Я протянула Игорю остатки дождевой воды, поймав себя на мысли, что пытаюсь себя этим оправдать. Он посмотрел на меня все тем же невидящим взглядом и взял воду. В его глазах было что-то неживое. Только сейчас мне стало его по-настоящему жалко. Когда я увидела его впервые, мне показалось, что внутри него уже что-то разлагается, и от него исходит какой-то отвратительный запах. Странное ощущение для первой встречи.
Не умерев физически, мы никогда не сможем стать прежними. Прежние мы уже погибли, новые еще не родились.
В проеме показался Глеб и Николай Алексеевич.
– Что там произошло? – спросил доктор. – Ответишь? – он подошел к Игорю.
Тот не поднимал глаза и не шевелился.
– Что вы не поделили?
Глеб стоял в стороне, ошарашено оглядываю комнату. Потом закрыл глаза и прислонился к стене.
– Ну? Отвечай же! – доктор схватил Игоря за шиворот.
–Какая вам разница? – ожил тот. – Сама виновата была.
Николай Алексеевич смерил его презрительным взглядом и отошел в сторону. В гостиную вошла Элен.
– У нее телефон заработал, – проговорила она.
Все повернулись к ней.
– Уже не работает, – спокойно продолжила журналист. – Разбился, когда она падала. Если б не этот придурок, мы могли бы уже выбраться.
… После известия, что мы чуть было не спаслись, прошло уже 4 часа. Стояла глубокая ночь, но никто не спал. Доктор лежал, вытянувшись во весь рост у костра. Элен и Игорь сидели рядом. Глеб зажег от костра сигарету и присел рядом со мной.
– Мы ее даже не похоронили, – проговорил он. – Копать нечем…
Захотелось сказать что-нибудь хорошее, но я не нашлась, что ответить. Это было ужасно. Но являясь частью этого ужаса, я едва ли могла почувствовать весь трагизм произошедшего.
Мне было жалко Глеба с его отчаявшимися глазами, дремавшего у костра врача с подрагивающими ресницами, оцепеневшего Игоря. Уже не хотелось, чтобы все было по-прежнему.
– Если мы живы, то почему бы нам не поесть? – с вызовом сказала Элен.
Было видно, что эта фраза далась ей не без труда.
– Что? – спросил финансист, уже догадываясь об ответе. – Но как?
– У вас же есть скальпель? – босой ногой Элен толкнула врача.
– Есть, – он приоткрыл один глаз и равнодушно спросил. – Вы хоть понимаете, что это значит?
– То, что мы не ели 5 дней, – ответила Элен.
У нее тряслись руки и лихорадочно блестели глаза.
Глеб закрыл рукой глаза, пытаясь скрыть вновь начинавшийся тик. Мой разум отказывался понимать то, о чем они говорили. Но я знала, что это не было шуткой ни на долю секунды. Скорее отчаянной попыткой.
… Марина вскочила и с ужасом и непониманием оглядела остальных.
– Вы с ума посходили?
Доктор уже сел и стал рыться в своей сумке.
– Вы, правда, это сделаете? – громко спросила она и тут же закашлялась. – Вы с ума сошли?
– Не делайте из этого такую трагедию, – осадил ее врач. – Того, что случилось уже не изменить. Ей уже все равно, а мы можем жить дальше. Вдумайтесь: мы делаем то же самое, что и в обычной жизни. Только сейчас к вещам вернулась их прежняя форма. Метафора утратила переносное значение, если хотите.
– Но вы, – Марина обратилась к финансисту. – Вы-то ее знали! – отчаянно выкрикнула она.
– И что с того? Оставьте меня уже в покое! – он оттолкнул Марину, отчего она не устояла на ногах и упала на пол. Некоторое время она лежала, не шевелясь и тяжело дыша. Взгляд ее бессмысленно бродил по комнате. Потом он остановился на Глебе, все также сидящем неподвижно. Девушка резко вскочила и, спотыкаясь, подошла к Глебу.
– Вы же так не поступите? – жалобно спросила она. – Как это? Зачем? – она схватила его за руку.
Его лицо поразило Марину. Когда-то ясные глаза поблекли и смотрели безнадежно и отчаянно.
– Верьте в них, – тихо пробормотал он. – Да, да. Верьте, – лихорадочно добавил Глеб и взял девушку за плечи.
– В кого? – она отшатнулась. – Я не понимаю. О чем вы?
– В них, – он обвел глазами комнату. – Вы сможете.
Глеб схватил ее рук и прижал к губам. Марина попыталась высвободиться.
– У вас жар. Вы бредите? – свободной рукой она прикоснулась в его лбу. Он был абсолютно холодным.
Марина услышала шаги доктора и в панике пыталась освободиться. Глеб отпустил ее руку. Она тотчас метнулась к выходу из комнаты.
– Верьте, пожалуйста, – необычайно спокойно попросил актер.
Его голос остановил и отрезвил Марину. В поеме она обернулась. Элен и финансист переводили взгляд то на него, то на нее.
– Да, хорошо. – Выдохнула она, не совсем понимая смысл его и своих слов.
Она, казалось, хотела сказать еще что-то, но взгляд ее упал на доктора, державшего чудовищную ношу и с интересом наблюдавшего за ними. В ужасе Марина выбежала вон.
