Вот такое Муйне

И сердце словно маятник…

Уже на входе в отель Матрёнова встретила меня истошными воплями:

– Игорь, где вы прячетесь? Я вас полдня ищу – все нервы измотала! Вы забыли, что у нас сегодня презентация?

– Почему забыл? – оправдывался я. – Видите: гитару брал для репетиций. Не мог же я на ней играть во время конференции, поэтому и выходил на пленэр.

Валентина Ивановна немного успокоилась:

– Тогда пойдёмте, наши уже все в сборе.

Когда мы вошли в концертный зал, он был уже почти полон. Нижегородцы сидели кучкой – редакторши газет и парни-информационщики были при параде, Матрёнова – одета как концертная дива, я на этом фоне выглядел обычным парнем с гитарой, но для нынешнего действа этот образ мне вполне подходил. Тараканов с помощницей были в официальных костюмах, но они в нашей презентации и не участвовали.

Я огляделся вокруг. Сразу бросилась в глаза красавица, похожая на Наталью Водянову, со своим важным дядькой. Увидел и большую группу представителей народов Севера во главе с Владом Покровом, помахал ему рукой – он ответил мне благосклонно.

Мы с коллегами ещё раз быстро проговорили сценарий нашего выступления, и презентация началась.

Заключалась она в том, что каждый регион рассказывал о своей местной прессе, а затем шли музыкальные номера. Наша очередь была пятой, и я изрядно напрягся, увидев, как мощно с музыкальной точки зрения выступили Татарстан и особенно Краснодарский край: мне показалось, что половина из вышедших на сцену тамошних журналистов по совместительству были солистами Кубанского казачьего хора или наоборот. Впрочем, у нас в России, куда ни ткни – кругом сплошные подставы да симулякры. Тем не менее выступление краснодарцев сопровождалось настоящими овациями.

Но вот пришла очередь нашей области, и мы всемером поднялись на сцену. Валентина Ивановна вкратце обрисовала нижегородскую прессу, после чего я с гитарой выдвинулся вперёд, и под мой аккомпанемент Матрёнова с подружками исполнили «Сормовскую лирическую». Пели они очень душевно, и на словах «Но девушки краше, чем в Сормове нашем, ему никогда и нигде не найти» я, засмотревшись на сидевшую в зале красавицу, похожую на Наталью Водянову, подумал: как же прав был Евгений Долматовский, сочиняя эти стихи. Правда, тут же вспомнил, что настоящая Водянова – родом не из Сормова, а с Автозавода.

После наших дружных женщин на сцену вышли информационщики: они исполнили любимую песню нижегородских губернаторов Склярова и Шанцева «В Нижний Новгород – это значит домой» в стиле рэп с использованием губной гармошки. Получилось весьма нетрадиционно и очень даже недурственно. Во всяком случае, в зале хлопали.

Потом настала моя очередь, и я выдал свой шлягер о Нижнем Новгороде:

– Лунными дорогами

Мы побежим с тобой в Весну.

Не смотри так строго

И не прячь веснушки на носу.

У Весны есть тайны,

И мы их ждём заранее,

И вовсе не случайно

Ходим на свидания

Весной!

А ты сказала: «Были б крылья,

В небе я б летала!»,

И мы с тобой бежим гулять

К памятнику Чкалова —

Волга разливается

И сердце словно маятник!

Как наверно здорово

Залезть на этот памятник

Весной!

Зал встретил мою песню овациями, да что там – был настоящий фурор! Круче аплодировали только краснодарцам, но от них и выступал целый хор.

Вся наша делегация пожимала мне руки, Матрёнова от души расцеловала меня в обе щеки. Помощница Тараканова с интересом посматривала на меня. Я чувствовал себя настоящей поп-звездой и с изрядной долей тщеславия покосился на «Водянову», но она была равнодушна к моему успеху, по-прежнему держа под руку своего папика. «Да и хрен с тобой», – подумал я, продолжая наслаждаться восхищением коллег. Они нравились мне всё больше и больше.

