Аквариум

"Как будто ничего и не поменялось! Здрасьте, а я к вашей дочке. Она дома? Мы погулять хотели…"

Ждал минуты три, потом снова позвонил, на этот раз подержав палец несколько секунд. Прошло ещё минуты две, а потом послышался звук отпираемого замка, дверь чуть приоткрылась, и Егор увидел заспанную тещу, закутанную в махровый халат. Возмущённое выражение лица сменилось на удивленное, а потом на презрительно холодное.

– Здравствуйте. – сказал Егор хриплым голосом. – Извините, что так рано.

– Ты пьяный что ли? – спросила она. – Чего в снегу-то весь?.. Где так извалялся? Позвонить не мог по телефону, хоть предупредить?

Впускать его она явно не собиралась.

– Да я звонил вчера, не дозвонился. Я с Вами поговорить хотел, про дочку…

– Телефон не дам! – тут же отрезала она. Потом присмотрелась повнимательней к Егору, видимо, определив, что он трезвый, и трясётся от чего-то другого. – Случилось что-то?

– Да. Можно войти?

Взгляд немного смягчился, в нем появилась даже нотка сочувствия, хотя может просто показалось.

– Ну входи, только тихо. Иди пока на кухню, чайник там щелкни, я приду сейчас.

Через несколько минут они сидели напротив друг друга за кухонным столом, разделённые, словно барьером, клубами пара, поднимающимися над чашками с чаем. Егор подробно, слово в слово, пересказал вчерашний диалог с дочерью. Его снова начало потряхивать, когда он вспоминал плачущий и несчастный голос своего ребёнка, да и недавнее веселье в маршрутке вносило свою лепту, так что теща видела, что ему реально очень плохо. Взгляд стал на самом деле сочувствующим и встревоженным. Закончив рассказ, Егор опустил глаза на столешницу, накрытую цветастой скатертью, стал ждать ответа. Поверит или нет?

Тёща долго молчала, потом наконец произнесла:

– Я, в принципе, тоже догадывалась, что там не все так просто, как дочь расписывает. С ней говорю – она счастливая, веселая, а как внучке трубку даст, так я понять ничего не могу. Грустная, не рассказывает толком ничего…

– Да плохо ей там! – не выдержал Егор. – Плохо! Настолько, что вон даже мой телефон смогла найти и дозвониться!

– Тихо-тихо, Егор! Чего разошёлся? Алексеича сейчас разбудишь… Ладно! Позвоню сегодня обязательно, порасспрашиваю обеих.

– Пожалуйста, дайте мне позвонить, поговорить. С Вашего телефона, я даже на номер смотреть не буду. Мне это надо! Дочери моей, внучке Вашей, это надо! По-человечески прошу…

Она опять помолчала, раздумывая, потом вдруг спросила:

– А ты сейчас не пьёшь?

– Нет.

– Давно?

– Второй месяц пошёл. Я в больнице лежал.

Наконец смягчилась:

– Хорошо. Позвонишь. Да куда ты вскочил-то?! На часы глянь, у них там ночь ещё! Давай хотя бы часика через два… Иди вон пока в зал, телевизор включи или поспи, я не знаю. Успокойся для начала, а то вон аж подпрыгиваешь. Попозже позвоним…

***

– Привет. Что хотел? – голос бывшей жены холодный, подозрительный и заранее враждебный.

Тёща стоит рядом, скрестив руки на груди. Сначала недолго разговаривала она за закрытой дверью, видимо, для того, чтобы предупредить любимую доченьку, с кем ей сейчас предстоит беседовать.

– Здравствуй. – сказал Егор. – Что у вас там происходит?

– У нас все нормально.

– То есть, мне звонит моя дочь и просит ее забрать – это все нормально?! – он завёлся с полоборота, проигнорировав строго поднятый тёщин палец. – За четыре месяца – ни одного звонка, ни одной сраной эсэмэски, вообще, ничего – это тоже, блин, нормально?! У тебя хоть какие-то остатки совести остались, вообще?! Она – все, что у меня есть в этом гребанном мире, а ты не даёшь нам общаться! Это подло и жестоко! Каким бы я плохим не был, я такого не заслужил, а уж, тем более, она! Мне по барабану до твоей новой личной жизни, я туда не лезу и не хочу. Я переживаю из-за дочери!!!

