Я опять возвратилась в палату и взяла со своей тумбочки осколок зеркала. Тут зашла Тоня.
– Да красивая ты, красивая. Пошли кушать… А почему бы тебе не подружить с мальчиком Димой. Он такой хорошенький, ведь делать все равно нечего.
Я смолчала.
В столовой горело несколько белых абажуров. Было прохладно, пахло неприятно сыростью и подгоревшим молочным супом. За столами было полно народа.
Я искоса посмотрела на Диму и подумала: «Он здесь. О, господи!»
Я попыталась спрятаться за мужчину, подошла к раздаточному столу и взяла рисовый молочный суп, чай и хлеб.
– Вот свободные места, давай быстрее, а то займут, – с важным видом произнесла Тоня и поставила свою кружку и мою.
Дима сидел боком ко мне за мужским столом и не замечал меня. Потом он встал и ушел. Я посмотрела на него и подумала: «Почему он недоволен».
В столовой стояла толкотня, кто-то ругался. Какой-то больной сказал:
– Опять этот суп. Люба, ты можешь варить что-нибудь другое? Например, щи.
Кто-то крикнул из толпы: «У них щи – хоть хрен полощи!»
И все засмеялись.
И Люба, полная женщина, маленького роста, в белом грязном халате и в косынке, ответила очень грубо:
– Другое меню будет на обед!
Я наконец села на свое место и начала потихоньку есть. Но аппетита у меня не было.
– Да ничего, есть можно, – сказала Тоня.
Тоня из столовой ушла первой, а я еще какое-то время сидела в надежде, что вот-вот вернется Дима и улыбнется. Но он не пришел. После столовой я не хотела возвращаться в палату – прошлась по коридорам. Там было сыро. Из столовой послышался крик:
– Не может быть?! – Это кричала повариха.
– Взгляните сами, мыть надо лучше! Не моют рис, и вот они – черви. Это просто невыносимо, мы что свиньи! – в ответ покрикивала больная.
– Это вам показалось.
«Зачем так орать», – подумала я.
Я зашла в палату и села на кровать. За дверью слышался какой-то смех, крики. Следом за мной зашла Тоня и сказала, что были обнаружены черви в молочном супе и что пострадавшая пошла разбираться к заведующей. Потом она села на кровать и расстегнула свою кофту.
– Да?! – удивилась я.
– Да они сами хороши, держат свою крупу годами, а потом удивляются, что там черви заводятся, – проговорила Тоня, уже лежа на кровати с закрытыми глазами. – Я один раз таракана нашла в чае, но не стала никому говорить, просто вылила чай.
– Конечно… Я тоже один раз нашла червя в молочном супе. Но все равно суп съела, ведь есть хочется.
– Это что ты вяжешь? – спросила Тоня.
– Да так, носки. Я вчера почти не вязала, а домой ходила.
Молчание.
– Дома как у тебя дела? Я сегодня отца твоего видела, вместе в автобусе ехали, он на работу.
– Дела у нас нормальные.
– Ну и хорошо. Чего еще больше надо.
– Да.
Тут в палату зашла соседка Надежда, которая тоже на дневном отделении. Она моложе Тони и очень полная.
– О, Надежда, привет! Как у тебя дела?
– Здрасьте! Ничего, живы еще.
– Здрасьте! – поздоровалась я.
– Вижу скучаете.
– Да, скучаем, – сказал я.
– Что у вас там за скандал на кухне?
Я встала и подошла к двери.
– Да так, ничего особенного, червей нашли в рисе. Оля, ты далеко? – спросила Тоня.
– Хочу прогуляться по коридору.
– Там будут уколы ставить, позовешь.
– Ага.
В коридоре было очень шумно, бегала ребятня. Слышался женский голос из палаты:
– Прекратите стучать в дверь, Катя, Таня!
Я стала искать глазами Диму, но не нашла. Пошла в вестибюль, и там его нет.
«Где же он?»
Медсестра громко позвала всех на уколы.
«Надо предупредить наших больных».
Я зашла в палату и сказала соседкам о процедурах, потом пошла на первый пост.
После укола я направилась в палату. Но меня остановил 70-летний старик. Он попросил посидеть с ним возле его палаты. Я в недоумении остановилась. Раньше я его не видела. Он был очень худой, штаны сползли, оголив ягодицы, рубаха грязная, рваная и тапки на босу ногу.
