Валерий Попенченко
Дипломы об окончании училища вручали при общем построении в спортзале училища в феврале 1957 года. После отпуска выпускники разъехались по разным морям страны.
Вручение диплома
Некоторые из выпускников нашего курса отслужили до выхода в отставку, будучи уже капитанами первого и второго ранга; но большая часть младших офицеров уволились из пограничных войск в 1960 году, воспользовавшись сокращением армии, проводимым Хрущевым. Указом было разрешено выбрать путь продолжения службы или увольнения из войск. Уровень усвоения учебного материала в училище, по моему мнению, был выше, чем в гражданских вузах: занятия под наблюдением и их регулярность были большим подспорьем в этом. Зато знание жизни и жизненный опыт у курсантов были гораздо беднее, чем у студентов при их самостоятельной жизни. После получения диплома инженера-механика корабельной службы выпускники получили отпуск и разъехались к местам службы. В Санкт-Петербурге до последнего времени оставались друзья – однокашники Бронислав Стариков с женой Ольгой, Юра Синица, Вильям Шапиро и жены ушедших из жизни Юры Смирнова – Тамара, Миши Светличного – Галя и Бориса Матвеева – Люда. Вильяма Шапиро и Володю Должкова похоронили в 2016 году. В мае 2021 года умер от онкологии мой однокашник Броня Стариков. А в августе 2021 года ушел из жизни и последний ленинградец Юра Синица.
С годами о своих товарищах вспоминаю все с большим теплом, поддерживаю связь с Тамарой Смирновой, Галей Светличной, Аидой Поповой, Людой Матвеевой, а также с Ольгой Симоновой – женой Бронислава Старикова. Мы часто виделись на встречах одноклассников у Смирновых и праздновании дней рождения его и жены Тамары. На этих встречах бывали Миша Светличный с женой Галей, иногда у Смирновых в гостях бывали Виля Шапиро и Бронислав Стариков. Тамара работала заместителем главного врача Мариинской больницы и лечила меня, Мишу, Бронислава Старикова. Миша Светличный еще на пятом курсе женился на дизайнере Дома мод, расположенного на Невском проспекте, – хрупкой девушке Гале. После увольнения в запас в 1960 году он поступил на работу в технологический отдел ЦКБА. Ленинградский совнархоз перевел его на должность главного инженера арматурного завода «Буревестник» в Гатчине Ленинградской области. Будучи способным организатором, он быстро рос по служебной лестнице. После работы в Гатчине Мишу назначили советником советского посольства в Болгарии. После этой работы он стал главным инженером, а позже – директором ленинградского завода судовой арматуры «Знамя Октября». У Миши с Галей в 1958 году родился сын Сергей. Мы часто встречались с Мишей на его работе, дома и в гостях у Смирновых.
Граница на замке
В феврале 1957 года, после окончания училища, я получил назначение в пограничный дивизион Северо-Западного пограничного округа, расположенный в поселке Высоцк Выборгского района Ленинградской области. По прибытии в дивизион я получил назначение на должность командира электромеханической боевой части пограничного корабля типа «Большой охотник за подводными лодками БО-122А», построенного в 1945 году.
Пограничный корабль БО-122А
Корабль был устаревшего проекта, с корпусом, изготовленным из некачественного металла. В моей боевой части числилось четырнадцать матросов и старшин срочной службы и мичман Никонов, сверхсрочник, служивший уже более десяти лет. За время его службы сменился не один командир электромеханической боевой части. Он знал много тонкостей работы механизмов. На корабле было установлено три главных двигателя с мощностью по 1000 лошадиных сил производства американской фирмы «Дженерал Моторс». Я быстро перевел с английского описание и инструкцию по эксплуатации американских дизелей. Мичман Никонов удивился столь скорому изучению устройства незнакомых двигателей и шинно-пневматических муфт, соединяющих их с гребным валом и позволяющих включить прямой или задний ход корабля. Гребной вал соединяет выходной вал двигателя с гребным винтом корабля. Соединение деталей происходит посредством шинно-пневматической муфты, состоящей из двух частей, одна из которых обеспечивает ход корабля вперед, а другая – назад. Если не включено соединение, гребной винт не вращается.
