже если она выглядит совсем не так, как ты хотела.

Ей невозможно не верить.

“Скверрти любит управлять нестабильными сознаниями и играть со всеми остальными”.

Lara Fabian. Adagio.

10.

Тавир не утруждал себя стуком прежде, чем войти. Чаще всего внутри все равно не ждало ничего достойного отдельных телодвижений, а редкие исключения лишь укрепляли в полумайде сию прискорбную для окружающих привычку.

Как, например, вот это.

Прикрепленная к потолку конструкция была Тавиру прекрасно знакома, в отличие от представленного способа использования. Приблизившись, полумайд нагнулся и бесцеремонно потянул девушку за плечо, разворачивая к себе лицом.

Аори наградила его хмурым взглядом снизу вверх. Кончики спутанных волос мазнули по раскрытой на полу книге, когда изменяющая вызывающе скрестила руки на груди.

Тавир наклонил голову, изучая композицию. Ремни поскрипывали все реже и реже, вслед за затухающей амплитудой раскачивания.

– Почему ты привязана? Почему ты одета?

Быстрые вопросы полумайда несколько озадачили Аори, но она сложила два и восемь.

– Госпожа Скверрти заст… предложила проверить ее теорию.

– Какую?

– Что хотя бы в перевернутом виде в этой голове что-то задержится, – Сиэ вышла из ванной, на ходу вытирая ладони белоснежным полотенцем, и забросила его на плечо.

– Помогает?

Вместо ответа измененная лишь скорбно развела руками.

– Я, между прочим, все слышу, – заметила Аори.

– Но выбраться меньше, чем за тридцать секунд, не сможешь, – подытожил Тавир. – Приступай. Жду тебя в лаборатории.

– Меня?! – не поверила Аори.

Полумайд, конечно, проигнорировал вопрос и исчез быстрее, чем она успела развернуться, отталкиваясь от пола ладонями.

– Все-таки интересно, уложишься ли ты в тридцать секунд.

Сиэ остановилась в паре шагов и, приподняв бровь, задумчиво рассматривала маникюр.

– Может, отцепишь меня для начала?

– И не подумаю. Руки у тебя не связаны, чего еще надо?

– Свободы!

– Свободу не выпрашивают, милая. Чего выучить успела?

– Трансформация живого, – недовольно буркнула Аори.

– И?

Ученица скосила глаза в книгу, и Сиэ, вздохнув, печально подперла щеку ладонью.

– Расход энергии зависит от двух факторов, – пробежав взглядом по строчкам, невинно сообщила Аори. – Существует ли такая же хрень, в какую пытаешься превратить другую хрень, в этом срезе реальности, и насколько они отличаются друг от друга.

– Я что, какое-то важное обновление упустила, и теперь для поддержания формы ничего не надо?

– По сравнению с затратами на начальную и обратную трансформацию я бы и впрямь называла это “ничего”. Подвязала на себя пассивку и гуляй.

Скорчив злобную гримасу, Аори изобразила пальцами ножницы и поднесла их к одному из ремней. Изменение пробежало по руке зелеными струйками.

– Ну, ладно. Поскольку этот слинг дорог мне как память…

Застежки щелкнули, и Аори едва успела подставить руки, чтобы не грохнуться о пол с размаху.

– Память о ком?

Она поднялась, потирая бедро. Плюс один синяк в коллекцию, если измененная будет не в настроении его убирать.

– Ты собираешься ревновать ко всем, кто был до и будет после?

Аори, прищурившись, посмотрела на подругу. Как непохоже на Сиэ.

И как похоже на нее саму, когда происходит что-то неправильное и ничего с этим не поделать.

– Пошли вместе?

– Тавир двух изменяющих не заказывал.

– Я не хочу.

– Считается, что он командует всеми, кто находится на базе. А не выполнять его приказы я, мягко говоря, не советую.

– Это из-за Мелинхара? Из-за того, что я нарушила клятву? Сиэ, а откуда он про нее знает?

– Действительно, откуда он знает клятву, которую сам составил?

– Что?!

Наклонившись, Сиэ подобрала книгу с пола и громко захлопнула ее перед носом подруги.

– Общая история Астрали, первый параграф, восьмая страница. Что там написано?

Глаза нерадивой ученицы забегали.