– Я вот скучаю и ищу себе невесту. Будешь моей невестой? Ты мне очень понравилась, – произнес он хриплым голосом.
Конечно, я была приятно удивлена, что на меня обратили внимание, но мне бы хотелось встретиться с Димой. Этот старик мне напомнил персонаж из комедийного фильма, и я решила присесть рядом.
– Вы скучаете?
«Ох, как от него неприятно пахнет и волосы ужасно прилизаны. И еще он хочет, чтобы я с ним посидела. Ну уж – нет».
И хотя мне показался старик неприятным, я сделала вид, что он не вызывает у меня отвращение, просто я тороплюсь по делам. И сказала это вслух. Но старик меня не расслышал.
– Знаешь, девонька, как я давно тут лежу – 2-й месяц. Жена у меня умерла. Я воевал на фронте, был очень красивым солдатом. Скинуть бы мне лет 50, я бы женился на тебе.
Мимо проходили больные и улыбались.
– Мне все же нужно идти, – не выдержала я.
На душе у меня стало грустно, то ли из-за жалости, то ли из-за того, что я представила себя на его месте. Я встала и пошла в свою палату. Но несколько раз обернулась на старика, а он смотрел на меня.
В палате я села на кровать и стала думать.
«Я так сильно похудела, а ведь я крепкая дева. Я плохо ем и сильно нервничаю, переживаю. Меня раздражают голодные лица больных. Они только и делают, что едят и спят, все женщины полные. Больница напоминает старый заброшенный замок, а больные точно узники. Тело у меня постоянно напряжено. Тело так горит, что я не замечаю холода и сырости здесь, мне жарко, даже умываться холодной водой мне нравится, словно я – закаленная спортсменка. Здесь только можно умереть с тоски. И если бы не Дима, было бы хуже. Я почти выздоровела и не кашляю. Может меня скоро выпишут. А как же Дима?»
Утром следующего дня меня снова отпустили домой после процедур.
Мы вышли с Тоней на улицу. Стоял конец апреля. Солнце светило ярко, дотаивал снег. Мы подошли к остановке, чтобы уехать на автобусе.
– Как солнце сильно светит сегодня! – восхищенно проговорила я.
– Да. Сегодня отличная погода.
– Что-то автобуса нет?
– А может нас вон тот «УАЗ» довезет!? – проговорила Тоня.
– Может быть?
Мы стали останавливать машину, подняв руку. Машина остановилась, и мы сели.
Обратно я вернулась уже вечером, к пяти часам.
Сняла пальто в палате и пошла на укол.
По коридору болтался Дима.
– Привет! – закричал он, увидев меня.
– Привет. Может, что-нибудь по телику будет? – спросила я тихо.
– Не знаю, у меня забрали ключ от шкафа, где стоит телик.
Телевизор был, оказывается, помещен в деревянный ящик и закрывался на ключ. Я раньше этого не знала.
Я пошла в процедурный кабинет за дозой лекарств.
Когда вышла, в коридоре уже никого не было. До позднего вечера я пробыла в своей палате.
А потом вышла в коридор и направилась в вестибюль.
Села позади незнакомых мужчин и Алексея.
Вскоре все ушли. Я была удивлена, что Алексей больше не проявлял ко мне интереса. Я предполагала, что он узнал о наших отношениях с Димой.
Тут появился Дима и сел рядом со мной. От него пахло приятным одеколоном и сам он был опрятен и красив. Мне захотелось к нему прижаться и поцеловать его. И я предложила:
– Пойдем ко мне в палату. Я одна ночую. – Я сама себе удивилась.
– Пойдем, – удивленно и радостно произнес он.
– Я пойду впереди. А ты потом приходи.
Мне и самой не верилось, что я на такое способна: командовать парадом. Еще несколько дней назад я краснела при виде его и мальчишек. Меня бросало в жар от волнения и стыда. А теперь я осмелела и обнаглела. Я почувствовала в себе силу.
Через несколько минут Дима пришел в палату. В коридоре никого не было.
«Как здесь все же сыро и холодно».
– Сейчас я выключу свет, – совершенно осмелела я.
– Ладно.