Глава 5
… В ушах шумело. Все тело трясло от ударов сердца. Мне казалось, что сойду с ума. Что-то взрывало и ломало душу изнутри. Я почти не понимала, что происходит и где я нахожусь, пока порыв холодного ветра, гулявшего в колодце, не привел меня в чувства. Опираясь на стену, я попыталась добраться до оставленной Глебом куртке, на которой мы сидели всего несколько часов назад. Я свалилась без чувств где-то на половине пути.
Солнце светило на веки, делая их ярко красными. Я открыла глаза и зажмурилась. Хотелось возненавидеть это солнце. Что-то было в нем острое и больное. В голове царила странная пустота и ясность. Я заметила лежащий почти посередине лист бумаги. Решили меня теперь выманить. Выманить и съесть. Я даже рассмеялась. Выманить и съесть. Мы превратились в кучку первобытных дикарей. Я наклонилась и взяла листок.
«Решил написать кому-нибудь напоследок. Кроме вас, кажется, некому. То, что вы сделали – самое правильное. А я остался. Все видел. Ничего не взял, но и их не остановил. Теперь думаю: «зря». А тогда хотел, чтобы они испытали это до конца.
Прежней жизни уже никак не будет, даже если нас спасут.
Хотелось написать как-нибудь красиво, чтобы оставить что-нибудь стоящее. Доктор правильно сказал, что не хочется умирать бессмысленно. Но здесь нельзя красиво. То ли от голода, то ли от усталости в голове абсолютная пустота и мысли двигаются медленно, словно в вязкой грязи. Где мы сами, там и наши мысли…
Хотел пожелать вам удачи. Не теряйте веру. Я ее уже потерял и это необратимо. Прощайте. Ваш Глеб»
Слова написаны мелким неровным почерком. Только слово «прощайте» обведено несколько раз. Листок аккуратно сложен пополам.
Мне показалось, будто где-то зашелестел занавес. Да, правильно. Герои мертвы. Люди остаются. Остаются и расходятся по домам. Люди продолжают жить.
Единственное, что я поняла в тот момент, было слово «прощайте». Держа письмо в руке, я бросилась внутрь.
– Собираетесь нас отчитывать? – встретил меня усмешкой финансист. – Думаете, вы теперь святая?
– Глеб. Где Глеб?
Доктор подошел ко мне и заглянул в глаза.
– Я пробовал. И знаете? Ничего особенного. Обычное мясо. Как курица. старая, умершая свое смертью курица. И желудок, простите, прекрасно все это переваривает. Что и отвратительно. Ему все равно, что переваривать, а нам все равно, что есть.
Я чуть было не забыла про письмо. Меня так поразила перемена в его лице. Наш циничный и уверенный доктор был почти в отчаянии.
– Где Глеб? Вы его видели?
– Глеб? – переспросил он. – Нет, я думал, он с вами.
Смутно понимая, что могу увидеть, я пошла в соседнюю комнату. Это походило на шутку, на злой розыгрыш. Всем сердце я ждала криков: мы вас разыграли. Вы миллионный участник нашего шоу. Но было тихо, было безумно тихо. Я даже не пыталась ничего сделать. Я замерла на пороге. Весь воздух был пронизан неотвратимостью смерти. Висящая фигура больше походила на куклу. Николай Алексеевич положил мне руку на плечо. Но я не могла отвести глаза от знакомого силуэта, от черного пальто, от бирюзового галстука, которого я до этого момента не видела. Он был здесь насмешливым, неуместным и отвратительным. Казалось, сильнее и умнее всех нас был теперь этот галстук.
– Этого и следовало ожидать, – в дверях появился Игорь.
Я перевела на него взгляд. Ненависть нахлынула потоком. Ненависть за то, что он стоял с видом знатока и провидца. Я ударила его по лицу.
– Помогите его снять, – срывающимся голосом обратилась я к Николаю Алексеевичу.
Тот молча кивнул. Восстановив пирамиду из ящиков, доктор взобрался на нее. Рискуя свалиться, он попытался отвязать галстук с остова старой люстры. В этот момент она обвалилась. Потом кто-нибудь из нас подумает: почему не несколькими часами раньше?
От неожиданности ни я, ни Игорь не смогли удержать тело, и оно с глухим стуком рухнуло на пол. Испытывая странную смесь отвращения и грусти, я подошла ближе. Я боялась заглянуть ему в лицо, но понимала, что в противном случае оставшуюся жизнь (кто знает, насколько долгую) меня будет преследовать призрак без лица.
Как же цинично гримировать покойника. Смерть– судьба каждого. И она должна оставаться индивидуальной: отвратительной, примиряюще спокойной или безобразной. Но естественной, без жалких попыток что-либо изменить.
Я посмотрела в его остановившиеся глаза. Странно и страшно. Кажется, вот-вот он переведет свой взгляд на меня. Но глаза оставались неподвижными. То, что делает человека живым, не может исчезнуть совсем. Если не исчезает физическое тело, то почему должно бесследно пропасть и что-то еще? Где-то оно обязательно появится.
Я наклонилась и закрыла ему глаза. Рядом лежала его записная книжка, и я машинально подняла ее. С трудом сдерживая желание побежать, я пошла прочь. В «гостиной» я чуть не столкнулась с Элен. Она что-то держала в руках и лицо ее сияло.