Записки настигнутого любовью

Глава девятая, в которой друзья отправляются в путешествие и встречаются с Байном

25 августа

Рано утром вся компания была в сборе. У всех за плечами виднелись увесистые рюкзаки с провиантом.

– Мне кажется, мы послали столько своей любви нашему предстоящему путешествию, что оно не может не быть удачным, – сказал Мелус.

– Так-то так, – ответил Илис, – но мы даже не наметили маршрут.

– Наши лучики любви сами укажут нам дорогу, – произнёс Рии, – причём наилучшую для нас.

– Это будет удивительное путешествие, – сказала Дилла.

– Тогда чего же мы ждём? В путь, – воскликнул Грид. И вся компания отправилась в путешествие.

Они прошли мимо волшебного холма, и послали на него свою любовь. Пересекли поле ромашек, наполнив его тёплыми лучиками. Илису так понравилось посылать любовь ромашкам, что он долго не хотел уходить оттуда.

– Как же я жил раньше, не зная, что можно таким простым образом сделаться столь счастливым, – сказал он. – Спасибо вам, что научили меня открыванию своего сердца!

– Ты верно это заметил, когда ты начинаешь работать с любовью, твоё сердце наполняется светом и радостью, ведь только когда ты сам любовь – ты можешь дарить её вокруг, – сказала Леда.

Далее путь друзей пролегал через еловую чащу. Деревья в ней росли столь близко друг к другу, что пробираться меж ними было не легко. Иголки больно кололи приятелей. Тогда, по совету Рии, решено было послать любовь лесу. Ветви елей были благодарны теплу, посылаемому им, и расступились перед путешественниками.

– Смотрите, лес приветствует нас, – заметил Мелус.

– Он тоже дарит нам свою нежность, – сказал Квинки.

– И ёлки совсем не колючие, – промолвила Дилла.

И вот все вышли к ручью. Вода в нём была прозрачная и прохладная. Леда предложила посылать лучики ручью, перед тем как напиться. Было решено расположиться на берегу на ночлег.

– Привал, – скомандовал Илис, – разобьём здесь наш лагерь.

– Я принесу дров для костра, – сказал Грид.

– А мы с мамой соберём для всех черники, – произнёс Мелус, – смотрите как много её в этом месте.

Великан принёс охапку сучьев, Квинки стал разжигать костёр. Когда Грид отправился с котелком за водой, то, пробираясь через кусты, он встретил ёжика.

– Привет, меня зовут Байн, – представился тот.

– Очень рад встрече, я Грид, – сказал великан, и послал ему свои лучики любви.

Ёжик сразу почувствовал искреннее расположение и попросился к костру.

– Конечно, идём, я тебя познакомлю с моими друзьями.

Все были рады встрече с Байном. Его окружили теплотой и вниманием. Приятели послали ему лучики любви.

– Так приятно быть с вами, – сказал ёж, – можно я буду путешествовать с вами?

– Мы с удовольствием принимаем тебя в свою компанию, – ответил, выражая общее мнение Рии.

Дилла и Илис подробно рассказали Байну про лучики любви. Затем все вместе посылали лучики в пищу. От этого ужин получился таким вкусным, что тарелки и котелок даже не пришлось мыть. Затем друзья залезли под свои одеяла, свернулись калачиками и крепко заснули.

Глава десятая, в которой путешественники переправляются через ручей

26 августа

– С новым днём любви! – восторженным криком приветствовал всех Илис.

– Как приятно просыпаться в тёплой компании, – сказала Леда.

– На завтрак я заварю цветочный чай, – промолвил Рии, – я уже приготовил всё необходимое.

– Я видел здесь неподалёку полянку с земляникой, – сказал Байн, – мы с Илисом сейчас соберём на всех.

Пока чай заваривали и разливали по чашкам, ёж и коршун уже пришли с полным лукошком земляники.

– Без лучиков тут не обошлось, – констатировал Грид, – уж больно вы быстро вернулись.

Чай с сушками и только что собранной земляникой – прекрасный завтрак. Но когда во всё это ещё послано столько любви – это неземное наслаждение.

– Никогда не ел ничего подобного, – сказал ёжик, – как же вкусно.

