Za darmo

Фронтовой дневник танкиста

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Вам подскажут все чувства мои.

Любит тот, кто, конечно, ревнует,

Любит тот, кто конечно, молчит.

А не тот, кто безумно целует,

Без конца про любовь говорит.

г.Саратов, (шанхай), сентябрь 1943 год

(Записано в сентябре 1943 года в Саратове)

Подготовка к отъезду, жизнь в резерве, в первом Саратовском танковом училище. Часто мы с товарищами проводили весёлые дни на реке Волге, матушке русской. Среди течения реки образовался красивый, так называемый остров. Зелёным оказался потому, что он весь утопал в зелени. Эх! Матушка река, прими меня на свои чудные берега. Я хочу проститься с Вашими золотыми берегами и водами. Хотя вода Ваша сейчас покрыта нефтью и бензином, и другими веществами, ты горишь в огне. Но ты прими нас. Упала крупная слеза у моих товарищей, у Филиппа Антоновича и у Смольского Петра Васильевича.

–– Да! – сказал Пётр Васильевич, – Мы возвратимся на Ваши берега золотые после Победы.

Так мы уехали на фронт.

1943 год.

Тонечка

Сердце бьется, как робкая птичка,

Лишь случайно увижу ее,

Покорила студентка – медичка

Непокорное сердце мое.

Я просил ее очень убедительно

Излечить моё сердце быстрей,

Говорит – медицина бессильна

И смеется над страстью моей.

Эх, гитара, плачь потихонечку,

Расскажу о любви вам секрет.

Я люблю одну славную Тонечку,

А она меня, кажется, нет.

У меня романтичные взгляды,

Приобрел я гитару тайком,

Петь решил для нее серенады

У неё под открытым окном.

Пел я нежно, то громко, то тихо,

Только окна я спутал, вчера,

Вдруг сердитый и заспанный дворник

Из окна показал мне кулак.

Пой, гитара, играй потихонечку,

Лишь с тобой поделюсь я бедой.

Я хотел увидать свою Тонечку,

А увидел усы с бородой!

Я узнал, что дворник уехал,

Через несколько дней, в выходной,

Переждал, и помчался с надеждой

И с гитарой своей под полой.

Захожу в переулок знакомый,

Там меня ожидает беда:

От огромного серого дома

В переулке уж нет и следа!

Эх, гитара, поплачь потихонечку,

Неприятности с разных сторон,

За три дня передвинули Тонечку

Вместе с домом в соседний район.

г. Москва, сентябрь, 1943 год

В это время я путешествовал по Москве. Нам дали направление на станцию Остриково, это 30 километров от Москвы на юг. Мы поехали на станцию, там мы нашли только одного старшину, который тоже собирался уезжать (он был в резерве, в распредке). Полк уезжал в город Гжатск. Мы поспешили быстро в Москву, чтобы догнать полк. Около станции Остриково хороший лес. Отдохнув немного, двинулись в город Москву. В Москву приехали вечером. Здесь застали свой полк на Белорусском вокзале, и с ним двинулись в город Гжатск.

Первый раз увидел Москву, въехал с Курского вокзала. Много увидел я в Москве. Был в метро, у Мавзолея, на трофейной выставке.

Ох, ты сердце Волжанин/ Дунаевский

Ох, ты сердце, ох, ты девичье!

Не видать с тобой покою.

Пел недаром за рекою,

За рекою соловей.

Приходи вечор, любимый,

Приголубь и обогрей,

Пел недаром за рекою,

За рекою соловей.

Ох ты, ночка, ночка темная!

Разгони ты печаль, заботу.

А на зорьке, за работу,

За работу, веселей.

Приходи вечор, любимый,

Приголубь и обогрей,

А на зорьке, за работу,

За работу, веселей.

ст. Остриково,, 30 км. от Москвы, сентябрь 1943 года

(Записано в сентябре 1943 года на станции Остриково)

Катюша

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

А в зелёном садике Катюшу

Целовал ефрейтор молодой.

Улыбалась милая Катюша

И смотрела ласково в глаза.

Ей казалось, что её Ванюша

Никогда, как Ганс не целовал.

Всё забыла милая Катюша,

Письма Вани во печи сожгла

По соседству, на немецкой кухне,

Старикашку повара нашла.

И носил ей повар понемножку

Корки хлеба, шнапс и колбасу.

А за это милая Катюша

Целовала повара в саду.

Чуб, под немку, Катя закрутила,

Уменьшала юбку до колен.

