Она замолчала. Я почувствовал ее страх и отвращение. Как тогда в подвале, накрыл невидимым теплым одеялом, типа, я здесь, с тобой, все хорошо.
– Блин, Егор, помнишь он все твердил, что я точно подойду? А если б на самом деле подошла?! Боже, кошмар какой!
Тут я понял, что мне окончательно перестали нравиться эти самые Хозяева. Более того, я начал их жутко ненавидеть. Хрен с ними, засунули нас в этот ящик, в этот гребаный аквариум, память стерли, эксперименты ставят, изучают. Но то, что они хотели с Настей сделать… Суки! Порву на хуй! Не знаю пока как, но порву! Как Тузик грелку.
Она уловила мою ярость, прочитала мысли и сказала:
– А про аквариум тоже все понятно. Копия нашего Города. Испытательный полигон. Мы в нем живем, точнее – плаваем. А они над нами издеваются по-всякому… Энергия, которая тут все питает, – нечто вроде радиации, только действует на всех по-разному. У кого-то зубы растут, у кого-то – мозг… Только вот река здесь причем?
Река. Широкой неспешной полосой втекает в прямоугольный искусственный мир, наполненный подопытными кроликами, пронзает его насквозь и бежит по пустынной равнине дальше, к следующему параллелепипеду. И еще дальше, и еще, за горизонт…
– Река – это выход! – вдруг осенило меня. – Это Время, которого здесь нет…
***
И вот теперь, в этом мертвом Городе без времени, запертом в огромный непроницаемый гроб, у моей любимой женщины начались месячные. Те самые, которых ни у одной представительницы слабого пола до этого здесь не наблюдалось.
Что это значило, я не знал. Не знала и сильно встревоженная Настя. Мы в ступоре уселись на кровать и молчали. Блин, как не вовремя! Мы же сегодня собирались в путь. Вещи собраны, цели определены, вроде все понятно, и бац! Опять загадки… И этим самым не займешься…
– Ох, Егор! – простонала Настя, без малейшего зазрения совести читающая мои мысли. – У тебя, естественно, это – главная проблема.
– Ну, я не столько из-за того, что хочется…
– Ага, то есть не хочется?!
– Да нет, – я попал в ловушку. – Я имею в виду, что сам процесс нас обоих двигал вперед, с каждым разом поднимая все выше и выше по ступеням.
– Каким, блин, ступеням?
– По ступеням лестницы эволюции человека, скажем так.
– А не хватит ли нам по ней подниматься, Егорушка? – вздохнула Настя, снимая с себя полотенце и начиная вытирать волосы. – Мы, вообще, люди еще? Я, когда внутрь себя заглядываю, такие горизонты вижу, что аж жутко становится. И чем дальше, тем страшнее… И в тебе я тоже самое чувствую. Блин, да если б ты сейчас с Иван Петровичем и с его ублюдками воевал, ты бы их голыми руками в клочья порвал, наверное! Да и я бы от того шепелявого не бегала…
– Ну, голыми бы не порвал, – ответил я, с трудом оторвав взгляд от идиллической картины. – Но в целом – да, думаю, не тащила бы ты тогда мое дырявое туловище на себе. Сам бы шел… Может действительно стоит тормознуть? На подставу какую-то уж больно похоже. На руку это Хозяевам здешним, точно на руку. Они еще тогда, на стадионе, заявили, что довольны, а если, сейчас у нас в мозгах поковыряются, то, вообще, наверное, обосрутся от радости. С другой стороны – мы с тобой сильные-сильными, а, например, этот замочек в памяти открыть не можем. Не наш уровень. Пока…
Настя прижалась, обняв меня, уткнулась в грудь. Долго молчала, задумавшись, потом я уловил отблеск блеснувшей догадки и мгновенный дикий испуг.
– Что? – спросил я, заглядывая ей в глаза.