Когда в комнате стало сумрачно, мы обнялись очень нежно.
– Давай ляжем и укроемся одеялом, – предложила я.
– Вон с той кровати возьмем еще одеяло, – сказал Дима.
Мы легли и укрылись одеялом моим и сверху чужим.
«Как хорошо».
– Я всегда мерзну, но сейчас мне стало очень тепло, – выговорился он. Видишь, у меня под кофтой одна майка. А у тебя? – он полез мне под кофту.
– У меня тоже, – произнесла я, но остановила его руку, которая все же коснулась груди в лифчике.
Он вздрогнул и убрал руку. Но стал спускаться в штаны, лаская ягодицы и прижимая меня к себе все сильней.
– Ой, нос чешется, нам попадет, наверно? – прошептал он.
– Я не верю в приметы.
Дима прижал меня к себе очень крепко и целовал в губы. Потом он постарался залезть на меня сверху. Но я препятствовала этому, отодвигаясь. Я все же боялась чего-то и стала вести себя пассивно и сдержанно. Одной рукой я обнимала Диму.
Под одеялом становилось невыносимо жарко.
– Как ты думаешь, все уже спят или нет? – спросила я. – Знаешь, а я ведь ни с кем еще не обнималась и не целовалась. Хотя я дружила с одним мальчиком, но он был очень скромный и сильно меня любил. Потом разлюбил.
Дима продолжал меня обнимать и опять сделал попытку залезть сверху. И ему это удалось.
Он стал своими ногами раздвигать мои ноги и вдруг дверь палаты открылась, и вошла медсестра. У нее был заспанный вид.
– Кто здесь не спит? – растерянно спросила она.
Дима в это время успел залезть с головой под одеяло. А медсестра включила свет.
Сердце у меня забилось в бешеном ритме, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Я смотрела на женщину и тряслась от страха.
– Ты здесь с кем?
– Я одна, я уже сплю.
– Только, пожалуйста, мне не ври. Беруков Димка у тебя?
– Я одна.
Медсестра прошла на середину комнаты. Тут вошла вторая медсестра. Она посмотрела на меня растерянно и спросила:
– Наталья, что случилось?
– Да вот, наша девица сегодня не одна. Я проверила все палаты, а Берукова нигде нет. Мне мужики сказали зайти сюда, и точно.
И тут Димка не выдержал, высунул голову из-под одеяла и произнес:
– А можно не орать на всю больницу?! Мы просто общались.
– Пойдем, Наталья. А ты – марш в свою палату. Нам здесь еще разврата не хватало.
Они вышли в коридор и закрыли за собой дверь. Дима, не глядя на меня, встал и вышел из палаты. И уже за дверью произнес:
– Да мы просто лежали и все.
Я в растерянности решила раздеться и лечь спать. Выключив свет, я легла под одеяло. Но тут свет включился, и вошли медсестры да женщина врач.
Наталья подошла к кровати и быстро откинула мое одеяло.
– Ага, она еще и раздетая была. Завтра сообщу в школу и родителям.
– Я только что разделась, – с обидой произнесла я.
– Да ври больше, бесстыжая.
Остальные молча смотрели на меня. Потом все ушли. А у меня побежали слезы, я с ужасом представила завтрашний день, когда об этом все будут говорить и смеяться надо мной.
«Боже! Что теперь будет! Завтра об этом узнает вся школа, я не перенесу этого позора. Как я буду в глаза смотреть всем, хоть я ничего особенного не сделала. А что скажет мама и сестры… Попросить их не рассказывать. Разве с ними договоришься – унижаться я не умею. У меня даже разболелась голова. Пойду, попрошу таблетку».
На посту сидела вторая сестра. Я подошла к ней с вопросом:
– У вас есть таблетка от головы?
– Да, сейчас.
Она нашла таблетку в шкафчике и подала мне, удивив меня своим спокойствием.
Тогда я решила пожаловаться:
– Вы знаете, в нашей палате сильно холодно. Можно мне в другую палату перейти?
– Да, можешь пойти в пятую палату, а завтра вернешься обратно, до прихода дневных.
– Спасибо вам.