– Будешь так орать, телефон выключу.

– Почему она плачет?! Как она там вообще живет? Ты же её мать, почему ты допускаешь, чтобы твой ребёнок страдал?

– Егор, – усталый вздох. – Никто не страдает. У неё все хорошо. Просто вчера было плохое настроение…

– Не верю! Дай ей телефон.

– Ее рядом со мной нет.

– А где она?

– Да какая тебе разница, я не пойму?! Ты что, в суд не ходил до сих пор? Ты ей теперь – никто!

– Я ее отец. – сжав зубы проскрипел Егор, изо всех сил пытаясь снова не сорваться на крик. – И, если ей плохо, мой долг ей помочь. Пожалуйста, дай ей трубку, или пусть хотя бы потом перезвонит. Ради всего того хорошего, что у нас было… Я же тебе не враг, за что ты так со мной?

Тёща смущенно отвернулась. В трубке повисла напряженная тишина, потом долгий выдох, и жена снова заговорила. На этот раз без враждебности, даже каким-то примирительным тоном:

– Егор… Прости меня. Наверное, я на самом деле была слишком жестока к тебе, но и ты-то тоже не ангел. Далеко не ангел. Я обещаю тебе подумать и принять решение. Может быть, будете созваниваться…

– Может быть?!

"Пипец! Да за что такое унижение?! Она меня человеком-то хоть считает или нет?"

– Успокойся, пожалуйста, и послушай. Первое – у нас все… Хорошо… Нормально. Какой бы сукой ты меня там не представлял, дочь я в обиду не даю… Просто ей сложно адаптироваться, да и по тебе скучает. Признаюсь, не думала, что она тебя так любит. Сначала я очень злилась на тебя, но сейчас слышу, что ты правда очень переживаешь. Тем более, мама сказала, что ты бросил пить… Поэтому, обещаю тебе ещё раз, что подумаю.

– О чем? О звонке раз в месяц?

– Не перебивай! Второе – на Новый год мы приедем к маме на все праздники. Увидишь, поговоришь, может быть даже погуляете. Только я сначала на тебя внимательно посмотрю.

Егор ошарашенно молчал. Чувства внутри разделились на две половины. Дикая радость от того, что через какие-то полторы недели он увидит свою дочь и бешенство от слов жены, которая наставляла ему рога, а сейчас менторским тоном поливает его говном и рассуждает, достоин ли он теперь общения. Первое все-таки пересилило, и Егор молча протянул телефонную трубку теще, решив заткнуться. Все, что он мог бы сейчас сказать, полностью развалило бы настроенный только что контакт с бывшей супругой.

Тёща взяла телефон и снова скрылась в коридоре, плотно закрыв дверь. Сейчас будет сама все выяснять. Выясняла минут пятнадцать. Вернулась хмурая и задумчивая.

– Приедет – устрою ей допрос с пристрастием! Все у них хорошо, Европа, а внучке трубку дала, та чуть не плачет…

– Так значит все-таки рядом была? – спросил Егор.

– Была. – она помолчала, потом снова как-то необычно посмотрела на него.

"Ей, что меня жалко? Нет уж, мне такой жалости даром не надо!" – подумал Егор.

– Ладно, потерпи. Приедут скоро. – мягко проговорила теща. – Завтракать будешь? Сосисками одними небось питаешься, вон тощий какой.

– Нет, спасибо, я пойду.

Встал, вышел в коридор, оделся. Уже в дверях вдруг обернулся к бывшей теще и сказал:

– Спасибо… И, вообще, я на самом деле не такой плохой, как она Вам про меня рассказывала.

Та посмотрела на него долгим взглядом, потом кивнула:

– Давай. До встречи… И держись там…

На улице немного потеплело, и снова пошел снег. Плотный, пушистый, вихрящийся в порывах поземки. Все вокруг было белым и чистым. Как в детстве. Крупные падающие снежинки всколыхнули в памяти Егора какие-то образы из забытого ночного сна, он попытался уцепиться за них, но ничего не вышло. Что ему приснилось сегодня ночью, он не помнил.

