Из серии «Зеркала». Книга I. «Лишние люди» (ред. 2)

Глава четырнадцатая. У Бога больше правды, чем ты думаешь…

1-

Возмутительная выходка сына, его бессовестность и лицемерное извинение не были последней каплей, переполнившей терпение Джона, наоборот, он почувствовал если не подъем, то облегчение: непонятная, затянувшаяся в своей безысходности ситуация начала рассеиваться, получив вполне определенное название: «зависимость». ВСЕ ВСТАВАЛО НА СВОИ МЕСТА.

Джон понял, почему интуитивно так мало проводил время с сыном, почему не говорил с ним о матери, их семье. Прошлое было предметом раскола с того самого момента, как он ушел от Лили, раскола не пережитого, болезненного, не осмысленного до конца. Будучи взрослым, он должен был взять эту задачу на себя, и Джон дал себе слово поговорить с Джимми, как только закончит проект, а сын сдаст экзамены.

Джон не хотел срывать сына с дистанции, дал ему передышку. Лили окончательно растрепала нервы парню, открыла дорогу наркотикам.

Но такого он не ожидал.

2

После работы он иногда прогуливался возле яхтенного клуба, подумывал, не купить ли ему какую-нибудь маленькую красавицу, но содержание стоило дорого, а была еще аренда причала: гидротехники просили немалые деньги за то, чтобы держать в узде целое море.

Джон шел не торопясь вдоль приглушенных огней набережной, когда увидел Джимми, заворачивающего за угол в полумрак.

Сердце Джона дрогнуло и упало, – и он пошел следом. Сын не оборачивался, шел деловито, легко ориентируясь в едва различимых при свете тусклых фонарей поворотах, подошел к чьей-то калитке, постучал. Джон замер, притаившись, боясь выдать себя.

Через час он вынужден был пошевелиться, затекли ноги, через два начал беспокоиться, взглянув на часы: к одиннадцати Джимми должен был быть дома, они так условились. Наученный горький опытом, он проверял, когда мог: звонил, спрашивал экономку.

Оглядевшись по сторонам, Джон увидел пожарную лестницу сбоку дома, за которым прятался, и решил подняться наверх. Теперь ему был виден весь соседний двор за калиткой, крыльцо дома. Наконец мелькнул свет, двери открылись, двое вышли на крыльцо. Они о чем-то говорили. Джон с силой сжал край лестницы, и тут же одернул руку, ожегшись о неровную ржавчину, а его сын – это без всяких сомнений был он! – приподнялся на носки и поцеловал какого-то мужчину в губы. Тот в ответ шутливо ударил его указательным пальцем по носу. Они рассмеялись. Этого не могло происходить в действительности, ему померещилось. «Шутка, это была просто шутка», – облегченно выдохнул Джон.

3

– Ценю хорошую работу.

– Спасибо, Ли. Приходи в четверг. Мы придумали с Лорой кое-что забавное.

– А как наш папаша?

– Который?

Они вновь рассмеялись. Джимми старался не допускать в свои отношения с Ли ни тени жертвенности, а Ли ценил хорошее чувство юмора мальчика.

– Пока, парень, – закрыл за Джимми калитку сторож. – Спасибо за подарок.

– Только не напивайся, а то Ли шкуру с меня спустит.

– С тебя-то?

Джимми входил в клуб любимчиков хозяина.

За годы службы сторож повидал здесь немало мальчишек. Расчетливых и потерянных, гадких и просто истосковавшихся по доброму слову, брошенных и тех, кто сам оторвался от родных, но Джимми нравился ему за улыбку. Парень смотрел прямо тебе в глаза, без подвоха, по-доброму, и почти всегда приносил что-то с барского стола.

– Бери, я знаю, твой хозяин жадный.

– Ты не прав, широкой души человек, – бывало, спорили они, сидя на заднем дворе.

– Я не о том. Не жалеет он тебя. Гоняет за каждым гостем.

– Это верно, – соглашался старик. – И денег мне не дает, знает, что пропью. Зато дочь с внуками не обижает, все им покупает. Живут в роскошных куполах, шикарно, ездят, куда хотят.

– Видишься с ними?

– Редко. И поговорить не с кем, сюда-то не приведешь, – расчувствовавшись, старик смахнул слезу. – А ходить куда-то я стал уже не мастак, да и пригляд за всем нужен. Вот ты еще ничего, а заявится какой-нибудь шалопай, так и сверкает глазенками по сторонам, что бы свистнуть. Никакого уважения.

