– Угу. То есть ты хочешь сказать, что самый большой пассажирский самолёт в мире, с почти восьмью сотнями человек на борту по неизвестной причине свалился прямёхонько в точку падения Тунгусского метеорита.

– Так точно. Хотя, должен заметить, термин «Тунгусский метеорит» не совсем верный. Учёные полагают, что это был не метеорит, а комета. И взрыв произошёл в атмосфере.

– В каком году? – генерал отложил в сторону снимок.

– В 1908-м.

– Это, получается, более ста лет прошло. Угу.

– И, что интересно, 22 года спустя практически аналогичные события произошли в Бразилии, в Амазонии. Тамошний взрыв назвали Бразильская Тунгуска.

– А в Бразильской Тунгуске самолёт на днях не разбивался? – генерал почесал седой ёжик на затылке.

– Пока нет. Только у нас.

– Ладно. Давай дальше.

– Ну что ещё? По непроверенным сведениям, местное население, а именно очевидцы катастрофы «А-триста восьмидесятого», все, как один, заявляют, что аэробус перед тем, как упасть, летел задом наперёд.

– Задом наперёд? Хм. Но самолёты, насколько мне известно, так летать не могут, – Кужугет снова придвинул к себе гугловский снимок.

– В том-то и дело, – заместитель подглядел в свою чёрную папочку и продолжил: – Складывается впечатление, что мы столкнулись с чем-то, не вписывающимся в традиционные несчастные случаи, с которыми мы привыкли работать. Структура, похожая на некое странное ветвистое образование, по всей видимости, представляет собой аномальное явление, ранее нам неизвестное.

– Что говорит наука? – министр снял очки, выдвинул ящик письменного стола, за которым сидел, вытащил лупу, и стал через неё рассматривать фото.

– Передвижная лаборатория на месте, образцы структуры взяты, во время исследования отравился один человек. Сейчас он в реанимации. По предварительным данным вещество обладает токсичными свойствами, быстро регенерирует, очень быстро растёт. За последние сутки поражённая им площадь существенно увеличилась. Аномальное явление захватывает всё большие и большие территории. И процесс, судя по динамике, ускоряется. Предпринятые меры – отселены жители посёлков: Ванавара, Тетеря, Муторай. Район распространения оцеплен отрядом МЧС.

– Радиация есть?

– Обычный фон.

– А как эта хреновина реагирует на огонь?

– Пытались воздействовать. Не горит, а только плавится, выделяя при этом ядовитый газ.

Министр убрал в стол лупу, откинулся на спинку кресла; внимательно посмотрев на заместителя, подумал: «Если не справлюсь с этим дерьмом собачьим, займёт моё место, как пить дать… А меня в отставку, рыбу удить… А вот вам всем… Я так просто не сдамся… Есть ещё порох в пороховницах у Кужугета…»

– Что ж, резюмируем. – сказал генерал. – Аэробус «А-380» терпит аварию в точке падения Тунгусского метеорита. Вертолёт МЧС, отправленный на место гибели, необъяснимым образом разбивается. Беспилотный самолёт, вылетевший на поиски вертолёта, тоже исчезает. А из эпицентра катастрофы расползается какая-то пакость, с которой наша служба никогда ранее не имела дело. Так?

– Совершенно верно.

– Выходит, это именно та ситуация, которой мы всегда потенциально опасались, но к которой никогда не были готовы, потому что не верили, что она когда-либо произойдёт. Ты понимаешь, какую ситуацию я имею в виду?

– Понимаю, – заместитель снова сунул нос в свою чёрную папочку, ловким движением фокусника извлёк из неё лист бумаги и произнёс: – Так-то оно так. Но вот есть одно удивительное обстоятельство. Аналитический отдел подготовил, знаете ли, справочку, которая возможно расставит все точки над «ё»…

6

Шли, растянувшись в цепочку, с интервалами десять метров, так, чтобы последующий видел впереди идущего. Первым двигался Морда, за ним Бен Ладен, потом Баскетболист, ну а замыкали Химик и Дед Мороз. Перед тем, как вошли под «маскировочную сетку», ещё двигаясь скопом, расстреляли стаю зайцев-людоедов. Это местные им уши прожужжали, что, мол, многие лично видели, как зайцы искусали Чекарена-скотника, чуть до смерти того не загрызли. На самом деле никто из пятёрки ничего подозрительного в поведении зайцев не заметил. Зайцы были как зайцы. Ну, может быть, несколько более крупноватые, чем обычные. Но на всякий случай оставили от них одни клочья. Пошалили, так сказать. Благо командир не возражал.