После нас было ещё несколько шаблонно-канцелярских презентаций других регионов, неожиданно серо выступила Москва, а откровенный провал был разве что у народов Севера. Видимо, позавидовав моему успеху, решился спеть и сам Влад Покров. Но голос у него был не поставленный, в ноты он не попадал, и организаторы, чтобы хоть как-то сгладить конфуз, списали всё на особенности горлового пения коренных народов. Но все всё поняли. Влад Покров спускался со сцены багровым от стыда, но зал и его благодушно поддержал аплодисментами.

После этого было награждение – наша область заняла второе место. Матрёновой на сцене вручили статуэтку, она была счастлива словно школьница.

Потом все перешли в ресторан, где начался общий банкет. Звучали поздравления, тосты, алаверды, все много выпивали и обильно закусывали.

Как один из героев сцены я был в центре общего внимания и упивался славой, неся повышенную нагрузку на печень. Чокнуться и выпить со мной подходили многие – и Поддонов, и Покров с народами Севера, и три раза Матрёнова, и редакторши районных газет, и парни-информационщики – «за общий успех», и даже папик «Водяновой» под руку со своей красавицей (Тараканов в этот момент предусмотрительно отошёл в сторону, чтобы не попадаться ему на глаза). Лишь она одна по-прежнему излучала на меня холод показного равнодушия.

Это ранило моё самолюбие, и я стал искать глазами Эльвиру. Уже изрядно набравшись, я всё-таки вспомнил, что у неё сегодня пересменок, и появится она только завтра.

Тогда я решил пойти спать. Но так как поступь моя была уже нетверда, добирался до своего логова я довольно долго. Честно признаться, не сразу его и отыскал.

Но вот, наконец, она – заветная дверь, я произнёс было «Сезам откройся», но тут же вспомнил про ключ, нащупал его в кармане, вставил в замочную скважину, повернул – и вот я «дома».

Секс с куклами

Хотел было сразу лечь спать, но только включил свет – сон как рукой сняло. Обнажённые куклы по-прежнему стояли на своих местах, покачиваясь, поворачиваясь вполоборота…

Вы видели когда-нибудь, как, повернувшись к вам спиной, голые Моника Беллуччи и Шарлиз Терон нагибаются, будто пытаясь что-то поднять с пола? Вот и я до этого не видел. Любой мужчина поймёт меня, что в такой ситуации спать физически невозможно.

Минут пять я заворожённо смотрел на эту пантомиму и понял, что больше не выдержу. Тогда я разделся догола и, помня, что от кукол бьёт током, подошёл к барной стойке, налил себе стакан из початой бутылки конька и залпом его выпил.

Закусив лимоном, я с разбегу бросился в гущу обнажённых женских кукол.

Со стороны это был занятный «балет»: мне было одновременно и больно, и сладко, я отскакивал от совершенных по красоте обнажённых женских тел и снова бросался на них. В минуты этой битвы в голове моей родился экспромт:

Воет по ночам, как серы волки,

Мужиков натянутая плоть.

Хоть под ногти суй себе иголки,

Вожделенье чтобы побороть!

Громко его декламируя, я продолжал эти нескончаемые танцы с голыми красавицами. Мужская часть биороботов с любопытством наблюдала за нами: у них не было того, чем я пытался прикоснуться к куклам, бить их с размаху, подобраться спереди и сзади… Как и того, что несколько раз извергалось из меня…

Моника Беллуччи всё-таки была самой бесподобной среди этих красавиц, но и к другим меня тянуло не меньше!

После почти часа таких сексуальных танцев вконец обессиленный я еле дополз до дивана, грохнулся на него и моментально заснул.

Стыд и позор

Проснувшись утром и подняв глаза на кукол, я сразу вспомнил, что вытворял прошлой ночью. Хотелось сквозь землю провалиться. Биороботы же, как ни в чём не бывало, смотрели на меня равнодушно.

