Когда я пришел в себя и смог оглядеться, все уже кончилось. Мертвый засранец бесформенной кучей валялся посреди коридора, истекая своей черной кровью, а мужики, тяжело дыша, сидели вокруг, прислонившись к стенам.
– Живой? – спросил Леший, посмотрев на меня.
– С трудом, – я снял шлем с головы. Вот эта вмятины! Будто вилами прошлись. Пощупал макушку. Крови нет, но болит сильно…
– Ловко ты его через себя прокинул. – сказал Борода. – Правда, прямо на нас…
– А мне надо было ему шею подставить? – огрызнулся я.
– Ладно, не заводись! – поднял руки командир. – Молодец. Даже живот ему прострелить успел…
Потом, повернувшись к Лешему, сказал:
– Не, прикинь, Лех, как они умнеют? Он же нарочно между нами скакал, чтоб мы друг другу секторы перекрыли… Если б не Вовина тупость, до сих пор бы танцевали.
– Да-а, – самодовольно процедил Вован, – Клево я ему башку продырявил!
– Клево! – согласился Борода, – А заодно и мне тоже чуть не продырявил…
– Да-а, – опять протянул Володя, улыбаясь.
Борода помолчал, потом покачал головой:
– Сказочный долбоеб…
***
Меньше всего Дятел был похож на птицу…
Скорее, он напоминал Камаз, если сравнивать габариты. А что касается внешнего вида, то у меня возникала единственная ассоциация – здоровенная живая сопля, постоянно меняющая форму. Полупрозрачное тело бледно зеленого цвета, внутри которого просматривалось что-то похожее на очень гибкий и пластичный скелет, казалось, было сделано из жидкого металла, будто второй Терминатор, но не сверкало, красиво переливаясь хромированными отражениями, как у киношного робота, а жирно лоснилось чем-то типа силиконовой поверхности.
Когда Дятел рыскал туда-сюда по развороченному склону вокруг двери в Сарай, он принимал форму четвероногой табуретки. Иногда вырастала пятая нога, иногда наоборот, втягивалась в тело четвертая, и табурет передвигался на трех ногах. Когда он штурмовал дверь, большая часть студенистой массы, из которой состояло тело, переливалась на одну сторону, разрастаясь в огромный кулак, две оставшиеся конечности утолщались, упираясь в землю, кулак резко распрямлялся и тараном лупил в металлическую поверхность, уже совсем критически вдавленную внутрь. Тело расползалось по двери огромным блином, в центр которого, соединяясь друг с другом, втягивались опорные конечности, и выворачиваясь наизнанку, Дятел превращал себя в шар и откатывался назад. Потом из шара снова вырастало некоторое количество ног, следовала пробежка вверх-вниз по растоптанному репейнику, а потом снова – мгновенная трансформация в стенобитное орудие и очередной удар. Как заевшая пластинка… Или робот…
– А у него голова есть вообще? – спросил Вова. – Куда стрелять то?
– Есть подозрение, что стрелять бесполезно, – процедил Борода. – Тут, бля, гранатомет нужен… А лучше авиационная вакуумная бомба. Ты с собой не взял случайно?
– А как он нас жрать собирается, если у него даже рта нет, – не унимался Вован.
– Переварит как-нибудь. Вон, у Егора спроси. Он с чем-то подобным уже сталкивался. Правда тот поменьше был. Намного…
Я машинально прикоснулся к опоясывавшему шею шраму от ожога. Те события, казалось, произошли десятилетия назад и не со мной, а с кем-то другим…
Полчаса назад мы вышли на поверхность через найденный нами черный ход Сарая, осторожно спустились на Речной проспект и, никого не встретив, пересекли его. Потом прокрались обратно ко входу в бункер вдоль забора ГРЭС, добрались до пивзавода, точнее до потока мутной жидкости, не так давно отделившего его от нас, забрались на невысокую кровлю какого-то склада и наконец увидели Дятла, который нарезал наверху круги по склону, периодически штурмуя нашу дверь.