– Э… Не помню…

– Солнышко ты мое ясное, – такая вселенская скорбь прорезалась в голосе Сиэ, что у Аори руки зачесались натурально ей втащить. – Рыбонька моя золотая. Вот почему в твою умную, в общем-то, головушку не влез столь занимательный факт, что Мелинхар осчастливил Астраль воплощением только ради обучения нас изменению?

– И это написано именно на восьмой странице?

Аори выразительно приподняла брови – она дочитала как минимум до двадцатой прежде, чем уснула, уткнувшись лбом в согнутый локоть.

– Без понятия, – ехидно ухмыльнулась Сиэ. – Я же знала, что ты не вспомнишь.

– Вот сволочь!

– И я тебя, – изменение боднуло под ребра, подталкивая к двери.

Тавир встретил Аори задумчивым взглядом. Полумайд совершенно по-человечески сидел на столе и грыз кончик ручки, не обращая внимания на потрескивание хрупкого пластика.

– Долго, – сообщил он зачем-то, не прекращая своего занятия.

Ручка хрустнула особенно громко. Поморщившись, Тавир выплюнул осколок и положил на край стола ее бренные останки.

– Ты еще помнишь связки Теней? – недовольно спросил полумайд, поразив Аори до глубины души не только вопросом, но и количеством произнесенных слов.

– Наверное.

Помнить-то она помнила, вот только исполнить, если ему захочется, вряд ли полу…

– Показывай.

Он резким, порывистым движением сложил руки на груди и замер.

– Какую? – растерялась она.

– По очереди.

– Их штук сто… и две трети без формы не сделать…

– Показывай оставшуюся треть. Начинай с тех, которые используются наиболее часто. Качество выполнения неважно. Важен ритм и рисунок.

Похоже, Тавир готов был провести весь вечер, бесстрастно инструктируя до тех пор, пока не получит результат. Аори же подобная перспектива ни капельки не улыбалась – в лаборатории, как и в любом месте, которое полумайд считал своим, царил пробирающий до костей холод.

Стянув рубашку, Аори осталась в майке и обтягивающих штанах. Полусапожки из мягкой кожи не стесняли движений, а с падающими на лицо волосами придется смириться. Зин бы ее с дерьмом смешал за такое нарушение техники, но его здесь нет. Есть лишь его уроки и надежда, что тело помнит их лучше, чем бесполезная голова.

Аори закрыла глаза и сосредоточилась. Да… эта связка пусть и не самая частая, но самая простая. Наметить все точки. Держать ритм и, собственно, позицию. Места между столами не так уж и много, и вряд ли полумайду понравится, если она разобьет какую-то из наполненных светящейся жидкостью реторт.

Бесконечные улицы Астрали, холодный камень Мишруми. Боль в разрывах мышц, дрожащие пальцы. Недоумевающие лица гвардейцев… Ты уже падаешь с ног, ты же изменяющая, зачем тебе это?

Хотя бы для того, чтобы сейчас, под немигающим взглядом полумайда, все-таки не упасть.

– Следующая!

Короткий окрик приказа, такой знакомый, такой простой.

Ноет плечо, она потянула его в повороте, но это можно игнорировать. Удар, удар, прыжок, удар ладонью в пол. Рука и ступни вспыхивают болью, не страшно, но почему так? Демоны… Идиотка. Изменились рост и вес. Надо осторожнее.

– Следующая. И подключи силу.

– Как? – Аори завершила движение и выпрямилась, тяжело дыша. Волосы прилипли ко лбу, и она кое-как заправила их за уши.

– Простой сброс, без вектора. Я контролирую.

Не сильно-то хорошо у нее получалось, не предназначены боевые связки для таких экспериментов. Да и арканы… После катакомб, после затхлой силы банши Аори все время казалось, что насквозь текут мертвые, тяжелые потоки. Она выплескивала их так быстро, как только могла, комкая изменение, думая лишь о том, чтобы закончить, избавиться от него. Не хотелось проживать ни одной лишней секунды с этой мерзостью внутри.

Полумайд молчал, манипулируя щитами, и, когда Аори остановилась, еще какое-то время смотрел сквозь нее, изучая что-то невидимое.

– Хорошо, – подхватив со стола тонкую папку, Тавир протянул ее Аори. – Передашь Скверрти. Иди.

– Э… А зачем это было?

– Узнаешь позже.