"Ну и ладно! Зато, через десять дней Новый год. Через десять дней я увижу свою дочь! Обниму, поцелую, поговорю… Главное – продержаться, главное – не сойти с ума и не сорваться в запой". – подумал Егор и пошел домой. Пешком. Десять километров по такой погоде только в радость.

Шел, старательно обходя районы, в которых его могло начать пробивать галлюцинациями, остерегался близости магазинов сети Шестерочка, старался думать только о дочке, не обращая внимание на пчел, гудящих в голове.

Выйдя на широкий тротуар Столичного шоссе, Егор огляделся вокруг. Все. Рабочий день начался. Пробки в четыре ряда, народ на остановках, гудки, мат. Обычное утро. Обычный мир…

"Продержусь!" – бодро сказал он сам себе и зашагал, лавируя в потоке пешеходов. И тут же под лопатку словно воткнули ледяную длинную иголку, да так резко и неожиданно, что Егор споткнулся и чуть не упал. С трудом сохранив равновесие, огляделся. Нет. Никаких страшилищ. Та же зима, тот же снег, те же люди, сбившись плотной кучей, ждут автобус на той стороне проезжей части…

А между ними, смотря желтыми глазами в самую душу Егора, застыл высокий серый силуэт, похожий на четырехметровый вопросительный знак. Очертания колеблются, вытянутая голова возвышается над козырьком остановки, торчит горбатая спина…

Сердце екнуло и начало проваливаться куда-то вниз. Егор обернулся и тут же заметил еще двоих. Один стоял сзади, метрах в двадцати, на той же стороне дороги, второй маячил чуть дальше, в самой гуще потока машин, которые проезжали прямо через его дрожащую в воздухе фигуру.

–Блядь. – сказал Егор и побежал.

Побежал со всех ног, продираясь через толпу прохожих, словно через стволы деревьев в том жутком лесу из странного сна. И также, как и во сне, всей спиной ощущал сзади Их неумолимое движение, холодные взгляды на спине и шепот, звучавший прямо в мозгах:

– Ты – наше! Наше…

11.

– Ага, ваше! Дерьмо вон это дохлое, которое в воде в виде фарша плавает, – вот это ваше. А мы ни хрена. Мы свои собственные! – шипел я сквозь зубы, когда мы с Настей, взявшись за руки, сильно оттолкнулись от края помятого круизного катера и летели в длинном прыжке к берегу. Прыжок был на самом деле длинным. Метров тридцать, а то и больше. И оттолкнулись тоже хорошо. "Корвет 750" обиженно скрипнул за нашими спинами и перевернулся, выставив к звездному небу потемневшее днище, покрытое многочисленными вмятинами, которые оставил на нем покойный ныне Нару муш.

    Приземлились метрах в трёх от уреза воды. Хорошо, что берег был пологий, глубина – чуть выше колена. Иначе, могли бы быть проблемы с плавучестью. Экипировку мы успели нацепить всю, включая бронежилеты и подсумки. Высоко поднимая ноги в тяжелых берцах, выбежали из воды на темно-багровый береговой склон и понеслись наверх, уже не обращая внимания на шелестящий в голове речитатив, подобный какому-то неправильному церковному хору, где вместо молитвы монотонно утверждалось, что мы принадлежим высоким горбатым существам, которые ни больше, ни меньше, являются для нас богами, создавшими нас, и что всякое сопротивление бесполезно.

Упрямые. Высокомерные. Бубнят и бубнят, несмотря на то, что мы сделали с их плавучим белесым червяком и группой захвата, состоявшей из четырёх здоровенных кусков зеленой слизи и пары округлых летательных аппаратов, которые пытались нас остановить.

