Она завернула остатки еды в пакет, сунула пакет в сумку и поднялась со скамейки.
– Ну, что? Не едет?
– Не едет, – с досадой ответил Леша, присел и с усилием толкнул лодочку вперед ногами.
– Потому что каши мало ел!
– Фу, она противная! – скорчил гримасу Леша.
– Если бы слушал маму, глядишь, и силенок было бы побольше, – рассмеялась Екатерина.
Леша снова скривился, присел и толкнул ногами лодочку вперед, но она лишь слегка двинулась с места, пробороздив дном землю. Екатерина бросила сумку в траву и забралась в лодочку. Взявшись за поручни, Екатерина несколько раз присела и толкнула лодочку вперед.
– Ну, давай, помогай мне, – сказала она Леше. – Только держись крепче!
Они поочередно толкали лодочку, и она сначала со скрипом, очень медленно, а затем плавно двинулась из стороны в сторону, и с каждым новым толчком все больше набирала высоту.
Ветер трепал им волосы, яркое солнце заставляло жмуриться всякий раз, когда кто-нибудь из них оказывался наверху, но они смеялись. Ощущение полета наполняло их легкость и радостью, не оставив места для тревог и тяжелых воспоминаний. Это был момент абсолютного счастья.
После парка они долго гуляли по поселку, обрывая по пути яблоки и черешню с ветвей, которым не повезло перевалиться через забор на улицу. Не обошли вниманием местную церквушку и мемориала воинам-землякам, погибшим на полях сражения Великой Отечественной войны, больше в поселке смотреть было ничего.
Оказавшись возле леса, Екатерина поняла, что они ушли далеко за пределы поселка. К тому времени за деревьями уже догорал ярко-оранжевый диск солнца, и было понятно, что еще немного и стемнеет. Пришла пора возвращаться в дом старухи.
***
Когда они дошли до дома старухи, солнце окончательно спряталось за горизонт. День, проведенный на ногах, дал знать о себе в полной мере: оба вошли в дом уставшими и сонными.
На пороге они застыли, когда увидели зарево вокруг гроба старухи: повсюду горели свечи, в нос бил тяжелый запах плавящегося воска. Видимо, пока их не было дома, заходила соседка и зажгла свечи, как просила старуха в своей записке.
Чувство вины, которое ушло за день, накатило на Екатерину с новой силой, как могла она притащить ребенка в дом, где стоит гроб с неизвестной старухой?
Екатерина провела рукой по стене, нащупала выключатель и несколько раз щелкнула кнопку, но свет не загорелся.
– Лампочка что ли перегорела?
Все это время Леша не мог отвести взгляд от дверного проема, освещенного пламенем свечей, и крепко сжимал руку Екатерины.
Екатерина достала телефон, включила фонарь и повела Лешу в гостиную, где даже в темноте белым пятном выбивался расстеленный диван. Щелкнув несколько раз выключатель в гостиной, она окончательно убедилась, что в доме нет электричества.
– Прекрасно, – устало вздохнула она.
Екатерина положила телефон на стол фонарем вверх, присела возле Леши и спросила:
– Тебе надо в туалет?
Мальчик устало покачал головой.
– Ладно, давай спать, завтра утром найдем воду, чтобы помыться, – сказала она, стягивая с Леши майку через голову.
Леша стянул шорты, потер кулачками сонные глаза и зевнул.
– Прыгай к стене, – шепнула Екатерина.
Леша прошлепал к дивану, залез под одеяло и переполз к стене.
Екатерина аккуратно сложила одежду Леши на стуле, стащила с себя платье, которое повесила на спинку стула, оставшись в нижнем белье, и легла на край дивана.
– Малыш, ты спишь? – спросила она, придвинувшись к Леше, но в ответ она услышала только ровное сопение сына.
Екатерина натянула повыше одеяла на плечи Леши, перекатилась на свой край кровати, обняла подушку и мгновенно провалилась в сон.
***
– Леша! Леша! Леша! – услышал он сквозь сон тихий голос. – Леша!
Леша открыл глаза.
– Мам? – спросил он шёпотом и повернулся к матери, которая лежала к нему спиной и крепко спала, уткнувшись лицом в подушку.
Леша задрал голову и посмотрел в окно: за темными ветвями деревьев сиротливо горел ночной фонарь, где-то неподалеку выла собака. Леша опустил голову и натянул одеяло до самого подбородка, мать заерзала и потянула одеяло на себя.
Сон ушел. Сначала Леша разглядывал лучи света на потолке, отбрасываемые ночным фонарем, затем перевел взгляд на стену в прихожей, на которой плясали тени горящих свечей. Смотреть на эти тени было неприятно, перед глазами всплывал образ покойной старухи, от которой его отделала всего одна стена, но мысль о том, что он здесь, в теплой постели, рядом с матерью, которая в любую секунду придет ему на помощь, успокаивала.
Прошло совсем немного времени между неприязнью и привыканием, если в начале он воспринимал мельтешащие огоньки как вызов, испытывая свой страх перед лицом старухи, которое рисовало его воображение, то сейчас они стали просто тенями, успокаивающими, усыпляющими.