В пятой палате было тепло. Там горел камин, и все уже спали, кроме одной больной. Она сидела и смотрела на меня, пока я стелила постель, кровать стояла возле входной двери. Потом дверь закрыли, и я легла спать. Камин горел красным пятном и едва освещал большую комнату. Постель была холодной, мне пришлось съежиться. Тут больная не выдержала и спросила:
– А ты что замерзла у себя?
– Да. Я переночую и завтра уйду к себе.
– Конечно, спи.
Я опять вспомнила о случившемся недоразумении, и мне стало совсем не хорошо.
Но я попыталась уснуть.
В семь часов утра, когда все еще спали, зашла медсестра Наталья, чтобы поставить уколы. Она включила свет. И недовольная подошла ко мне. Я, лежа на боку, откинула одеяло, приспустила плавки и стала ждать своей участи – укола.
– Ну, как спалось? – сердито спросила Наталья.
– Очень хорошо, – покорно ответила я.
Я вспомнила о вчерашнем происшествии, и у меня загорелось лицо. Мне нужно было собирать белье и уходить в свою холодную палату.
– Ты что-то вся красная. Не температура ли у тебя? – спросила та больная, которая за мной вчера наблюдала.
– Да, наверно.
– Оставайся у нас.
– Пойду в свою палату, здесь же кто-то лежит.
«У меня что-то желудок болит. Такое чувство, будто я состарилась лет на десять».
В нашей палате стало еще холодней. Я заправила постель и села на кровать, чтобы расчесать волосы.
«Увижу я сегодня Диму или нет. Наверно, в столовую он придет».
Страшные мысли лезли мне в голову. И ужасная картина представала передо мной: будто стою я посреди коридора в школе, а все идут и плюют мне в лицо. И вдруг ко мне подходит классная руководитель и говорит: «Ты опозорила нашу школу, тебе здесь нет места!» А у меня слезы льются, и я трясусь всем телом. А учитель продолжает: «Вон! Тебе нет места среди порядочных людей!» Тут я выхожу из школы и падаю на землю от горя.
Я снова возвращаюсь в палату и смотрю в окно.
«Да бред какой-то. Я ничего не сделала, чтобы быть так опозорена».
Я легла, закрыла глаза и заснула.
За завтраком и за обедом Димы не было. Я мучилась в догадках. Вскоре от Алексея я узнала, что его выписали, и он ушел домой.
«Как же его так быстро выписали? Да, он же говорил, что ему осталось два-три дня».
В процедурном кабинете была та же вредная сестра Наталья. У меня вспыхнуло лицо от стыда. Я молча виновато приспустила штаны и стояла не шелохнувшись.
– Бесстыжая. Не хватало, чтобы через наш стационар появились дети, – грубо сказала Наталья.
– Как вы могли такое даже подумать.
– От вас, молодых, все можно ожидать.
«Боже! Какой стыд! А ведь ничего такого и не случилось».
– Да у меня с ним ничего не было.
– Это мы пришли вовремя. С тобой хочет поговорить Мария Семеновна, зайди к ней в кабинет.
– Хорошо.
Я вышла из процедурки и увидела Марию Семеновну. Это крупная женщина и очень симпатичная, но строгая и справедливая. Она всегда очень опрятная, в белоснежном халате.
– Ольга, мне нужно с тобой поговорить. Идем в мою комнату, – строго сказала она.
В комнате никого не было. Врач села за стол, а я села напротив и опустила глаза.
– Я знаю, что у вас тут произошло.
– Но у нас ничего не было и не могло быть, – оправдывалась я.
– Я ничего не хочу об этом знать. Но чтобы этого больше не было. Об этом мы никому не скажем: ни родителям, ни в школе. Веди в общественных местах себя прилично. – Она открыла папку с анализами. – У тебя анализы неплохие, я тебя выпишу через два дня. Долечишься дома, ведь у нас здесь очень холодно.
– А можно мне сегодня сходить домой?
– Можно, только к вечерним уколам приди, пожалуйста.
Я почувствовала облегчение после разговора с врачом. И то, что никто об этом не узнает, было для меня успокоением. Я встала и пошла в палату.
В коридоре было много народу, когда я уходила домой. Я снова встретила косой взгляд Натальи, когда столкнулась с ней в коридоре. Женщина была одета и тоже собиралась уходить. Я разволновалась, боясь, что мне опять напомнят о позоре. Но медсестра молча прошла вперед.