 А сделали мы с ними невообразимое. Во всяком случае для Ануннаков, точно. Разнесли на хрен! Как, добрый вечер…

События с того самого момента, как за поворотом русла реки мы увидели радостную толпу встречающих и одновременно с этим бежавшего к нам со стороны леса Леху, развивались стремительно. Анунахеры не стали ждать, пока подводный змей отконвоирует лодку прямо к их тонким, узловатым ногам, а нанесли удар сразу, как только мы оказались у них в прямой видимости. Снова мелькнули в сознании росчерки сотен невидимых нитей, протянувшихся к нам с обоих берегов. Меня парализовало так быстро, что я не успел даже попытаться оказать сопротивление, на этот раз твари взялись за дело всерьёз. Провели работу над ошибками после неудачи около метро и действовали грамотно и слаженно. Поблажки, подаренной нам тогда их высокомерием и уверенностью в себе, сегодня ждать не приходилось. Я застыл, как истукан, прямо около двери в каюту, чувствуя за спиной страх и отчаяние Насти, которую, видимо, спеленали не хуже.

Разобравшись с нашими физическими оболочками, Ануннаки взялись за ментальные составляющие. В подсознании монотонно забил колокол, и зазвучал хор отвратительных голосов, лишая сил и воли к сопротивлению. Жутко захотелось поскорее оказаться рядом с ними и, преклонив колени, перерезать себе горло, принеся свою жизнь в дар этим величественным и прекрасным существам. Это желание было настолько сильным и всепоглощающим, что всякие другие мысли оказались просто безжалостно раздавлены и отброшены в сторону.

В принципе, остановись Ануннаки на этом, я думаю, их план сработал бы на сто процентов. "Корвет 750" с двумя неподвижными статуями на борту благополучно доплыл бы до них, меня торжественно и жестоко казнили, а мою Настю забрали с собой. Куда и зачем, представлять совсем не хотелось…

Но им показалось этого мало. Могучие боги решили перестраховаться. Как оказалось в последствии, очень зря. От добра добра не ищут.

Нару муш вдруг начал долбить по днищу лодки. Сначала не сильно, но с каждым следующим ударом все ощутимее и мощнее, два небесных голыша плавно подлетели к нам и зависли наверху, на высоте метров тридцать, полностью перекрыв звездное небо, а по обоим берегам реки длинными прыжками мчались четыре здоровенных полупрозрачных существа, которых я по старой памяти окрестил Дятлами, хотя размерами они были раза в два больше того, нашего. Добежали, остановились напротив нас, по два с каждой стороны. Получилась красивая трехмерная композиция. Квадрат, расположенный прямо поперёк русла реки, со сторонами по пятьсот метров, углы которого образовывали Дятлы. Центром этого квадрата являлась наша лодка, окружённая широким кольцом пенящейся воды и мелькающим в ней белесым туловищем Нару муша. А завершали все это великолепие два неопознанных летающих объекта, расположившиеся симметрично центру и почти полностью накрывшие поверхность реки по обе стороны от катера.

Наверное, это была отработанная военная тактика. Захват противника в зафиксированный кусок пространства, вокруг которого по строгой схеме заняли позиции их боевые единицы, чтобы максимально эффективно взаимодействовать друг с другом и с атакуемой целью.

Все, что происходило вокруг нас, мы, конечно, не видели, но все-таки могли ощущать даже сквозь то безобразие, которое устроили Ануннаки в наших мозгах. А может они сами позволили нам это, чтобы дать понять, что рыпаться бесполезно.

И тут эта сложная конструкция заработала. Дятлы бросили себя на лодку со всех четырёх углов, неимоверно растянувшись и превратившись в подобие огромных жевательных резинок, одними концами зацепившись за берег, а другими, обвив меня и Настю. Наш "родной" Дятел, которого взорвал Володя, так не умел. Эти – более продвинутые. Наверное, следующая модель. Квадрат оказался рассечен крест-накрест их полупрозрачными диагоналями. Два Дятла с левого берега скрутили меня, два других, соответственно, с правого, обволокли Настю.

Было совсем не больно и не страшно, парализованное тело вообще ничего не чувствовало, а разум, атакованный массированным ментальным залпом трёх десятков богов, с нетерпением жаждал встречи с этими самыми богами.