– А я еще ничего, значит?

– Ты ничего. Зря ты только влез во все это, парень. Учился бы. Школу-то небось бросил?

– Выгнали. Сказали, что я для них слишком редкий гость, да мне и не надо. Я так устроюсь. Помрет мать и устроюсь. Она у меня совсем слаба стала, старик.

– А лет сколько?

Джимми крутанул пальцами.

– Молодая… Да… Такая у вас пошла, молодых, жизнь. Жалеешь мать-то?

– Жалею.

Джимми вытащил из кармана фотографию, показал сторожу.

– В молодости. Теперь она ДРУГАЯ.

– Так жизнь тяжелая не красит человека. Вот я дочери и говорю: держись за мужа, какой-никакой, а тебя кормит, пропадешь без него. А мать жалей, грех это – ее осуждать.

– Я не осуждаю. Она у меня добрая. Знаешь, такую музыку раньше писала, песни, закачаешься.

– Известная была?

– Да нет, больше для себя. Сейчас не пишет, памяти совсем не стало. Колыбельную одну и помнит.

– Это уж как водится. Матери к детям прикипают, инстинкт что ли. Моя тоже, бывало, я выпью, приду домой, а она от меня спрячется, дочь закроет или пошлет к соседям. Потом жалеет. Молодой-то я дурной был, бил ее сильно, ну и дочери под руку перепадало. Один раз погнался за женой, – а она во двор, – налетел на железку какую-то, бок распорол, колено. Видишь, шишка? До сих пор болит.

– А ты мазью мажь. Говорят, помогает.

4

Воздушный поцелуй, двусмысленная улыбка, дом, огороженный забором, не подходящий для прогулок час – сомнения терзали Джона. Прощание на крыльце стояло перед глазами. «Я пару раз принимал, давно», «перерыв был недолгим, но ничего тяжелого», «откуда он брал деньги?» – вечные вопросы, подавляемые неспокойной совестью. Судя по немногочисленным вещам, которые Джимми привез с собой из приюта, лишних денег у них с Лили не водилось. Джон не хотел даже думать о том, КАК его бывшая зарабатывала себе на наркотики.

– Она УЖЕ два месяца ничего не принимала, – как-то обмолвился Джимми.

Целых два месяца. Если для сына это был существенный срок, ЧТО ГОВОРИТЬ ОБ ОСТАЛЬНОМ?..

Но этот старый хрыч на крыльце, эти взгляды, улыбка. Противно. А он всегда считал Джимми нормальным парнем. Теперь понятно, почему у него не сладилось с этой девушкой, подругой Лары. Они вчетвером были как-то у них в доме, о чем-то шептались в комнате Джимми, должно быть о пьесе. Зря он тогда погорячился: надо было оставить парню отдушину, глядишь, тот не мотался бы по городу со скуки.

Но этот хозяин дома тоже хорош!.. А если он снабжает Джимми наркотиками, какими-нибудь из тех, что не сразу видны на пробах? Надо будет проконсультироваться с доктором, поговорить с сыном. Откладывать было уже нельзя.

5

– Объяснить? Что я должен тебе ОБЪЯСНИТЬ?

Сын предсказуемо выгнулся дугой, услышав вопрос Джона.

– ЧТО ТЫ ВИДЕЛ? Правду. Я так зарабатываю деньги, и, да, я делал это раньше, много раз. И что? Что теперь? Что ты сделаешь? Выгонишь меня из дому? Плевать. Я теперь свободен. Забыл? Решение суда. У меня чистый статус, а экзамен на зрелость я могу сдать и не живя здесь. А-а-а, ты же у нас боишься больниц. Так не стоит переживать. Я не заразный. Тот грязный старикашка, как ты выразился, тщательно следит за своим здоровьем. Но, если хочешь, я сдам все анализы, и могу готовить себе отдельно, и кружку оставлю в своей комнате. Удовлетворен?

Отцовские чувства Джона, так похвально проявившиеся, были не вовремя.

Даже больше.

Они были для Джимми, как кость поперек горла. Стоило ему остыть, расслабиться, привыкнуть к равнодушию Джона, – и тот выдавал очередной фортель. Определенно, у отца был дар разрушать все до основания. Методично, целеустремленно. Этого было не отнять. Мать не зря так бесилась.

