Во время охоты, чтобы раненый кит не порвал прочный нейлоновый трос, конец троса пропускали через блок, соединенный с большим количеством пружин, амортизировавших рывки. Для пружин в трюме был отведен целый отсек. В зависимости от уровня опускавшегося при сжатии пружин блока, старший механик, рабочее место которого во время охоты было на посту управления лебедкой, ослаблял или усиливал натяжение троса, постепенно подтягивая кита к судну. Если рана была легкой, в кита еще раз выстреливался гарпун, и тогда можно было обрабатывать добычу. Гарпун представлял собой два стержня, приваренных к круглым дискам; в просвет между стержнями вставлялось металлическое кольцо, к которому крепился прочный нейлоновый трос. Запас троса лежал около пушки. Конец тонкого троса крепился к рабочему тросу большего диаметра. В носовой оконечности гарпуна нарезалась резьба и навинчивалась чугунная граната, взрывавшаяся в теле кита. На шарнирах к гарпуну крепились четыре лапы, раздвигающиеся при взрыве и служившие якорем, не дающим возможности его выдернуть. При разделке на китобазе гарпун вырезался и выпрямлялся горячей ковкой, поскольку при рывках многократно сгибался и скручивался.
Обработка убитого кита
Гарпун
По окончании охоты (уже в сумерках) собирали убитых китов и отправлялись к китобазе для их сдачи. Как правило, охотились обычно впереди китобазы, поскольку догнать ее с закрепленными у борта китами было очень трудно, хотя база двигалась медленно, со скоростью два узла, но никогда не останавливалась. В корме китобазы было сделано прямоугольное отверстие, к которому была пристроена наклонная плоскость (слип). С базы опускали тросы с захватами. Их цепляли за хвост кита, и лебедка втаскивала тушу на палубу для разделки на куски, которые прямо через люки в палубе сбрасывали в котлы, нагреваемые паром. Перерабатывали в жир всю тушу, кроме жесткого китового уса. Кости перепиливали, вываривали, потом их перемалывали в муку, служившую удобрением. Из печени кита весом до 600 килограммов вырабатывали витамин А.
Китобоец сдает добычу на китобазу
Тем временем китобаза догнала китобойцев – и флотилия отправилась к месту промысла. Во время перехода вокруг судна взлетали в воздух десятки летучих рыб. Некоторые из них падали на палубу, ударившись о настройку. Любители расправляли большие плавники и прикрепляли их к дощечке. Рыбу высушивали, дощечку покрывали лаком. Получался красивый сувенир.
После пересечения северного тропика делалась запись в вахтенном журнале и команде начинали выдавать по 200 миллилитров сухого вина в день. При пересечении экватора на судах устраивали праздник. Кто-то из команды надевал на себя картонную корону Нептуна, брал в руки трезубец, звал на помощь «чертей» – вымазанных сажей молодых моряков с приделанными хвостами и рожками, – и начиналось «крещение» членов экипажа, впервые пересекающих экватор. Нептун с чертями заставлял выпить кружку забортной воды, черти обливали водой из шланга. Потом с китобазы каждому выдавалось шутливое свидетельство, подтверждающее, что «моряк отважный, китобой достойный пересек экватор и был крещен морским владыкой Нептуном».
Нептун «крестит» моряков
Черти – помощники Нептуна
На «Сметливом» в роли Нептуна выступал второй штурман, полный мужчина, его звали Борис Васильевич. Он часто выходил на площадку в кормовой части китобойца (на ют), где в хорошую погоду собиралась вся вахта. Второму штурману, второму механику, электромеханику, подчиненным им матросам доставалась по традиции всех флотов самая трудная вахта, которую называли «собака». Ее время было от нуля до четырех и от 12 до 16 часов. Помощнику электромеханика Валентина Гришина Косте нравился живот Бориса Васильевича с вертикальной канавкой посредине. Он спрашивал: «Борис Васильевич, можно потрогать Ваш живот?», на что получал с усмешкой ответ: «Ну потрогай».
На юте китобойца
Иногда, когда выдавались дни неудачной охоты, Борис Васильевич, не всегда согласный с действиями капитана, выходил на ют и выражал свое возмущение громко, почти криком. Но по своей натуре он был добрым и отзывчивым человеком, часто рассказывал разные случаи из жизни.