У меня все же вспыхнуло лицо огнем. На улице было очень сыро, и вельветовые сапожки быстро намокли. И тут я разрыдалась навзрыд, хорошо, что не было прохожих. Я думала о Диме, я поняла, что его больше никогда не увижу и что нашей дружбе пришел конец.
«Все равно все узнают от медсестры – она разболтает».
Мне пришлось пойти домой пешком, так как ни с кем не хотелось общаться. Я вздрагивала от проезжающих мимо машин, а слезы все катились у меня по щекам.
Возвратилась из дома уже под вечер. Я ничего не сказала своим родным, и то, что меня скоро выпишут. Дома было по-прежнему уютно, чисто. И даже находясь в палате, я все еще чувствовала тепло родного дома, несмотря на сырость в комнате и холод. Мне не терпелось покинуть это убогое место. Я вспоминала Диму и страдала. Кажется, я влюбилась в него.
«Хватит страдать, надо думать о школе», – приказала я себе.
Через два дня меня выписали. Проходя мимо первого поста, я опять вздрогнула.
«Ну, вот и все. Надеюсь, больше сюда не приду никогда».
Диму я больше не видела. Я быстро к нему охладела.
Алексей не ходил в спортзал. А я продолжила занятия только в мае. Летом не занималась и начала ходить в спортзал только в ноябре. Со здоровьем у меня было все в порядке.
В спортивном колледже. 1992 – 1994годы.
Когда я закончила 11 классов, то уже была готова к поступлению в Спортивный колледж. Я настроилась решительно. Готовилась тщательно: бегала, делала упражнения и садилась на шпагат.
И вот настал этот волнительный день экзаменов.
Признаюсь, вам честно: «Я страшно боюсь экзаменов!»
«И что же удивительного, – ответите вы. – Все волнуются и дрожат перед преподавателями». – «Да, конечно! Но свое состояние я могу разложить на три стадии: сначала (первая стадия) у меня начинает дрожать все тело и краснеет лицо, потом (вторая стадия) начинают стучать зубы и путаются мысли, а на последней стадии у меня вылетает из головы все, что когда-то в нее влетело. И поэтому, чтобы не доводить себя до критического состояния, я стараюсь не сидеть долго в коридоре, в ожидании своей участи, а идти на «эшафот» как можно раньше, а иногда даже первой. Кстати, первым ставят на балл выше за смелость. Конечно, сейчас я говорю о гуманитарных науках, но совсем другое дело обстоит при поступлении в спортивный колледж. Здесь последнему сдающему может повезти больше».
Вот так со мной и случилось на экзамене по плаванию.
Стою я на берегу реки, посреди города… – «Вы спрашиваете, что я забыла на берегу реки?» – «А мы там сдаем экзамен по плаванию». Так вот, стою я на берегу реки и думаю: «Плаваю я ужасно плохо, опозорюсь, как пить дать… пойду самой последней, и будь что будет». А ветер теребит гладь воды и гонит рябь к берегу. В метрах десяти волнуются поплавки ограничители. Погода хмурится. Солнце все чаще скрывается за темным бархатом неба, а когда выныривает, то согревает мокрые тела парней и девушек. Тела их покрыты мурашками, они кутаются в полотенца и дрожат. Кто-то натягивает спортивную одежду на мокрый купальник и трусы. Важные преподаватели покрикивают на непутевых студентов. Обиженные подопечные молчат или высказывают свое мнение. В общем – картина Репина «Приплыли». А я стою и тяну время. Изредка кидаю словечки в адрес учителей:
– Нашли место для сдачи экзаменов – река посреди города.
– Не говори! Ужас! – соглашаются со мной спортивные девчонки.
– Не могли в бассейне устроить, – продолжаю я тихо, найдя единомышленниц.
– А я вообще плавать не умею, – протянула невысокая татарочка с короткой стрижкой.
– А куда же вы лезете, – обратился к ней коренастый парень в трусах. – Сидели бы дома.
– Ничего, сдадим, не переживай, – cказала я парню, заступившись за смущенную деваху, которая сделала очень грустное лицо.
– Это вам надо переживать, а не мне, – взглянул парень на меня.
– Пойду сдавать последней, – зашипела черноглазая.