Дежурный офицер. На рукаве – синяя повязка с белой полосой (буква «рцы»)
Перед началом службы по охране границы в летний период все корабли дивизиона проводили общекорабельную проверку готовности к несению службы. Должна была проверяться как готовность личного состава заделывать пробоины, устранять повреждения корабельных систем, так и умение бороться за живучесть корабля. Но все это – по официальным инструкциям, а фактически комиссия оценивала внешний вид и чистоту боевых постов. Я этого не знал, поэтому добросовестно проводил тренировки по требованиям инструкций. За подготовку к летней кампании боевая часть в первый год моей службы получила на учениях тройку: системы местами были грязноватыми, краска поцарапана. Усвоив требования начальства, на следующий год после объявления о начале учений я ставил подчиненным задачу чистить и красить свежей краской все системы и механизмы, добиваясь, чтобы они блестели. Эти усилия не пропали даром: в результате проверки мое подразделение получило звание «Отличная боевая часть». По приказу командира дивизиона капитана первого ранга Полусмяка я получил благодарность и был сфотографирован у развернутого знамени части. Через год службы мне было присвоено звание старшего инженер-лейтенанта. После побудки в 6 часов и утреннего туалета бачковой с кастрюлей, называемой «бачок», приносил в кубрик сладкий чай и нарезанный крупными ломтями серый хлеб с кусочком масла. В 8 часов утра команда корабля выстраивалась на палубе, звучала команда: «Смирно! Флаг поднять!». Офицеры прикладывали руку к козырьку. Вообще, на палубе запрещалось находиться без головного убора. При входе с берега на палубу любой военный был обязан отдать честь. После подъема флага по распорядку проводились занятия по специальности и тренировки. Обед начинался в 12 часов. Бачковые приносили с камбуза суп, потом в этих же бачках второе блюдо и затем компот. После обеда до 14 часов соблюдался «адмиральский час» – все, кроме вахтенных, спали. На ужин снова готовился суп и второе, а компота уже не полагалось. В 9 часов вечера был сладкий чай с ломтем хлеба, но без масла. Иногда на корабль приходил кто-либо из начальников. Их обязательно угощали обедом. С начальством за стол в кают-компании садились командир корабля капитан 2-го ранга Шешуков (его сменил капитан 2-го ранга Билик), старший помощник капитан-лейтенант Канаев и заместитель командира по политчасти капитан Митин. Офицеры обслуживались специально назначенным матросом (вестовым). Для обедающих с гостями командир БЧ-5, у которого хранился спирт, выдаваемый для ухода за приборами, приносил в кают-компанию графин. Однажды корабль посетил адмирал Дианов, начальник морских погранвойск округа. Старшие офицеры сели за стол, а я вошел с разрешения начальства в кают-компанию с графином спирта в руках. Неожиданно адмирал закричал: «Что? Спирт? Убрать!» (Недавно было принято постановление ЦК и Верховного Совета о борьбе с пьянством.) Я кинулся к дверям, но вслед прозвучало: «В тумбочку!» Испугавшись, я поставил графин на пол, так как все тумбочки были заполнены корабельной документацией, а сам поднялся на мостик – от начальства подальше. Кончился обед, и командиры стали подниматься на мостик. Увидев меня, адмирал закричал: «Опять ты?!» Я кубарем скатился вниз, еле касаясь поручней, и спрятался в своей каюте. Было не до обеда. Про адмирала Дианова на флоте ходило много баек. Будучи еще капитаном 1-го ранга, он служил командиром дивизиона на Дальнем Востоке. Команду задержанного в наших водах японского рыболовецкого судна выдворили из страны, а судно отобрали. На нем обнаружили запас риса в небольших мешочках. Рис раздавали офицерам дивизиона. Проходя мимо, Дианов показал ладонь с растопыренными пальцами, сказав: «И мне!» На его кисти было ампутировано полпальца. Домой Дианову принесли четыре с половиной мешочка риса. Эта шутка долго веселила моряков.