Когда китобоец подходил к базе, в нос ударял удушливый запах горелого мяса и костей, но экипаж базы его не чувствовал: люди привыкли.
Разделочная команда китобазы на брюхе кита. Ботинки каждого снабжались длинными шипами
Промысловый день начинался рано. В южном полушарии было лето с белыми ночами. Вахтенные штурман, сигнальщик и рулевой на мостике осматривали море в бинокль и, заметив фонтан из брызг, давали звонком сигнал в каюты гарпунера, капитана и палубной команды. Как правило, гарпунер, крайне уставший на вчерашней охоте и поужинавший и пообедавший за один раз поздно вечером, да еще, придя с холода в промокшей одежде, выпив стакан спирта, не сразу выходил из каюты. Этим пользовался помощник гарпунера, которого не допускали к пушке во время дневной охоты. Он быстро вставлял в ствол заряд и гарпун и начинал командовать: «Право на борт! Полный вперед!» и т. п.
Во время охоты капитана как будто не было на судне – на мостике все подчинялись только командам гарпунера. Пока судно приближалось к киту, тот, отдохнув, нырял. Искусство гарпунера заключалось, кроме меткой стрельбы, в умении угадать направление движения кита под водой. Принималось во внимание направление ветра, волны, на какой бок поворачивался кит перед тем, как нырнуть, и другие, известные только гарпунеру признаки. Если тот угадывал, кит всплывал в пределах выстрела – как правило, в 30–40 метрах от судна. Помощник гарпунера прицеливался в короткий момент ухода кита под воду и, поймав удобный момент при качке, когда нос судна поднимался или опускался, стрелял. При удачном выстреле гарпун вонзался в тело кита, граната взрывалась – и начинался процесс подтягивания раненого кита на дистанцию нового выстрела. Услышав выстрел, гарпунер быстро одевался, выходил и заменял у пушки помощника. Ему не хотелось, чтобы помощник научился стрелять лучше, чем он сам, так как рисковал своей хорошо оплачиваемой должностью. После этого гарпунер уже не отходил от пушки. Стоял обливаемый ледяной водой целый день, часто отказываясь от обеда. Наиболее ценными китами считаются так называемые полосатые киты, а из гладких – гренландские и южные. Их мясо – съедобное, его замораживают в морозильных камерах блоками по 40 килограммов. Мясо кашалотов обладает специфичным запахом, его едят только в Японии и других тихоокеанских странах. У нас этим мясом кормят животных в зверопитомниках и зоопарках.
Гарпунер у пушки
На китобазе находился вертолет, летчик которого был страстным охотником, и китобойцу, которому он помогал в охоте, крупно везло. Сверху было видно кита под водой, и на китобоец поступали команды правее или левее принять, прибавить или убавить ход. Летчик настолько увлекался, что не следил за наличием бензина. На этот случай на китобойцах всегда была припасена запасная канистра. «Сметливому» как-то раз пришлось выстреливать из специального ружья на плато большого айсберга плетеный конец с грузом и с прикрепленной канистрой, которую летчик поднимал наверх. А однажды пришлось убирать леерные ограждения на корме, чтобы дать возможность вертолету сесть на ют, причем его опорные лапы свисали за борт.