Я, несомненно волновалась, но была уверена, что, сдав успешно первые экзамены утром: по бегу, по гимнастике, зачет по плаванию мне поставят. Откуда была такая уверенность – неизвестно.
К берегу подошел автобус. Студенты, сдавшие экзамен, ринулись к двери.
«Сейчас займут все места – стоять придется, – подумала я, бросив беглый взгляд на толпу, а потом стала разглядывать голову парня в воде, которая двигалась очень быстро вдоль берега, размахивая руками. – Умеют же люди плавать».
– Молодец Неверов, зачет! – произнес довольный препод., опустив голову в тетрадь, – следующий пошел.
– Ой, мамочки, сейчас наша очередь, – заныла татарочка, а где-то вдали сверкнула молния, и подул сильный ветер.
– Да, кажется, все уже сдали, – протянула я.
– Так, девочки, вперед! – обратился мужчина в спортивном костюме к нам.
– А можно нам вместе, – попросила застенчивая девица.
– Ну хорошо, давайте уже, живее.
Мы зашли в воду. Мужчину в костюме отвлекла какая-то женщина в юбке. В руках у нее были списки. А наша участь – стоять в воде и ждать. Но тут полил сильный-пресильный дождь, и сверкнула близко молния.
– Девчонки! Айда в автобус! Плавать умеете? – заторопился учитель, обращаясь к нам.
– Да, конечно, – уверенно ответила я, глядя на согнутую в воде фигуру соседки.
– Хорошо, зачет. Ну, быстро в автобус!
Мы, словно, две мокрые курицы, подхватив одежду с песка, ринулись к автобусу, который гудел как улей от неугомонных студентов. Втиснувшись среди мокрых тел, я, кажется, перестала дышать. А вода струйками стекала с хвостика и челки. Двери мигом захлопнулись, но машина еще долго стояла на берегу, облитая водопадом дождя. И когда народ потеснился, я смогла наконец-то надеть штаны и майку. А снаружи гремела гроза и пугала шумную молодежь. То, что мы сдали экзамен и не опозорились – нам крупно повезло. Моя душа ликовала и говорила: «Спасибо небу за грозу и той женщине!» Но мое душевное равновесие перебила незнакомка возле окна, толкнув меня сильно локтем в спину.
– Можно аккуратней, – обратилась я к ней.
А она нет, чтобы извиниться, ответила:
– Отвали, без тебя тошно.
На эту грубость мне пришлось смолчать, спорить и дерзить я не любила. Держалась особняком и не выскакивала, почем зря. Красотой бог меня не обделил – жаловаться не приходится, а вот смелости и наглости мне не хватало.
Когда разводы на окнах исчезли, и через лобовое стекло прояснилась дорога, водитель завел двигатель. Включенные щетки вскоре очистили стекло, и машина тронулась с места.
– Так, ребята, внимание! – послышался мужской голос из хвоста автобуса, – все помнят, что у нас в шесть часов собрание?
– Да, помним, – заголосили соседи.
– Тогда не опаздывайте. В шесть в спортзале…
– Хорошо! – кто-то из парней громко выкрикнул.
В вестибюле спорткомплекса шел ремонт. Невысокий потолок делал колонны с зеркалами очень низкими. При входе стоял теннисный стол, а дальше – раздевалка, где работали штукатуры: они выкладывали на пол плитку. Запах раствора и свежей краски мне навеял школьные годы. Только ужасно захотелось есть.
«После собрания, непременно, поеду домой на последнем автобусе. Через сорок минут езды буду дома, в родном поселке», – думала я, заходя в огромный спортивный зал с цветным полом и высокими стенами в балконах. Потихоньку собирался народ. Голоса эхом отдавались в большом зале. И когда взрослые выстроили молодежь в линию, вдоль стен, появился заведующий учебной частью – Михаил Викторович Шабанов. Он был высокого роста, крепкий. Копна русых волос блестела от ламп дневного света. Белая рубашка с галстуком и черные брюки делали его солидным дяденькой. Он выглядел очень взволнованным и растерянным. Проходя мимо студентов, Михаил Викторович делал снисходительные улыбки и кивал головой в знак приветствия. Но, несмотря на волнение, голос его звучал звонко и монотонно, словно читался по бумажке.