Настя быстро зашептала:
– То, что сегодня у меня началось, – это тоже Время, Егор. Цикл, круг… Месяц, день, час, минута, секунда. Время для нас с тобой включилось, понимаешь? Или они его нам включили. А может, вообще, мы сами как-то… – она замолчала, будто к чему-то прислушиваясь. Потом посмотрела на меня. – Чувствуешь, как там наверху все изменилось? Как будто плотину прорвало…
Я потянулся к миру над головой. Да. Есть что-то такое. Новое и пугающее. Хотя, не сказала б, не заметил, пока наверх не вышел. Старею… Настя тихо спросила:
– Вот только, что эти часы отсчитывают, хотелось бы знать? Предчувствие у меня какое-то совсем нехорошее… Ищут нас. Хозяева эти, наверное… Я с утра еще смутно как-то ощущала, а сейчас будто сирена в голове завыла.
Да, чуйка у моей милой все-таки намного сильнее работает. Или я здесь в подвале как-то совсем уж расслабился…
– Ищут… – повторила, Настя. А потом я уловил ее мысль про картинку, где Урод и обычная женщина протягивали Хозяину ребенка. – Теперь-то точно я им подойду… Боже, как страшно, Егор! Что делать-то будем?
– Идти. – ответил я. – Время – это движение, значит на самом деле пора двигаться. И давай, Настён, соберись. Не думай о плохом. Я им тебя ни отдам. Хер им в рыло! Я с тобой, ты со мной, мы этим горбатым еще покажем Кузькину мать. Узнают они, из какого места адреналин выделяется. Если у них, конечно, есть…
– Что? Адреналин или место? – спросила она…
С необходимостью похода мы определились сразу, когда я вернулся со стадиона. Решили, что надо добраться до Реки, а там по ситуации разберемся, что к чему. И в Сарай – по любому заглянуть. Не давали мне покоя мысли про нашего командира, особенно после знакомства с Доктором. А там все-таки мои друзья. Больше года с ними здесь выживал. Да и насчет судьбы Лешего я точку так для себя и не поставил, может узнаю чего. Вобщем, идти было надо. Очень не хотелось, конечно, но долго нам здесь наслаждаться жизнью, наверняка, не дадут. Придумают очередную подлянку.
Сначала наши подозрения косвенно подтвердил случившийся два дня назад период. Приближение перезагрузки чувствовали мы оба, а следы ее бесшумного пришествия мы обнаружили утром в виде отсутствия гаражей около клиники, в погребе одного из которых мною были взорваны три Урода, и появлению на их месте того самого детского сада, с живущим внутри Хмырем.
Не добил я его тогда. А зря. Стоило нам выйти на поверхность, оглядеться, отметив изменения в окружающем пространстве, а настырный телепат уже стучал нам по мозгам невидимой дубиной. Первым досталось мне, память у Хмыря, судя по всему, была хорошая, да и сам он – парень злой и обидчивый. Я не успел толком прикрыться и поплыл от боли, вспыхнувшей в голове. Зато Настя, видя, как я сползаю по стене, вдарила по твари так, что в этот раз Хмырь даже не заскулил, а просто пискнул разочек и тут же издох.
Вот такая теперь у меня подруга! Мочит гадов направо и налево. Архитектор, все-таки…
Рванули к ближайшей Шестерочке. Продуктов у нас почти не осталось, поэтому периода ждали, как колхозники дождя в засуху. А магазин оказался пустым. Совсем-совсем пустым. Не было в нем никого до нас, просто еды тупо не появилось. Побежали в другую Шестерку, которая на проспекте Сталелитейщиков. Тоже самое!
Все понятно. Засиделись вы, любовнички! Кончился ваш медовый месяц, пора столкнуться с суровым бытом. Ну а теперь еще и Настя учудила со своими… делами. Значит на самом деле – в путь!
Рюкзаки были собраны еще вчера. Остатки еды, вода, одежда, медикаменты, оставшиеся в наследство от доктора, запасное белье. Снаряжение тоже было готово и разложено в оружейке. Два бронешлема, два бронежилета, два боевых защитных комплекта, многослойные полевые камуфляжи, маски, очки, берцы – все новое, только шмотки в основном – зеленые. Для нашего Города цвет не очень подходящий. Тут у нас все больше серые тона в моде. Та что, выделяться будем, а нам бы, наоборот, тихой сапой… Но что есть, то есть. Осторожнее пойдем. Не снимать же с дохлых Уродов спецназовскую снарягу? Во-первых – противно, а во-вторых – там такие размеры, что даже я, парень не маленький, в них утону. Не говоря уж про Настю. Ей и эти-то зеленые одежды еле подобрали более-менее по комплекции.
