13.
Ах, эта свадьба пела и плясала! Какой праздник может сравниться с искрометной, разухабистой, жизнеутверждающей, пьяной и драчливой, пляшущей и поющей, похмельной и совсем нецеломудренной русской свадьбой? Да никакой! Новый год, и тот отдыхает. Ей-богу, когда я смотрел, как организовали Сашкину свадьбу сарапульцы, какие древние, несомненно, языческие традиции Руси они вытащили на свет из темных чуланов, отряхнули с них пыль и сбрызнули их свежей росой современности, мне на ум приходили бессмертные образы Николая Гоголя: «…Русь, куда ж несёшься ты? дай ответ. Не даёт ответа…» или «Редкая птица долетит до середины… ».
С утра действо должно было начаться с того, что дружки жениха доставляют ему ведро воды из ближайшего колодца. Для каких целей – хрен его знает! Нужно и все, а то выкуп невесты пойдет наперекосяк, жизнь молодых не удастся и родителям на старости лет никто стакана воды не поднесет. Примерно так.
Как же на деле оказалось непросто это сделать! Команда жениха оказалась немногочисленной. Парней, которые противостояли нам, оказалось больше. Им еще помогали подвыпившие тетки (а весело! а потому что!) – рьяно и без всяких правил. За неимением традиционного колодца воду набирали из простой уличной колонки, и первое ведро нам милостиво разрешили наполнить почти до краев. Наполнить, а не донести! Всей этой водой нас тут же окатили, благо стояла жара. Следующее ведро уже выбивали из рук, не давая наполнить. Эх, раззудись плечо! Но пасаран! Я начинаю отшвыривать всех подряд, бегать от одного нападающего к другому, оттесняя от колонки. В ход шли все приемы из футбола, хоккея, даже регби и вольной борьбы. Но соперники наступали как саранча, и ведро не удавалось пронести даже несколько метров – и тогда расстояние до жениха, а он стоял у подъезда пятиэтажки, где жила его невеста на четвертом этаже, всего-то в тридцати метрах – показалось долгой дорогой в дюнах, путешествием из Петербурга в Москву, двадцатью тысячами лье под водой! Именно под водой, так как нас непрерывно окатывали и окатывали из отобранного ведра. Все! Я решил переходить на русский народный бокс, и приготовился со всего размаху зафинтить кому-нибудь в глаз так, чтобы сомнений не было, что это не английский апперкот, а славянский хук!
До мордобоя, слава Богу, дело не дошло. Дружков жениха выручил, кто бы мог подумать, Федор Толсторюпин – Винни Пух! Вот же проявился природный дар водовоза! Поглазев издалека на наше Мамаево побоище, Федя принял самое простое с точки зрения военной тактики решение: он пошел в другую сторону, попросил у кого-то на время ведро, нашел другую колонку и принес жениху воды.
– У вас товар, у нас – купец! – наступил момент выкупа. Девчонки, девушки, молодухи выстроились у подъезда – одна другой краше, кровь с молоком, упругие бедра и груди, яркие губы!
– Ах, вы сени мои, сени, сени новые мои!
Сени новые, кленовые, решетчатые!
Смуглолицая девушка с прической «каре» – Наталья Варлей да и только! – обнажая белоснежные зубы, заливалась соловьем:
– Я не слушаю отца, а потешу молодца!
Я за то его потешу, что один сын у отца,
Он один сын у отца, уродился в молодца,
Зовут Ванюшкою-пивоварушкою.
Пивовар пиво варит, зелено вино курит,
Зелено вино курит, красных девушек манит:
«Вы пожалуйте, девицы, на поварню на мою!
На моей ли на поварне сладко пиво на ходу,
Сладко пиво на ходу, на холодном на леду!» – красная юбка на черном лаковом ремне подобно японскому зонтику поднялась вверх к талии, обнажив стройные ножки и красные же трусики: певунья закрутилась в такт песне под неописуемый восторг представителей сильного пола!
Илья сунул мне в руки гитару – и я запел для Натальи Варлей «наш ответ Чемберлену» от Юрия Антонова:
– Ты мне в сердце вошла,
Словно счастья вестница!