– Это потому, что мы освятили нашу пищу любовью, – проговорила Дилла.

– А теперь давайте наполним любовью наш дальнейший путь, – предложил Квинки.

– Давайте, прекрасная идея, – ответил Байн.

После совместного посылания лучиков любви путешествию друзья свернули одеяла, затушили костёр. Затем решено было перебраться через ручей. Так как великану вода была не выше колена, это не составило особого труда. И уже вскоре вся компания стояла на другом берегу. И тут Дилла с Мелусом обнаружили тропинку.

– Это явно наш путь, – промолвила Леда, – нас будто бы кто-то ведёт.

– Это наши лучики любви освещают нам дорогу, и показывают нам направление, – заметил Грид.

Тропинка долго извивалась под ногами путников, и, наконец, им открылся удивительный вид. Лес заканчивался, а на его окраине, сквозь расступающиеся деревья виднелись заливные луга. Солнце искрилось через ветви, придавая этой картине необычную окраску.

– Красота какая, – замер в изумлении Рии.

– Чарующе! – воскликнула Дилла.

Приятели зашли вглубь пшеничного поля. Бесчисленное число колосков, отражая солнечные лучи, сверкало золотым.

– А куда же мы пойдём дольше? – спросил Мелус, – может мы уже на неправильном пути?

– Неправильного пути не бывает, – ответил ему кто-то рядом. Он посмотрел в направлении раздавшегося голоса. И увидел голову хомки.

– Приветствую, я Лори, – сказала хома.

Глава одиннадцатая, в которой друзья находят продолжение пути

27 августа

Все очень обрадовались встрече с хомячихой. Байн рассказал ей о путешествии. Илис научил посыланию лучиков любви. Лори очень заинтересовалась работой с любовью. Она задавала много уточняющих вопросов, пытаясь уяснить для себя, что значит сердечный центр, из которого нужно посылать любовь. Почему и как его нужно прежде посылания любви заполнить световым потоком.

Потом хома попросила направить вместе лучики на пшеничное поле, чтобы лучше созрел урожай. Друзья сняли рюкзаки, прилегли на спины, закрыли глаза, и каждый устремил свою любовь колоскам. Когда всё поле заискрилось золотистым светом и наполнилось ощутимым теплом, Стик забеспокоился о том, что не плохо бы было перекусить. Лори сказала, что неподалёку её норка с огромной кладовкой, наполненной земляными орехами.

И все направились за хомой по полю, источающему свою любовь на путников. Хомячиха по только ей одной известным приметам находила дорогу среди одинаковых, на первый взгляд, колосков. Вскоре путешественники оказались на другом краю поля. Невдалеке виднелся лес. Дила воскликнула:

– Смотрите, этот лес явно зовёт нас, мы нашли наш дальнейший путь.

Квинки сказал:

– Давайте поужинаем неподалёку от норки хомячихи, там же расположимся на ночлег, а утром снова пустимся в дорогу.

Это предложение было встречено всеобщим одобрением. Компания расселась в небольшой круг, а Грид помог Лори наполнить котелок орехами.

– Наверное, будет не лишним послать нашу совместную любовь в это удивительное кушанье, – предложил Мелус.

– Орехи, наполненные любовью! Что может быть вкуснее, – восхищалась Леда, когда компания уже ужинала.

– Вот и ещё один день любви подошёл к концу, – сказал Байн, когда все расположились под пушистыми одеялами.

– Да, это прекрасно, посылать во всё свою любовь, – согласилась Лори. – Мир вокруг становится удивительно радостным.

– Спокойной ночи и приятных снов, пронизанных любовью, – сказал Рии.

Глава двенадцатая, в которой происходит неожиданная встреча

28 августа

Ранним утром, когда Илис и Рии, решив поразмять крылышки, пролетали мимо опушки леса, они обнаружили поляну полную брусники. Ворон принялся собирать ягоды, а Рии слетал за Мелусом и Гридом. Вместе они быстро набрали котелок и лукошко. Бордовая ягода, переливающаяся в лучах восходящего солнца, оказалась прекрасным завтраком. Друзья собрали рюкзаки и поблагодарили Лору за тёплый приём. Затем, послав вместе лучики любви открывающейся взору тропинке через лес, тронулись в путь. Несколько раз они оглядывались, и видели сквозь уже почти закрывшие поле ветви деревьев машущую им лапкой хомячиху. Тропинка извивалась под ногами, то поднимаясь, но устремляясь вниз. Путники шли уже не один час, солнце скрылось за тучками.