Далее в дело вступили летательные аппараты Ануннаков. В плоских днищах раскрылись знакомые треугольные отверстия, из которых метнулись вниз те же зеленоватые верёвки. Из одного ко мне, из другого к Насте. Они соединились с уже опутавшими нас концами Дятлов, переплелись, образовав вокруг два плотных, полностью покрывших нас кокона. Я ощущал волны мощнейшей энергии, бегущей из углов квадрата, сверху, от кораблей, и снизу, из центра вращающегося кольца подводного змея. Бегущей и аккумулирующей в одной единственной точке, которой являлась наша лодка. Боевая техника тварей завершила подготовительный этап и вышла на максимальный рабочий режим, целью которого было не дать нам пошевелить ни пальцем, ни мыслью. Хотя, мы и до этого не могли сделать ни того, ни другого.

А последняя стадия операции по захвату оборзевших подопытных состояла из двух частей. Намерения богов относительно меня и Насти сильно различались, это мы знали давно. Поэтому произошедшее далее не стало для нас сюрпризом. Кокон, внутри которого была заключена моя Настя, стал плавно подниматься. Нити, тянувшиеся сверху, начали утолщаться, сокращаясь, а диагонали Дятлов, наоборот растягиваться, становясь все тоньше и тоньше.

Ну а меня снова попытались тупо замочить. Мой кокон резко дернуло вверх с таким ускорением и перегрузкой, какие не испытывают, наверное, даже космонавты на пике преодоления притяжения Земли, а потом без какого-либо намёка на инерцию вектор движения за долю секунды поменял плюс на минус, кокон раскрылся, и последним резким движением полупрозрачные тросы со всей дури швырнули мое неподвижное тело вниз. Прямо в объятия Нару муша. Я камнем врезался в воду, задев и сильно погнув борт катера, и одним махом оказался на двадцатиметровой глубине, в самом центре воронки, образованной неутомимо летящими по кругу сегментами бесконечного тела белесого змея.

Эта воронка представляла собой подобие огромного, полого, перевернутого вершиной вниз конуса или сужающегося колодца, в который безвольно опускалось мое тело, а с самого дна ко мне уже тянулась плоская змеиная голова. Все-таки она у него была. Безглазая, зато с широченной открытой черной пастью, в которой притаилась моя смерть. Неизбежная и окончательная…

Но я был этому только рад. Если такова воля моих богов, то я готов с радостью ее принять. Вот только где-то на самом краю сознания шевельнулось нечто, вроде ощущения "дежавю". Когда-то я все это уже видел… Когда-то, будучи совсем непохожим на себя настоящего, совсем в другом мире, другой жизни и времени.

"Странно". – Подумал я равнодушно, всем своим естеством ощущая приближение могучих челюстей с острыми ровными зубами. А потом подумал еще раз. Подумал о том, что странно не само чувство "дежавю", а сам тот факт, что я могу о чем-то думать. Сначала шевельнулось любопытство, следом робкая надежда, а потом меня накрыло потоком мыслей, образов и чувств. Страх, ярость, жажда жизни и любовь! Я, Настя, наш еще не родившийся ребенок, Ануннаки, Дятлы, Нару муш, Леший, Аквариум! Мое сознание и разум постепенно возвращались под контроль. Твари, оставшиеся там, над водой, вновь перехитрили сами себя, ослабив поводок, будучи уверенными, что из пасти их безглазой змеюки я уже точно никуда не денусь. А может, перебросили большую часть энергии на Настю, так как ее захват был для них несомненно важнее моего уничтожения. Неосязаемые нити, тянувшиеся из-за речной поверхности и блокировавшие синаптические связи между нервными клетками, заметно провисли, и я со всей дури ударил по ним своим подсознанием, разом обрубив все это безобразие, опутавшее мой мозг. Полноценные и ясные ощущения мира вокруг себя и себя в этом мире заняли свои привычные рабочие места в голове, словно умелая команда операторов сложнейшего механизма, которой наконец поставили конкретную задачу и открыли дверь в центр управления.