Сейчас мы в полной растерянности сидели за кирпичным ограждением, по очереди высовываясь и рассматривая в бинокль явившееся взору чудо…
В мире стояла все та же ватная тишина, которую нарушали только глухие, набившие оскомину, удары, в сером небе клубился густой темно-серый туман, а слева, на высоте пятидесяти метров над землей, застыл скорбным памятником пропавшему человечеству теплоход "Хирург Разумовский", безжалостно пронзенный тремя красно-белыми копьями труб. По корпусу ниже ватерлинии во все стороны разбежались трещины, с киля свисают длинные темно-зеленые водоросли, похожие на бороду. Зверья вокруг, как ни странно, не наблюдалось. Видимо, Дятел всех распугал.
Мы сидели. Идей ни у кого не было. Слишком большим, сильным и неуязвимым выглядел наш противник. Такого мы еще не встречали. Даже отсюда, с расстояния около сотни метров, эта огромная, неутомимо движущаяся сопля внушала непроизвольный ужас и отвращение.
Затянувшееся молчание прервал Леший:
– Дверь еще недолго продержится. Скоро вышибет. – сказал он. – Потом в змею превратится и в Сарай заползет. Тогда все, тушите свет… Надо или валить его, или как-то уводить.
– Как ты его уведешь? – спросил Борода. – Он вторую неделю тут, как привязанный. Как он вообще нас почуял то? Столько лет жили, ни разу никто не лез.
– Как почуял – не важно. Следил может. А может они тут все общаются давно друг с другом, сам же говорил, вон какие умные стали… Так вот, Уроды к нему в берлогу пришли пиво пить и рассказали, что типа знаем, где есть мясо, но сами добраться не можем. Подсоби, Дятел. А мы в долгу не останемся. Поделимся человечинкой… Короче, не важно… Что делать-то будем?
– Интересно, быстро эта херня бегает? – спросил я.
– Вылези – проверь, – бросил Борода. – Я что-то не хочу пока.
– Давайте отсюда шмальнуть попробуем, – продолжил я. – Борода, у тебя же Вал бесшумный. Поглядим – вообще, почувствует Дятел пулю или нет…
– Он тогда нас почувствует и кинется, – ответил Борода, зло оглядываясь на меня.
– Ну мы и побежим, а он за нами. Так и уведем подальше. Главное – придумать куда бежать…
– В Шестерку! В нашу! – оживился Вова. – Они же туда не лезут днем, сами говорили.
– Так это обычные не лезут, – задумчиво протянул Леший. – А этот совсем какой-то… Необычный… Хрен знает, чего от него ждать.
Я думаю, мы бы еще долго спорили, выдвигали идеи, взвешивали все за и против, но судьба распорядилась по-своему. Русская пословица о том, что терпение и труд все перетрут, который раз доказала мудрость народа, ее придумавшего. После очередного удара Дятла раздался громкий металлический звон, разнесшийся по всей округе, и правый верхний край нашей родной двери сантиметров на тридцать провалился внутрь Сарая, а железные стержни, державшие этот угол, выдавились наружу вместе с краем рамы, выломав большой кусок кирпичной кладки. По стене бункера, змеясь, побежала вверх и наискосок неслабая трещина.
Мне кажется, Дятел сам на миг охренел от свалившейся на него удачи. Он откатился назад, вырастил три конечности, приподнялся на них и застыл, недоуменно покачиваясь. Застыли и мы, хором сказав одно и тоже матерное слово. Прошло секунд десять, до твари видимо дошла наконец суть происшедшего, и она радостно ринулась на дверь. Следующий удар еще больше завалил поврежденный угол внутрь, но остальные три еще держались.
"Еще несколько раз долбанет и пипец, – мелькнуло у меня в голове. – Всем. И веселой Светке, и блатному Бабушке, и борзому Чапаю и даже большому добродушному Валуеву. Не поможет тут его хук справа… Они мои друзья. Так нельзя…"
Я выпрямился, вскинул автомат и, пропустив мимо ушей гневный окрик Бороды, начал садить короткими оглушительными очередями в полупрозрачное мерзкое существо. Краем глаза я видел, что практически синхронно со мной так же поступил и Леха. Пули входили в Дятла и застревали где-то внутри, оставляя на теле красивые узоры медленно расходящихся по поверхности кругов. Как будто горсти камней бросали в густой кисель. Другого видимого эффекта не было, хотя ублюдок явно их чувствовал, так как вместо очередного броска на дверь он замер на месте, приняв форму головастика, стоявшего на трех хвостах, и снова начал покачиваться.