Пограничные корабли выходили в море на две недели в район, определенный приказом командира дивизиона. Участки несения службы находились в Финском заливе, простираясь от устья Невы до границы с соседними дивизионами. Задачей пограничников было не допустить нарушения государственной границы, наблюдать за следующими по фарватеру гражданскими судами, осматривать выброшенные пустые ящики и другие предметы. Непрерывно работали радиолокаторы. За время моей службы была задержана лишь одна моторная лодка с нарушителем, пытавшаяся уйти в Финляндию. На лодке имелся запас топлива для мотора. Бензин находился в корпусах огнетушителей. Нарушителя, немолодого мужчину, и его лодку наш корабль доставил в Ленинград.
Регулярно проводились учения по высадке на судно-нарушитель. Звучала команда: «Досмотровой группе занять места в шлюпке!» Командиром досмотровой группы был старший помощник командира корабля, вооруженный пистолетом. Кроме него, места в шлюпке занимали радист, старшина машинной команды и сигнальщик, вооруженные автоматами. Досмотровая группа должна была отстранить экипаж задержанного судна от доступа к радиостанции и главным двигателям, а также проверить товарно-сопроводительные документы.
Командир БЧ-5 с мотористами
Однажды в поселковом кинотеатре перед началом основного фильма я увидел киножурнал, в котором рассказывалось о работе китобоев в Антарктике. Киножурнал произвел на меня громадное впечатление. Грозные волны заливали палубы и надстройки китобойцев, брызги летели выше мачт. Я подумал: «Вот это настоящая жизнь» – и стал мечтать о работе для истинных моряков.
Китобоец в походе
В 1960 году Н. Хрущев сократил армию, авиацию и флот – и офицерам была дана возможность уволиться, чем я и воспользовался.
«Настоящая» работа в Антарктиде
Мечтая о будущей работе в китобойной флотилии, я подбирал себе на расположенных близко к дому заводах работу, не связанную с режимом секретности. В противном случае не удалось бы получить визу для заграничного плавания. Рядом с домом располагался большой завод «Электросила», но там подходящей для меня работы не было, так как нужно было получить допуск к секретам.
В это время было принято постановление руководства страны о развитии на всех предприятиях механизации и автоматизации. Постановлением предписывалось создать на всех предприятиях отделы, бюро или группы для выполнения поставленной задачи. Бюро механизации и автоматизации было создано и на Ленинградском вагоностроительном заводе им. Егорова, куда меня охотно приняли. Руководил бюро опытнейший конструктор и технолог Николай Васильевич Шинкарев. Он, побеседовав со мной, предложил должность руководителя группы, от которой я отказался, поскольку не имел опыта конструкторской работы. Я попросил принять меня на рядовую должность, предупредив, что долго на этой работе не задержусь, так как мечтаю о море. Первым заданием было рассчитать способность металлических колонн, поддерживающих кровлю цеха, выдержать дополнительную нагрузку от электротельфера с грузом, который планировалось установить на подкрановые рельсы, закрепленные на колоннах. Я выполнил расчеты и начертил места усиления колонн. Каково же было мое удивление, когда на следующей неделе меня вызвали в цех для уточнения деталей проекта, ведь в училище наши курсовые работы с расчетами и чертежами после их защиты просто оставались на кафедре.
Новые задания потребовали ознакомления с устройствами, работающими на других заводах, облегчающими труд и повышающими его производительность. Работники всех ленинградских предприятий охотно делились друг с другом своими разработками. В дальнейшем практика немедленного претворения в металл новых проектов дала мне много пользы для накопления опыта конструкторской работы. Мои проекты были всегда тщательно выверены по допускам, и не было случаев, когда надо было что-либо переделывать. Приходилось конструировать устройства по принятым рационализаторским предложениям рабочих и технического персонала завода. После выполненных расчетов иногда было нужно заново конструировать предложенные устройства. Авторы принимали новые конструкции без споров и с большим уважением выслушивали мои пояснения.