– Даже к лучшему, что солнышко спряталось, – сказал Стик, – не так жарко нести рюкзаки.

И тут, совершено неожиданно ёжик зацепился лапкой за торчащие из земли корни сосны. Его резко бросило через голову. Неготовый к этому Байн даже не успел свернуться клубочком. Он жалобно застонал. Подоспевший на помощь Грид осмотрел бедняжку и констатировал:

– Вывиха лапки нет, но в ближайшие часы продолжения путешествия невозможно.

Все расположились под деревом, прямо на тропинке. Поблизости не было ни поляны, ни воды. Даже где найти подходящую пищу никто не знал. Квинки первым нарушил уже назревавшее молчание:

– Предлагаю разбиться на три группы. Грид и Рии отправятся на поиски воды. Стик, Дилла и Мелус – попытаются найти еду. А мы с Ледой останемся вместе с Байном, и будем оказывать ему помощь. Но прежде нужно вместе направить наши лучики на эти мероприятия: поиск еды и воды, и исцеление ёжика. Как раз в это время сквозь ветви из-за тучек выглянуло солнце, все почувствовали, как Кто-то этим говорит компании:

– Не бойтесь, всё будет хорошо.

Когда добытчики оставили ёжика и рысь под деревом, Леда сказала:

– А ты не заметил, Байн, что, когда мы посылали наши лучики, лес и природа будто бы утешали нас?

– У меня точно такое же ощущение, – воскликнул ёж, – и ещё мне показалось, что свет наших лучиков слился со светом солнца.

Прошло несколько часов, приложенный к лапке Байна лист подорожника сделал своё дело, ёжику стало легче. Потом Леда услышала голоса Грида и Рии, те вернулись счастливыми.

– Мы нашли ручей, – воскликнул Квинки, – это было очень и очень не просто. Мы уже почти отчаялись. Но потом послали лучики любви, чтобы найти воду, и почти сразу вышли к источнику.

Спустя некоторое время к дереву вышли Стик, Дилла и Мелус. Их мордочки были уставшими и опечаленными. Все сазу догадались, что еды раздобыть не удалось. Байн утешил друзей:

– Не отчаивайтесь. Всё это произошло с нами, явно не случайно. Думаю, скоро мы поймём, почему это так.

Как раз, когда ёжик заканчивал эти слова, на тропике появилась хома с огромным рюкзаком:

– Фуф, я уже и не думала, что вас догоню. Это просто чудо! Но я не смогла оставаться без вас, я же привязалась ко всем. Оставшись одна, я не находила места. Потом послала лучики любви на себя, и меня озарило. Я наполнила самый большой рюкзак орехами. И вот я с вами.

– Если бы я не подвернул ногу, мы бы, наверное, уже не встретились, – воскликнул Байн.

– А если бы Лори не догнала нас, мы бы, остались без ужина, – продолжил Квинки.

– Всё не случайно! – заключил Грид.

И компания бросилась обнимать Лору.

Глава тринадцатая, в которой компания научилась вместе смеяться в любви

29 августа

– Вдесятером путешествовать на много лучше, чем вдевятером, – смеялся Квинки.

– А посылать любовь ещё лучше, – радовалась хомячиха, – угощайтесь орехами.

Друзья встали кругом, и послали лучики любви на воду и еду.

Их глаза искрились светом, сердца источали радость.

– Как хорошо, – наконец произнесла Леда.

– Есть в такой тёплой компании, так приятно, – улыбался великан.

– Я ощущаю каждый глоток воды, – наслаждалась Дилла.

– Орехи, – воскликнул Рии, – они такие вкусные!

– Смотрите, каким ярким стал свет солнца сквозь ветви елей, – заметил Стик, – как весь лес сливается с нами в потоке любви.

– Наполним его ещё любовью, – предложил Мелус.

Поток любви заструился от компании во всю округу. Птицы наполнили пространство разноголосым щебетом, невыразимая словами, красота природы присутствовала, безмолвно принимая путников.