Только сейчас Джимми понял, почему его родители не смогли ужиться друг с другом: они были из разного теста. Мать изумительно чувствовала время. Даже час своего ухода подобрала как ни крути вовремя, хотя он очень тосковал по ней, даже плакал, когда никто не видел. А отец музыкальным слухом не обладал. Он был интеллигентом до мозга костей, но, как тупоносый крейсер, по-джентельменски портил все, что только начинало налаживаться. Джимми с матерью были слишком просты, примитивны для него, мещане, думающие о стабильности, семье, деньгах, быте. Простой ответ на непростые вопросы бытия.

Столкновение несовместимых миров, – и печальный итог: он ненавидел Джона, а отец презирал его.

Отличная семейка! В духе старинных романов… И то, что правда все-таки выползла наружу, была не вина Джимми. Он старался не причинять Джону боли, не хотел мстить; это было бы глупо, по-детски. Стоило ли злорадствовать?.. Над кем?.. Над собой?.. ЭТО БЫЛА БЫ УЖЕ КЛИНИКА.

6

Наутро Джон отправился в школу к тренеру. Если с Джимми было что-то не так, Бред не мог не знать об этом, должен был заметить! Джон не терял надежды, что сын разыграл его, отомстил за унижение в больнице. Слишком все было постановочно, в духе и характере Лили, такого не могло случиться в реальной жизни. Жена тоже умела уколоть его словами, больно, как никто другой.

– Решил заняться собой, теперь мы уже не входим в твои планы?.. У тебя мечты?.. А мы?.. Отработанный материал, как какая-нибудь из твоих деталей?.. Уходи.

– Лили, перестань, я не то имел в виду. Мне надо время, немного свободы. Это большой риск начинать сначала в моем возрасте.

– Мы для тебя – риск?.. – она пристально посмотрела на него с другой половины кухни. – Хочешь избавиться от балласта?.. Хочешь, чтобы я поддержала тебя?.. Я поддержу. Ты молодец, я горжусь, что ты пошел на такой шаг. Это мужественный поступок. Все? Извини. Не запаслась подходящими случаю эпитетами. Я же домохозяйка, совсем опустилась.

– Зачем ты все усложняешь? Я не хочу разводиться.

– А твой сын? Ты подумал о нем?

– Мы будем видеться.

– И что я ему скажу? Твой отец решил временно не быть твоим отцом и моим мужем, но хочет просто общаться?

– Все не так. Ты извращаешь. Я никогда не брошу вас.

– А-а-а, да, тебе нужно время, чтобы подумать. Как всегда… Сначала, чтобы заработать деньги, затем, чтобы встать на ноги, завоевать авторитет, чтобы не чувствовать, что жизнь проходит зря, теперь, чтобы не упустить свой шанс, а что потом?.. Джон, я устала ждать. Ты думаешь, эта жизнь – предел моих мечтаний?!.

– Ты всегда могла делать то, что хотела. У тебя было все, я всем тебя обеспечил.

Тогда, в их последнем разговоре в статусе официальных мужа и жены, они зашли в тупик, – и брак распался.

Лили сказала, что ей надоело быть женой наполовину, с нее хватило быть получеловеком, и он не стал больше с ней спорить, попросил только привозить сына на выходные и позаботиться о матери первое время.

– Я потом заберу ее. Мне надо осмотреться, снять дом, найти человека, который смог бы приглядывать за ней, пока я на работе.

Лили согласилась на удивление быстро. Надеялась, что он вернется? Джон не знал. А потом, когда он обустроился, мать заявила, что НИКУДА НЕ ПОЕДЕТ.

– Отсюда вы вынесите меня только ногами вперед. Я не дам вам угробить своего внука, – безапелляционно заявила она.

– Что ты, мать, Лили замечательно с ним ладит, да и Джимми у нас тихий.

Мать как-то странно посмотрела на него, пожаловалась на ноги, что ей тяжело спускаться по лестнице, попросила привезти какую-то мазь, а потом, когда он уже стоял в дверях, ни с того ни с сего разродилась:

– У меня вот ноги не ходят, а у тебя хуже – глаза!