– Дорогие ребята! Я в первую очередь хочу выразить всем благодарность и признательность за то, что вы не обошли стороной наше скромное заведение и решили поступить именно сюда. Вот уже позади волнующие экзамены. И не секрет, что были строги судьи, и некоторые не набрали требуемых баллов, я все же хочу сказать всем: «Спасибо! Вы были молодцы! И не судите нас строго, не отчаивайтесь, ведь впереди еще много дорог». А теперь Наталья Ивановна огласит список поступивших на дневное отделение в Индустриально-педагогический колледж на специальность: учитель труда и физкультуры. Пожалуйста, Наталья Ивановна…
И когда женщина в солидном костюме заговорила, в зале начались волнения.
– Попрошу соблюдать тишину! – повысил голос Шабанов, стоя посреди зала.
И вот я, наконец-то, услышала свою фамилию, и тяжелый камень упал с моей груди. Чувство гордости переполнило душу.
После собрания нас отправили к заму учебной части, чтобы сообщить о своей специализации и подписать кое-какие документы. Сомнений не было – я решила продолжить начатое еще в школе дело: занятие тяжелой атлетикой. Хотя я имела очень смутное представление о профессиональной тяжелой атлетике. Ведь в мою программу раньше входило приседание со штангой на плечах, жим с пола, жим лежа и упражнения на тренажерах. Но мне ничего не оставалось, как записать себя в штангистки.
Получив место в общежитии, парни и девушки стали потихоньку рассеиваться по комнатам на пятом этаже. На этом же этаже жили семейные пары.
Я же поехала в свой поселок. Взволнованная, но удовлетворенная, добиралась я до вокзала, не обращая внимания на разноголосую и потную толпу в троллейбусе. Город провожал меня и говорил: «До встречи!».
Первое сентября. Хозяйственная сумка с картошкой и сетка оттянули мне руки. Вдохнув побольше воздуха и втянув живот, я зашагала на пятый этаж. В общежитии было тихо и пахло краской. Комната №516 оказалась рядом с туалетом и мойкой. И уже приютила двух девиц. Три кровати, два шкафчика при входе и стол возле окна – вот и вся обстановка маленькой комнатки с побеленными стенами. В общем, довольно сносно: чисто и тараканов нет. Незнакомки желанно встретили свою соседку – меня. Лицо татарочки мне показалось знакомым, конечно, мы сдавали вместе экзамен по плаванию. И теперь я узнала, что зовут ее Тоня, а соседку – Наталья. И приехали они вчера.
– А меня зовут Ольга, – сказала я повеселевшим голосом.
– А какая у тебя специализация? Какой вид спорта? – поинтересовалась Тоня.
– Тяжелая атлетика, – улыбнувшись, проговорила я.
– Да ну?! – удивилась Наталья. – А так незаметно.
– А вы каким видом спорта занимаетесь?
– Мы лыжницы, – за двоих ответила Наталья.
Эта была красивая девочка с голубыми глазами и невысокого роста. Аккуратная и густо накрашенная, но это ее не портило, а украшало. Но как говорит моя мама: краситься нужно со вкусом и не переусердствовать, ваш возраст украшает естественная красота. А я и не красилась, иногда подводила глаза тушью-плевалкой. Главное для девочки – чистая и аккуратная одежда, а остальное от природы. Но про себя скажу: «Порой я выгляжу очень небрежно и на меня часто нападает лень. А как с ней бороться, я не знаю».
– Пойдешь с нами на дискотеку? – спросила Наталья, глядя в зеркальце.
– На дискотеку? – удивилась я, – Во сколько?
– Да в семь часов вечера она будет на первом этаже общаги, – проговорила татарочка, расчесывая черные короткие волосы.
– Даже не знаю.
– Как хочешь, а мы пойдем, – сказала Наташа.
В комнату заглянуло круглое лицо с хвостиком, больше похожее на мужское. Добродушная улыбка расплылась до ушей.
– Ну че, девахи, пойдем сегодня на дискач? – с усмешкой по-пацански протянула незнакомка. Девчонки переглянулись и заулыбались. Я сразу поняла, что здесь что-то не то.