По-немецки Катя говорила,

И умело пела Мелли – Мелл.

В это время милый друг Катюши

Во станице бой ведёт с врагом.

И мечтает только о Катюше,

И о крае – милом и родном.

Знай одно, что времечко вернётся.

И вернётся друг твой дорогой.

За торговлю телом и душою

Заиграет кровь твоя душой.

Сентябрь 1943 года, город Гжатск

(Записано в сентябре 1943 года в городе Гжатск)

Серая юбка

Когда море шумит бирюзой,

Опасайся шального поступка.

У неё голубые глаза,

И дорожная серая юбка.

Увидавши её на борту,

Капитан вылезает из рубки.

И становится с трубкой во рту,

Рядом с девушкой в серенькой юбке.

Говорит о пройдённом пути,

Сам любуется морем и шлюпкой,

Зорко смотрит на девичью грудь,

И на ножки под серенькой юбкой.

Когда море покрывалось мглой,

И закат покрывался огнями

И она, не владея собой

Отдалась своему капитану.

А наутро нашли моряки

Позабытую верную трубку

И при матовом свете луны

Всю измятую серую юбку.

Не горюй ты, моряк, не грусти,

Не зови ты на помощь норд-веста,

Ведь она из богатой семьи

И английского лорда невеста.

А как кончится рейс, наконец,

Мисс уедет на беленькой шлюпке,

И другой поведёт под венец,

Эту девушку в серенькой юбке.

И недолго спустя у врача,

Капитан положил свою трубку.

Проклинал он судьбу и себя

И дорожную серую юбку.

Городе Вязьма, октябрь 1943 года.

(Записано в октябре 1943 года в городе Вязьме)

Любимой

Не тоскуй, не печалься, родная,

Отгони набежавшую грусть.

Может быть я к тебе, моя дорогая

С долгожданной Победой вернусь.

Не томи понапрасну тревогу

О судьбе моей, о фронтовой.

Никогда не забуду дорогу,

Где вдвоём проходили с тобой.

Заводской парк, густую аллею,

Где любила гулять молодёжь.

И завод, где себя не жалея

Ты сегодня Победу куёшь.

И мечту о рождении сына

О совместном труде и борьбе.

Через чёрные камни Берлина

Проложу я дорогу к тебе.

Не тоскуй же, моя ты родная,

Отгони набежавшую грусть.

Может быть я к тебе, дорогая

С долгожданной Победой вернусь.

Но и пусть далёко я буду

И другие тебя увлекут.

Всё равно я тебя не забуду

Ни на несколько даже минут.

Страна Россия, город Смоленск, ноябрь 1943 год.

(Записано в ноябре 1943 года в Смоленске)

Стоял на шоссе Смоленск – Витебск с подбитым танком. Сделали землянку и загорали вдвоём с механиком около месяца. Жизнь шла скучная. Очень хотели быстрее отправиться в часть, но надо было ждать помощи.

В землянке

Бьётся в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза.

И поёт мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой,

Я хочу, чтоб услышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко,

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти – четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От твоей негасимой любви.

г.Орша, 18 км., декабрь 1943 года

(Записано в декабре 1943 года в городе Орше)

Крутой, обрывистый берег реки, ветерок тихо серебрит воду. Шум войны не унимается, трескотня пулемётов увеличилась. Часто ухают тяжёлые снаряды поблизости у переправы через реку.

13 декабря был дан приказ нам подготовиться к походу, и выступить на исходные позиции (2-3 км от передовой). Вечером, 13 декабря, часов в пять, мы выехали на машине на рекогносцировку местности на передовую. Там, под огнём, рассматривали, где будем наступать на противника. Назад возвратились благополучно. Вдруг за мной начал бежать письмоносец и вслед кричать, чтобы я остановился. Начал ждать с волнением его подхода. Подойдя, он из полевой сумки вынул ценный треугольник маленького письма. Я сразу окаменел, боясь распечатывать его. Я долго стоял и думал о том, что получил первое письмо, за три года, из дома. Думал о том, что на моей местности был немец, и мог, что угодно натворить. И всё же, с большим трудом я осмелился распечатать ценное письмо. Быстро прочитал скромные строки маленького письмеца. Дома было всё благополучно, жили хорошо. Я был рад до безумия, что я имел счастье узнать о родных, и что, может быть, поимею счастье их всех увидеть. Время было мало, и поспешил ответить быстро на письмо.