Я поспешил под душ, оделся, смыл с ковра следы своей бурной ночной жизни… Но стыд не покидал меня: «Что если в помещении есть видеокамеры, – с ужасом думал я, – и они записали все мои вчерашние извращения?»

Медленно и внимательно я принялся осматривать все стены, потолки и мебель в комнате, ища хоть малейшие признаки наличия видеокамер. Это заняло у меня немало времени: помещение было просторным, и я исследовал его шаг за шагом, метр за метром буквально на ощупь. И только не обнаружив никаких признаков снимающей аппаратуры, немного успокоился.

«А ведь действительно, – подумал я, – если этот учёный ведёт здесь секретные разработки, приносящие ему большие деньги, зачем ему нужно, чтобы записи с видеокамер могли попасть в чужие руки? И кто-то смог бы тогда узнать все его секреты? Он наверняка позаботился о безопасности и исключил саму возможность видеозаписей его опытов и процесса производства биороботов. Свои тайны он будет оберегать до последнего».

За такими размышлениями я немного успокоился, но всё равно чувствовал себя подавленным, не хотелось выходить из комнаты. Я тяжело вздыхал, ахал и охал, корил себя за безбашенность и развратные действия с неодушевлёнными предметами.

Наконец, вспомнил, что сегодня вечером состоится то самое мероприятие, ради которого я и приехал в Ульяновск – награждение меня премией Русского музея за стихотворный фельетон. Но твёрдо решил до тех пор не выходить из номера. На душе, не прекращая, скребли кошки: вдруг во время церемонии награждения на сцене зажжётся экран и зал увидит кадры моих ночных извращений с куклами? С такими мыслями я лёг на диван и провалился в сон до самого вечера.

Разбудила Эльвира – сегодня была её смена. Открыв дверь своим ключом, она растолкала меня:

– Голубчик, ты здесь? Я уж боялась, что слинял втихаря…

– Сколько времени? – спросонья спросил я.

– Да уж всего час остался до церемонии награждения. Вот я и думаю: куда подевался?

– Приболел немного, вот и решил отлежаться, – соврал я, покосившись на кукол: вдруг они меня выдадут? Но нет: биороботы молчали.

– Слушай, я тут насчёт денег, – замялась она. – Ты мне отдал три тысячи за первую ночь, но вот за прошлую и за сегодняшнюю, если уезжаешь завтра, – должен ещё шесть.

Я отсчитал ей шесть тысяч рублей и поблагодарил.

– Опять при деньгах? – удивилась дежурный администратор отеля.

– Да, иностранцы помогли.

– Что за иностранцы? – хищно поинтересовалась она.

– Англичане, кажется. Хотя расплачивались евро, а не фунтами, – ответил я.

– Из какого номера? – заблестели глаза у Эльвиры.

– Не знаю, я к ним в номер не заходил, – продолжал я дразнить её, а на душе по-прежнему было гадко.

– Ну ладно, скоро награждение, собирайся. За комнату ты со мной расплатился. После работы я тоже переночую здесь и утром заберу у тебя ключ, а пока мне надо работать, – она подмигнула мне и вышла из комнаты.

Я не спеша привёл себя в порядок и, вспомнив, что завтра мне действительно уезжать, собрал все свои вещи в сумку и бросил её у входа в номер. Ещё раз виновато взглянул на кукол и вышел, заперев за собой дверь.

«Нужно было сегодня ещё раз съездить на вокзал – вдруг нашлись мои документы, а я целый день провалялся, – корил я себя, пока шёл по длинному коридору. – Ну ничего, завтра перед отъездом зайду».

На церемонии награждения были всё те же лица, за дни фестиваля порядком уже мне поднадоевшие. Все спрашивали: почему я такой грустный, я отвечал, что немного приболел.