Когда полумайд смотрел так, суженными точками зрачков, по позвоночнику снизу вверх пробегала волна холодной дрожи.

– Почему не сейчас? – упрямо спросила Аори.

В носу невыносимо зачесалось, она зажмурилась и чихнула. А когда открыла глаза – уже стояла посередине коридора, сжимая в руках злосчастную папку.

Выругавшись вполголоса, Аори попыталась открыть ее. Какое там! Обычный с виду картон держался, как прибитый. Она выругалась еще раз, погромче, так, чтобы и за дверью услышали.

Толку…

Выставив гостью, Тавир обернулся к окну и шевельнул рукой, развеивая иллюзию.

– Узнала что-то?

– К сожалению, да.

Смуглая изменяющая сидела на подоконнике, скрестив ноги. Опираясь локтями на колени, она подставила кулаки под подбородок и смотрела на Тавира с напряженным ожиданием. Многочисленные перстни на тонких пальцах подмигивали разноцветьем камней. Когда гостья выпрямилась, изящно уложенный тюрбан открыл взгляду длинную хрупкую шею.

– Не сожалей. Нам нужен триггер.

Цепочки на тонких щиколотках мелодично звякнули, когда она спрыгнула с подоконника.

– Я понимаю и то, что ты хочешь сказать, и то, что не хочешь, – гостья оказалась ростом едва по грудь полумайду, но смотрела в алые глаза без малейшего опасения. – Эта изменяющая… Я против. Я думаю о тех, кто погибнет во имя спасения всех остальных. Когда, Тавир?

– После гона. У нас проблемы с Магистратом.

– Не впервые же?

– Сейчас это действительно проблемы.

– … и выпихнул меня за дверь, как мешок с мусором!

– М-гм, – Сиэ и головы не подняла, изучая содержимое папки, послушно открывшейся в ее руках.

– Ты меня слушаешь?

– Нет, – она, наконец, отвлеклась. – Что-то важное?

Аори зарычала на нее сквозь сцепленные зубы. Приподняв бровь, измененная зарычала в ответ куда натуральнее, не человеческим смешным звуком, а утробным рокотом демона.

– Бр-р! Не делай так больше!

– Ха! – довольно выдохнула Сиэ, всем видом показывая, что сделает, и не раз.

– А что в папке? – спросила Аори без особой надежды на ответ.

– Инструкции. Стая начала формироваться, так что собирайся, мы в полис переезжаем.

– Мы?

– Конечно. Поближе к Магистрату.

– Нет, почему вдруг мы?

– А ты что, всю жизнь собираешься книжки читать? – раздраженно поинтересовалась Сиэ. – Пора работать.

Показав ей язык, Аори убрела в свою комнату.

Сборы не заняли много времени. Вообще почти ничего не заняли, если честно. И пусть Аори не успела обрасти вещами, но, собирая в сумку пару смен одежды, она чувствовала себя так, словно занимается ерундой. Даже эти тряпки придется бросить, уходя с Мишруми рассекающей Грань тропой. Почему ей кажется, что это вот-вот случится, и смысла в сборах – меньше, чем ноль?

Завести, что ли, плюшевую игрушку на Астрали, чтобы ждала ее возвращения? Впрочем, для этой роли достаточно “Экво”.

Аори вздохнула. Руки скучали по гладкой коже руля, по его упругой отдаче, по рычанию набирающего обороты двигателя, по объятиям фиксаторов.

И по взглядам. “Экво” и ее делал менее незаметной, менее незначимой.

Местные кэбы уже выстроились в два ряда во дворе. Аори так и не представили другим измененным, так что она замерла у стены, растерянно наблюдая, как они укладывают в багажники кейсы и обернутые брезентом длинные свертки. Потом ее щелкнули по плечу, и Аори поспешила следом за наставницей. И снова стояла рядом, как глупая беспомощная девчонка, не понимая трети ее приказов. Под руководством Сиэ ребята зашевелились еще быстрее, и спустя полчаса вереница машин покинула замок.