Я с тобой для себя новый мир открыл.
Но любовь, но любовь – золотая лестница!
Золотая лестница – без перил!
Женская стена дрогнула и нас впустили в подъезд. Теперь надо бросить на поднос денежку, взять с подноса рюмку водки и выпить. Нам дают подняться еще на несколько ступенек. В подъезде – плакаты, шары, цветы. Мы пикируемся песнями и прибаутками. Сашка сильно волнуется, покрылся красными пятнами, они сильно выделяются на его белом лице, оттеняемом черными прямыми волосами с пробором посередине. Почти Пол МакКартни, если бы не грузинский нос с горбинкой. Но Сашка не грузин, у него, как и у Толсторюпина, голубые глаза. К тому же, в отличие от флегматика Феди, Сашка ужасный холерик. Он увидел, что у меня нет никакой наличности, и незаметно сунул в карман моих джинсов горсть мелочи и рублевок. Двигаемся дальше, нет таких преград, которые бы не преодолел советский студент с целой горстью наличности! Не нервничай, Сашок! У меня в запасе тысяча и одна песня. А кончатся они – сочиним на ходу. Я однажды на спор, когда работал в агитбригаде, сочинил за два часа сто частушек и выиграл бутылку коньяка!
На помощь девушкам выскакивают «двое из ларца» – группа десятилетних ребятишек, они козыряют знанием старинного русского фольклора:
– Захотела меня мать
За Ивана отдать, –
«Нейду, нейду, маменька,
Нейду, не подумаю:
У Ивана в саду яма,
Завсегда я буду тамо».
Захотела меня мать
За Степана отдать, –
«Нейду, нейду, маменька,
Нейду, не подумаю:
У Степана три стакана,
Завсегда я буду пьяна».
Захотела меня мать
За Филиппа отдать, –
«Нейду, нейду, маменька,
Нейду, не подумаю:
У Филиппа в саду липа,
Завсегда я буду бита».
…Я опять давлю на современность – «Машину времени» знают и любят везде:
– Зато любой сюда зайдет за пятачок,
Чтоб в пушку затолкать бычок,
А также посетить кафе и винный зал,
А также сняться на фоне морской волны
С подругой, если нет жены,
Одной рукой обняв ее,
Другой обняв штурвал!
Бастион рухнул – Нетленному выводят за белы ручки невесту Катерину… на восьмом месяце беременности!
14.
Вход-выход выделялся среди ночи слабым синеватым свечением и имел расплывчатую форму, близкую к овалу. Я бы его и не заметил, если бы не знал точно, что он существует. Он еле слышно гудел, как лампы неонового света или мечи джедаев. «Мы-ы-ы ту-у-ут!» – гудок тепловоза – и из темноты выполз, сбавляя ход, железнодорожный состав. «Тугук-тугук, тугук-тугук» – выбивалось квадратурой круга на стыках рельс. «Полоз, – усмехнулся я, чтобы скрыть необъяснимую робость, неожиданно возникшую перед этим привычным творением человеческих рук, – сказочный дракон из русских былин».
Дверь в вагон оказалась напротив синеватого свечения и, кажется, была приоткрыта. Мне оставалось лишь пройти сквозь вход-выход и запрыгнуть в тамбур. Что-то тормозило меня, сковывало, я робел все больше и больше. Счет шел на секунды, потом поезд умчится.
«Ну?! – сказал я сам себе. – Слабо?!». Ощущение было, как перед первым прыжком с парашюта, или перед дракой. Под ложечкой подсасывало, я напружинил ноги и…
«Стой, стрелять буду!» – послышалось мне. Конечно, послышалось! «Тра-та-та-та-та!» – застрочил пулемет «Максим». Почему «Максим»? Я никогда не слышал, как стреляет пулемет «Максим». Как стреляет РПК – ручной пулемет Калашникова – слышал, а как «Максим» – нет.