Мероприятие продолжалось долго – лауреатов было много. Дошла очередь и до меня – представители Русского музея вызвали меня на сцену, вручив приз за самое оригинальное освещение программы «Россия» в Нижнем Новгороде. Я поблагодарил их и хотел было уйти, но участники фестиваля, по-видимому, запомнили, как я пою, и стали скандировать: «Песню! Песню!» Я отнекивался как мог, но поняв, что просто так меня не отпустят, взял протянутую мне ведущим гитару и ещё раз спел им «Лунными дорогами».

На банкете после награждения я практически не пил, мне всё было не по себе. Окружающие же опять веселились без удержу. Матрёнова с подружками взахлёб пели народные песни. Ребята-информационщики сдружились с однополой парой из Питера. Влад Покров по просьбам коллег из Краснодара вопил на весь зал, имитируя крики оленя в брачный период. Тараканов нализался и снова стал приставать к девушке, как две капли воды похожей на Наталью Водянову, так что её спутнику пришлось взять Евгения Витольдовича за локоть и вывести из зала. Сама «Водянова» по-прежнему была холодна и задумчиво смотрела на Эльвиру, стоявшую в дверях зала. Эльвира внимательно следила за мной.

По сути это был предпоследний день всероссийского фестиваля журналистов в Ульяновске: официально он закрывался в субботу, но многие, как и я, разъезжались уже завтра – в пятницу. Поэтому не видевшиеся много лет или сдружившиеся только здесь люди в этот вечер были особенно романтичны, раскрывали друг другу души, прощаясь на год, а то и больше. Вот и ко мне, отвопив брачным оленем, подсел Влад Покров, подошли ребята из «кубанского хора», коллеги из Татарстана, представители Русского музея, Матрёнова и её верные газетчицы, информационщики со своими друзьями, среди которых число геев росло в геометрической прогрессии… Они всё-таки уговорили меня выпить с ними, и наш разговор о профессии стал понемногу перетекать в ночь.

В какой-то момент ко мне подошла Эльвира, шепнув на ухо:

– Ну ты идёшь? Я давно освободилась.

Идти мне никуда не хотелось, поэтому я ей ответил:

– Слушай, я ещё посижу с друзьями. А ты иди, я подойду чуть позже и отдам тебе свой ключ. Я же с тобой полностью расплатился.

– Ну как знаешь, – раздражённо бросила она. – Импотент, любитель кукол!

Я поморщился, и она ушла.

Через некоторое время я обратил внимание на то, что Тараканова со своей помощницей среди нас уже не было, а красавица, похожая на Водянову, по-прежнему молчаливо сидела одна в стороне, хотя к ней периодически пытались приставать подвыпившие кавалеры. Впрочем, мне это было всё равно.

Засиделись мы до утра – уже светало. Я сказал, что мне пора, так как еду домой сегодня. Остальные нижегородцы дружной компанией уезжали на междугороднем автобусе в субботу.

Взяв подаренную мне статуэтку, я направился в свой номер. По пути похвалил себя за то, что заранее собрал вещи в обратную дорогу и теперь не нужно будет лишний раз суетиться: «Сейчас немного вздремну – и на вокзал!»

Я не спеша шёл по длиннющему коридору, представляя, как увижу в комнате спящую Эльвиру, которую мне отчего-то совсем не хотелось видеть.

Иногда мне мерещились за спиной какие-то шорохи, будто кто-то крался за мной. Я оборачивался, но никого не видел. «Пьяные галлюцинации», – решил я, хотя в этот день выпил как раз немного.

Спустившись по полулестнице к двери, я открыл её, вошёл в комнату и к своему удивлению обнаружил, что Эльвира уже не спит. Она сидела на диване в одной сорочке и сразу же зло бросила мне:

– Давай сюда свой ключ!

Не спеша засунув статуэтку от Русского музея в лежавшую у порога сумку, я попытался было затеять с Элей разговор:

– Ты не спишь?

– Гони ключ, шляльщик! – ещё более злобно крикнула она. – Им тут помогаешь, а они!