Жив буду, напишу письмо. Иду в атаку на фрицев, мстить за своих родных. Отдав треугольник, я ушёл к своему танку. Ночью выехали к передовой, и в 6.00 двинулись всей бригадой в атаку. Форсировали речку и поехали дальше. При третьей атаке, 16 декабря, подорвался на мине, они были незаметно замаскированы на картофельном поле.

Письмо

У окопа переднего края

Запечатал письмо я в конверт.

Как живёшь ты, голубка родная,

Напиши поскорей мне ответ.

Я живу близ немецкого дзота

На изрытой снарядом земле.

И под грохот и треск пулемётов

Я мечтаю порой о тебе.

Каждый день ожидаю по почте

Твои письма, волнующие кровь.

И надеюсь что мелкие строчки

Принесут мне и жизнь и любовь.

Вот покончим с немецкою сворой,

Распрощаюсь с лесами, травой.

И на поезде, в мягком вагоне

 

Из Берлина приеду домой.

Разве даром, моя дорогая,

Без пощады я бью по врагу.

И письмо из Яновского края

Я как сердце своё берегу.

Вспоминаю я зверства расправы,

Кровь на мягком, пушистом снегу.

Распростёртых ребят на дороге

Никогда я забыть не могу.

И в усталых боях и походах

Светлой комнате буду я рад.

Буду слушать твой ласковый голос

Буду видеть твой ласковый взгляд.

город Орша, декабрь 1943 год.

(Записано в декабре 1943 года в Орше)

Подбитый танк Т-4 стоял как твердыня у реки, где была сделана переправа. Я, чтобы не подвергнуться опасности со своим экипажем, на берегу речки вырыл небольшой окопчик, где и помещался с экипажем. Вытащили пулемёт и так дежурили несколько дней.

Противник страшно обстреливал переправу из тяжёлой артиллерии. Осколки осыпали весь берег. Сварить ничего не возможно было, хотя рядом была хорошая картошка. Согнувшись втроём в окопчике, мы не мечтали не о чём, грызли сухари, доедали последний НЗ (неприкосновенный запас).

Неделя тяжёлой жизни прошла и нас ночью вместе с машиной отвезли за 7 километров в тыл. Через некоторое время в нашу палатку зашёл друг и рассказал мне новость. Что когда мы выехали из своей землянки в неё перешли соседи, считая, что наша лучше. Но на другой день тяжёлый снаряд угодил в эту землянку, три дня в которой мы жили, и разнёс всех на куски, кто там сидел. Кровь хлынула мне в лицо. Я проговорил: «Значит, мы ещё счастливы на свете на сегодняшний день». Крепко отблагодарив друга, попрощался с ним. Так я и остался на ремонте несколько дней.

Вечер на рейде

Споемте, друзья, ведь завтра в поход

Уйдем в предрассветный туман.

Споем веселей, пусть нам подпоет

Седой боевой капитан.

Припев: Прощай любимый город!

Уходим завтра в море.

И ранней порой

Мелькнет за кормой

Знакомый платок голубой.

А вечер опять холодный такой,

Что песен не петь нам нельзя.

О дружбе большой, о службе морской

Подтянем дружнее, друзья!

На рейде большом легла тишина,

А море окутал туман.

И берег родной целует волна,

И тихо доносит баян.

город Орша, 18 км. 15 декабря 1943 года.

(Записано 15 декабря 1943 года в городе Орше)

В ночь на 15 декабря мы отправились на исходную позицию в трёх километрах от передовой. На другой день в 6.00 мы были уже на передовой. В 6.00 был дан приказ идти в атаку, и мы, подзаложив грамм по 300, отправились в атаку. Проехали через речку вброд и двинулись дальше. Первые танки были подорваны на минах. Мы нашли проход, и двинулись дальше. Нас осталось пятнадцать танков, через горелые поля деревни, под грохот войны, мы поехали вперёд на следующую деревню, где был противник. Перед деревней стояли проволочные заграждения четырехметровой высоты и семикилометровой ширины. Мы проделали проход и поехали на эту деревню. Здесь я был подорван на картофельном поле на минах. Из – под моего танка, и вокруг его, изъяли 24 мины. Меня нашли через семь дней. Я был глухой три дня. Нашли нас вечером, и принесли холодного супа и чёрствого хлеба. Мы сжались и сказали: « Да, Петя, война».

Жизнь танкиста

Из далёкого Белорусского края,

Из лесных и болотистых мест.

Шлю тебе, ты моя дорогая

Боевой свой танкистский привет.