– Мама, не начинай, – устало попросил он ее. – Это мой шанс. Мне повезло, что Риль вспомнил обо мне, пригласил к себе в компаньоны. Мы не виделись со студенческой скамьи.

– Вот я и говорю: счастье делает человека слепым, но ты иди, Я УЖ ПРИГЛЯЖУ ТУТ, сколько смогу, покуда жива. Навещай мать-то, – как-то странно попрощалась она.

Надо же, всегда, сколько помнил Джон, была мелочной, придирчивой, ревнивой, а Лили разглядела… Еще тогда предупреждала его. ЧТО ЗНАЧИТ МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ…

Но в то время он находился в безвыходном положении: остаться он не мог, уйти было стыдно перед матерью и сыном. Это было выше его сил. Главная же опасность заключалась не в том, что они – самые близкие ему люди – ошибались, а в том, что они МОГЛИ БЫТЬ ПРАВЫ. Но с этой правдой он жить тоже больше не мог.

Наверное, требовалось время, чтобы Джимми повзрослел, понял и принял его, ТОГДАШНЕГО.

7

– Значит, он все-таки рассказал? – по-своему истолковал Бред смущение собеседника.

– Рассказал?.. Что?! Что происходит в вашей команде?! И что с моим сыном?..

Силы были неравны. Бреду еще не приходилось сталкиваться с человеком, так умело извращавшим каждое слово.

– Он хотел бросить футбол? – переспросил Джон, цепляясь за первую попавшуюся фразу, как за спасательный круг. – И вы не сообщили мне?!.

– Он вам ни о чем не рассказал, – запоздало понял свой промах Бред. – Но что-то случилось, иначе бы вы не пришли сюда? Послушайте бесплатного совета от тренера: съездите с сыном на могилу матери, проведите вместе выходные и перестаньте вешать на него ярлыки, он же не туалетная вода, которая стоит у вас в ванной комнате. Ваш сын не подарок, это точно, и, знай я заранее, я бы не принял его в команду, но не потому, о чем вы подумали, это просто не его. Кстати, вы знаете, что он выиграл конкурс сценариев? Его пьесу будут ставить в куполе Брандстбурга на малой сцене. На вашем месте я бы гордился им.

– Гордились? Чем? Тем, что между песенками в баре и приемом наркотиков они с матерью ублажали клиентов?!.

Джон решил пойти ва-банк, чтобы выяснить правду. Но Бред не выдержал такого натиска. Это было против собственных его правил, но он вышел из-за стола, схватил ошалевшего от такого поворота событий папашу за шиворот, крайне невежливо вытолкнул его за дверь и щелкнул замком. Конечно, не лучший вариант действий, но разговор грозил перейти в рукоприкладство, чего Бред по отношению к отцам своих парней себе не позволял, считая, что это только подрывает его авторитет: сегодня ты рубишь сук горе-родителя, а завтра полетишь вниз сам. Но отец Джимми вывел его из себя.

Не то чтобы на месте Джона он вел себя как-то по-другому – на этот счет Бред не обольщался. Он лично бы переломал все косточки тому ублюдку, который воспользовался отчаянным положением парня. Он, как и Джимми, вырос под куполом, видел немало таких доброходов, некоторые из его одноклассников тоже подрабатывали после школы, кто как умел. Об этом знали всё – учителя, сверстники, но относились по-разному: кто терпимо, кто безразлично, кто воинственно, но почти никто не вмешивался в чужую жизнь. Легко учить стихи, когда под боком у тебя не орет малолетний брат, а ты третий месяц подряд не ешь на завтрак, обед и ужин искусственный белок из пайка работников космопорта, проданных ими на черном рынке.

И все же семья Бреда жила неплохо: бедно, но достойно, благодаря стараниям родителей. Те выбивались из сил, но обеспечивали семью, поставили на ноги его, сестру, брата.

В этом крылась еще одна причина, почему он ТАК разозлился на Джона.

У этого горе-папаши было всё. Даже талант!..

«Не суди и не судим будешь», – учила Бреда мать, потомственная прихожанка, из первых поселенцев, но он плохо воспринял это учение.

«Так изгадить то, что имеешь…».

С двумя положениями ее веры он все же соглашался.

Первое: ни для подлости, ни для благородства НЕ НУЖНЫ ОСОБЫЕ СПОСОБНОСТИ.

Второе: живи среди людей и ОТВЕЧАЙ за то, что делаешь с собой и с ними.