Айсберг
Однажды один из главных двигателей перестал развивать полную мощность. Подозрение пало на турбинную воздуходувку, подающую в цилиндры необходимое количество воздуха, так называемый турбонаддув. Эта неисправность грозила переводом судна в разряд буксировщиков с потерей существенной доли зарплаты. Команда потребовала от меня принять необходимые меры. Инструкциями по эксплуатации разбирать воздуходувку в походных условиях категорически запрещалось. Но команда не хотела слушать оправдания и требовала немедленного ремонта. Младший моторист Слава Сильченко, имея навыки работы на токарном станке, выточил по моим эскизам несколько стержней, которые планировалось закрепить в отверстиях корпуса и предохранить лопатки турбины от повреждения, в случае если при качке крышка, весившая не менее 300 килограммов, повредит их. Сняли с шлюпбалок подъемные тали и подвесили их над турбиной. Я попросил капитана спрятаться от ветра и качки за высоким айсбергом. Всех свободных от вахты позвал в машинное отделение и распределил по подъемным устройствам. По моей команде подняли крышку и опустили на деревянные бруски. При осмотре колеса воздуходувки обнаружили, что перегородки в колесе вырублены шпилькой большого диаметра, застрявшей в корпусе воздуходувки. Шпилька выпала из брезентовой рукавицы, лежавшей в воздушном канале. Рукавицу, по-видимому, забыли рабочие судостроительного завода при монтаже воздушных приемных устройств. Теперь требовалось снять алюминиевую ступицу поврежденного колеса, наглухо закрепленную на валу воздуходувки. Я распорядился, чтобы старший моторист Алексей Чемерис аккуратно разрезал ее электросваркой. Запасное колесо нашлось в кладовой китобазы. Еще раз, спрятавшись за айсбергом и нагрев колесо в горячем масле, насадили его на вал. Команда помогла поднять и установить тяжелую крышку турбины. Возникало сомнение, не будет ли колесо воздуходувки разбивать подшипники в случае плохой балансировки, ведь частота вращения вала превышала 10 тысяч оборотов в минуту. Однако обошлось – двигатель исправно отработал до конца рейса. За весь рейс наш китобоец добыл 367 китов, но тем не менее флотилия план не выполнила, а моряки лишились премии и большой части заработка. При выполнении плана у второго механика он составлял около 5 тысяч рублей, я же получил полторы тысячи.
Флотилия совершила кругосветное плавание вокруг Антарктиды, преодолев Индийский и Тихий океаны, а потом снова войдя в Атлантический. В походе пересекли линию перемены дат – 180-й меридиан, и всем пришлось жить двое суток в одной дате – 23 февраля 1962 года, о чем каждому китобою было вручено специальное свидетельство. Это свидетельство, как и свидетельство о крещении при пересечении экватора, у меня сохранилось.
Свидетельство о крещении
Свидетельство о жизни дважды в одной дате
В рейсе продукты были ограниченного ассортимента, в основном полукопченая колбаса, залитая в бочках растопленным смальцем. От малоподвижной службы аппетит у моряков пропадал. Кок Валя расстраивался, тщетно уговаривая моряков съесть что-нибудь из приготовленных им блюд. Иногда Валентин просил работников китобазы дать кусок китовой печени: он пек вкуснейшие пирожки с печенью. Однако их нельзя было много есть, поскольку из-за большого количества витаминов было невозможно уснуть, настолько эта еда возбуждала организм.
На пути домой флотилия в полном составе вошла в бухту порта Дакар, столицы Сенегала. Корабли отмыли и подкрасили, иначе санитарные службы не разрешили бы остановиться в порту Гибралтар, где моряков уже ждали многочисленные торговцы, привезшие товары из многих стран. В Гибралтаре всем выдали деньги. Мне причиталось 82 доллара, которые нужно было истратить, так как в нашей стране не разрешалось владеть валютой. Я поддался общему ажиотажу и купил по три плюшевых ковра, скатерти и покрывала, предназначенных для продажи. Кроме того, купил несколько нейлоновых рубашек и сувенирных платков, плащ, рубашку, носки, а жене – несколько платьев и тонких шерстяных кофт.
В мае весь город собрался на причалах для встречи китобойной флотилии, вернувшейся из первого промыслового рейса. Многие выехали в Балтийск, расположенный в устье реки Преголи, в 30 километрах от порта. С флагами расцвечивания, поднятыми на судах, с холостыми выстрелами гарпунных пушек выстроившиеся в кильватерную колонну китобойцы представляли красивейший парад в праздничной атмосфере всеобщего праздника и ликования.
Возвращение флотилии из восьмимесячного рейса
На причале моряков встречали жены и другие родственники. Обычаем предусматривалось, что дежурить на судне остаются члены команды, во время вахты которых пришвартовались. В машинной команде эта неудача выпала на долю четвертого механика. На причале среди встречающих я тщетно искал жену, однако она не приехала, а встретил меня старый капитан Валерий Михайлович Богатов, чему я был очень рад. Отпустил домой вахтенного механика, чему были рады он и его жена. Они оставили вкусную еду и коньяк, которые принесли для встречи, и, счастливые, отправились домой. А мы с Валерием Михайловичем сели за стол и разговаривали всю ночь. Я рассказывал ему о рейсе.