– Я так счастлив, думаю это чувство сейчас испытывает каждый из нас, – произнёс Илис.

– Моя лапка не болит, можно продолжать путешествие, – заключил Байн, тропинка ждёт нас.

Друзья неспешно двинулись в путь, любовь потоком шла из их глаз, указывая им дорогу и преображая всё в округе…

Когда ты в состоянии любви, всё видится таким знакомым, близким и приятным, – заключил Грид, – лес отвечает нам взаимной любовью, смотрите. Ветви сосен и берёз сливаются с нами в едином целом. Всё так гармонично и целостно… Хотя, я немного груб в словах, чтобы передать оттенок того, что я сейчас чувствую…

Друзья молча шли, не было необходимости в словах, они слишком хорошо ощущали друг друга. Все они были в едином центре, каждый в своём сердце, полном любви, и от этого прекрасно взаимодействовали в глубине своих сущностей, разговаривая в тишине сердцами, лучащими любовь. Общее устремление ещё больше объединяло и открывало путешественников в доверии друг другу. Каждый чувствовал открытое и любящее сердечко товарища, посылающего совместно с ним лучики лесу, миру, Вселенной. И в этом едином потоке любви всё сливались в одно. У каждого было приятие всех в творении любви. Никто не желал, чтобы ближний был каким-то иным, не таким, какой есть. Никто не предъявлял претензии. И это было не сиюминутное ощущение – такие отношения у компании сложились сразу, и ни разу, никто не выпал из этого духа. А разве может быть иначе у пребывающих в любви? Когда тебя не корят за то, что ты не соответствуешь чьим-то представлениям о тебе, когда тебя принимают целиком, а не потому, что ты делаешь так, как от тебя ждут, нет вынуждающей силы лукавить, недоговаривать, заслуживать чьё-то признание. Ты просто являешь себя естественным, и потому прекрасен в глазах тех, кто в подлинной любви видит твоё сердце.

– Вот как о многом мы сейчас помолчали вместе, – резюмировал Квинки.

– И даже не будем тебя корить, за то, что прервал наше молчание, – рассмеялся Байн.

И друзья звонко захохотали, сбросив на несколько минут рюкзаки. Они едва не надорвали животики, заражая друг друга неослабевающим задорным смехом.

– Байн, смешарик ты наш колючий, – тряслась от смеха Дилла.

– Я сейчас лопну, – катался по траве Мелус, – вот Рыжундра, ты сказала.

– А ты не дуйся, – острил Стик.

Грид громыхал забористым смехом. Как только кто-то успокаивался, глядя на великана, он снова погружался в волну новой порции содроганий живота.

– Смеяться вместе во много раз смешнее, – прыснул Рии, и компания снова захохотала.

– А хохотать в потоке любви так приятно и целостно, это как полёт в небеса, – чудила Лори.

– А! Держите меня, летающие хомячихи! – закричала Леда.

И смех в лесу ещё долго не затихал.

Глава четырнадцатая, приводящая читателя к самому себе

30 августа

Радость есть всегда, можно её принимать и позволять ей быть, можно делать вид, что всё не так как должно быть, что ожидания не сбылись… Конечно, важней быть честным с самим собой, нежели выдавать желаемое за действительное, не признавая в себе то, что есть…

Наши друзья прекрасно знали это изнутри своих сердец, потому никогда, ничего не ожидали, потому и не разочаровывались в ожидаемом. Потому их радость была совершенной. Сегодня, они сидели на поляне у вьющего водовороты ручья и слушали журчащий поток. Они не произнесли ни единого слова. Поток, объединяющий их сердца, был ровный и спокойный, светлый и ненапряжённый. Они не делали усилий, чтобы пребывать в этой тишине. Они просто были. Из глаз каждого струился лучик его любви на всё творение. На всё, что есть. Нет слов, чтобы охарактеризовать состояние путешественников. Сказать «хорошо» – всё равно, что ничего не сказать. Сказать «на этом их путь закончился – они пришли» – тоже не отразит того, что они чувствовали изнутри. Ведь чувствовать можно только самому. Самое главное не передать словами извне. Это можно сказать только сердцем без слов, лучиком любви из самой глубины сердца. Опыт может быть лишь личным – это опыт восприятия, принятия, дарения – опыт любви.