А вот, когда небо закрыла «маскируха», тогда шалить перестали, поутихли. Сперва завороженно рассматривали её, словно диковинку диковинную, вверх головы задрав и медленно ступая, под ноги вовсе не смотря, а после попривыкли малость и пошли побойчее, хоть и со страхом – куда же без него?

Компас под «сеткой» не работал. Ориентироваться пришлось по главным «стволам», от которых «ветки» тянулись в разные стороны. Командир шёл последним, нёс сумку объёмную с красными пластмассовыми вешками. Периодически втыкал их в землю. С таким расчётом, чтобы, стоя у одного ориентира, был виден другой. Чтобы по ним потом назад выбраться, значит.

Дед Мороз в отличие от остальных четверых умудрился спирт аж до самой базы втихую пронести, а, когда облачаться начали в противохимические костюмы, все двести граммов внутрь себя и вылил. Поэтому идти ему было веселей всех, правда, мысли грустные нет-нет да в голову его и забредали.

«Купили нас за фунт изюму. Понаобещали золотые горы. По миллиону долларов на рыло. А мы, как дураки, согласились. А куда деваться-то было? Дальше гнить, что ли? Мы же типа штрафников. Нас ведь списали подчистую. Кто под сокращение попал. Кого за пьянку выгнали. Мы же все вели жалкое существование… Только зря мы согласились… Никто из нас миллиона не получит. Все мы тут передохнем. И к бабке не ходи…

Как в том телешоу, где из бомжа пытаются богача сделать, да всё никак у них не получается. Суки! А потом его имущество назад забирают и следующему идиоту голову морочат… Это что ж, и у меня так же костюм на заднице болтается, как у Химика?

Смешно, словно в штаны наклал… На него одного у меня надежда. Может, мы с Химиком судьбу-то и обманем. Уцелеем и победителями вернёмся… Я ж в этом биологическом оружии ни хрена не понимаю. Хоть и вдалбливал мне инструктор свои грёбаные формулы… Ботаник… Ишь какая сволочь повылазила. Всю страну скоро сожрёт. А всё из-за этих мозгляков. Придумают гадость и давай её на людях испытывать. Фашисты… Мало мы их били в Великую Отечественную… Внучатые племянники Гитлера…»

– А эта хрень к дереву присасывается и из него соки пьёт, – сказал Морда угрюмо. – От лиственницы ничего не осталось. Один голый скелет стоит.

– Правда, что ли? – спросил Бен Ладен.

– Дойдёшь, сам увидишь. А какой толщины у неё «усы», знаете? – продолжал Морда. – Толщиной с руку.

«Сетка» радиосигнал экранировала. Связи с диспетчерским пунктом не было никакой. Но под «маскирухой» переговоры вести было можно. Чем разведчики и занимались.

– Курить охота – сил нет, – в наушниках Деда Мороза раздался голос Баскетболиста.

– А я бы соточку дёрнул, – снова встрял Бен Ладен.

– Может, тебе ещё и бабу? – хихикнул Баскетболист.

«Разговорились ребята. Надо бы им язычки-то подкоротить», – подумал Дед Мороз, а вслух гаркнул:

– Отставить! Связь только по делу. Смотрите лучше по сторонам, не равён час, какое-нибудь западло заявится. Западло, оно рядом. Здесь восемьсот человек гребанулось. Не забыли? А вы языками чешите. Инструкцию нарушаете.

– Ты меня на инструкцию не бери, – ответил Морда. – Что ты мне сделаешь? Пристрелишь? Так меня эта мутотень в любой момент сожрать может. Напугал ежа голой жопой.

«Огрызается, тварь. И действительно, что ему сделаешь? …От кого угодно ожидал таких слов, но только не от Морды. А другие как раз-таки молчат. На тренировках паинькой был, подчинялся каждому моему приказу. Рожа прыщавая. Харя щербатая.»

– Ладно. Проехали. Ты мне давай скажи, что там у тебя дозиметр показывает, – чтобы сгладить ситуацию, командир перевёл разговор в другое русло.

– На приборе – норма. Естественный фон, даже ниже, – отозвался первый номер.