Как-то я встретил капитана 1-го ранга в отставке, бывшего начальника кафедры морского дела училища Валерия Михайловича Богатова. Он рассказал, что работает в Калининграде, в агентстве по перегону судов. Работа заключалась в том, что он с командой выезжал на судостроительный завод, принимал построенное судно, совершал переход в Калининградский порт и сдавал судно штатной команде, у членов которой не было виз. Богатов посоветовал мне пойти в дипломный отдел морского порта и оформить диплом механика хотя бы третьего разряда: документы об окончании высшего морского училища давали на это право. А потом написать заявление о приеме на работу в антарктическую китобойную флотилию «Юрий Долгорукий», только что организованную в Калининграде. Валерий Михайлович обещал похлопотать за меня перед начальником отдела кадров флотилии, которого хорошо знал.
Я последовал совету опытного моряка – оформил диплом механика третьего разряда и отослал в отдел кадров китобойной флотилии. Через некоторое время получил ответ, в котором сообщалось, что механиков третьего разряда во флотилии много, а требуются механики второго. Оказалось, что для получения диплома механика второго разряда необходимо иметь стаж – 24 месяца «чистого» плавания, то есть суммарного времени от каждого выхода в море до швартовки судна. Я написал письмо в воинскую часть, в которой раньше служил, чтобы подтвердили этот стаж, и получил ответ за подписью командира дивизиона и печатью воинской части с подтверждением 25 месяцев «чистого» плавания. С этим письмом отправился в дипломный отдел порта, где мне вернули письмо, заявив (вполне справедливо), что не верят данным, так как в части напишут что угодно. Расстроенный, я спросил, а какому же документу они поверят, и получил ответ, что только справке военкомата. Сев в трамвай, стал думать, как быть. В результате раздумий зашел в военкомат Московского района и попросил подшить письмо воинской части в свое личное дело. Через несколько дней в том же военкомате попросил справку о «чистом» плавании. Дежурный офицер достал мое личное дело и на основании письма воинской части оформил справку, в которой было написано, что я имею стаж «чистого» плавания 25 месяцев. На основании этого документа мне выдали диплом механика второго разряда. Я не боялся обмана, поскольку был твердо уверен, что моих знаний и практики хватит для выполнения обязанностей механика судна любой категории сложности.
Через некоторое время, получив вызов отдела кадров флотилии, уволился с завода. Меня отпустили с большим трудом, предлагали должность заместителя главного технолога, однако впереди было осуществление мечты.
В апреле 1961 года я приехал в Калининград. В то время китобойная флотилия «Юрий Долгорукий» выполняла свой первый промысловый рейс, а Николаевский судостроительный завод доукомплектовывал флотилию новыми китобойными судами, отправляя их в Калининград. Меня направили вторым механиком стоящего у причала китобойца. На его надстройке был изображен номер 66, а на борту красовалось название «Сметливый». У всех китобойцев калининградской флотилии «Юрий Долгорукий» названия начинались с буквы «с».
Калининград еще не был полностью избавлен от прусского прошлого и последствий войны. Стояли развалины королевского замка, от колонн театра до шеи статуи Шиллера были натянуты уличные провода, не шли службы в городском костеле, почти в центре города было расположено древнее кладбище с фигурами ангелов, склепами и другими надгробными сооружениями. Когда стали бульдозерами сталкивать в овраг памятники и превращать территорию кладбища в городской парк, возникло чувство стыда и горечи. Сохранили только могилу знаменитого философа Канта. В городе работал зоопарк с выжившими животными: слоном, бегемотом, обезьянами, среди которых прыгал Яшка с ампутированной рукой. Приехавшие в город со всего Союза жители находили среди развалин уцелевшие комнаты, обставляли их старой мебелью и жили там, наверное, без прописки.
В магазинах было довольно много хорошей и очень свежей рыбы. Своего часа в порту ждали три китобойца, прибывшие с завода после отправления флотилии в рейс. Коллегами, то есть вторыми механиками, на них служили ленинградцы, которые приняли меня в свою компанию и помогли освоиться на новом месте. Часто после получения очень маленькой зарплаты они звали меня пить из автоматов, проглатывающих жетон, неплохое пиво.