Против ожиданий, измененная за руль не села – устроилась рядом с подругой на заднем сидении, продолжая на ходу изучать бумажки. Машина прыгала на камнях, Аори цеплялась за ручку и прижимала нос к стеклу, рассматривая окрестности. Горная дорога быстро превратилась в болотную, петляющую между кочек и покрытых лишайником стволов, стекло покрылось мелкой сеткой грязи. Потом колеса загрохотали по мощеной дороге, по сторонам замелькали первые домишки. Поначалу кривые, полузаброшенные, потом – все аккуратнее. Болото отступило, превратилось в озеро за кромкой плакучих ив.

Высокий мост вел прямо в небо, и машины одна за другой ныряли за крутой изгиб. Узкие улочки казались пустыми, но перекрестки перегораживали желтые кэбы гвардейцев, и беспрестанное недовольное гудение провожало кортеж.

Аори медленно отодвинулась от стекла. Взгляды, взгляды, взгляды… В них нет надежды, в них нет восхищенного почтения, с которым смотрят на гвардейцев. В них – одна только ненависть, готовность голыми руками растерзать тех, кто будет защищать кого-то еще. Чужая жизнь всегда дешевле собственной, а та, которую приносят в жертву не тебе, – плевок в лицо.

Аори повернулась к подруге, посмотрела, как та сосредоточенно вчитывается в очередную инструкцию и, вздохнув, промолчала. Попавшийся банши гвардеец был прав, абсолютно прав. Далеко не каждый изменяющий получает наставника уровня Сиэ.

И никто не научит быть изменяющей лучше, чем она.

Демоны, впивающиеся в чужую плоть, пули, рвущие твою собственную. Так надо. Боль решений – сильнее боли тела. Глаза, которые смотрят на потоки чаще, чем на лица. Бесконечный поиск эмоций, чтобы удержаться на плаву, убедить себя, что еще жива. И что имеешь право на жизнь.

На острове Третьего полиса нашлось место только для одной площади, похожей по форме на рассеченный овал, и именно на нее выскочили машины изменяющих. На дальней стороне сияли окна Магистрата, но кортеж остановился перед одним из мрачных каменных зданий, охватывающими площадь двумя полуподковами.

Гвардия. Единственный исполнительный орган полиса. Руки Магистрата. Формально генералы могут приказывать изменяющим на своей территории, но каждый из них начинал в строю вытянувшихся перед Тавиром новобранцев и знал, на что способен полумайд.

Вмонтированные в стены черно-белые выпуклые экраны рябили, не справляясь с помехами от стекающейся к Магистрату энергии, но все же справлялись со своей задачей, транслируя нечеткие изображения с установленных в полисе камер. Прежде по ним плыли лозунги и картинки беззаботной жизни, но передачу пришлось скорректировать с учетом смены интересов целевой аудитории.

Аори выпрыгнула из машины первой и остановилась, рассматривая Магистрат. Металлическое кружево балок поднималось вверх, закручивалось, как раковина улитки, попирая все законы физики. Проемы заполняло стекло, и за ним сияли тысячи холодных электрических огней, разбрасывая по брусчатке резкие тени. Окруженный со всех сторон каналами, Магистрат не нуждался в толстых каменных стенах, чтобы защитить своих обитателей.

Площадь, вопреки логике и здравому смыслу, находилась у самого края защищенной зоны. Из Гвардии при необходимости опускались навесные мосты через канал, но сейчас все они были подняты, отрезав остров от остального полиса. На мосту, стоило проехать изменяющим, поднялись заграждения, уже сейчас защищая. Не от демонов – от людей.

– Аори!

Вздрогнув, она подошла к наставнице. Изменяющим отдали крыло у моста, и гвардейцы поспешно покидали его, отправляясь на улицы полиса боевыми группами в ярких желтых кэбах. У входа грудой валялись моноциклы – Аори как-то из интереса научилась управлять шустрой машинкой патрульного, но сейчас любой одиночка обречен.

Почти любой.

Встречные гвардейцы провожали изменяющих долгими взглядами. Они обжигали, словно кислота, но Сиэ легко, светло улыбалась, будто и не замечала ничего. Опустив голову, Аори топала следом.

Они ведь могут сделать так много! Они могут помочь всем, кто попал в беду, они могут отвести эту беду прежде, чем она случится. Почему… ну вот почему?

Вокруг острова вспыхнуло болезненно-голубое сияние защиты. И еще один пояс – вокруг Магистрата. Внешний можно отключить в любое время, можно даже пройти сквозь него наружу, если ты – человек, но внутренний не опустится прежде, чем закончится гон.