Я могу много рассказывать о наших друзьях и их опыте дарения любви… Много историй, когда лучики любви творили чудеса. Но, пока, ты, читающий эти строки, не почувствуешь свой лучик любви, бьющий мощным потоком из твоей глубины, растворяющим твоё эго и единящим тебя со всеми в акте дарения, моё повествование будет только описанием событий. Но эта сказка написана не для того… Это не просто ещё одна из занимательных историй, позволяющих тебе отвлечься-забыться от того, кто ты. Эта сказка ставит тебя перед выбором: жить в Любви или…

Я уверен… ты выберешь первое.

Люблю тебя.

Просто рад, что ты есть.

* * *

Три

Однако счастье Эммануила неожиданно ушло, а вместе с ним и ощущение наполненности Светом. Даже скорее именно «выход из Света» погрузил Эммануила в серые будни существования. Как не пытался Эммануил вспомнить состояние пребывания в Свете, как ни пытался вытянуть себя за волосы из болота бессмысленности всего происходящего, ни что не возвращало полноты радости бытия.

– Всё это просто смешно, всё без исключения, – думал Эммануил, – хотя всё зависит от точки зрения наблюдающего, из которого вижу, в том числе и себя надо мной. Могу, конечно, сделать вид, что беспристрастного наблюдателя нет, но это такая мука. Странно, но отсутствует опыт, когда этого наблюдателя не было. Я так и не спускался в Эммануила, он как выданная мне на время кукла, и периодически я играю с ней, а иногда не замечаю его вовсе.

Тогда в памяти Эммануила всплыли первые мгновения осознания себя в этом теле на этой планете:

В 0:12 Эммануил был разбужен, Сознание нахлынуло на него. «Ещё только шестая часть лупреста^[3] сна, и надо же: 7753191E^[4] проснулся», – раздалось где-то в корабле над землёй – они тоже наблюдали за ним, с одной целью, чтобы он был любим.

Фокусировать взгляд? Откуда он уже знал, что тут поступают именно так те, кто только что выскользнул из рук Морфея?

«Что за?» – первая мысль Эммануила на планете Батуразд34V^[5]. Полное недоумение Эммануила или того, что было теперь заключено в оболочку, называемую оберегающей его оболочкой Культдары^[6] Эммануилом. Тот, кто был заключён в эту оболочку (Далее я буду называть его именем оболочки Эммануилом) умел мыслить не отрывочными символами, а чем-то наподобие мыслеформы. Это перфеседио содержало не только набор смысла, но сопровождалось видеорядом, вмещало в себя ароматный ряд череды запахов и даже тактильные ощущения, тоже чередующиеся. Перевести это на батуразданский язык, значит кастрировать это перфеседио до раздёрганной в символы слов мыслеформы, но на бумаге нет возможности иначе передать испытываемое Эммануилом перфеседио в первый миг посещения его сознанием. В результате этой неблагодатной работы переводчика-кастратора у меня вышла фраза вроде: «Вот я влип, ни хрена себе, и что мне с этим делать, отсюда есть выход, Божественная Кхталти забери меня назад, ну, погодите глубдыублы». Кто такая Божественная Кхталти и глубдыублы, я не нашёл информации ни в одной энциклопедии Батуразда34V от сотворения. Смысл беспокойства был ясен, Эммануил на двеннадцатом идентенте^[7] воплощения начал противится премьере Ултамифарса^[8]. Более того актёр будто бы с выхода на сцену понял всю комедийность происходящего акта и закатился смехом на всё происходящее. Фиаско в пьесах Ултамифарс никогда не позволял из-за бездарности актёров. Всех не справлявшихся с отпущенными им репликами заламываниями рук и прописанными эмоциями изгоняли в Руастобенкрафэль^[9] за так называемый Красный Руабетолд (реку, которую можно было пересечь по пропускам Ултамифарса лишь в одном направлении). В этот миг Эммануил не знал, что подписанные на эмиграцию с Батуразда34V за Красный Руабетолд называются на батураздском диалекте «просветлёнными». Перевести испытываемую Эммануилом муку с перфеседио на язык символов не представляется возможным. Надо ли говорить о том, что в диссидентстве Эммануила странную сторону занимал сам Ултамифарс. Второе открытие, сделанное Эммануилом по воплощении, что все окружающие его владеют перфеседио, но по неизвестной причине вынуждены претворяться. Его так отчаянно пытались вывести из состояния расфокусированности личного, единого неделимого пространства всеобщедоступного знания всех обо вся. Внутри Эммануила было ощущение притворства этого мира, бездарности актёров, отсутствие всякого понимания, зачем его поместили в эту «Крепость»? Как и с кем и, главное, ради чего, он должен здесь сражаться, нужно ли это соратникам, понимают ли они какие рубежи отстаивает их крепость?