Сам Бред до сих пор тяжело переносил просящий взгляд матери, когда ездил к ней в гости. Будто она была виновата в том, что он чуть не закончил свою жизнь в каком-нибудь децентрализованном куполе в наркотическом угаре.

Бред знал из собственного горького опыта: это естественно – людям страшно поступать КАК ДОЛЖНО, жить по правилам. Но выбор Джона принять не мог.

Не понимал его извращенной морали. Вроде все было логично, правильно, но…

Лично он никогда не простил бы отца, если бы тот бросил мать.

Идеи, самореализация, вдохновение – для Бреда эти слова были пустым звуком. Одни разговоры.

Иди и живи – или умирай, но не разрушай жизнь других.

Этому Бред учил своих парней, НА ЭТОМ СТОЯЛ.

Человек должен думать, ЧТО он делает. И отвечать за своих людей, которые зависят от тебя. Тем более такой умный человек, как Джон.

Глава пятнадцатая. Маски и числа

1

– Почему вы ничего не сказали?

– Садитесь. Что конкретно вас тревожит? – налив себе в кружку какого-то отвара, спокойно спросила нежданного гостя миссис Ди.

– Вы издеваетесь?

– Нет. Я не привыкла говорить «вообще», «в целом», от церемоний в нашем деле толку нет, так что давайте ближе к делу. Кстати, поздравляю, вам удалось обновить статус Джимми. Вы отлично справляетесь с ролью отца.

– Вы шутите? – встретив ее взгляд, голос Джона упал до шепота. – Я потерял своего сына, а вы…

– Вы сделали для него все, что могли, – безжалостно парировала миссис Ди. – Не стоит корить себя, если что-то не получилось. Так бывает. Вы добились того, чтобы он бросил наркотики, а я говорила ему, что легких не бывает, но, похоже, здесь требовалось вмешательство отца. Вы добились пересмотра решения суда. Вы оказались лучше, чем я ожидала.

– Спасибо.

Хоть и не вполне заслуженные, комплименты были приятны. «Что значит иметь дело с опытным, дальновидным человеком, – подумал Джон. – Не то, что этот тренер, не отличавшийся ни умом, ни сообразительностью за пределами своей игры».

– Джимми заходил к нам, рассказывал о вас.

– Что? – насторожился Джон.

– Только хорошее, – беззлобно усмехнулась миссис Ди. – Не удивляйтесь. В глаза они часто дерзят нам, но всегда чувствуют искреннюю заботу. Они справедливы, когда мы этого не видим. Разве у вас в этом возрасте было по-другому?

– Пожалуй, вы правы.

2

– Он любит тебя.

– Он лжет. Лгал бабушке, потом матери, потом мне. Я мешаю ему жить спокойно, я для него тот блин, который комом. Он смотрит на меня, как в свое отражение, – и оно ему не нравится. А когда я не похож на него, то напоминаю ему мать, – а он бросил ее, и она умерла, и он злится.

– Ты не можешь вычеркнуть часть своей жизни.

– Он тоже. И ты прав, я не могу сказать ему все, что думаю. Он погладил меня по щеке, захлопнул дверь и отправил прямо в ад.

– Он не мог знать.

– Да? Сын, еще совсем сосунок, без предупреждения, в такой час приезжает к нему на аэротакси в другой купол без каких-либо денег?!. Проехали.

– Ты никак не успокоишься?..

Джимми плеснул в лицо холодной воды, чтобы прекратить мнимый диалог с самим собой.

В этом театре все было роскошно. Мистер Карл Линдсней пошел с ним на пробные чтения.

– Ты сыграл с нами шутку, – пожурил Джимми режиссер.

– Разве возраст имеет значение? Мой дядя неизвестен, разве что в узких кругах. Я хотел, чтобы у вас был шанс проявить объективность.

«Весь в отца, если верить словам Бреда», – сидя в зале, Карл Линдсней спрашивал себя: почему он здесь оказался? почему Джимми пригласил его, а он согласился? Между ними не было доверительных отношений. Почему не взял Бреда или отца? Миссис Карлсон, в конце концов?.. Но он все же пошел, не ради мальчика, а ради себя, чтобы не мучила совесть. Он привык во всем признаваться себе прямо. В Джимми он здорово ошибся. К тому же было любопытно увидеть репетицию настоящего театра своими глазами, будет что рассказать на лекции детям.