После увольнения из флотилии я уехал в Ленинград. Придя домой, жену не застал, не было ее и в ближайшие дни. Общие друзья сообщили мне, что Дагмара ушла к другому моряку, служившему военпредом на судостроительном заводе. Я подал заявление в суд о разводе и объявление об этом в газету «Вечерний Ленинград».
Хотелось продолжать работать на судах. Я обдумывал план поступить на работу на танкерный флот, базировавшийся в Рижском порту. Возвращаться в Калининград и продолжать службу в китобойной флотилии мне не хотелось: слишком тяжелым для меня оказался рейс без подхода к берегу в течение полугода.
Часть вторая
Арматура стала моей судьбой
Знакомство с трубопроводной арматурой
На работу в Центральное конструкторское бюро арматуростроения (ЦКБА) меня пригласил мой товарищ по военно-морскому училищу Михаил Светличный, которого я встретил на Невском проспекте. С Михаилом я прожил бок о бок около шести лет У меня за плечами была служба на пограничном корабле, работа в конструкторском бюро механизации и автоматизации на Ленинградском вагоностроительном заводе им. Егорова, кругосветное плавание на китобойном судне в промысловом рейсе Калининградской антарктической китобойной флотилии «Юрий Долгорукий» и отпуск. Оставались нерешенными вопросы развода с женой, не дождавшейся моего возвращения из восьмимесячного рейса. Заканчивались заработанные деньги. Нужно было устраиваться на работу. Михаил Светличный работал руководителем группы технологического отдела ЦКБА на Петроградской стороне Ленинграда. Он предложил мне поступить на работу в ЦКБА.
Конструкторский корпус и проходная ЦКБА располагались на Малой Монетной улице в доме номер 2а. С историей ЦКБА я познакомился в технической библиотеке. Отдел патентных исследований и научно-технической информации организовал экспозицию на эту тему, выложив на столы книги и выдержки из документов городских архивов. ЦКБА было создано 7 мая 1945 года на базе проектно-конструкторской конторы «Армконструктор», существовавшей с 1932 года. Благодаря работе этой конторы арматуростроение получило значительный импульс развития. Была разработана система кодирования продукции, издано четыре тома каталога по арматуре, разработан ряд стандартов. В этом немалая заслуга бывшего технического директора конторы «Армконструктор» Якова Семеновича Постернака, ставшего впоследствии первым директором ЦКБА. Созданная организация начала работу, имея в своем составе 40–50 сотрудников. В основном это были работники заводов имени И. И. Лепсе и «Знамя труда». Влились в бюро и уцелевшие кадры проектно-конструкторской конторы. Яков Семенович Постернак умер в 1946 году. Директором ЦКБА после его смерти назначили Александра Захаровича Качкачева.
Михаил Никифорович Светличный
Я поступил на работу в ЦКБА, думая, что эта работа временная, до устройства на флот. Часто летом после работы я шел пешком с Петроградской стороны домой на Васильевский остров. Всегда останавливался на Тучковом мосту и любовался видом на залив, вдыхая соленый морской воздух с запахом водорослей и рыбы. Сердце почему-то ныло: хотелось снова увидеть морские просторы, ощутить под ногами качающуюся палубу. Но зарубежная виза закончилась, а чтобы открыть новую, требовалась рекомендация партийных органов, для получения которой было нужно проработать на одном предприятии не менее шести месяцев. Однако оказалось, что профессию арматуростроителя оставить трудно, она захватила меня на всю дальнейшую жизнь. Начало моей работы совпало с периодом укрепления ЦКБА. В 1958 году было принято правительственное постановление о развитии арматуростроения в стране, которым усиливалась роль ЦКБА в этой отрасли. Для организации построили новое здание. ЦКБА было назначено головной проектной организацией в арматуростроении, разрешили увеличить его численность на 200 человек. В 1960–1963 годах организация расширялась. В то время, как, впрочем, и сейчас, ни вузы, ни техникумы не готовили специалистов по арматуростроению, обучение кадров проводилось непосредственно в ЦКБА. Все принятые на работу были обязаны прослушать курс лекций по арматуре. Опытные начальники специализированных отделов рассказывали новичкам об особенностях конструкций и производства задвижек, запорных, обратных, отсечных, предохранительных, регулирующих клапанов с различными видами управления, о результатах проводимых научно-технических исследований. Каждый новичок был обязан прочитать книгу Д. Ф. Гуревича «Расчет и конструирование трубопроводной арматуры». По материалам этой книги проводилось собеседование.