Не легка жизнь танкиста, лихого,

Трудно было, когда изучал.

Но зато, она ведь удалая,

Вам хочу про неё рассказать.

Едешь лесом, деревья ломаешь,

А порою в болоте сидишь.

Жизнь танкиста тогда проклинаешь,

Тягача ожидаешь, сидишь.

Вот послышался грохот мотора,

Это танки к деревне идут.

А девчонки танкистов встречают,

И гулять их на вечер зовут.

Прогуляешь с девчонкой всю ночку,

Натворишь с ней немало чудес.

А наутро приходишь к машине,

Получаешь приказ боевой.

Вот залезешь в стальную коробку,

Люк закроешь, и тьмой окружён.

Шуптовую на миг замыкаешь,

И запел свою песню мотор.

Торопливо воткнёшь передачу,

Башня дрогнет стальною бронёй.

Часто, часто тогда вспоминаешь

О девчонке красивой, простой.

Тяжела жизнь танкиста на фронте.

Не завидуйте ей никогда.

Каждый час ожидаешь болванку,

А болванка – есть смерть навсегда.

г. Орша, декабрь 1943 года.

(Записано в декабре 1943 года)

Жизнь на фронте.

Под утро я попал под обстрел, меня подстрелил «Фердинанд», осыпал болванками, термитным снарядом ударил недалеко от гусеницы. Дым окутал танк, тем мы и спаслись, мы быстро удалились в овраг.

Медсестра Анюта

Нашу встречу и тот зимний вечер

Не забыть ни за что, никогда.

Дул холодный, порывистый ветер,

Замерзала во фляге вода.

Был я ранен, и капля за каплей

Кровь горячая стыла в снегу…

Наши близко, но силы иссякли,

И не страшен я больше врагу.

Мне минуты казались столетьем…

Шел по-прежнему яростный бой.

Медсестра дорогая Анюта

Подползла, прошептала: "Живой!

Отзовись, погляди на Анюту,

Докажи, что ты парень-герой,

Не сдавайся же смертушке лютой,

Посмеемся над нею с тобой!"

Эту встречу и тот зимний вечер

Не забыть ни за что, никогда.

И взвалила на девичьи плечи,

И согрелась во фляге вода.

город Орша, 18 км, декабрь 1943 года.

(Записано в декабре 1943 года в городе Орше)

Налетел я на мину, и был контужен, был глухим три дня. Развернув пушку на противника, мы стали копать себе траншею под танком, и другую в стороне. Сняли пулемёты, и приготовились к обороне. Боеприпасов ещё было достаточно. Наступил вечер, бой затих, только кое-где раздавались короткие очереди, да взрывы снарядов возле переправы.

В лазарете

Ночь прошла в полевом лазарете,

Где дежурили доктор с сестрой,

В полном мраке весеннем рассвете

Умирает от раны герой.

Он собрал все последние силы

И диктует что – то сестрёнке писать.

Что я ранен, близок к могиле,

И родным не могу написать.

Вот рассвет показался в окошке,

Сестра плачет, и пишет сама,

Вся страница слезами промокла,

Он диктует чуть слышны слова.

А жене вы моей напишите,

Что я скуку хочу разогнать,

Что я ранен в правую руку,

И письмо не могу написать!

Своих деток я крепко целую,

И хочу я их к сердцу прижать!

А ещё горячее целую

Свою добрую старую мать.

А вы брату моему напишите,

Что наш полк отличился в бою,

Что мы гордо и смело сражались

За Отчизну, за землю свою.

Вот снаряд пролетел, разорвался,

Шрапнелью снесло мне плечо,

Напиши, что я близок к могиле,

И целую я всех горячо.

страна Россия, город Орша, 16 декабря 1943 год.

Ночь темна

Ночь темна, не видна, в небе луна.

Как усталый солдат дремлет война

Только вдали, за рекой, где – то солдат

Песню поёт, и звучит тихо она.

А в лесу снег сухой колет лицо

Девушка, вспомни меня, милая, вспомни меня,

Из-за сотни побед шлю я тебе привет.

Завтра в бой, завтра в бой.

Слушай страна, Вспомни, Отчизна моя,

Вспомни, Отчизна, меня

За тебя, край родной

Завтра иду я в бой.

Россия, город Орша, 13 декабря 1943 год.