Из оружия – мой дорогой и любимый АК74М, Насте – тоже, чтобы калибр одинаковый был. Два "Грача", ножи, мой топор, я теперь без него даже в туалет ходить не буду, гранаты и много, очень много патронов. Идти далеко, можно сказать, в бесконечность, так что переборщить тут сложно. Возьму столько, сколько смогу унести. Долго думали насчет биноклей и фонариков. Они, в принципе, нам теперь на хрен не нужны. Но Настя с чисто женской практичностью все-таки настояла на том, чтобы взять хотя бы по одной штуке, все равно, типа, нести мне, и, вообще, вдруг нам по дороге возьмут, да и отключат все загруженные обновления. Я согласился, хотя в последнее время начал считать, что все это новое мы загрузили в себя сами в процессе тесного контакта. Так что, никуда они теперь от нас не денутся – это точно, если только новые появятся…
Вобщем, торжественно и печально позавтракали в полной тишине. Настя даже нашла где-то и зажгла на столе две свечи, словно обозначив некий ритуал прощания с эти местом, где нам было так хорошо вдвоем. Сидели, вспоминали, беззвучно говорили о чем-то, стараясь как можно дальше оттянуть миг, когда дверь наверху откроется и будет сделан первый шаг в серую пугающую неизвестность. А давило оттуда, сверху, просто невыносимо. Теперь и я ощущал в полной мере дрожь всего пространства над нами.
Наконец, понимая, что утро не может тянуться вечно, встали, начали одеваться. Тщательно проверяли экипировку друг друга, подтягивали, завязывали, чтоб ничего не звенело и не мешало двигаться. Надели рюкзаки, разобрали оружие и по доброй русской традиции присели на дорожку. Стременную пить не стали. Нету ее стременной. Воду разве что… Молча смотрели друг на друга. Я было уж собрался командовать подъем, как Настя выдала:
– Слушай, а может через метро пойдем?
Шутит что ли?
– Я, конечно, догадывался, что ты дурь какую-то где-то ныкаешь и покуриваешь иногда… – начал я.
– Я серьезно, Егор. – прервала она меня. – Верхом нам пройти не дадут.
– А ты, вообще, слышала, что про метро рассказывают? – спросил я все еще не веря, что она на полном серьезе предлагает разбежаться и весело прыгнуть с крыши. – Какие там франкенштейны водятся? Я вот слышал. И никакого желания их еще и увидеть не имею.
– Да тут чего только не наслушаешься. Сам же знаешь. И, вообще, что это ты пугливый стал какой?
– Так за тебя боюсь, дурила картонная, не за себя! Нет, Насть, ты на самом деле надеешься низом попробовать?
– Ну да! Последняя у нас какая станция? Абалинская? От нее до реки – полкилометра. И до пивзавода вашего тоже, в принципе, не так далеко.
Я задумался. Надо сказать, метро в нашем Городе было самым беспонтовым и самым долгостроящимся метрополитеном в мире. Его возводили уже лет тридцать с лишним и за это время открыли всего десять станций. Причем линия была запроектирована еще в семидесятых с учетом будущего развития городских территорий в условиях Советского Союза. Союз распался, заводы встали, районы Города формировались совсем по другим принципам, а строили все по старой схеме. Вот и получилось, что метро ничего особо важного так и не соединило, вследствие чего востребовано толком не было. Я помню, как всегда охреневали приехавшие в командировку москвичи, заходя в час пик в полупустые вагоны.
Но это все было там. В Городе, которого нет. А сейчас, в Городе, который есть, метро было одним из самых страшных его мест. Это знало все местное человечество. Хотя… От человечества мы с Настей как-то совсем отдалились и уже вряд ли являемся его представителями. Так что, мы-то может и пройдем. Тем более, права она, выход из Абалинской совсем недалеко от берега и в каком-то километре от того самого спортивного лицея, где мы с Лешим ночевали чуть больше месяца назад. Точнее, от места, где он тогда стоял. Заманчиво, конечно. Я так понял, что Хозяевам под землей нас сложно найти. Мы же здесь вон сколько сидели, а они нас выкурили исключительно голодом, лишив магазины продуктов. Заманчиво. Но…
– Нет. – решительно сказал я. – Идем оговоренным маршрутом. А там, по ситуации видно будет.