А они улюлюкали перед его глазами, махали погремушками, требовали внимания к своим частностям…

Возникало странное ощущение – будто никто не знает про Космический форпост, а вместе с этим ощущением возникала тщетность всего вокруг проявленного бытия, требующего реализации по своим невежественным принципами.

И именно в этом состоянии безысходности, поймав невидимым парусом неведомый ветер, Эммануил вновь лёг на курс. Из состояния стояния в Свете, он продолжил дневник. «Во истину, Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рождённым от Духа»^[10].

31 августа

Открываю глаза, не могу сфокусировать их ни на чём…

Просто свет, отражающийся тысячами тел, или единым телом всего, что есть…

Не отделяю себя от всего, что есть…

А тут эти глаза, сменяющиеся глаза, склонённых надо мной голов…

И постоянно что-то говорят, гул…

Сжимаю глаза, не хочу быть тут…

НЕ ХОЧУ БЫТЬ…

Вот так я и вошёл в этот мир, мир, где меня всегда учили, что я должен быть таким-то и таким-то, а такой как я есть – это возмутительно, так нельзя…

И меня заставляли, и я подчинял себя им…

И я до сих пор не выбрал БЫТЬ…

Но ведь появился же, значит, уже раз ответил на призыв: Вот Я. И, уже значит, не могу не быть, как бы я к этому не относился…

Только бы каждое мгновение теперь выбрать Я ХОЧУ БЫТЬ.

Только бы полюбить себя таким, какой я есть, непохожего ни на кого, несравнимого, уникального, достойного именно таким БЫТЬ!

«Быть – не быть? В чём вопрос, если быть не могло по-другому!»

А.Башлачёв «Слыша Высоцкого»

1 сентября

И всё ж таки мне удалось!

Куклой познать сам принцип кукольного театра!

Заглянул за ширму, встретился с Ултамифарсом. И ясно всё…

А что дальше?

Впервые возникла призрачная цель: хочу идти дальше.

Здесь в этом спектакле жизни, в этой вселенной я понимаю и принимаю всё как есть. Я знаю, что эта вселенная со всем её появлением и схлопыванием – условно говоря, точка на отрезке «времени» иного измерения. И Бог этой вселенной – только одна из марионеток Того, Кто за пределами всего ощутимого здесь в этом теле.

Я слышу внутренний голос идти туда. Нет земных понятий образов и восприятия, чтоб сказать об этом. Нет интерпретаций. Я просто готов. Эта оболочка стала тесной, игры в ней скучными и однообразными. Скучно знать всё заранее, и играть неведенье, скрывая от своей оболочки то, как будет. Скучно забываться, скучно играть в однообразные игры человеков. Скучно!

Готово сердце моё. Я готов отдать тленное тлению, дабы живым идти к нетленному в большей полноте слияния. Прими меня! Позови меня! Вырви меня из этой клетки!