(Записано в декабре 1943 года в Орше)

Перейдя переправу 18 километров от Орши, мы поднялись по шоссе на возвышенность. По обе стороны шоссе проходили кюветы. Навстречу нам попались солдаты, шедшие на переправу. Мы, остановившись, начали расспрашивать о немцах. Нас собралось человек шесть. Немец, заметивший нас с высотки, которая находилась за переправой, внезапно начал нас обстреливать. Я, со своим механиком – водителем, сразу упали в кювет. Снаряды начали падать на шоссе, безвредно для нас. Землёй занесло нас обоих. Мне пробило шинель и ватные брюки, осколком обожгло ногу. Мы быстро поднялись, и смотались в овраг.

Истребочки

Машина в стопоре кружится

Летит, гудит к земле на грудь.

Не плачь, родная, успокойся,

Меня на веки позабудь.

Мотор уж пламенем объятый,

Машину лижут языки.

Судьбы я вызов принимаю

Своим пожатием руки.

И вынут нас из-под обломков

На руки поднятый каркас.

Завьются в небе истребочки,

Последний раз проводят нас.

И телеграмма понесётся

Родным, знакомым известить,

Что сын ваш больше не вернётся

В дом не приедут погостить.

Прощай, моя ты дорогая,

И самолёт, приятель мой.

Тебя я больше не увижу

Лежу с разбитой головой.

г. Орша, декабрь 1943 года.

(Записано в декабре 1943 года).

Рассказ ямщика.

Когда я на почте служил ямщиком,

Был молод, имел я силёнку,

И крепко же, братцы, в селенье одном

Любил я в те поры девчонку.

Сначала не чуял я в девке беды,

Потом загрустил не на шутку,

Куда ни поеду, куда ни пойду,

А к милой сверну я на минутку.

И люба она, да покоя – то нет,

А сердце болит всё сильнее,

Однажды даёт мне начальник пакет, -

Свези, мол, на почту живее.

Я вырвал пакет и скорей на коня,

И по полю вихрем помчался,

А сердце щемит, да, щемит у меня,

Как будто с ней век не видался.

И что за причина, понять не могу,

И ветер – то воет тоскливо,

И вдруг словно замер мой конь на бегу,

И в сторону смотрит пугливо.

Забилося сердце сильней у меня

И глянул вперед, я в тревоге,

Потом соскочил с удалого коня

И вижу я труп на дороге.

А снег уж совсем ту находку занёс,

Метель так и пляшет над трупом,

Разрыл я сугроб и так к месту прирос,

Мороз заходил под тулупом.

Под снегом-то, братцы, лежала она,

Закрылися карие очи,

Налейте, налейте, скорее вина,

Рассказывать нет больше мочи.

г. Орша, декабрь 1943 года.

(Записано в декабре 1943 года)

В ночь на 23 декабря, часа в два по снежному полю, я ехал

на своём танке к застрявшим танкам в овраге на нейтральной зоне. Я им вёз трос, лебёдку для того, чтобы их вытащить. Приехав к оврагу, я увидел наши танки, которые стояли на дне оврага, застрявшие в грязи, видно было только башни, вода заполняла всю внутренность танков. Мне пришло приказание снять трос и лебёдку, а самому вернуться обратно на Н. П.

Стояла пасмурная погода, ветер, метель забила все дороги, ничего не было видно. По пути я сбился с дороги. Долго я путешествовал по снежному полю. Нарвался на передний край противника. Взвилась ракета, мы осветились, как днём, послышались очереди с пулемётов. Я повернул обратно и поехал дальше. Вдруг я подъехал к огромному оврагу, ехать было некуда. Я спустился в овраг пеший, снег был влажный, я застрял в снегу по грудь. Голова моя закружилась от устали, и я упал… .

Два Пети

Жили два товарища на свете,

Хлеб и соль делили пополам.

Оба молодые, оба Пети,

Оба гнали немцев по полям.

Но снарядом первый был контужен,

С пулемёта был ранен второй.

И стянули бинт ему потуже,

Чтобы жил товарищ дорогой.

Встретились два друга в лазарете.

Койки рядом, а привстать нельзя,

Оба молодые, оба Пети,

Оба неразлучные друзья.

Их обоих с ложечки кормила,

И к обоим ласкова добра,

Девушка по имени Людмила,

Отдыха не знавшая сестра.

И когда на фронт их провожала,

Только слёзы вытерла тайком,

Только проводила, до вокзала,

И махнула каждому платком.

Паровоз рванул и тихий ветер,

Бьётся под колёсами пурга.

И уехали два Пети,

Громить фашистов до конца.

Россия, город Орша, январь 1944 года.