– Хорошо. – вздохнула Настя. – Раз муж сказал, я молчу… Даже, если он гражданский…
– Пошли уже, хорош тут прибедняться… Жена.
***
Толстая и тяжелая дверь чуть слышно выдохнула, когда я повернул упругий штурвал, впуская в наш подвал мертвый воздух улицы. Я отворил ее наполовину, пошел первый. Шестнадцать ступеней наверх, площадка и еще шестнадцать. Вторая дверь. Простая, металлическая, с обычным засовом, сквозь щели сочится серый свет. Я подождал Настю, она поднялась, встала за спиной, обняла, ненадолго прижалась. Теплая, ласковая, родная…
– Открывай. – раздалось у меня в голове.
Я открыл. И Это обрушилось на нас.
Последний раз мы выходили на поверхность всего два дня назад, надеясь нарыть еды. Не считая последствий периода, все было как обычно. Тишина, пустота, неподвижность, зловещий, давящий эмоциональный фон, к которому давно привыкли и уже не обращали внимания.
А сейчас…
Город стал другим. Вокруг нас пока было тихо и пусто, но пространство дрожало от напряжения, энергия неслась невидимыми потоками вокруг с бешеной скоростью и мощь этой энергии увеличилась в разы. Словно начинающееся землетрясение, которое еще не слышат уши и не видят глаза, зато ощущает все твое естество на каком-то первобытном, животном уровне. Город трясло. Носилось по кварталам обезумевшее зверье, явления непонятной нам природы, типа Трассера, Гвоздей, Грибов и прочих застыли в нетерпеливом ожидании и мелко вибрировали, как тетива туго натянутого лука. Весь этот огромный сложный механизм, зачем-то созданный Хозяевами, и имитирующий наш Город, как будто переключили с первой передачи на турбо режим. Наши недавно приобретенные органы чувств поначалу просто отказали с непривычки, отправив нас в недолгий нокаут.
А когда мы с Настей более-менее очухались, то всю эту какофонию сразу же перекрыл Взгляд. Точнее, Взгляды. Такие же чужие и холодные, как раньше, теперь они утратили ленивое равнодушие и наполнились вниманием, нетерпением и беспокойством. Словно прожектора они шарили широкими лучами по всему Городу откуда-то сверху и что-то искали. А скорее, кого-то.
Хозяева этого мира судорожно искали нас с Настей.
И не просто искали. Взгляды звали к себе, притягивали, словно магнит, ломая волю. Вдруг захотелось рвануть со всей дури к ним, пасть на колени и закричать во всю глотку: "Вот мы! Здесь! Делайте с нами, что хотите! С радостью примем великую волю Богов!"
Месяц назад может и прокатило бы. Но не сейчас. Держаться было тяжело, но вполне возможно.
– Закрываемся! – метнул я мысль Насте на самом низком, возможном для нас диапазоне. – Закрываемся наглухо и бежим!
Закрылись. Побежали.
В этот раз маршрут был проложен нами немного по-другому. До упора по Елисейской, потом пересечь проспект Калинина и по Подольской вдоль больницы Боткина добраться до Старо-Вокзальной. И уже по ней рвануть прямиком к Реке, а точнее к улице Старо-Садовой. Она широченная, деревьев мало и ведет как раз к набережной.
Примерно четырнадцать километров. Три часа быстрой ходьбы. По зеленым, шумным улицам, под голубым летним небом.
Ну а сколько часов бега с препятствиями займут эти четырнадцать километров здесь, в сером полумраке, наполненном жуткими созданиями и их еще более жуткими Хозяевами, сказать было пока сложно. Больше трех точно. Это мы с Настей поняли почти сразу. Пробежать спокойно получилось от силы метров триста, так как потом впереди замаячили мерзкие баобабы, с которых тут же начали десантироваться Косяки. Не один, не два, а сразу все. Словно по свистку. Хорошо, что на Елисейской баобабов было мало, эти, наверное, единственные, штук шесть, и стояли они плотной группой. Бежали бы по проспекту Юных Комсомольцев, где ряды стволов уходили в бесконечность, было бы вообще не айс. А тут – всего каких-то четыре десятка коконов со свистом летели нам на головы. Делов-то, епта!