Тут к нам присоединился Вова, а вслед за этим сухо затрещал и автомат Бороды. В молоко не бил никто. Такое расстояние для нашего оружия было просто смешным. Тело Дятла пошло еще большей рябью от частых попаданий, а он все также не предпринимал никаких действий. Было вообще непонятно, доставляет ли ему хоть какой-то дискомфорт слитный огонь из четырех стволов.
Почти одновременно мелькнули два трассера. Потом еще два. Наступила тишина. Патроны в наших магазинах закончились, мы быстро перезарядились и, вскинув автоматы, увидели, что Дятел наконец идентифицировал нас, как угрозу, и принял решение ответить. Непонятно было, чем он смотрел или слушал, ни глаз, ни ушей мы не видели, но двинулся он четко в нашу сторону. Причем двинулся очень оригинальным способом. Его тело трансформировалось в широкий и тонкий блин или монету идеально круглой формы, стоявшую на ребре. В следующий миг монета покатилась на нас со склона, постепенно набирая скорость, чуть подскакивая на неровностях рельефа. Вот так. Дятел – дятлом, а тоже соображает. Повернулся к нам минимальной площадью поражения, попробуй, попади в это ребро…
– Валим! – мгновенно оценив ситуацию, заорал Борода и, спрыгнув на мостовую, со всех ног побежал налево по Речному проспекту. Мы ломанулись за ним. Другого направления побега просто не было. Впереди – злобный Дятел, справа – ядовитый поток, который не перепрыгнуть, сзади – территория ГРЭС, про которую рассказывают разные неприятные истории. Кстати, странно, что до сих пор никто оттуда не вылез…
Мы успели пробежать метров тридцать, когда сзади раздался оглушительный грохот. Я оглянулся на ходу. Разогнавшийся с горы Дятел не сумел вовремя притормозить и со всей дури врезался в склад, на крыше которого мы только что прятались, и, разломав его к чертям собачьим, исчез на территории электростанции. Это дало нам еще секунд десять преимущества, но не более. Опять грохот за спиной и уже не огромный блин, а гладкая округлая капля проломила грязно розовый забор, возведенный в начале прошлого века, вырастила себе четыре конечности, снова став табуретом, и запрыгала вслед за нами. Смешно так запрыгала. Так смешно, что вспомнился старый советский мультик "Мойдодыр", где разнообразные предметы убегали от дурно пахнущего пацана. Среди бегущих предметов был деревянный стол, двигавшийся точно так же, как сейчас наш Дятел. Только стол не был четырехметровой высоты и не хотел никого убить…
Мы бежали. Тварь скакала сзади. Неожиданно я понял, что мы бежим чуть-чуть, но быстрее. Поняли это и остальные. То Леший, то Борода начали на ходу разворачиваться и постреливать. Лучше бы они этого не делали… Дятел, видимо, ошалев от такой наглости, сменил тактику и снова трансформировался в нечто похожее на каплю. Эта капля стала совершать длинные прыжки посредством перемещения массы туда-сюда по телу. "И подушка, как лягушка ускакала от меня…" снова вспомнилось мне произведение Корнея Ивановича Чуковского. Очень похоже… Только мы, в отличие от того мальчика, видимо, слишком чистые, поэтому подушка скачет не от нас, а за нами. Причем скачет намного быстрее, чем в образе табуретки. Расстояние медленно, но верно сокращалось.
Леший вдруг резко развернулся и катнул по асфальту гранату. Блин, я про них вообще забыл… Рифленое темно-зеленое яйцо, несколько раз подпрыгнув, исчезло под приземлившейся прямо на него бесформенной массой, раздался сильно приглушенный хлопок, через полупрозрачные телеса сверкнула огненная вспышка. Дятла тяжело подбросило метра на два, вниз из нескольких образовавшихся в коже отверстий фонтаном брызнула светло-зеленая слизь, отвалилось несколько кусков плоти размером с баскетбольный мяч, а самого Дятла повело в сторону, и он врубился все в тот же грязно-розовый забор. Стек по нему, по телу пробежала волна ряби, а через секунду этот кусок говна, как ни в чем не бывало, снова мчался за нами. Правда, между прыжками появились небольшие паузы, словно ему стало труднее распределять массу внутри тела для толчков.