(Записано в январе 1944 года)

Брызги шампанского

Вот Новый год зимою суровой

Светится радугой тысяч огней.

Лилось шампанское рекой лиловой,

Пела под ёлкой ты, как соловей.

Голос твой так неожиданно пламенный

Мне о любви в тот вечер говорил

И от шампанского был я без памяти.

Я так хотел тебя любить, я так тебя любил.

Под Новый год, Москва во мраке спит,

В снегу по пояс, я, оледенел.

Стрельба вокруг, «катюша» вновь гремит,

Над головой снаряд немецкий пролетел.

И вспомнил, я в минуту жуткую

Твой стройный стан и острый взгляд твоих очей,

Война казалась мне суровой шуткою,

А сердце радостно забилось лишь о ней.

 

Пусть Новый год вернётся снова к нам,

Луч солнышка блеснёт в январский день.

Любимая, как поживаешь там

Мой нежный друг, мой славный соловей.

Мы будем пить вино шипучее

За очи чёрные, за то, что можно пить.

Чтоб жизнь казалась нам весёлой шуткою,

И что б с весельем, встретить Новый год.

7 января, 1944 года.

Тихо колонна танков подошла через мост к станции Гусино, и выстроившись под утро на шоссе Москва – Минск, двинулись дальше по шоссе. Проехав несколько километров, мы остановились для того, чтобы заправить танки и пополнить их боеприпасами с вблизи расположенного склада. Заправившись, мы поехали, свернув налево, на Витебское шоссе. Двинулись к Витебску. Бои шли левее Витебска, в деревне Ивановка, за железную дорогу.

станция Гусино, река Десна, январь 1944 года.

Гибель танкиста.

Собрались товарищи вечерней порой

Послушать игру гитариста.

Пусть он нам расскажет печальный рассказ

О смерти друга танкиста.

В одном экипаже со мною служил,

В горах, где проходит граница.

И письма писал он любимой своей

Какой-то далёкой девице.

Однажды был отдан по части приказ

В атаку идти, бить фашистов.

В атаку мы вышли в предутренний час,

Погода была, братцы, чиста.

Из танка стреляя, помчались мы в бой,

Мотор отказал среди боя.

Отважный танкист вылез с башни стальной,

Исправить дефект среди боя.

Исправил дефект, нажал на стартёр,

Машина помчалась вихрем.

А он улыбался из башни стальной,

Туда, где девчонка осталась.

И люк не успел за собою закрыть,

Как мина его поразила.

А я вёл машину, чтоб фрицев добить,

И сердце за друга заныло.

С победой вернулись друзья,

Я друга достал из машины.

А он ещё жив, приоткрывши глаза,

Сказал: «Сообщите дивчине».

Его схоронили в Витебском лесу.

Я знал, где его закопали.

На сером и хмуром холме у реки,

Про подвиг его рассказали.

Напрасно подруга ждёт друга домой.

Ей скажут, она зарыдает.

А танки лавиною мчалися в бой,

Мчались, врагов истребляя.

Россия, город Витебск, 1944год.

(Песня записана в городе Витебске зимой 1944 года.)

Погиб лучший друг Пётр Васильевич Смольский на Витебской земле в боях за Родину.

Пётр родился в 1923 году на Брянщине. Я встретился с ним в городе Воронеже, попал с ним в один 61 стрелковый полк. Затем нас отправили учиться в город Саратов в первое Саратовское Краснознамённое Танковое училище, которое мы и окончили в августе 1943 года. 7-го сентября мы выехали на западный фронт. Здесь и началась наша фронтовая жизнь. В декабре 1943 года мы с машинами уже уехали на передовую.

Перед утром, как только начало зарять, был дан приказ пойти в атаку. Мы двинулись на своих машинах в атаку на деревню Ивановку, под Витебском. Пётр Смольский при атаке отбился от части и попал в окружение немцам. Бился он до последнего снаряда, до последней пули, не подпуская немцев к себе. Враг наседал, он поджёг танк зажигательным снарядом вместе с героями, боровшимися за свободу и независимость нашей Родины. Танк пылал, и герои тоже. Языки пламени пробрались в танк, дышать было нечем, они не смогли спастись. Так погиб Пётр со своими четырьмя товарищами. Когда мы подоспели на помощь, и враг был отброшен, то на высотке стоял сгоревший танк, смотревший на противника. Сердце сжималось от боли. Обугленные кости героев похоронили на холме около речки. На могилу я положил два трака гусеницы, и поставили два снаряда. Здесь, под Витибщиной похоронены лучшие друзья. И сказал: «Спи, друг, спи спокойно. Прощай, будем мстить за вас, за Родину!»