Я скомандовал Насте ускориться, и она пулей проскочила под огромными деревьями и заняла позицию за пыльной машиной, стоявшей метрах в двадцати от крайнего дерева. Быстро. Очень быстро. Ни один кокон еще не успел коснуться земли, а она уже высунулась из-за капота с оружием наготове. Я же, наоборот, немного притормозил, закинул автомат за спину и начал встречать вылезающих из своих одежд Косяков размашистыми и сильными ударами топора.
Шлепок спеленатого тела о землю, взмахи кос, разрывающих плотную поверхность куколки, оскаленная зубастая пасть, и мой тяжелый топор, врубающийся в эту пасть и проходящий ее насквозь. Визг, желтые брызги, я, не останавливая движения, разворачиваюсь и всаживаю топор в лоб следующего подарка небес. Треск, снова брызги, топор разваливает голову надвое, еще разворот, следующий Косяк, новый удар топора, потом еще и еще. Камиль Сен Санс. Пляска смерти… Мой грациозный танец оборвался примерно на десятом Косяке, который успел полностью освободиться и выпрямиться, вскинув косы для атаки. Вместо головы топор глубоко вонзился в его мощную грудную клетку и застрял. Тварь заверещала и попыталась крест-накрест срубить мне голову своими костяными руками. Я пригнулся, чуть не сломав шею, косы царапнули верхушку шлема. Провернул рукоятку топора с насаженным на него Косяком в ладонях, развернулся и, как лесоруб расправляющийся с упрямым пнем, не расколовшимся с первого удара, со всей силы ударил обухом в асфальт. Пень хрюкнул и обмяк, из горбатой спины показалось лезвие топора, застрявшего теперь совсем наглухо. За это время остальные успели завершить десантирование и уже бежали ко мне со всех сторон. Я слышал грохот автомата Насти, но она отстреливала только тех, кто был далеко, боялась попасть в меня. Я поднял топор с мертвой тушей и начал махать им по кругу как дубиной, раскидывая безглазых уродов в разные стороны и двигаясь к ней. Туша весила килограмм сто, но у меня не было времени даже удивляться своей силе, Косяки напирали. Визжали, махали косами и отлетали под меткие Настины очереди. Я совершил около пяти оборотов и на шестом, запустив свою импровизированную дубину в гущу врагов, бросился к ней, вынимая на ходу из-за спины свой калаш.
Добежал, развернулся, тоже начал стрелять.
Совсем недавно мы с Лешим потратили на то, чтобы завалить всего одну подобную тварь, два магазина. Сейчас на каждого Косяка уходило максимум десять пуль. Их дерганья из стороны в сторону во время атаки не помогали. Мы с Настей были быстрее и точней. Хоть немного приблизиться к нам им позволяли только короткие паузы смены автоматных рожков, но в итоге, до нас не смог добраться ни один. Последний уродец упал с простреленной башкой метрах в трех.
Все. Только звон в ушах и беззвучно опадают клубы поднятой пыли вокруг. Над нами – осиротевшие баобабы, перед нами – пятьсот квадратных метров асфальта, покрытого мертвыми горбатыми телами, из-под которых растекаются желтые лужи.
Мы с Настей посмотрели друг на друга.
– Пиздец! – сказал я.
– Не матерись. – сказала она. – Мат не наш формат.
Помолчали. Наконец Настя грустно проговорила:
– Блин, Егор, я – мутант!
– Я тоже! – улыбнулся я. – Мы с тобой две черепашки-ниндзя! Побежали?
– Побежали. Только топорик-то свой забери, пригодится он нам еще, думаю.
Точно! Чуть топор не забыл!