Дальнейшее – было делом техники. Использовать свою ментальную энергию я давно научился, поэтому тело было освобождено в мгновение ока. Изо всех сил рванулся наверх, к поверхности. Точнее, попытался рвануться… И чуть не захлебнулся от огня, пронзившего каждую клетку моего организма. Возвращение в свою физическую оболочку снова оказалось неимоверно болезненным. Объятия Дятлов, оказывается, сжимавших меня совсем не нежно, нечеловеческие перегрузки, испытанные моим телом во время полета сначала вверх, а потом вниз, удар о катер и воду – все это с большим запозданием, но от этого не менее сокрушительно обрушилось на меня. Да и давление воды на такой глубине тоже было далеко не подарком.

Со всей возможной поспешностью я начал блокировать боль. Получалось намного лучше, нежели тогда, на Триумфальной, после моей клинической смерти от удара Ануннаков, и уж, тем более, на порядок быстрее, чем на стадионе во время боя с Уродами. Чувствуя, как постепенно затухает сжигающий тело огонь, я стал оценивать обстановку непосредственно вокруг меня и там, над поверхностью воды, где осталась Настя.

Оказалось, что мое возвращение в себя заняло считанные доли секунды, хотя по моим ощущениям прошло не менее минут десяти. Мимоходом подивившись скоростному режиму, в котором заработало мое сознание в экстренной ситуации, я увидел в темно-синей глубине под собой все также несущуюся ко мне пасть Нару муша, а сверху, метрах в пятнадцати над гладью реки Настю, а точнее – бесформенный кокон, в который ее завернули. Именно увидел своим внутренним зрением, но не почувствовал. Ни ее мыслей, ни эмоций. Закрыли мою любимую наглухо.

Я в отчаянии рванулся наверх, с ужасом понимая, что катастрофически не успеваю. Не успеваю ни увернуться от острых зубов речного чудовища, ни освободить Настю, которую плавно, но неумолимо подтягивало все ближе к темному треугольному чреву в днище корабля Ануннаков.

Это был конец. Без вариантов…

И тогда я закричал.

Закричал всем своим естеством, вкладывая в этот крик всю ярость, всю ненависть и гнев, на которые только был способен. Это было похоже на рев загнанного охотниками в кольцо хищника. Исступленный рев льва, понимающего, что он обречен и уже ничем не может помочь своей подруге, которую жестокие люди уже поймали и поместили в железную клетку, забирая с собой навсегда. Единственным желанием, залившим красной пеленой глаза, остались только неистовая жажда крови врагов и надежда как можно дороже продать последние мгновения своей жизни. Это было безумие. Сознание вышло из-под контроля, а я все кричал, разрывая связки и чувствуя, как холодная вода заполняет легкие. Но мне было все равно. Организм пребывал в сумасшедшем стрессе, в котором ему был на хрен не нужен воздух, чтобы жить. Егора больше не было. Был только крик. Последний, отчаянный, всепоглощающий. Он стал мной. Моим божеством и молитвой.

И тут я совершенно отчетливо ощутил, как с треском обрушивается невидимая стена вокруг меня. Стена, всегда существовавшая, но не осязаемая мною ранее. Один из множества барьеров, которыми окружен каждый человек с рождения и до самой смерти, и преодолеть хотя бы одно из этих препятствий удается за всю свою жизнь лишь единицам. Я же за время, проведенное в Аквариуме, особенно за последний месяц, перепрыгнул много таких барьеров, сам того не замечая, но этот, видимо, был особенно высоким и крепким, так что его падение я прочувствовал по полной.

И одновременно с грохотом осыпавшейся преграды я ощутил в себе Силу.

Она не вливалась в меня откуда-то извне, эта Сила всегда была со мной, но доступ к ней я получил только сейчас, в запредельном напряжении своего обезумевшего сознания. И, если раньше переход на следующий уровень моих возможностей происходил незаметно, и приходилось долго изучать его, осторожно пробуя, на что я теперь способен, то теперь я в один миг определил мощь, достигнутого горизонта и одновременно его границы.

Не воспользоваться таким неожиданным подарком самому себе в сложившейся обстановке было бы очень глупо. Убийственно глупо. В буквальном смысле.