И, надев шлем, ушёл с друзьями.

Правительство наградило его посмертно орденом «Отечественная война»

Смерть танкиста

Машина по земле кружится,

Осколки сыплятся на грудь.

Прощай, Маруся дорогая,

Про меня навек забудь.

Нас извлекут из- под обломков,

Наденут на руки каркас,

И залпы башенных орудий

Нам прозвучат в последний раз.

И понесётся телеграмма

Родных и близких известить,

Что сын ваш больше не вернётся,

И не приедет погостить.

В углу заплачет мать старушка,

С усов стряхнёт слезу отец.

И дорогая не узнает

Каков танкиста был конец.

И карточка та пылиться

На полке позабытых книг.

В танкистской форме, при погонах

И ей он больше не жених.

Прощай, Маруся дорогая,

Прощай и ты, братишка мой.

Тебя я больше не увижу,

Лежу с разбитой головой.

страна Россия, город Витебск, январь 1943 года.

(Записано в январе 1943 года в Белоруссии, в городе Витебск)

Ответ мужа на письмо.

Ночь на исходе, тихо, тихо тает.

Бледнеет так же пламя когонца,

Письмо твоё который раз читаю,

Читаю я с начала до конца.

Пусть ты права, но, не вдаваясь спорам,

Скажу, письмом твоим я удивлён.

Не думал я, что есть и в нашу пору

Таких как ты, по роду, мелких жён.

Сейчас, когда мы все в огне сражений

Ручьём кипит и льётся наша кровь,

А ты бежишь за интендантом Ваней

И опошляешь чувства и любовь.

Твоя мечта иметь помаду, боты.

Тебе любовь снабженца дорога.

А знаешь ты, что мы штурмуем доты,

Гоня с Родной земли врага.

Подумать не могу сейчас без дрожи,

Что в дни войны людишки всё же есть,

Кому поклонники с тряпьем всегда дороже,

Чем вера в Родину, судьба её, и честь.

Ты зря тревожишься, тебя я не ругаю.

Я сердце крепко запер на замок.

Мне только жаль, что ты совсем чужая,

Что я в тебе так ошибиться мог.

Я жить хочу: – Кричит твоя душонка.

Эх, жаль, что догорает когонец.

Ну что ж, живи, паршивая девчонка,

Теперь ты не жена мне. Всё. Конец.

г. Витебск, январь 1944 года

(Записано в январе 1944 года)

Жизнь на фронте. Стоял непрерывный шум и грохот. Наша часть вместе с другими частями пошли на прорыв обороны немцев, левее Витебска, смотря по Смоленской дороге, с задачей отрезать железную дорогу и не дать возможность противнику подвоза всего необходимого.

Мы двигались в направлении села Ивановка. Часть имела успех, выгнали его из села и подошли к железной дороге, отрезав её, несмотря на сильное сопротивление. После нескольких атак, все машины вышли из строя, и мы были выведены из боя на отдых. Части нашей вручили красное знамя в честь Победы. Мы уехали недалеко от смоленского шоссе в лес.

Моя любимая

Я уходил тогда в поход

В далёкие края,

Платком взмахнула у ворот

Моя любимая.

Второй стрелковый храбрый взвод

Теперь – моя семья.

Привет, поклон тебе он шлёт,

Моя любимая.

Чтоб все мечты мои сбылись

В походах и боях,

Издалека мне улыбнись,

Моя любимая.

В кармане маленьком моём

Есть карточка твоя,

Так, значит, мы всегда вдвоём,

Моя любимая.

г. Витебск, январь 1944 года.

(Записано в январе 1944года).

Незримая рана.

О чём ты тоскуешь, товарищ родной,

Гармонь твоя стонет и плачет.

И взор твой печален, молчишь, как немой.

Скажи нам, что всё это значит.

Не ты ли, родной, в рукопашном бою

С врагами сражался геройски.

Так что же встревожило душу твою.

Скажи нам, товарищ, по-свойски.

Друзья, своё горе я вам расскажу.

Поверьте, друзья, без изъяну.

Незримую рану я в сердце ношу,

Кровавую жгучую рану.

Есть муки, которые смерти страшней

Они мне надолго остались.

Над гордой и светлой любовью твоей

Немецкие псы надругались.

Её увели на позор и на стыд,

Скрутили ей нежные руки.