Засел крепко. Пришлось буквально вырезать его из отвратительно пахнущего дохлого Косяка ножом. Все-таки вынул. Липкий, весь в желтой слизи. Странно, кстати, – у остальных здешних зверюшек кровь черная, а у этих нет. Может это и не кровь, а сопли? Тогда не Косяки, а Сопляки. До меня донеслась короткая усмешка Насти, а потом в голове прозвучал уже совершенно серьезный голос:
– Побежали, Егор. Эти, наверху почуяли, приближаются.
Еще бы не почуяли! Такую стрельбу устроили! Скоро явятся…
Опять бежим. Как же мне обрыдла эта Елисейская! Грязные, низкие дома, покосившиеся заборы, потрескавшийся неровный асфальт, скрюченные деревья, машины, причем в основном отечественные, прошлого века производства. Тут, наверное, до сих пор девяносто второй. Лихие девяностые, блин!
Город трясет. Все просто ходит ходуном, мы словно бежим по мосту, который вот-вот развалится. Кирпичная пятиэтажка справа проводила нас темными проемами окон, из одного из которых кто-то снова попытался сжечь нам мозги. Не вышло. Мы закрыли сознание почти полностью. Решили не останавливаться, не отвечать, просто пробежали мимо. И правильно. Метров через пятьдесят еще один собрат Хмыря сел на затылок. Тоже пробежали.
А Грибов-то сколько вокруг, как после дождя! Прямо посреди дороги, то тут, то там – еле заметные гроздья шаров. Мы их оббегаем по приличному радиусу, а они все равно взрываются, швыряя в нас облака едкой пыльцы. Хрена! Не дошвыривают. Гвоздей тоже натыкано вокруг, того и гляди наступишь. А они сегодня и не ждут, пока на них наступят, вылетают вхолостую из-под асфальта, когда мимо пробегаем. Несколько из стен вылетели, еле увернулись. Пару раз Трассер перепрыгнули. Тоже с трудом, на пределе. Тяжко так бежать. И мысли прятать, и следить за всем вокруг. Потом, вообще, непонятное произошло. Только от Гвоздя увернулись, выпрямились и тут же обоих чутье в разные стороны кинуло. А там, где мы должны были пробегать, раздался громкий хруст, пейзаж улицы причудливо исказился, пространство как будто сжалось в невидимом кулаке, а потом взорвалось волнами в разные стороны. Да… Век живи, век учись.
Короче, сегодня Город приведен в полную боевую готовность. Мобилизован весь личный состав, и даже тех, кто в запасе, по тревоге подняли. Неужели все ради нас? Даже как-то приятно…
– Уроды! – проинформировала меня Настя, не останавливаясь.
– Да знаю уже, – вздохнул я, поморщившись при мысли о том, что сейчас снова придется стрелять. – Бежим, может оторвемся, до проспекта чуть-чуть осталось.
– А на проспекте – мягкие диваны, кислородный коктейль и массаж? – съязвила она.
– Ага, эротический. Уроды будут делать.
– Сплюнь, дурак.
Три справа, пять слева. Бегут параллельно нам, за домами. И сзади еще немерено ощущается, причем не только Уродов, а еще каких-то непонятных. Опять новые какие что ли? Главное, чтоб обыкновенные. Без мозгов и оружия. Впереди вроде нету пока.
Елисейская наконец закончилась, уперлась в такую же узкую и невзрачную улочку. Блин, а я почему-то был уверен, что мы прямо на проспект по ней выйдем… С обеих сторон по этой улочке к нам тоже бежали. Дурдом какой-то! Как в фильмах про зомби-апокалипсис.
Мы с Настей пересекли дорогу, забежали за киоск, на котором было написано "Шашлычная", высунулись с разных сторон и начали отстреливать самых наглых зверей, маячивших метрах в пятидесяти-семидесяти с трех сторон. Несколько Уродов упали. Один тут же вскочил, сделал еще пару шагов, получил Настину пулю прямо в глаз и снова свалился. Другие, которые, не Уроды, оказались совсем странными ребятами. Вполне человеческие лица; носы, уши, все на месте. Можно даже отличить друг от друга бывших мужчин и женщин. Только из раззявленных в яростном вопле ртов торчат совсем нечеловеческие зубы, ростом – далеко за два метра, непропорционально широкие плечи и очень длинные и худые руки и ноги. Передвигаются на всех четырех конечностях, зато очень быстро. Как будто взяли команду баскетболистов и подержали годик где-нибудь в Бухенвальде, а потом отпустили, злых и очень-очень голодных. Ну, и конечно – тоже горбатые. Не следит местное население за осанкой. Совсем.