Конструкторский корпус и проходная ЦКБА на Малой Монетной улице
Отдел кадров направил меня в отдел дистанционноприводных устройств (ДПУ) на должность старшего инженера с окладом 130 рублей. Начальником этого отдела в то время был Владимир Борисович Дегтерев, специализировавшийся на гидравлических и пневматических приводах, изобретатель пневмоприводов с защелками, применявшихся на кораблях ВМФ. Моим непосредственным начальником был руководитель группы Павел Самуйлович Шульман, спокойный и рассудительный человек. Начальником сектора электрических, гидравлических и пневматических приводов работал Тигран Ованесович Тер-Матеосянц, с которым мы подружились и были близкими друзьями до его смерти. В трудные периоды жизни на работе и в быту мы многократно выручали друг друга. Отдел приводных устройств в то время имел в структуре два сектора: сектор электрических, пневматических и гидравлических приводов и сектор электромагнитной арматуры. В дальнейшем он выделился в самостоятельный отдел, который возглавила Александра Александровна Мельникова. Коллектив большого отдела хорошо принял новичка. Моими коллегами были замечательные и доброжелательные люди, с некоторыми из них я и сейчас поддерживаю связь. Мне выделили кульман, стол и стул. Еще в бытность конструктором вагоностроительного завода у меня выработалась привычка чертить общий вид сначала тонкими линиями, а потом за один день обводить все ярким мягким карандашом. Эта манера удивляла коллег, когда они вдруг обнаруживали на моем кульмане готовый чертеж, которого еще вчера не было.
Большинство конструкторских отделов размещалось в просторных комнатах на 2-, 3- и 4-м этажах здания, выходившего фасадом на Малую Монетную улицу. Первый этаж занимали участок по изготовлению испытательных стендов ЦКБА и инструментальный цех завода. Администрация ЦКБА, зал заседаний, первый отдел размещались на втором этаже здания, стоящего параллельно с конструкторским корпусом. На его третьем этаже была бухгалтерия, отдел снабжения, сильфонный отдел и гидравлическая лаборатория. Ее стенд, который называли «гидрокольцо», занимал первый этаж. На четвертом этаже располагались отдел перспективного планирования и актовый зал.
У кульмана в отделе ДПУ
Помню, как начальник отдела ДПУ В. Б. Дегтерев, с протезом вместо ноги, в обеденный перерыв любил играть в шахматы с начальником отдела арматуры высокого давления Георгием Семеновичем Семеновым, у которого также была ампутирована нога. При очередном ходе Георгий Семенович приговаривал: «Светлейший велел не отступать. Во всяком случае, войска пошлем». Оба ветерана посмеивались, когда врачи органов социального обеспечения ежегодно измеряли у них длину культи. Они спрашивали друг друга: «Ну как, выросла у тебя нога?»
Владимир Борисович Дегтерев не любил писать ответы на письма предприятий. Эти письма горами лежали у него на столе, за что главный инженер П. М. Шаройко часто ругал его. Однажды Владимир Борисович пожаловался на эти нагоняи директору ЦКБА А. З. Качкачеву. Директор пожурил главного инженера. Тот собрал начальников отделов и сказал им: «Ребята, я вас всех люблю. И тебя, Дегтерев, люблю, но меньше». Над этой фразой долго потешались сотрудники ЦКБА.