– Поднажмем! – заорал я.
– Куда уж еще-то, – прохрипел Борода. – Бля, даже разбежаться некуда!
Да, удирали бы где-нибудь в другом месте, можно было бы попробовать двинуть в разные стороны, поставив Дятла перед выбором – за кем бежать. Но здесь Речной проспект был зажат слева забором ГРЭС, а справа складами, штрафстоянкой и правительственными гаражами. Тянулся этот коридор метров пятьсот до бассейна ВВС и площади Доблести. Когда-то летом по нему ходили целые колонны потной, изнемогающей от жары молодежи, неся с пивзавода на пляж запотевшие баклажки с холодным свежим пивом. Хотя, наверное, и сейчас ходят. Где-то…
А мы вот здесь… Без пива, зато с автоматами. Несемся, как обосранные олени, от каких-то гигантских соплей. Расскажи кому, не поверят.
Единственным отнорком, куда можно свернуть, был черный ход нашего Сарая, из которого мы недавно героически вылезли. До него еще метров двадцать. Но туда ни в коем случае нельзя. Виденные нами телесные метаморфозы Дятла позволяли с большой долей вероятности предположить, что эта тварь пролезет в любую щель. Значит, если сунемся в Сарай – погибнем сами, подставив при этом и всех остальных, в этом Сарае прячущихся…
Однако к моему огромному изумлению, Борода был другого мнения на этот счет. Когда мы поравнялись со входом в подвалы, он резко свернул в его сторону и, крикнув за спину: "Уводите!", исчез в бетонных катакомбах. Я просто охренел… Леший, видимо, тоже. А Вова вот не охренел, а просто ломанулся вслед за Бородой. Я еле успел его догнать и схватить за шкирятник.
– С нами бежишь! – проорал я в лицо вырывающегося Володи, а подбежавший Леха еще и отвесил тому пинка под зад для скорости.
Побежали дальше. Дятел не приближался, но и не отставал, неутомимо прыгая за нами. Леший достал еще одну гранату, развернулся, катнул, как в боулинге. Но это был явно какой-то новый, необычайно продвинутый тип зверья. Вместо того, чтобы снова послушно напороться на взрыв, тварь вырастила из себя длинную гибкую конечность, схватила гранату и отшвырнула ее за забор. Через секунду долбануло, аж асфальт под ногами заходил ходуном. Запомнил, гад! Ладно хоть в нас не кинул. Теперь вообще хрен знает, чем его валить…
До бассейна оставалось метров сто. И наша Шестерочка напротив. Ладно, там посмотрим по ситуации…
– Я не понял, а че вы меня не пустили?! – тяжело дыша, вопил Володя. – Бороде можно спрятаться, а нам нет?
– Борода – командир! – ответил ему Леший, который, казалось, вообще не запыхался. – Ему виднее. А если б ты с ним побежал, мы бы поровну разделились, и Дятел мог вас выбрать и в Сарай залезть.
– Ну и хрен с ним, как бы он туда пролез-то?
– Вова, заткнись и дыхание береги! – сказал ему я, подталкивая в спину. – Вон уже бассейн видно…
Добежали до бассейна. Стоит, такой, как и раньше, прямо на берегу. Двери открыты, внутри горит свет, на парковке пылятся машины, много машин. За бассейном – вторая очередь набережной. Лавочки, фонтаны – все на месте. Деревья и кустарник правда пожухли, загнулись, закрутились в немыслимые узлы… Река. Сереет, колыхается, лениво перекатывая волну за волной. Мертвое все, ненастоящее, чужое…
Справа показалась Шестерочка. Мы, как на крыльях, рванулись к ней, но тут же, матерясь, повернули обратно на прежний маршрут. Спрятались в магазине, блин…
Прямо у дверей сидели целых пять Уродов… Увидели нас – подобрались, рассредоточились, начали подкрадываться, прям львиный прайд на охоте! Потом увидели Дятла, как-то сразу поникли и вернулись к дверям. Ого! И у зверья иерархия наблюдается.