Китобойное судно «Сметливый»
В первый день новой службы я вместе со старшим механиком Эдуардом Бибериным изучил расположение кранов масляной, топливной и воздушной систем, которые нужно было знать, чтобы без проблем запускать главные и вспомогательные двигатели. Дизель-электроход был оснащен четырьмя главными дизель-генераторами с мощностью по 1000 лошадиных сил, за работу которых отвечал второй механик. Эдуард Биберин был немного старше меня и в дальнейшем никогда не вмешивался в мои действия. Он оказался страстным рыбаком и уже в начале рейса попросил мотористов изготовить из стального листа острогу. У меня в подчинении были старший и младший мотористы – Алексей Чемерис и Вячеслав Сильченко. Оба обладали навыками, не предусмотренными должностной инструкцией. Алексей неплохо владел электросваркой, а Вячеслав – токарными работами. На борту был сварочный аппарат, токарный и сверлильный станки, слесарный верстак, так что эти навыки мотористов в рейсе очень пригодились. Они быстро вырезали из листа острогу и прикрепили ее к бамбуковому шесту. В тропиках Эдуард выловил несколько рыбин, насадив их на острые зубцы. Однако он не мог проткнуть жесткую, как наждачное полотно, кожу акул: те только прогибались под ударами остроги.
До очередного рейса предстояло ждать еще почти полгода. По возвращении китобаза, перекачав разогретый китовый жир и сдав замороженное блоками по 40 килограммов китовое мясо, отправилась для ремонта в Кронштадт.
Интересна история флагмана. После постройки судно с названием «Гамбург» использовалось немцами в качестве круизного, совершающего океанские рейсы. После окончания войны судно лежало на борту на мелководье. Чтобы его поднять, на берегу установили 300 лебедок, рукоятки которых крутили солдаты. Судно поставили на ровный киль, откачали воду и отбуксировали в порт Росток на судостроительный завод в ГДР. Завод полностью восстановил теплоход и передал советским властям. Те спохватились: возить в заграничные круизы наших граждан было нереально. Поэтому «Гамбург» вернули судостроителям, заказав переделку в плавучий завод по переработке китов и дав название «Юрий Долгорукий».
До начала рейса наши китобойцы использовались в качестве танкеров. Приняв в порту топливо, суда отправлялись на промысел к рыбакам в Балтийском море и перекачивали солярку на рыболовецкие сейнеры. На железных сырых и холодных суденышках моряки, питавшиеся по скудному пайку, часто запекали в духовке завернутую в газету селедку. Блюдо это называли «жучок». Выпивали все спиртное, одеколон разрешали покупать в ограниченном количестве, потому что его тоже немедленно потребляли. В туалеты на этих сейнерах было невозможно зайти из-за стойкого специфичного запаха. Если сейнер выполнял план, рыбаки после возвращения из рейса получали неплохую зарплату. Однако на берегу их ждали пьяницы, не желающие выходить в море, и, назвавшись друзьями, помогали пропить полученные приличные деньги. Этих людей называли бичами. После рейса моряки подавали заявления об увольнении, однако при опустошении кошельков снова шли в отдел кадров наниматься на тяжелую работу.
В октябре начался долгожданный рейс. Китобойцы вышли из Калининграда и не спеша отправились в кругосветное плавание. Почти вся команда была укомплектована, в основном рыбаками. Опытными были только капитан Василий Ремесло и гарпунер Петр Котов, которые приехали с Дальнего Востока, где охотились на китов в китобойной флотилии «Алеут». Рассчитывали, что китобаза догонит флотилию в тропиках, развив высокую скорость. Однако с самого начала рейса китобазу начали преследовать неудачи. При выходе из Кронштадта судно село на мель. Его снимали несколько дней. При проходе проливов Скагеррак и Каттегат история повторилась. В этот раз пришлось вызывать танкер, откачивать топливо, а после снятия с мели закачивать его снова.