Оказывается, Евгения, так звали незнакомку, была нетрадиционной ориентации. Она была своей среди парней, а с девчонками заигрывала. Ничего плохого она не делала, а жила лишь мечтой: задружить с какой-нибудь красавицей. Но пока над ней только смеялись, называя «недалекой» или «Лесби». Она не обижалась, а молча тянула «лыбу» и выглядела глуповато.
– Ой, смойся с наших глаз, – нахмурилась Наташка.
А Евгения, привыкшая к грубостям со стороны девиц, только улыбнулась и закрыла дверь.
– А она по какому виду спорта специализируется? – спросила я.
– Тоже лыжница, – ответила Тоня.
– Она больше на тяжеловеса похожа, – протянула я.
– Ага, на тяжеловоза и нетрадиционной ориентации, – усмехнулась Наталья, припудривая носик. – Ну что, мадам, вы собрались? – обратилась она уже к Тоне.
– Минутку.... А-А-Апчи! – чихнула очень громко Тоня, которая уже не выглядела стеснительной и зажатой. – Ну все, вперед и с песней!
Когда соседки ушли, я спокойно стала разбирать свою провизию: картошку поставила в шкаф, булочки и соленые огурцы на стол. Заправила кровать постельным бельем и легла отдохнуть. Но, не тут-то было: в комнату, постучав, ворвалась Евгения. Она села на незастеленную кровать напротив и стала на меня смотреть с улыбкой. Мне даже как-то стало неловко.
– Че, испугалась? – неожиданно произнесла она, – На танцы пойдешь?
– Не знаю, – с опаской ответила я. – Может пойду, только отдохну немножко с дороги.
– Отдохни, отдохни, – с улыбкой протянула она, словно передразнивала.
И во всем ее виде было что-то наивное, детское. Дверь приоткрылась, и появилась голова парня.
– А! Вот ты где! Пошли, – улыбнувшись, сказал он. – Мы там поспорили… идем.
– Ничего без меня не могут, иду… – довольная Женька, делая бойцовские жесты в сторону парня, вышла в коридор, а я, наконец-то, закрыла глаза и уснула.
Проснулась, когда в комнате включился свет соседками. За окном уже было совсем темно. Не проронив ни слова в мой адрес, они, вскоре, угомонились. А я, приоткрыв лишь на миг глаза, снова их закрыла.
Дорогие мои друзья, перед тем как поселиться в общаге, хорошо подумайте. Здесь вас ждут голодные лица соседей, которые слетаются, как пчелы на мед при запахе жареной картошки. А спортсмены – это вообще, как большая семья, подглядывающая из-под двери. А если случится у кого-нибудь день рождения, то тут гудят все. Неважно, что на столе соленые огурцы и булка хлеба, главное – выпивка. Здесь влюбляются, ругаются, скрипят по ночам кроватями, будоража естественное воображение. И все же тут очень весело и забавно, если ты не нудный «ботаник».
Утром я встала раньше всех. Сбегала в туалет, сполоснула лицо водой в комнате с пятью раковинами и надела спортивный костюм. До занятий оставалось 35 минут. Девки еще спали.
– Вставайте, а то опоздаем! – громко сказала я.
Наталья сладко потянулась и нехотя стала натягивать на себя одежду. А Тоня, в светлой пижаме, побежала в туалет.
Когда через двадцать минут накрашенные матрешки стояли возле входной двери, я облегченно вздохнула, ведь до занятий оставалось всего – ничего.
«В следующий раз ждать их не буду, – подумала я. – Хорошо хоть общага находится в одном дворе с колледжом».
Первым уроком заспанным студентам поставили баскетбол.
Высокий и худощавый учитель со строгим лицом скомандовал громко: «В одну шеренгу становись!». Но еле живые ученики после ночной дискотеки, медленно, словно черепахи, поползли на середину зала. Путаясь по росту и вздыхая, делали они живую линейку. Эта долгая церемония разозлила преподавателя и он крикнул: «У вас что физкультуры никогда не было?! Баранов и то легче научить!»
Эти слова меня очень возмутили и огорчили, как и остальных. Этот рослый дяденька видит нас впервые, а уже грубит, что же будет дальше.
Когда, не без помощи учителя, мы наконец-то выстроились по росту, мужчина заговорил более спокойно:
– Вот сейчас запомните, кто за кем стоит… И чтобы больше не было путаницы… Понятно?
– Понятно, – запели студенты.