Я подошёл к дивану, протянул ей свой ключ и заметил:

– Помогала ты мне, допустим, за деньги. Думаю, и всё остальное обошлось бы мне далеко не бесплатно! – сказав это, я повернулся и направился в туалет.

Не успел толком расстегнуть брюки, как услышал – громко хлопнула входная дверь:

«Я же её не закрыл, а сразу отдал ключ Эльвире! – осенило меня. – Сейчас она из мести запрёт меня здесь – а я без ключа и у меня поезд сегодня!»

Быстро натянув штаны, я выскочил из туалета и увидел страшную картину: в моё недолгое отсутствие через незапертую дверь в номер вошла женщина, как две капли воды похожая на Наталью Водянову.

Схватив с барной стойки нож, которым я резал лимоны и груши, она подскочила к сидевшей на диване Эльвире и, как заведённая монотонно повторяя слова «хозяин говорил – никого нельзя сюда приводить!», с силой стала бить лезвием ей в грудь и живот, так что из каждой раны струями брызгала кровь.

Я был настолько ошарашен увиденным, что только и смог испуганно вскрикнуть. «Водянова» обернулась на звук и, как всегда безразлично глядя на меня, размеренными шагами двинулась в мою сторону, вытянув перед собой окровавленный нож. Я бросил взгляд на кукол – они, покачиваясь, беспечно наблюдали за происходящим.

«Водянова» была уже совсем близко, я еле уворачивался от её ударов. Пятясь к кухне, я машинально схватил со стены большую тяпку и, отбиваясь от нападавшей, со всей силой маханул ей по шее.

Рана получилась большой, но к моему удивлению, из неё хлынула не кровь, а потекла розоватая жидкость. Голова «Водяновой» немного накренилась, но быстро выправилась, и красавица опять двинулась на меня с ножом.

Следующим ударом я выбил оружие из её руки и со всей силой снова рубанул тяпкой по шее. Кожа на её горле лопнула, из-под неё вырвались какие-то трубки и провода, и снова потекла розовая жидкость.

«Это тоже кукла! – вмиг догадался я. – Только без защитного поля!»

Голова на шее «Водяновой» заболталась, но было видно, что робот старается рассмотреть, куда выпал нож.

В крайнем исступлении я с силой пнул куклу ногой – она упала. Подскочив к ней, несколькими ударами тяпкой я полностью отсёк ей голову.

Внутри головы и туловища куклы я увидел великое множество мелких проводков и крупных трубок, из которых сочился розоватый раствор. Я пнул голову поверженного биоробота словно футбольный мяч – она покатилась ко входной двери.

Я бросился к Эльвире, она вся хрипела, изо рта у неё текла кровь, на теле было семь или восемь глубоких ножевых ран. Взяв выпавший из её руки ключ от помещения, я обернулся и увидел ещё более страшную картину: обезглавленное тело куклы Водяновой уже успело встать на колени и на четвереньках медленно двигалось в сторону находившейся у двери головы.

В ужасе я подскочил к ползущему безголовому биороботу, с силой пнул его, так что тело снова повалилось на пол, перепрыгнул через него и бросился к выходу.

Обернувшись, я увидел, что туловище вновь поднялось на карачки и неуверенно движется в мою сторону. Тогда я схватил голову, запихнул её в мою заранее собранную сумку и выскочил из комнаты, заперев её на ключ.

Пятясь по лестнице от двери, я услышал, как в неё раздаются мерные глухие стуки. Догадался, что это туловище куклы по зову своей отсечённой головы упёрлось в дверь и упрямо тычется в неё.

Бегство

Закрыв сумку на молнию, я стремглав бросился прочь. Длиннющий коридор пролетел за минуту. Выскочив из отеля, я понял, как мне повезло: у дверей уже стоял самый ранний шаттл до вокзала, и я был первым, кто вбежал в него.