– Ваш ученик? – спросил режиссер. – Вы – хороший учитель.

– Он все сделал сам, – смущенно ответил Линдсней.

– Больше бы таких учителей!..

3

Когда Джимми наконец вернулся домой, Джон остановил его в гостиной, не дав подняться к себе.

– За что ты так со мной?

– Ни за что. Я тебя отпустил, оставь и ты меня в покое. Давай не будем ворошить прошлое. Все нормально.

– Но ты – мой сын, и я люблю тебя!

Джон испугался, увидев каким бешенством сверкнули глаза сына.

«Пистолет…».

– Любишь?!. Ты оставил меня с полусумасшедшей бабушкой, твоей матерью, с которой не смог ужиться сам, – сдерживая себя, тихо, на грани шепота, произнес Джимми. – И матерью, которая разваливалась на части, потому что ты решил начать новую жизнь, в которой ЕЙ не было места…

– ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК.

– Возможно, – не стал спорить с отцом Джимми. – Но я видел это именно ТАК. Знаешь, сколько раз я желал ей смерти? Может быть, она и сделала это, потому что УГАДАЛА?.. Так что не говори мне о любви. Я любил и люблю свою мать и, знаешь, почему? Потому что она НИКОГДА не бросала меня, защищала изо всех сил, даже когда ей было некогда, когда ей было неудобно, несмотря на то, что была СЛАБОЙ, очень слабой, и ей было тяжело! А ТЫ?! Ты был силен и успешен! И нашел себя, СВОЙ ПУТЬ. Поздравляю! Искренне. Но зачем тебе такой сын? Зачем тебе я?!.

Не удивительно, что после такого разговора Джон не пошел с ним на репетицию, и Джимми пригласил Линдснея. Он привык, что кто-то всегда был рядом.

Джимми понимал: некоторые слова нельзя забрать назад. Он все равно, что умер для отца. Наверное, Джон жалел, что сын его жив, но так даже было легче. Джимми была знакома эта роль: выживать и побеждать наперекор обстоятельствам, биться до победного.

Его отец был, по сути, обиженным ребенком, он понял это в ту же минуту, как сгоряча высказал Джону все, что накопилось на душе.

Кто-то умеет строить ракеты, кто-то – дома, кто-то – отношения, кто-то умеет воровать, у другого талант в туристическом бизнесе; нечестно было требовать от отца всего.

– Не умеешь, не берись, – советовала Джимми бабка.

Перед смертью она часто звала их с матерью к себе, боялась оставаться одна, хотя мать не переносила свекрови. Как и та ее. Удивительная взаимность при отсутствии малейших признаков ссор ни при отце, ни после, когда тот ушел.

Так что Джимми было у кого поучиться: и любви, и ненависти…

4

– Ты знал?!

– Конечно, это было в его сопроводительных документах из СК. Но ты ведь не читал, Джон?

Наверное, он должен был чувствовать стыд, но внутри была только усталость.

– Кончай, Ларк, мы же давнишние друзья, ты знаешь меня как облупленного. К чему эти игры?

Почувствовав, что его приперли к стенке, Ларк решил воспользоваться аргументом, который срабатывал всегда.

– Он любит тебя, дурак, и ему небезразлично, что ты о нем думаешь, вот и все. Он попросил не рассказывать ничего тебе, оберегал по-своему, в его прежней жизни не было ничего красивого.

– В его прошлой жизни БЫЛ Я и нормальная семья, целых девять лет, – возразил Джон.

– Вот именно. И как, скажи на милость, он должен был совпасть с тем далеким образом мальчишки?.. – Ларк похлопал друга по плечу. – Не надо отчаиваться. Все наладиться. Вы успокоитесь, у тебя будут еще дети.

– Списываешь меня со счетов? И ты?.. Не ожидал.

Джон развернулся, намереваясь уйти, но друг схватил его за руку, удержал, а стоило вырваться! До чего они договорились?..

– Я задыхаюсь в чужом грязном белье, – кричал, как пьяный, Ларк, а ведь он был трезв. – Но никто не заставлял тебя открывать глаза. Ты так успешно ничего не замечал – и вдруг прозрел. ЗАЧЕМ?