Воплотившись, Эммануил просто смотрел на этот мир, для него ночь была темнотой, а не временем, когда рациональней спать. Солнце было просто ярким источником, а не опасностью, легко поражающей кожицу малыша, и ещё глазки нужно беречь – «Не смотри на солнце!». Потом его научили есть не то, что он хотел, а что дают, и не тогда, когда он хотел, а строго в определённые моменты. Внушили, что спать надо не менее 8 часов в сутки, и он столько лет мучился – его телу, оказывается, хватало 4–5 часов сна в осознанном состоянии. Тело не перегружается, когда оно не ведёт борьбы с собой, когда оно не воюет. Самая разрушительная война – это война против себя против своих подлинных ощущений и подлинных желаний. Нас научили вести её с детства, мы уже не доверяем себе, а ищем учителей (заимствуя мысли из книг). Мы заменили восприятие мира верованиями и схемами, предложенными нам социумом, чтоб было легче управлять нами. Тем, кто не осознан и спит легко управлять. Пробуждение – удел единицы на десятки тысяч спящих. К тому же, вероятность, что разъярённая толпа распнёт, убьёт, заплюёт, не расслышит, обвинит в кощунстве или ещё в чем, пробуждённого, очевидна. Поэтому нашему сну ничто не угрожает. И это тоже часть Божественного замысла, это тоже часть игры воплощённого Бога. Да, непросветлённая жизнь, жизнь в постоянном надуманном страхе и непрерывных ожиданиях от других не того, что в них есть, ожидание от мира изменения, т. е. непринятие настоящего – и это всегда боль и страдания. Но тысячи Спасителей приходили в мир, и кто мог их услышать? Кто принял, понял, и пошёл не вслед Иисуса, а туда же куда оказывал Он – к Богосыновству, к ощущению себя Сыном Божьим. Кто принял и понял Будду? Не на его ли палец до сих пор смотрят, вместо того, чтоб взглянуть, куда он указывает. Вероятность, что кого-то можно разбудить ничтожна. Того, кто недоспал, недопрожил все иллюзии, лучше не тревожить и не будить. Но вот как молчать тому, чьё сердце знает истину? Эммануил не мог идти ни на один компромисс с собой – и излагал всегда всё прямо и из личного опыта. Он не боялся быть отвергнутым или осмеянным, ему совершенно не интересна репутация оболочки, ведь он говорит от лица вечности, разрушая все иллюзии. Когда рушатся иллюзии, наступает пробуждение. Но, пробудиться можете лишь вы сами. Никто это не сделает за вас.

Эммануил продолжал писать в свой дневник.

2 сентября

Несколько десятков лет назад, я дал снова согласие прийти сюда снова. Я шёл вслепую, не зная розданных мне карт. Это была торговля в преферансе, не только не зная прикупа, это было тотальное: «Да я готов», не зная ни одной карты (!). Я даже не знал, буду ли я камнем, облаком, животным или человеком, просто изъявил снова телесно присутствовать здесь. День обретения оболочки-тела трудно выделить в один миг. Но есть отправная точка: «Начало иллюзии идентификации с самостоятельной сущностью». Перечитал написанное и танцую смеясь. Это серьёзный акт снова быть здесь в этом теле и снова играть по тем картам, которые на руках (я имею в виду хиромантию, или натальную карту рождения с определёнными данностями, которые мне присущи как индивидууму). И вот я пришёл, в свидетельстве о рождении зафиксировали дату. И теперь ежегодно я (сам или с помощью родственников и близких) отмечаю это событие. Интересную схему сразу предложил социум. Я вкладываю в то, чтоб обеспечить стол (накормить-напоить) тех, кто подарит мне подарки, скажет пожелания (на будущее ‹!›). Бартер взаимовыгодного обмена, предложенный конструкцией социума, надёжно предохраняет от сути воспоминаемого события: «я решился играть». Причём, не важно «вслепую» раздавались карты или нет. Нет переживания самого события. Всё стало схемой, уводящей от самой сути. Я пришёл сюда, чтоб напомнить и об этом!

3 сентября

Я воплотился, радостно засвидетельствовал своё прибытие – вот Я.

А они, ударили меня по жопе, чтоб начал дышать.

– Терпи, таков ритуал. Мало ли, что ты б и сам задышал. Так положено, смири свою гордыню, будь как все, не зазнавайся.

Меня спеленали с руками.

– Терпи и принимай, так положено. И я смотрел в глаза им, а они вертели перед глазами погремушками, – Не плачь, ути ути ути, тюти, тюти, тюти.

Потом они стали учить меня их символизму, их терминам. А у меня не укладывалось в понятие ощутимое. Они просили высказать, а я упирался глазами в глаза и подолгу молча светился. А они утверждали всем, – Он у нас застенчивый, и неразговорчивый.