Зато их не надо было выцеливать в голову. В отличие от Уродов, они падали и не вставали от попаданий в грудь и живот. Видимо, сырые совсем. Пробная партия…
Отстреляв по два магазина и немного проредив толпу преследователей, лишив ее основных пассионариев, мы бросились наискосок через двор, на другой стороне которого между домами виднелся широкий асфальт проспекта Калинина. Бежали, как под артобстрелом. Со всех сторон рвутся Грибы, мелькают желтые наконечники Гвоздей, Трассер опять прямо передо мной наискосок прошел. Чудом тормознул.
Вылетели на проспект. Четырехполосная проезжая часть, ровная, без единой трещины, белеет свежей разметкой, словно только вчера дорожники работали. Кадавров не видно. Совсем недалеко перекресток с улицей Подольской, там надо направо. Светофор не работает. Зато работают фонари, стройными рядами тянущиеся по обе стороны дороги. Прямые, как корабельные сосны, совсем новые, освещают серый полумрак теплым электрическим светом. Улица, фонарь, аптека…
А вот, кстати и она. Прямо на углу улиц на стене двухэтажки висит зеленый крест, на другом углу – красивое сталинское здание, тоже двухэтажное, с вывеской "Школа искусств номер четыре". Помню. Возил сюда дочку несколько раз… Двери нараспашку. Сидят внутри какие-нибудь Волосатые, рисуют, лепят, на пианинах играют.
Рекламный щит Мегафона, предлагающего практически бесплатный интернет, напротив – еще один, там с прямоугольного экрана хищно улыбается Жириновский. Через дорогу – Ломбард и что-то еще, не видно, так как прямо посередине широкого перекрестка стоит Сюрприз. Привет из счастливого советского детства. Именно такой, каким я его помню.
Трамвай… Красно-желтый чешский трамвай из двух вагонов. Лет двадцать таких не видел. Новенький, словно только что из Праги, или где их там делали? Неимоверно яркие цвета для нашего серого Города просто ласкают взгляд, блестят круглые фары, над водительским стеклом – номер маршрута. Двенадцать. Застыл поперек улицы, сложив вагоны почти под прямым углом. Наверное, сошел с рельс… Непонятно только с каких? Нету здесь рельс и не было никогда.
Уловил невнятное раздраженное шипение Насти, вычленив из длинной тирады единственное, зато наиболее часто здесь употребляемое слово "бред". Согласен. Так уж тут все устроено.
Бежим к трамваю.
И тут трамвай зашевелился. Нет, ну это уже ни в какие ворота! – успел подумать я перед тем, как понял, что шевелится вовсе не представитель городского пассажирского транспорта, а то, что сидело на нем, прилепившись к металлическому боку. Я резко развернул Настю, и мы бросились назад.
Я думаю, что если бы мы так усиленно не закрывались все это время от Хозяев, то почуяли неладное сразу, как только выбежали на проспект, а так, в режиме наглухо запертого сознания столкнулись практически лоб в лоб.
Здоровенный желто-красный кусок левого вагона спрыгнул на асфальт, и пока его цвет быстро терял яркость, сливаясь с темно-серой поверхностью дороги, я разглядел мощное окольцованное туловище, заканчивающееся дугой торчащего вверх жала, и пять длинных трехсуставчатых ног.
Спайдермэн, мать его! Всех сегодня увидели, как на встрече выпускников. Только Дятла не хватает для полного счастья! Чудовище засеменило к нам, почти не видимое на фоне тусклого пейзажа, а за его спиной от трамвая оторвался еще один такой же красавец, прятавшийся на правом вагоне.
Дружно шарахнули автоматные очереди. Я рассказывал Насте про таких зверят, поэтому первого шока, как я когда-то, она не испытала. Как бы тварь ни маскировалась, меняя цвет кожи, били мы точно. Прямо в голову. А та оказалось пуленепробиваемой. Во всяком случае, для нашего калибра. Куски свинца бессильно отскакивали от толстого черепа, несколько раз рикошетом чуть не попав в нас самих.