– Ну че, будем прорываться? – оглянулся через плечо Леший, видимо имея в виду магазин.
– Может подальше уведем? – предложил я. – А то он возьмет и в Сарай вернется… Да и этих там, аж пять штук. Затрахаемся стрелять…
Леший молча кивнул, Вова застонал. Побежали дальше. Разбегаться в стороны смысла уже не было. Скорость у нас с Дятлом примерно одинаковая, мы с Лешим в таком темпе еще долго можем бежать. Вова правда запыхался, но ничего – потерпит… Нам главное – козла подальше увести. Желательно до наступления темноты.
Остался справа позади высокий, когда-то зеленый, расчерченный каскадом каменных лестниц, склон, на вершине которого гордо воздел руки в небо памятник Склифосовскому, и раскинулась площадь Доблести. Мелькнул храм Георгия Победоносца, вроде такой же, как раньше, но почему-то без крестов на куполах. Да и сами купола больше не сверкали золотом, а были опутаны черными то ли проводами, то ли лианами… Выглядело страшно и неприятно. Я вопросов Веры старался никогда не касаться, но тут аж зубы свело. "Вот, суки! Доберусь до вас!" – сам не зная кому, пообещал я, стараясь больше не смотреть наверх. "Все обгадили!"
Пробежали т-образный перекресток с улицей Мандельштама, крутым подъемом уходившей наверх вглубь Города. Я молча указал рукой вдоль нее, – может туда? Но Леший покачал головой:
– Дальше бежим. Там у Роснефти коробка есть. Хорошая, крепкая. Туда попробуем…
Коробка – это хорошо. Скоро свет отрубят, по-любому прятаться. Только, что с Дятлом делать?
Слева все также тянулась набережная, справа –к проспекту вплотную подступили жилые дома. Здание Роснефти маячило в полукилометре впереди. Присутствие Дятла, видимо, служило для нас своеобразной защитой от остальных тварей. Среди зарослей иногда мелькали какие-то тени, в окнах домов наблюдалось подозрительное движение, мы стреляли на ходу, однако никто на нас не бросался, зверье явно боялось нашего преследователя…
– Прибавляем, а то стемнеет сейчас, – скомандовал Леший. Мы прибавили. Оторвались от Дятла метров на сто, однако Вова совсем спекся. Его шатало от усталости, дышал часто, хрипло, ноги заплетались. Я забрал у него автомат и чуть отстал, чтобы оказаться у него за спиной и, если что – подстраховать. До вожделенной коробки осталось совсем немного, когда что-то привлекло мое внимание впереди на асфальте. Видимо, тоже вымотался не сразу сообразил, а когда все-таки сообразил, было уже поздно:
– Вова, стой! – заорал я, с замиранием сердца понимая, что время упущено.
Из-под асфальта стремительно вырвался толстый желтоватый штырь и, подбросив парня в воздух, насквозь пробил его правое бедро. А когда окровавленный заостренный конец вместе с обломком кости вышел из ноги сантиметров на двадцать, он вдруг раскрылся широким зонтиком и с силой рванул вниз, намертво прижав орущего Вову к асфальту.
Гвоздь… Бля, как не вовремя!
Мы с Лехой засуетились возле поплывшего от болевого шока Володи.
– Шляпу! Шляпу эту надо срубить! – закричал Леший, выдергивая из-за спины топор. – Только осторожно, в ногу не воткни!
Мы, как два бешеных дровосека, принялись остервенело бить топорами по круглой поверхности Гвоздя. Поверхность была очень плотной, топоры отскакивали, оставляя лишь неглубокие вмятины. Сзади неумолимо приближался Дятел. Из покалеченной ноги Вовы во все стороны брызгала кровь. Очень много крови. Она стекала по нашим рукам и лицам, оставляя на губах липкий медный привкус. Видимо, Гвоздь пробил бедренную артерию.
"Бесполезно… Не вытащим пацана…" – жестоким приговором всплыло в голове. Тут даже и без Дятла он минуты через две от кровопотери скончается, руби – не руби…
Та же мысль читалась и на перекошенном лице Лешего, закусившего губу и отчаянно молотящего топором, и в мутных глазах пришедшего в себя Вовы, который смотрел сквозь меня и судорожно искал что-то подсумках.