Так что, я воспользовался…

Действуя исключительно на инстинктах, я перевел свое тело и подсознание в совершенно новый турбо режим. Время послушно замедлило свой бег, а пространство вокруг заиграло новыми гранями, ощущениями и свойствами. Я видел одновременно каждый пузырек воздуха в воде, каждый сегмент летящего по кругу змеиного тела, видел каждого из Анунахеров, стоящих на берегах, кокон с Настей внутри, который поднимался теперь очень-очень медленно, Лешего, остановившегося в километре от берега и внимательно наблюдавшего за происходящим. Я мог заглянуть и дальше: за багровые холмы, за необычный странный лес, даже, наверное, за горизонт… Но не стал.

Вместо этого я бросил свое тело в сторону, яростно разрезая толщу воды, и в последний момент увернулся от огромных смыкающихся челюстей Нару муша и устремился наверх, к свету звезд. К Насте.

Мое тело, словно торпеда, преодолевало расстояние до поверхности, а сознание потянулось к моей любимой всеми своими обновленными органами познания мира, но вместо привычного теплого огонька я почувствовал только холодную скользкую поверхность отвратительного кокона, совершенно непроницаемого и несокрушимого. Я попытался пробиться внутрь него или хотя бы чуть-чуть притормозить движение, но толком не успел ни того, ни другого, так как гребаный змей, объятий которого я только что так удачно избежал, тоже оказался очень непрост. Его боевой потенциал был сильно недооценен мною, и очень зря. Ведь даже, судя по тому, как беспечно Ануннаки перепоручили мою казнь Нару мушу, можно было предположить, что это существо далеко не пальцем деланное и ждать от него можно всякого. В итоге, этот козлина, осознав мои новые способности, врубил какой-то аварийный режим работы и догнал меня довольно быстро, прямо у поверхности воды.

Дальнейшее было похоже на сцену, которую я когда-то не раз видел в передачах на канале про диких животных. Покрытая рябью водная гладь вдруг взрывается искрящимися брызгами, и из синей глубины в воздух метра на три взметается испуганный тюлень, вслед за которым в красивом, грациозном и одновременно неизбежно-смертоносном прыжке вылетает огромное тело белой акулы с раскрытой черно-алой пастью, ощетинившейся рядами острых зубов. На короткий миг жертва и хищник зависают в воздухе, а потом пасть находит тело тюленя, с хрустом сжимает его, и они вместе падают обратно в воду, навсегда исчезая в бездонной пучине океана. Через секунду о драме, разыгравшейся только что над водой, напоминают только расходящиеся в сторону круги волн и белая пена, которую начинают заполнять медленно поднимающиеся из глубины розовые облака крови.

Похоже… Нару мушу очень шла роль самого опасного хищника океанов далекой Земли. Огромный, непобедимый, стремительный и смертоносный. Вот только я, к счастью, испуганным тюленем себя совершенно не ощущал. Кем угодно. Человеком, сверхчеловеком, мутантом или все тем же простым пожарным, но только не тюленем. Поэтому, сценарий спектакля был радикально изменен. Вылетев из воды под свет холодных созвездий, я развернул свое тело в сторону раззявленной пасти, совершенно немыслимым для человека пируэтом увернулся от сходящихся челюстей, наступил ногой на широкий как рояль нос чудовища, оттолкнулся, чуть подпрыгнув вверх и наклонив корпус вниз, и не придумал ничего лучше, как всадить кулак правой руки в пролетающую подо мной голову. В удар я вложил все, что нашел за рухнувшей недавно эфемерной стеной, и результат превзошел все мои самые смелые ожидания. Мой кулак, ничуть не изменившись с виду, вдруг приобрел вес и крепость огромной наковальни, сочно вмявшись в покатый белесый лоб. Что-то громко треснуло, хлюпнуло, отвратительную башку бросило обратно под воду, вслед за ней обиженным паровозиком прошелестело мимо сто с чем-то метровое туловище, мелькнул плоский плавник хвоста, и речное божество скрылось в глубине. Через долю мгновения оттуда раздался оглушительный вой, полный боли и негодования. Даже приглушенный толщей воды, он нес такие децибелы, что, наверное, разорвал бы барабанные перепонки любому человеку, находящемуся в радиусе километра. Но, видимо, людей здесь не было. Ни одного…