Его слабые потуги ответить, ссылаясь на терпимость, необходимость уважать чужое мнение, право на личную жизнь…

– Хочешь быть отцом? Отправь его в академию, оплати учебу, назначь выходное пособие. Делай то, что не делал все эти годы, и все наладится, – посоветовал ему Ларк на прощание, сердито одергивая пиджак. – Он у тебя добрый малый, не злопамятен.

Но Джон так не думал. Выходя от друга, он вдруг отчетливо представил себе другую дверь и другой порог.

– Вот здесь он спал, когда бывал у нас. Как видите, в спальнях достаточно уютно.

Миссис Ди любезно согласилась провести для него маленькую экскурсию.

– Это наша столовая, а здесь библиотека, зона отдыха.

– Какой он был?

– Когда в первый раз попал сюда? Голодный. Голодный и какой-то очень хрупкий. Но мать у него была хорошей женщиной. Знаете, он всегда убирал за собой сам, здоровался. Однажды мы забрали его по жалобе соседей. У миссис Стивенсон был приступ, она швыряла в нас вещи, посуду, а он не хотел оставлять ее одну. Но потом она согласилась на лечение, даже устроилась на работу. Вроде бы все шло хорошо, для такой семьи, вы понимаете.

Джон пристально посмотрел на миссис Ди, и та смутилась.

– Извините, но наши приюты не резиновые. У Джимми была вполне удовлетворительная ситуация.

Так и сказала: «удовлетворительная». А когда они пришли с сыном в новую школу, директор дал понять, что его многое не устраивает. Для одних «удовлетворительная», для других – «не годится». В социальном плане это было понятно, пока не касалось тебя лично.

– Покажи мне могилу матери, – попросил он сына.

– Чьей? Твоей или моей?

– Обеих.

Джон так и не побывал там, ни у матери, ни у Лили, не довелось, оба раза в день похорон отсутствовал в городе, а когда приезжал, было уже не до того, да и не знал он, к кому обратиться: Лили исчезла, сын молчал. Теперь настало время исправлять ошибки.

Эту исправить он мог.

5

– Он меня ненавидит. Нет, хуже, презирает.

– Не горячись. Вы оба хороши.

Ларк не желал поддерживать ни одну из сторон в открытую.

– Можно я немного побуду у тебя?

– Ровно столько, чтобы остыть. Жить ты здесь не можешь. Тебе нужно учиться, строить свою судьбу. Я не лучший пример для молодежи.

– Я знаю.

«Маленький провокатор».

Ларк похлопал парня по плечу.

– Он вам так доверяет?

– Мы друзья со школы. Возможно, мы не самые лучшие в мире люди, но мы знаем друг друга достаточно.

– Разве можно знать человека полностью? – усомнился в его словах Джимми.

– Нет, – согласился адвокат. – Но хватает и того, что знаешь уровень, на который может пасть человек. – И тут же, не давая парню подготовиться к удару, внезапно добавил:

– Хочешь, я расскажу тебе о матери? Какой она была… в молодости?

Джимми заплакал.

– Извините.

Слезы просто сами текли у него из глаз.

«Наконец-то,» – подумал Ларк. Он не любил истерик.

– Я сейчас.

Джимми отвернулся, вытер глаза, щеки.

Ларк тактично показал рукой на ванную.

– Умойся, приведи себя в порядок. Захочешь поговорить серьезно – подходи.

Джимми полчаса просидел на холодном полу, потом опустил голову под струю, дождался, когда вода как следует промочит волосы. Откинул челку назад и почувствовал, как холодные капли потекли за шиворот.

«В конце концов, все, что не делается, все к лучшему».

И все же ему было обидно, что отец принял решение, даже не спросив его. Хотя угадал правильно. Он в самом деле хотел пойти на инженера в космическую академию.

Но так…

Так он не хотел. Не хотел быть посылкой, от которой избавляются за ненадобностью.

Он хотел добиться всего сам – и не мог.

Джимми отлично понимал правду жизни, и этот факт его зависимости от человека, который презирал его… был почти невыносим.

Без отца ему не попасть было в училище, и у него не было денег, чтобы учиться. Даже зависимость от Ли так больно не резала его по нервам.

Отец был единственным инструментом для свободной жизни, и путь к свободе лежал через согласие с его требованиями, с его образом мира, с его жизнью – через несвободу столь страшную, потому что она заставляла стирать из памяти столько всего…

Что в этом такого… нового?..