– Гранаты… Гранаты дайте, мужики! – прохрипел он. – Хоть гондона этого… Соплю гребанную…
Леха опустил топор, выпрямился, посмотрел на меня. Сколько всего было в этом взгляде: отчаяние, ярость, боль, скорбь и в тоже время – признание неизбежного. Наверное, тоже самое он прочитал и в моих глазах, потому что через секунду, стиснув до скрипа зубы, он с глухим подсердечным стоном достал две эфки, разогнул усики и вложил гранаты Вове в ладони, прижав его трясущимися пальцами рычаги. Взял парня двумя руками за виски, прижался лбом.
– Прости, Володя… – тихо проговорил он. – Ты – настоящий пожарный!
– Нормально, – прохрипел тот. – Бороде – привет…
Леший подобрал его автомат, толкнул меня в бок и побежал. Дятел был уже метрах в тридцати.
Я молча похлопал Вову по плечу, чувствуя подзабытое ощущение набухших в глазах слез, всмотрелся в грязное лицо, стараясь навсегда запомнить его черты, потом резко развернулся и побежал вслед за Лешим.
Бежали очень быстро. Откуда только силы взялись…
– Вон туда прыгаем! – прокричал Леха через плечо и нырнул за массивную гранитную тумбу, служившую основанием одного из кованных чугунных фонарей, расставленных по всей набережной. Прыгнули. Присели. Одновременно натянули потуже шлемы и выглянули из укрытия как раз в тот момент, когда Дятел настиг Володю.
Навсегда в моей памяти останется эта дикая, безобразно жестокая и абсурдная картина. Как тавро, которое раскаленным железом ставят на крупе лошадей, на сетчатке моих глаз выжгло образ пустынной сумеречной улицы, посреди которой, истекая кровью, лежит прибитый к асфальту огромным живым гвоздем человек, зажавший в обеих руках гранаты, а сзади на него накатывается дрожащая от нетерпения огромная мерзкая студенистая масса. Голова Вовы повернута в небо, в глазах застыло какое-то неземное, словно уже перешагнувшее за грань жизни, умиротворение, а на губах играет чуть заметная грустная улыбка. Не знаю, может быть в тот последний момент нашему другу открылась наверху не серая, хмурая мгла, а бесконечный голубой океан, по которому величественно плыли белоснежные корабли облаков… Не знаю. Вряд ли, конечно. Но так хочется верить…
Дятел поглотил тело парня. Прямо вместе с Гвоздем, вырвав из асфальта длинный трехметровый стержень, как сорняк из грядки. Сквозь полупрозрачную кожу мы видели, как Вову буквально закрутило внутри, словно белье в стиральной машинке… А потом вместо него мелькнула череда ярких вспышек, приглушенно шарахнуло два раза почти слитно, а потом еще два. Видимо сдетонировали Вовины гранаты, которые он так и не достал.
На этот раз Дятла наконец-то проняло. Каплевидное туловище разорвала напополам кривая, расширяющаяся кверху, огненная трещина, и в небо метров на десять ударил фонтан слизи. Он бил и бил, секунд пять не меньше, заваливая все вокруг дымящимися желеобразными кусками. Они со смачными шлепками падали в радиусе полусотни метров от жерла новорожденного вулкана. Несколько попало и нас; пришлось сбивать с одежды эти горячие, мерзко пахнущие сгустки, так как они тут же начинали прожигать экипировку.
Наконец фонтан иссяк, и на месте, где только что находился так задолбавший нас Дятел, осталась только небольшая куча исходящей паром рваной и больше непрозрачной оболочки.
Все… Бобик сдох…
Мы тяжело привалились спинами к прохладному граниту и молчали. Вокруг начинало темнеть. Надо было бежать в коробку, но сил не было. Ни физических, ни моральных. Вымотал нас Дятел. Хорошо вымотал… Если б не Вова…
– Красиво ушел Володя… Мужик. – Наконец тихо сказал Леший. – Я бы тоже так хотел. Не на зубах у какой-нибудь твари, не извиваясь под Гвоздем, а вот так – ярко, громко, зная, что победил…
***
Темно. Закрываю глаза, открываю – без разницы. Темно и тихо. Слышу только свое дыхание, иногда выдохи Лешего, сидящего рядом. Мы находимся в сыром и холодном подвале спортивного лицея, стоящего напротив высокого здания бывшего офиса Роснефти.