Десять минут до отправления автобуса, пока в него не спеша зашли ещё пять-шесть пассажиров, показались мне целой вечностью. Мне всё мерещилось, что сейчас из дверей выползет безголовая кукла и бросится за мной и за своей головой к шаттлу.

Но нет – автобус тронулся, а кукла так и не появилась.

Пока ехали до вокзала я пытался собраться с мыслями. Боялся открыть сумку, потому что не знал, как ведёт там себя голова «Водяновой». Но всё вроде было тихо.

Уже на вокзале я понял, что до отхода моего прицепного вагона оставалось ещё часа четыре. Я пробрался в зал ожидания, положил сумку на соседнее кресло, склонил свою голову на колени, притворившись спящим, на самом же деле без конца прокручивал в мыслях жуткую ситуацию, в которую вляпался. В номере отеля, из которого я сбежал, остался труп натуральной женщины – дежурного администратора отеля «Древо Хитрово», гражданки Российской Федерации Эльвиры Улябиной, о личной жизни которой я практически ничего не знал, и тычущееся в дверь туловище биоробота, которое без головы никак нельзя идентифицировать с Натальей Водяновой. На ноже, которым была убита Улябина и которым я резал лимоны и груши, сто процентов есть мои отпечатки. В убийстве человека, безусловно, обвинят меня. Что будет дальше – легко предугадать.

Мне казалось, что меня арестуют прямо на вокзале. Я боялся поднять голову, опасаясь встретиться взглядом с полицейскими. Один раз дошёл до туалета, всё время закрывая лицо носовым платком, и ещё час скоротал там, запершись в кабинке.

Но вот пришло время посадки на мой поезд. Как можно глубже втянув голову в плечи, я направился к своему прицепному вагону. Подходя к нему, я ещё издали заметил ту самую проводницу, с которой мы ехали из Нижнего в Ульяновск. Я протянул ей обратный билет, лежавший в кармане моего пиджака. Она тоже узнала меня и громко воскликнула:

– Ах, вот и вы!

Моё сердце оборвалось:

«Всё! – подумал я. – Я уже в розыске, и сейчас меня арестуют!»

– А мы тут вас всем поездом вспоминали! – продолжала проводница. – Помните, вы всё обвиняли попутчиков, что они вас обворовали! Так вот, никто у вас ничего не крал: всё – и документы, и кошелёк, и мобильный телефон – вы обронили в вагоне-ресторане перед закрытием. Видимо, столкнули их локтем со стола, они и провалились между столом и стенкой, а вы спьяну и не заметили. А когда утром там стали убираться, то всё и нашли, но вы уже сошли с поезда. Но я помнила, что у вас обратный билет, поэтому мы и не стали отдавать ваши вещи в полицию – я знала, что вы вернётесь. Так что зря вы на людей напраслину возводили!

У меня отлегло от сердца, я благодарил её, как мог, предлагал деньги, но она сказала только:

– Проходите в своё купе. Сейчас я принесу ваши вещи.

Проводница, действительно, принесла все мои пропажи – всё было на месте. Когда поезд тронулся, в купе со мной оказалась одна только женщина с маленьким ребёнком, и я наверняка показался им очень странным попутчиком. Забравшись на верхнюю полку и положив свою сумку в ноги, я всю дорогу до Нижнего притворялся спящим, хотя не сомкнул глаз. Мозг разрывался от одной только мысли: когда найдут труп, меня обвинят в убийстве, поймают и посадят в тюрьму. Ведь никому же не придёт в голову обвинить в убийстве манекен!

Я предполагал, что труп Эльвиры за время, пока я ехал в поезде, уже обнаружили. И потому, как только сошёл на перрон в Нижнем Новгороде, решив, что домой мне идти никак нельзя – там меня наверняка уже поджидает полиция, – я прямиком бросился к своему старому другу, чтобы на время схорониться у него и решить, как быть дальше.

Игорь Скромный завершил свой рассказ