Отец её ранен, братишка убит,

Так мне написали подруги.

Я сон потерял, и во мраке ночей,

Лишь только глаза закрываю,

Любовь свою вижу в руках палачей

И в кровь свои губы кусаю.

И нет мне покою ни ночью, ни днём,

От ярости я задыхаюсь.

И только в атаке, в бою, под огнём

Я местью своей утешаюсь.

Рыдает и стонет по милой гармонь,

Она так любила трёхрядку.

Скорей бы услышать команду: «Огонь»

И бросится в смертную схватку.

станция Лепеквинская, январь 1944 год

(Записано в январе 1944 года).

Жили на станции с экипажами танков, на перекрёстке дорог Москва – Минск, Смоленск – Витебск.

Тамара

Тамара, верная подруга

Отбила друга у меня.

Не отбивай подруга друга

Серчать не буду на тебя.

Счастлива буду, замуж выйду,

Подруг на вечер позову,

Свою соперницу Тамару

С собою рядом посажу.

Родится сын, любить я буду

На память Колей назову.

Родится дочь, любить не буду.

На зло, Тамарой назову.

Расти, расти ты дочь Тамара.

Пойдёшь в зелёный сад гулять.

Там завлекут тебя ребята,

Как завлекали твою мать.

г. Гжатск, январь 1944 года.

(Записано в январе 1944 года)

Жил в лесу два километра от города в запасном танковом полку. Готовился на фронт. Дни проходили не весело.

Отрада

Живет моя отрада

В высоком терему,

А в терем тот высокий

Нет хода никому.

Я знаю: у красотки

Есть сторож у крыльца,

Ничто не загородит

Дороги молодца.

Войду я к милой в терем

И брошусь в ноги к ней!

Была бы только ночка

Да ночка потемней.

Была бы только ночка,

Сегодня потемней,

Была бы только тройка,

Да тройка порезвей!

Живет моя отрада

В высоком терему,

А в терем тот высокий

Нет хода никому.

г. Смоленск, 22февраля 1944года.

(Записано 22 февраля 1944 года в Смоленске).

Приехал в город Смоленск, в штаб армии для получения назначения для дальнейшей службы. Получив назначение, отправился в новую часть на станцию Тёмный лес.

Огонёк.

На позиции девушка провожала бойца,

Темной ночью простилася на ступеньках крыльца.

Поезжай без сомнения и громи там врага,

Чтоб с тобой не случилося, я на веки твоя.

Не успел за туманами промелькнуть огонёк

На пороге у девушки уж другой паренёк.

С золотыми погонами, с папиросой в зубах,

И с улыбкою нежною на весёлых устах.

Не прошло и полмесяца, парень шлёт письмецо.

Оторвало мне ноженьку, перебило лицо.

Если любишь по-прежнему, и горит огонёк,

Приезжай, забери меня, мой любимый дружок.

И подруга далёкая парню пишет ответ.

Я с другим повстречалася и любви больше нет.

Ковыляй потихонечку, а меня позабудь.

Может, вылечишь ноженьку, проживёшь как- нибудь.

Сразу стало не весело, на душе у бойца.

От такого постылого, от её письмеца.

И врага ненавистного уж не бьёт паренёк

За любимую девушку, за родной огонёк.

Утром ранним и солнечным в свой родной городок

Приезжает на поезде молодой паренёк.

И лицо непобитое, и вся грудь в орденах,

Шёл походкою стройною на обеих ногах.

И опять повстречались на ступеньках крыльца,

И она растерялася, увидав паренька.

Подбежала, заплакала, как тебя я ждала.

Если любишь по-прежнему, я на веки твоя.

На подругу на бывшую строго парень смотрел:

– Зря ты плачешь и каешься – я тебя проверял.

Ты живи, как захочется, про меня позабудь.

Ковыляй потихонечку, проживешь как-нибудь.

Станция Стадомица, март 1944 года.

(Записано в марте 1944 года).

Много время проводили мы в родном городе Стадомице, там я жил у одного колхозника на квартире со своим другом Мошкиным Виктором. Он хорошо играл на баяне, время проходило весело. Отец семьи, где мы жили, любил выпить, и мы часто кутили не на жизнь, а на смерть. Часто устраивали танцы на деревне. Ходили в разведку в соседние деревни отыскивать подбитые и оставленные танки. Стояли на отдыхе в деревне Ивановка.

Милая, не плачь, не надо.

Милая, не плачь, не надо,

Грустных писем мне не шли.

Знаю сам, что ты не рада