В нашей коробке. В одном из специально оборудованных в радиусе пешеходной доступности от Сарая небольших убежищ, где можно переждать ночное время. Здесь есть несколько банок тушеной говядины, пятилитровая бутыль с питьевой водой, вонючие влажные матрацы и, главное, тяжелая стальная дверь, запирающаяся изнутри. Снаружи заметить ее сложно. Она завалена всяким хламом, и только Леший знает, что и где надо отодвинуть, чтобы к ней пробраться. Помещение размером где-то шесть на шесть метров, дверной проем напротив входа заложен кирпичом. Это все, что я успел запомнить, когда мы второпях освещали фонарями внутренности коробки перед тем, как захлопнуть дверь и задвинуть ржавый засов. Торопились по понятным причинам. Снаружи было уже темно, и на плечах висела целая стая разного зверья, осмелевшего после гибели грозного Дятла. Твари еще некоторое время не уходили, терлись около двери. Мы слышали их рычание, стоны, подвизгивание, толпа собралась приличная. Кто-то долго копошился в мусоре, один раз даже проскрежетало когтями по двери с отвратительным, пробирающем до мурашек звуком. Но вскоре все стихло. Местная молодежь, любящая гулять по ночам, поняла, что здесь ловить больше нечего, и удалилась искать других дебилов, вышедших на поверхность в это время суток.
Мы долго оттирали с лиц, рук, одежды кровь в свете фонариков. Потратили большую часть воды, но все равно были похожи на мясников. Потом устало привалились к стене и выключили фонари. Наступила темная тишина… Или тихая темнота, не знаю, как правильней.
Спать не хотелось. В голове все еще мелькали кадры последних секунд жизни Володи. На душе было хреново. Чувство какой-то всепоглощающей безысходности, казалось бы, давно запертое в самый дальний шкаф подсознания, снова нашло себе дорогу в мозг и теперь больно скребло по нему острыми когтями запретных мыслей. Наконец я не выдержал. Тихо спросил:
– Как думаешь, может он вернулся?
– Куда? – после долгой паузы спросил Леший.
– Ну, туда… Домой, в тот мир…
Тишина. Через некоторое время послышался звук разрываемого картона, а потом ритмичные металлические щелчки. Леший снаряжал магазин.
Вообще, мы этой темы старались не касаться. Было такое негласное правило. Изменить ничего нельзя, так и незачем рассуждать, предполагать, гадать…Но сейчас меня вдруг проперло, поэтому, так и не дождавшись ответа, я продолжил:
– Может это все вокруг не то, что мы каждый по-своему думаем? Не наказание за грехи… Никакой не параллельный мир или альтернативная реальность… Не кома, в которой мы все лежим, гадим под себя и бредим… Не чей-то глобальный эксперимент… Никакая не сраная матрица! Даже не ад и не преддверие ада, а наоборот – преддверие Жизни? Не жизнь после смерти, а смерть перед жизнью? Может надо заслужить возвращение?
– Куда? – снова спросил Леший. – В свой мир?
– Ну да!
– А есть ли он, вообще, тот мир, Егор? Вот, что значат для тебя слова "Мой мир"?
– Как, что значат?! Мир, в котором я родился и вырос, где у меня была работа и семья, где светило солнце и росла трава. Мир, где не было этого бессмысленного, жестокого абсурда и зубастых мутантов… Где, все, блядь, было правильно!