А потом, мне постоянно ставили в пример кого-то, – Вот он может, вот он хороший. Вот он многого достиг. Будь как он.

И я предал себя, я возжелал быть ХОРОШИМ, ну, чтоб не лупили, и чтоб не огорчались и не ругали, и вообще «стал» для них. Энергетика подчинения была сильней энергетики моего тела, но это не оправдывает меня, я лишь позже понял, что так было надо, без этого я б не стал Тем, Кто я Есть. А это главное – знать сердцем, что Я и Бог – Одно. Что Бог не снаружи, ни где-то, а вот Он – Я.

И для всех я был всем, но не для того, чтоб спасти некоторых (как исповедовал апостол Павел), а чтоб соответствовать «прививаемым» мне схемам – Ты должен быть во всём лучшим. И я стремился. Стремился лучше всех учиться, хотя школу невзлюбил и не принял и так и не понял, за что мне эта тюрьма на десять лет. И я «делал вид», что учусь, и я получал эти пятёрки, зная, что это тюрьма моего Духа. И я пребывал с Ним, но не в том, что делал. И я был раздвоен сердцем и делом, и винил, тех, кто заставил меня сломать себя в угоду им.

А потом, я снова попал в институт-тюрьму ещё на десять лет (срок добавили за попытки побегов) и там отбывал свой срок. И я был в Духе, но делал внешне не то, о чём пело сердце. И Дух томился в «изображении» того, что я учусь. Ни разу (!) за двадцатку (срок учёбы) я не заинтересовался ничем из даваемого мне. Ни разу!

…Если бы… Такого невозможно во вселенной. Всё, так как должно быть, и никак иначе.… Но если б я мог, я б избежал двадцать лет заточения и ада… Но я рад, что не избежал. Я стал твёрже в понимании, что я не хороший и не плохой, а я – УНИКАЛЬНЫЙ. Я понял, что всё даваемое мне насильно «мимо» меня всегда. Я понял, что пока у меня нет запроса, я не способен ничего впитать. И так же все! Я понял, что не соответствую ни чьим ожиданиям от меня, и никому ничего не должен. Я люблю всю вселенную такой, как она есть и рад быть в ней источником, а не потребителем. Я рад, что все потоки всегда от меня, а не ко мне. И я рад танцевать в этом теле, то, что сам себе подарил. Я рад, что я знаю сценарий, я рад, что я – его автор, я рад, что я – исполнитель. И я рад, что нет Бога снаружи, Он и есть – Я. Я рад быть асоциальным, асхематичным, аполитичным бесконечно-безначальным явленным и неповторимым. Я всегда не принимал навязываемые мне схемы, ища за ними смысла, ища за ними Первоисточник, ища за ними СЕБЯ. Я не укладывался ни в одну модель поведения ни в одной группе, меня выносило, всё рушилось. Несколько раз я думал, что я не впишусь в этот мир, потому что у меня с ним ничего общего. Я не умею и не хочу жить по схемам, я не принимаю их. И вот Я над схемами, и вот Я вне их, и вот я понимаю, что вопреки всему Я ЕСТЬ, и благодарю Мной же для Себя созданные иллюзии схем, чтобы познать сердцем – КТО Я.

4 сентября

Я очень чётко ощутил себя отличным от оболочек, от своего физического тела, ментального, астрального… Я никак с ними не связан. Я вечен, а все оболочки тленны. Я не забочусь о своём теле, я просто люблю его. Когда оно болеет или болит, я знаю, что мышление оболочек и приводит к этой боли… Пока я цепляюсь-отождествляюсь с этими оболочками, пока они ещё важны мне – я могу через них чувствовать боль… Но по сути Я не испытывает боли, т. к. Я – совершенный Бог. Можно долго копаться в своих оболочках, уделять им какое-то внимание, и кто-то так и играет, убеждая себя лозунгами «В здоровом теле – здоровый Дух» и подобными, в необходимости этих забот о бренном. Для меня всё это не более чем суета, я перешёл грань, когда потребности оболочек-тел для меня важны, а перешёл грань, когда я обращаю внимание на эти инструменты как самоценные. Да, я ем, пью, и сплю – и это тот минимум, который я оказываю этому прекрасному и совершенному инструменту проявления меня здесь – моему телу.