Главное инженерное управление Министерства обороны страны отвечало за проектирование и строительство командных пунктов и убежищ близ Кремля для руководства страны в условиях холодной войны и ожидания нападения США с атомными бомбами. Системы вентиляции доставляли военным много головной боли из-за арматуры, в особенности затворов небольших размеров, приводы которых были вдвое больше по сравнению с арматурой. Главное инженерное управление выдало техническое задание на проектирование новых затворов для систем вентиляции. Проект выполнило Специальное конструкторское бюро трубопроводной арматуры (СКБТА), которое в 1962 году было преобразовано в Московский филиал Центрального конструкторского бюро арматуростроения. СКБТА разработало ряд дисковых затворов, которые назвало гермоклапанами, с диаметрами от 200 до 1400 миллиметров. Гермоклапаны представляли собой сварные цилиндры с валами. На валах были закреплены рычаги, соединенные с дисками через пружины. Это соединение позволяло установить диск затвора непосредственно на уплотнительную поверхность и только потом прижать его к уплотнению. Изготовление опытных образцов гермоклапанов было поручено Мышегскому арматурному заводу, с чем он превосходно справился. Однако для комплектации гермоклапанов применялись имеющиеся многооборотные электроприводы, габариты которых зачастую чрезмерно превосходили размеры арматуры. Это обстоятельство совершенно не устраивало военных.
В 1963 году начальник Специального конструкторского бюро (СКБ) тульского завода «Электропривод» В. И. Стекачев спроектировал, а оператор координатно-расточного станка Владимир Никитин изготовил макет кулисно-винтового привода для ручного управления гермоклапаном малого диаметра, помещающийся в небольшом чемоданчике. Стекачев привез его в инженерное управление. Увидев привод, который конструктор достал из чемоданчика, разобрал и собрал, офицеры поразились. Военные стали сами носить изделие из кабинета в кабинет, вызывая всеобщий восторг. Инженерное управление вскоре направило Тульскому заводу «Электропривод» задание с требованием представить конструкторскую документацию и предложения по поставкам министерству обороны малогабаритных электроприводов для гермоклапанов.
Главным инженером «Электропривода» тогда работал Альфред Георгиевич Макеев. Смуглый, с пронзительными черными глазами, он выглядел очень строгим руководителем. Я никогда не видел его улыбку. (В 1965 году Макеева назначили начальником Главного управления трубопроводной арматуры Минхиммаша.) Главным конструктором завода был Ким Ден Гюн, которого все звали Дмитрием Григорьевичем. Непосредственный и доброжелательный, не обижавшийся на шутки в свой адрес, он производил благоприятное впечатление. Кроме отдела главного конструктора, на заводе существовало СКБ. Задачей СКБ было разрабатывать перспективные конструкции, не отвлекая для этого отдел главного конструктора. Однажды А. Г. Макеев послал вместо себя на совещание в обком начальника СКБ Стекачева, который от имени завода обещал спроектировать и изготовить приборы для молочных ферм. Макеев не знал об этом, а когда подошел срок, обещание оказалось невыполненным. Альфред Георгиевич получил взыскание и наказал Стекачева, который написал в обком жалобу. Разгорелся конфликт. Руководство завода решило предложить заказчику проект привода, разработанный отделом главного конструктора.
Гермоклапан с электроприводом конструкции ЦКБА
Инженерное управление создало межведомственную комиссию и поручило ей принять решение о конструкции электропривода для гермоклапанов. В августе 1963 года я, тридцатилетний старший инженер отдела ДПУ, и молодой конструктор отдела затворов ЦКБА Аркадий Воловик были командированы в город Алексин Тульской области, на Мышегский арматурный завод, для участия в межведомственной комиссии. Мы с Аркадием, приехав в Алексин, поселились на бывшем постоялом дворе, в двухэтажном деревянном доме без водопровода и канализации. Постоялый двор располагался на высоком берегу Оки, откуда открывался красивый пейзаж с сосновыми борами. Стационарного моста через Оку еще не было. На лето возводился шаткий понтонный мост, по которому неторопливо передвигались люди, машины и подводы.
На заседаниях комиссии главный конструктор завода «Электропривод» Д. Ким настаивал на варианте привода, спроектированного отделом главного конструктора, остальные члены комиссии были настроены принять конструкцию СКБ. В результате межведомственная комиссия решила рекомендовать для комплектации гермоклапанов кулисно-винтовые ручные и электромоторные приводы.