Сначала искры, высеченные пулей из обшивки вагона, а затем неприятные «фьють-фьють-фьють-фьють» над головой заставили вскочить на подножку. Гитара жалостливо запела – лопнула струна, и я ввалился в тамбур, попав в объятья черноволосой проводницы лет тридцати-тридцати пяти. Следуя какому-то тайному звериному инстинкту, я левой ногой захлопнул за собой дверь и повернулся: яркий фонарь выхватывал из темноты зеленые гимнастерки с красными погонами, фуражки с синими околышами и автоматы ППШ с круглыми магазинами. Из дул автоматов вместе с короткими вспышками вылетали пули и застывали в синем свечении. Они висели в воздухе и ни на йоту не продвигались дальше. Эта картина так изумила меня, что я сам застыл с открытым ртом, судорожно глотая воздух, как карась выброшенный на берег.
– Молодой человек! – специально растягивая гласные и сделав шаг назад, сказала сердито проводница. – Не портите, пожалуйста, казенное имущество! Вы всегда так садитесь в поезд?
Вопрос повис в воздухе, так как я продолжал наблюдать за происходящим снаружи. Железнодорожный состав двинулся в путь, и застывшие, как на фотографии, люди в гимнастерках, автоматы с вспышками, пули поплыли – все быстрее и быстрее, так же, как и столбы, – к хвосту Полоза. Пули полетят дальше после того, как поезд будет далеко-далеко. Их скорость во много (неизмеримо много!) раз меньше скорости света.
– «Москва–Воронеж» – хрен догонишь! – подытожил я и добавил уважительно, поворачиваясь лицом к проводнице:
– Альберт Эйнштейн.
– Закира Шихановна, – машинально откликнулась она и улыбнулась. – Эстонец, что ли?
Почему я почувствовал море? Видимо, потому что бескрайние степи мне всегда казались изнанкой морских просторов. На протяжении всего горизонта ничего, кроме солнца и неба. Только тут появляются мысли о бесконечности и связи твоего Эго с Вселенной. Закира Шихановна, безусловно, являлась дочерью степей – раскосые глаза, на удивление большие, а потому почти круглые, скуластое и смуглое лицо… На какие глубины океана опускаются потопленные корабли и полетевшие за борт матросы? Есть ли спасение от притягивающей темноты бездны, в которой пляшут морские дьяволы, грозя трезубцами и обнажая острые зубы, а рядом смеются русалки? Именно это я увидел в черных глазах кочевницы. Морские ассоциации возникли еще и потому, что она сказала: «Эстонец, что ли?»
– Кто эстонец? – мы бесцеремонно разглядывали друг друга. Она – с апломбом опытной женщины, я – с энергичностью молодого жеребца, рвущегося из загона топтать и топтать вольные степи! Мне показалось, что я читаю ее мысли. Прямо как Иван Григорьевич читал мои! Я хороший ученик или это последствия употребления «бойковки»? Закира Шихановна откровенно выставляла мне плюсы и минусы: высокий, стройный, широк в плечах – плюс; молод и неопытен – минус; гитара за спиной – плюс; лицо испуганное – минус; тембр голоса приятный – плюс; пахнет потом – минус. В свою очередь, я ощупывал ее взглядом, скользя по выпуклостям, юбке, обтягивающей плотные бедра. И ставил сплошные плюсы. Единственный минус – она старше меня на 10–15 лет.
– Ты – эстонец. Имя у тебя странное – Альберт, – сразу на «ты» и слегка охрипшим голосом, как перед… – Ты же так представился?
– Нет, – …как перед близостью. – Я – Олег. А Альберт – это… Эйнштейн. Великий ученый.
– А… – томно протянула она. – А Олег – великий музыкант?
Что ответить? Я покраснел, засмущавшись. Один–ноль в пользу проводницы. Мое смущение ей ужасно понравилось, Закира Шихановна засмеялась и протянула руку, показывая жестом, мол, билет надо предъявить. Достал. Сначала один, потом – второй. Это произвело впечатление. Пока ничья. Один – один.
– Ты уверен, что сел на тот поезд? – смеются ее глаза.
– Да, уверен. Тут такая история…
Закира Шихановна изучила билеты и опять засмеялась:
– У тебя билеты на завтрашнее число. Оба!