Разве его судьба уникальна?.. Так чего он кичится?..

Все, как и прежде, в мире. Тем более что «своим» подчиняться легче. «Свой» человек более мягок и простит многое, не требуя ничего взамен. Чем же он не доволен?..

Джимми уговаривал себя и так, и этак.

Единственной альтернативой денег отца был Ли с его бизнесом, но он будет дураком, если пойдет на этот шаг. Ли – это не ключ к свободе, и точно не путь к новой жизни. Не стоит из-за своего дурного характера портить все дело.

Папе нужен послушный сын? У него будет послушный сын на расстоянии. За этот год он написал столько лживых сочинений, неужели не справится с парой писем?!.

– Надо только представить себе, что ты – мой клиент, – нашел выход Джимми, ткнув пальцем в свое отражение. – И помнить об этом. И никакой лишней лирики! Подумаешь об общей крови позже, лет через десять, когда постареешь. Такие вопросы нахрапом не решаются.

Он почти уговорил себя к тому времени, как вышел из ванны.

Джимми знал: утром он не захочет вспоминать этот вечер. Жаль… Жаль, что нельзя решить для себя что-то раз и навсегда. Он бы потратил на это целое желание.

– Представьте себе, – задал им однажды на уроке Линдсней вопрос на воображение. – Что бы вы загадали, если бы могли исполнить любое свое желание?

Пожалуй, он бы загадал забыть последний год, или чтобы мать была жива, или…

– Не будь ребенком. Тем, у кого ничего нет, нужно быть вдвойне хитрее. Маленькие люди выигрывают только, если хорошо думают, – этому учил его Ли.

– Всегда будь победителем, – это бабушка. – До смерти. Никогда не сдавайся. Если проиграешь после смерти, об этом не узнаешь. Бейся до конца.

А за что биться?

За жизнь. За мечту. За возможность самому оплачивать содержание могилы матери.

– Сытая жизнь расслабляет, – бросив пару горстей воды себе в лицо, подытожил Джимми свои размышления за вечер. – Посмотри на себя в зеркало. Ничего. Но могло быть и лучше.

Он погрозил пальцем своему отражению, и повторил:

– Сытая жизнь расслабляет, а если ты не позаботишься о себе, то кто о тебе позаботится?

Он зажал рот ладонью, сдерживая крик. Не время было вспоминать о матери.

«Как к клиенту…»

Выходя из ванной, Джимми придумал для себя новую мантру.

– Все в порядке? – вежливо поинтересовался Ларк. – Ты не разнес ванную в щепки?

– Не до конца, – поддержал ненавязчивый тон адвоката Джимми.

– Уф, а то я думал, не вызвать ли мне назавтра сантехника. Ну, ты как хочешь, а я спать. У меня намечается тяжелый день. Ты знаешь, где лежат одеяла.

– Спасибо, – помедлив, выдавил из себя Джимми.

Ларк оглянулся.

– Ладно. На старости лет ты мне будешь должен стакан воды, нет лучше кофе завтра утром. Горячий. И свежую булочку. В 8.30 мне нужно уходить.

– Будет сделано, – Джимми полушутливо-полусерьезно отдал честь адвокату.

Ларк укоризненно покачал головой.

– Мерзавец, вьешь из меня веревки. Ладно, спокойной ночи. Если не будешь спать, шарахайся в темноте. Свет меня раздражает.

Он хотел сказать что-то еще, но передумал. С парня было довольно. Слишком много воспитательных разговоров за один вечер тоже нехорошо. А вот самому себе он бы морду набил. За равнодушие. Он отлично видел, в каком состоянии была Лили, когда Джон попросил его помочь перевезти вещи, видел, что творилось в доме – И НЕ ПРИШЕЛ БОЛЬШЕ. Хотя знал, что Джон тоже еще долго не придет.

Ли и Джон – они оба были его друзьями, а он подвел их, бросил. Сказал бы: предал. Но слишком высокопарное слово для такого мерзавца. Возможно, он был самым виноватым в этой истории. Потому что был единственным, кто мог объективно посмотреть на ситуацию со стороны и что-то решить, А ОН НЕ СТАЛ.

В тот год умер его отец, и адвокатская контора перешла к нему в полное распоряжение. Он был пьян от восторга, и поддерживал Джона в том, что пора начинать свое дело.