И никакого отношения не имеют сияющие щиты к изменяющим. Люди сами решили, кто из них достоин жить.

Жители пустыни не чурались подобных решений, оставляя буре тех, на кого указывал Харру или жрицы. Или, если молчали облеченные властью, – тех, кто докучал им самим.

Если, конечно, могли.

Как сложно проснуться, когда снова оказываешься на мягкой постели после дней и недель, проведенных в песках. Кажется, что плывешь, убаюканная шелестом волн, и прохладный воздух ласкает обнаженное тело, не успев еще напитаться жаром дня. Аори потянулась изо всех сил, до хруста, до боли, и снова расслабилась, с наслаждением ощущая, как сладкая истома разливается по мышцам.

Приторный голос прозвучал над самым ухом, и она, подпрыгнув, едва не свалилась с узкой кровати.

– Как вчера повеселилась? Не разочаровала тоо?

Аори почесала шею. Солнце успело закрасить бледную полоску, но Дафа, конечно, отлично ее помнит.

А глаза у арашни снова злые-презлые. В них горит голод неутоленного чувства, голод, который не заглушить объятиями послушных рабов. Желание сопротивляться и быть покоренной тем, кто сильнее, желание исполнять чужие приказы каждой клеточкой тела и души.

– Нет, не разочаровала, – Аори закинула руки за голову и потерлась щекой о плечо. – Он доволен тем, что в этот раз не пришлось скучать.

Согнув ногу в колене, она беззаботно закинула на нее вторую.

– Когда ты ошибешься, мои губы первыми огласят приговор!

– Да, да, – Аори скучающе покачала ступней в воздухе. – Я помню, погонщица. Не пора ли тебе заняться караваном?

– А чем займешься ты?

– Буду выполнять приказы тоо, – Аори медленно провела ладонью по бедру и рассмеялась в ответ на яростное шипение Дафы.

Никаких приказов Шуким, конечно, не оставил. Он проводил Аори, обращаясь с ней так почтительно, будто чужачка внезапно превратилась в одну из жриц, не меньше, и попросил быть осторожной, гуляя по улицам Ше-Бара.

Чем, собственно, Аори и планировала заняться, дождавшись, пока вечно недовольная арашни ее покинет.

Дорожный наряд, вычищенный до скрипа безвестными рабынями, обнаружился на спинке кровати. Застегнув последнюю пуговицу фарки, она снова превратилась в безликую путницу. С легким вздохом Аори подняла с пола белоснежное платье и, посмотрев на него, бросила на кровать и метнулась к столу, на котором ее дожидалось блюдо с холодными жареными пирожками.

Как же есть хочется!

Стоило спуститься по неприметной винтовой лесенке, как ее окликнули. Не помог даже капюшон, скрывший лицо в глубокой тени. Аори обернулась на глубокий мужской голос с невольной улыбкой, но тут же нахмурилась, увидев совсем другого араха.

– Доброго утра, ши! – Орхон поклонился ей, как равной, но в голубых глазах сверкнула озорная искра.

– И тебе доброго.

Аори обошла караванщика, намереваясь продолжить путь, но тот пристроился рядом, заложив большие пальцы за широкий пояс. На спине светло-серой фарки раскинула крылья вышитая синими нитками птица. Тонкие складки ткани появлялись и исчезали на каждом шагу, и казалось, что перья шевелятся от ветра.

– Тебе понравились танцы? – спросил Орхон, сверкая белоснежной улыбкой.

– Да.

Аори бросила на него косой взгляд из-под кромки капюшона.

– Прекрасно! Позволь тогда предложить тебе пусть не столь роскошное, но не менее сакральное зрелище. В полдень у храма Верховные исполнят молитву солнцу.

– Я подумаю.

Ступени гостиницы закончились, и теперь они шагали по узкой улочке, пыльной, пусть и украшенной цветами.

– О чем тут думать, танец скоро начнется! Пойдем, ты не пожалеешь! – Орхон схватил Аори за руку, не давая улизнуть.

Она вывернулась одним движением, с трудом удержавшись, чтобы не врезать в ответ.

– Не прикасайся ко мне!

– Прости, ши… – он низко склонил голову под осуждающими взглядами арахов, обернувшихся на ее крик. – Прошу, не сердись… Я всего лишь хотел доставить тебе удовольствие.