Зато были Ануннаки. Целых тридцать штук. И все эти тридцать штук услышали вой Нару муша и неожиданно для самих себя обнаружили, что вечно путавшийся под ногами представитель далекой земной цивилизации по имени Егор вовсе не расчленен острыми зубами на сотни мелких кусочков, а нагло стоит на палубе чуть помятого круизного катера "Корвет 750", не просто живой, а очень даже невредимый.

Теперь я мог чувствовать их эмоции намного четче, и впервые за тяжелыми шторами холодного презрения и высокомерия, закрывавшими сознание Хозяев, промелькнуло что-то, очень похожее на страх. Ненадолго, едва заметно, но все-таки промелькнуло.

А потом ко мне вновь устремились бесплотные нити парализующей тело и волю энергии. На этот раз Ануннакам пришлось перебросить их часть с Настиного кокона на меня. Я ударил по ним своей любимой волосатой рукой с татуировками, внутренне сжавшись в ожидании боли, но на этот раз силы были примерно равны. Невидимые потоки энергии я, конечно, не уничтожил, но смог на время отбросить. Они беспорядочно затанцевали вокруг, словно выпущенные из рук дачные шланги с мощным напором воды, бьющей во все стороны. Два Дятла на левом берегу, оставшиеся не у дел после попытки скормить меня Нару мушу, снова кинули себя на лодку молниеносными трассерами, растягиваясь до толщины ствола молодой березки, а из второго летательного аппарата вывалился знакомый полупрозрачный трос. Все это безобразие тут же принялось опутывать меня в некое подобие смирительной рубашки и сильно сжимать, пытаясь на этот раз выдавить наружу мои внутренности, как пасту из тюбика. Но теперь я был намного сильнее, чем несколько минут назад. Совместными усилиями тела и разума я отодрал от себя этих мерзких змей и отбросил в сторону. Нельзя сказать, что далось мне это так уж легко. Голова закружилась, из носа брызнула кровь, а в глазах резко потемнело. Я пошатнулся и схватился за рейлинг, сквозь туман наблюдая как все боевые единицы Ануннаков, приходят в себя и снова нацеливаются на упрямую жертву.

И тут я понял, что второй раз отмахаться не получиться. Даже с моей новой силой. Сейчас кинутся разом и все!

Вновь откуда-то из самого нутра начала подниматься темная, лишающая всякого здравомыслия, туча, наполненная отчаянием и ненавистью. Я забил на все вокруг и который раз бросил всего себя наверх. Туда, где исчезал в темном нутре правого корабля зеленоватый кокон. Буйное воображение моего подсознания нарисовало мне образ двух огромных рук, вцепившихся в Настину клетку. Черных. Чернее самой беззвездной ночи. Черных от переполнявших их гнева и ярости. И этими руками я потянул кокон вниз, одновременно пытаясь разорвать его напополам, вкладывая в это усилие все больше и больше безумия, затмившего мой разум и сжигающего душу.

Дятлы вновь вцепились в тело, энергия Хозяев бросилась в атаку, отключая разум, но мне было все равно. Я убивал самого себя в этом последнем отчаянном порыве освободить любимую.

Не знаю, что произошло бы раньше – может Ануннаки сделали бы из меня кровавый мешок, набитый раздавленными костями и внутренностями, или я сам бы сжег себя без остатка своей сумасшедшей ненавистью, однако неожиданно изнутри кокона донесся гулкий удар, и я вновь почувствовал Настю. Словно прохладный, ласковый ветер коснулся обожженного лица, как будто узкая нежная ладошка легла на разгоряченный лихорадкой лоб… Настя сломала свою стену. Только ли своими собственными силами, или все-таки мои отчаянные потуги освободить ее разорвали часть сковывающих ее цепей, но факт оставался фактом – моя любимая вслед за мной сделала огромный шаг вперед по тем самым пресловутым ступеням эволюции.