Спайдермен выбрал для атаки Настю, наверное, потому, что она казалась более легкой добычей из-за меньших габаритов. Тварь прыгнула, изящно перегруппировываясь в воздухе, и десятиметровый полет закончился мощным, разящим сверху вниз, ударом внезапно вытянувшегося раза в полтора жала. Мое сердце пропустило несколько ударов, испуганно сжавшись в комок, я замер в ступоре, не в силах пошевелиться, боясь увидеть то, что сейчас должно произойти. Но моя умница Настя, как настоящая Алина Кабаева, только раза в три быстрее, прогнулась в мостике, практически прижавшись спиной к земле, жало, перевитое венами вспороло воздух над ее грудью и с треском вонзилось прямо в центр двойной сплошной разделительной полосы. Брызнуло что-то зеленоватое, Спайдермен заревел как стадо бизонов, а Настя, все также стелясь над асфальтом, крутанулась, уходя из-под мерзкого туловища, вскочила на ноги из совершенно немыслимой для обычного человека позиции и почти в упор достреляла весь магазин в плоское зубастое рыло.
Череп у паука был бронебойный, а вот пасть, раскрытая в вопле, – нет. Пули весело влетали туда, пробивали мозг и так же весело бились о заднюю стенку черепной коробки. Голова Спайдермена затряслась в такт треску автомата, ноги подломились, и он рухнул наземь бесформенной, быстро чернеющей кучей.
Я вышел из ступора. И очень вовремя. Второе чудовище уже летело, распластавшись в полете, и заносило для удара свой хвост. И снова в Настю. Да что ж такое?!
Уйти она на этот раз не успевала. Просто катастрофически не успевала. Зато успел я. Со всей дури врезался в бок любимой девушки, отбросив ее куда-то за бордюр, в гущу колючих кустов, перекатился через голову, разминувшись с ядовитым острием на считанные сантиметры. Спайдермен, видя, что основное орудие ударило мимо цели, распластал свои длинные конечности, одна из которых, словно таран, ударила меня в левое плечо. Хорошо, что у это был не Урод, вместо страшных когтей были присоски. Иначе, плеча я бы точно лишился. Но мне итак мало не показалось. Я пролетел метра четыре и врубился прямо в вылезающую из кустов Настю, снова опрокинув ее в колючки. Упал сверху, прижав к земле. Наши шлемы звонко стукнулись друг об друга. Довольно романтично. Однако, моя подруга была на этот счет другого мнения, так как с нечеловеческой силой отшвырнула меня в сторону, а сама откатилась в другую. Тут же кустарник между нами с визгом прорезал очередной стремительный выпад жала. Спайдермен совсем осатанел.
Я, пошатываясь, поднялся на ноги, выбежал обратно на асфальт и стал расстреливать тварь, стараясь не столько поразить, сколько оттеснить ее от Насти, чтобы та успела сменить магазин. Попутно, думал про то, как играючи моя нежная, хрупкая девушка только что меня киданула. Интересно, а если нам с ней подраться друг с другом в голову придет, кто победит? Ну так, чисто гипотетически…
Настя выпрыгнула на дорогу, как чертик из табакерки, прямо за горбатой спиной Спайдермена, и начался очередной смертельный танец. Мы кружили вокруг него, короткими очередями стараясь поразить одно из буркал и не попасть друг в друга, а он волчком вертелся в центре, периодически пытаясь проткнуть нас своим гребанным хвостом. Скорости были чуть ли не сверхсветовые. Наверное, сторонний наблюдатель, если бы такой где-нибудь рядом присутствовал, увидел бы только неясный серый смерч, из которого раздавались выстрелы, рев и вылетали пули.
Продолжалась эта карусель около минуты. Мы чудом умудрились перезарядиться, когда я понял, что тактику надо срочно менять. Во-первых, магазин, торчавший из ствольной коробки моего автомата, был последним заранее снаряженным, остальные патроны находились в упаковках. Ну не мог я представить, что настолько весело все будет! Во-вторых, со стороны покинутой нами Елисейской вывалилось целое стадо зверья и начало довольно быстро к нам приближаться.