– А почему ты уверен, что там было правильно, а здесь нет? Кто тебе это сказал? – он со щелчком вставил магазин на место, начал снаряжать следующий. – Я вот, последнее время не верю в реальность своих воспоминаний. Может и не было никакого солнца и травы? Может всегда было вот это? – даже в темноте я почувствовал, как Леха провел в пространстве рукой. – Есть вот стена, автомат у меня в руках, пидоры эти снаружи. Все это можно увидеть и потрогать. А тот мир, он только в голове, как книжка, которую ты прочитал и запомнил. Ты в книге можешь оказаться? Нет! И я нет! Так что, не хрен опять лохматить бабушку, живи здесь и сейчас по местным законам, а про все остальное мало просто не вспоминать, а нужно поверить, как я поверил, что его попросту не существует и никогда не существовало… А все, что мы помним, нам тупо подкинули в голову. Типа, как ложные воспоминания…
– Кто, Лех? – ошарашенно спросил я. – Кто подкинул?
– А кто наполняет полки в магазинах? – тоже заводясь, с жаром спросил Леший. – Кто дома перемещает, кто тебе электричество и воду в Сарай подает? Уроды или Волосатые? Хрена! Есть определенная, четкая логика, просто мы в ней до конца не разобрались. Есть кто-то там, не знаю, наверху, внизу, справа, слева… Есть! Контролируется весь этот цирк, не может оно так само по себе все происходить. Не знаю – программа это, боги, инопланетяне, шумеры… Знаю только, что кто-то есть. И только этот Кто-то сможет тебе рассказать, что происходит на самом деле… Если захочет, конечно… – он перевел дух. – Насчет того, твоего, мира я могу, конечно, ошибаться, может и есть все-таки он, или был, каждый верит в то, что хочет, но про то, что здесь – я тебе говорю точно! Никакой это не бред, а полноценный реальный мир со своими законами и догматами. И раз уж мы про это все заговорили, могу подкинуть тебе немного фактов, так сказать пищи для размышлений.
– Сделай милость, – пробурчал я.
– Ты, бля, слушай, не ерничай! Я тебе раньше про это не говорил, думал опять дергаться станешь… Так что, – цени!..
Он помолчал, потом выдал:
– Во-первых, – мы не стареем.
– Как это? – не понял я.
– А вот так! Ты здесь сколько, год примерно?
– Больше даже…
– Все равно мало, чтоб почувствовать, – продолжал он, – А я – четыре. Борода – семь, а Сашок покойный, когда кони двинул, двенадцатый год здесь проводил. Так вот, он говорил, что в зеркало на себя смотрит и видит ту же рожу, что и раньше. Ну шрамы, конечно, появились, лицо осунулось, но ни морщин, ни седых волос, никаких признаков, что двенадцать лет прошло. Да и по физическим ощущениям, сила, выносливость – все осталось. И Борода подтверждает, что за те годы, что он Сашка знал, тот не изменился ни капли. Командир, кстати, и сам про себя тоже самое говорил. Типа такой же бычара, как был, никакой одышки и простатита… Я вот тоже никаких ухудшений по физике у себя не заметил. И в зеркале – такой же красавец…
Я молчал, переваривая услышанное.
– Теперь – второе. – голос Лешего в темноте звучал как-то особо торжественно. – Последний год, который ты помнишь там, в своем мире?
– Две тысячи шестнадцатый, – не понимая к чему он клонит, ответил я.
– А теперь, прикинь, – и я тоже. И Борода, и Валуев, и Бабушка, и Светик, и Серега с дядей Мишей, мир их праху, все – из две тысячи шестнадцатого года. Хотя местный стаж у всех разный.
– Ни хрена себе! А почему мне не сказали?
– А мы с Бородой никому не говорили. Просто спрашивали год у новичка, потом важно кивали и все. Зачем вопросы плодить. Тут их итак завались, вопросов этих…
– То есть получается, время здесь и там по-разному идет? – спросил я.
– Блин, Егор! Опять ты со своим "там"! Ты выслушай сначала все до конца, потом будешь выводы делать… Если получится… – усмехнулся Леший. – Короче, большинство людей, которых я знаю или знал, – попали сюда, а точнее помнят, что попали, из шестнадцатого года. Так сказать, наши современники. А Сашок, например, говорил про две тысячи четвертый. И все, с кем он здесь пересекался еще до нас, которые в большинстве уже померли или пропали, тоже были оттуда. А совсем старые из тех, ну это уже чисто со слов Сашка, ну и еще пары пердунов на Рынке, знали старичков из тысяча девятьсот девяносто второго…