На переходе выяснилось, что наш кок не умеет хорошо готовить. Его приняли после окончания кулинарной школы. Когда кока спрашивали, что сегодня будет на обед, он торжественно объявлял: «Неаполитанский суп с гренками», а подавал суп с недоваренным горохом, в котором плавали черные сухари. Команда возмущалась, а кок обиделся, запасся водой, сухарями и заперся в своей каюте. Готовить взялся опытный моряк – гарпунер: на переходе у него не было никаких обязанностей. Сообщили об этом на китобазу, еще не успевшую выйти в море, и с ней прибыл прекрасный повар, работавший в калининградском ресторане. Валентин Петров готовил очень вкусные блюда, благо в начале похода морозильная камера была полностью заполнена тушами мяса и рыбой.
Стая китов
Пройдя «ревущие сороковые», флотилия прибыла в тропики. Капитан решил пристрелять пушку и научить команду обработке убитых китов. Зарядили пушку, гарпунер занял свое место, с мостика по громкой связи его информировали о появлении китов. Киты размножались в тропиках, после чего самцы уходили к Антарктиде – местам, где много планктона. Прежде чем возглавить стадо, самцы устраивали сражения. Разгоняясь на встречных курсах, киты ударяли друг друга головами. Побежденный самец уходил из тропиков и уже никогда не участвовал в брачных играх. Головы у кашалотов, вырастающих в длину более 20 метров, составляют более трети туловища, их мозг защищает спермацет (воскоподобный животный жир). Кашалоты могли нырять на глубину до 1000 метров, захватывали пастью, в нижней челюсти которой размещались конические зубы, входившие в углубления верхней челюсти, осьминогов и головой били их о грунт, а потом проглатывали. Если бы кит таких размеров вернулся в тропики, то мог бы победить всех претендентов на первенство в стае, однако природа этого не допускала. Глотка у кашалотов имеет внушительные размеры. Газета флотилии, печатавшаяся на китобазе, описывала случай, когда кашалот проглотил моряка, упавшего за борт. Кита быстро убили и при разделке из желудка извлекли еще живого, но обожженного желудочным соком китобоя. Его доставили в Кейптаун, поместили в госпиталь, но спасти не смогли.
Тем временем рядом с китобойцем появилась стая молодых китов. Прозвучал выстрел – промах! Команда тут же начала обзывать гарпунера мазилой. Со второго выстрела гарпун вонзился в тело кита. Хлынула кровь, море окрасилось в красный цвет метров на пятьдесят вокруг. Я вышел на палубу из машинного отделения, и у меня запершило в горле: стало безумно жаль молодого кита. Я горько пожалел о том, что ввязался в историю с флотилией, тем более что стая пыталась помочь раненому, выталкивала его на поверхность, не давала утонуть.
Пушка с гарпуном, готовая к выстрелу
Подтянув убитого кита лебедкой, воткнули в его тело трубу с отверстиями и открыли кран сжатого воздуха, который проник во все кровеносные сосуды, надул тело, и оно уже не могло утонуть. Язык кита выпал и превратился в шар. Подтянув кита к борту, обрезали его хвост с обеих сторон, завели металлическую цепь вокруг узкого участка туловища и надежно закрепили у борта. В таком виде можно было продолжать охоту. Если бы оставили убитого кита плавать одного, колебания хвоста от волн заставили бы тело двигаться, в результате чего было бы трудно найти его ночью по окончании охоты. Нужно было добыть еще хотя бы одного кита: тогда, связав хвосты, можно было оставить их в море. В тело втыкали длинный бамбуковый шест с флажком, на котором была надпись 66, и вешали радиопередатчик, по сигналам которого радист сообщал курс прямого пути к добыче. Туша убитого нами кита находилась рядом с бортом легшего в дрейф китобойца. На запах крови приплыло несколько акул. Они раскрывали пасти и отрывали от туши большие куски мяса. Особенно крупная акула с длиной тела около пяти метров вцепилась в бок мертвого кита и, изогнувшись и пеня воду мощным хвостом, оторвала кусок величиной, наверное, в половину быка. Стармех, которого все звали «дед», бил эту акулу своей острогой, неспособной, однако, пробить толстую кожу. На удары Эдуарда акула никак не реагировала. В ночную вахту я вышел на палубу. Море вокруг светилось от огней тысяч светлячков. Очень красивое зрелище…
Со старшим механиком Эдуардом Бибериным