«Дозиметр ему дали ещё советский. Полтонны весом. Сэкономили, гады, – подумал Дед Мороз. – …Надо бы отлить. А то что-то жидкости во мне много поднакопилось.»

Он помочился в мочеприёмник.

«От жары вонять будет. Стопроцентово.»

– Курить хочется до… обледенения, – опять заныл Баскетболист.

И тут ни с того, ни с сего заорал Морда. Благим матом.

7

Ты что же, поц вонючий, совсем оборзел? На главу ФСБ с кулаками кидаешься. В своих англиях и америках от рук отбился, что ли? Обезьяна небритая. Совсем страх потерял? Хочешь, чтобы я тебя за мошонку ухватил? Так это мы мигом. Пятьдесят пять цистерн с соляркой, что ты умыкнул в девяносто втором, живо припомним. Забыл, макака бесхвостая? Свободы за границей нанюхался? Если бы ты был финансовым воротилой в Штатах, то тогда да, тогда президент и его кодло у тебя на цырлах бы ходили. Как марионетки. В кулаке бы их держал. Но только ты, скотина неблагодарная, из России родом. И поэтому мы здесь решаем, кому быть олигархом, а кому нет. Понял? Вот так вот. На, сопли свои кровавые оботри, а то смотреть на тебя тошно. Я вашего брата, еврея, терпеть не могу, а тут еврей да ещё в придачу с разбитой сопаткой. Хуже – только еврей в пейсах. Что ты там мычишь, корова безрогая? Что? Ну я понимаю, что у тебя сын исчез. Что ж я совсем Железный Феликс? У меня у самого сын имеется. В козырном банке, между прочим, служит. А не то что твой раздолбай. По всему миру, как этот… как хиппи, мотался да туда, куда не надо, нос свой длинный еврейский совал. Космополит хренов. Сидел бы в Лондоне или в Нью-Йорке, в университет ходил, девок на задней парте трахал. Не смотрел ты за сыном, Рома, вот и потерял его. А с детьми нужно строго, иначе упустишь и кранты. Спросить тебя хочу. К водке ты как теперь относишься? Кушаешь её, родимую? Или на виски перешёл? Давай по сто пятьдесят накатим, чтоб настроение поднять. Хватит слюни пускать. Вот так. Молодцом. А то с кулаками на меня лезет. Александр Петрович, куда Арсения дел? Ты что же, дурья твоя башка, думаешь, что мы бы тебе не сказали, если бы его нашли: хоть покалеченного, хоть мёртвого? Мы ведь даже вещей его не сыскали, Рома. Сыскари, называется. Понимаешь? Пропал он в дыре этой чёрной. Вместе с проводником своим пропал. Давай ещё выпьем. Ага. Наливаю. Чтобы нашёлся твой мальчик. Хорошо пошла. Ты закусывай, закусывай. Не стесняйся. Вот огурчик, вот помидорчик. Вот колбаска копчёная, шницелёк, хлебушек. Мацы, правда, нет. Ну извиняй. Да не обижайся ты. Юмор у меня такой. Солдатский. Ага. Что поделаешь, солдаты мы. Невидимого фронта. Светским манерам не обучены. Ты правильно сделал, что не к Папе пошёл, а сразу ко мне. Папе сейчас не до этого. И Папа, и Сынок сейчас более важным вопросом занимаются. Мировым общественным мнением. А шишки все на мою голову сыплются. Вот тебе тяжело, Рома, я понимаю. А, ты думаешь, мне легко? Восемьсот человек как в воду канули. И большинство из них, кстати, иностранные граждане. И у каждого родственников пруд пруди. И всем надо ответить, где делся аэробус и что сталось с пассажирами. А что я им отвечу, Рома? Давай. За наше с тобой здоровье. Чтоб пережить эти кризисные дни. Зажёвывай, зажёвывай. Ты думаешь, это аэробус упал? Это не аэробус упал, это, по большому счёту, наше с тобой будущее разбилось. Хотя… Хотя, может быть, ещё получится кое-что исправить. Загадками говорю? А разве не загадка эта чёртова аномальная зона? Ну откуда же мне знать, что она такое? Вы же, евреи, умные люди, вот сам и подумай, что это может быть. Покумекай. Пораскинь мозгами. В носу поковыряйся. Что, дупель блан? Это тебе не яхту за миллиард баксов купить. Ха-ха-ха! Как у тебя кровушка? Не прекратила бежать-то? Ну и ладненько. Нет-нет, не надо, себе оставь. На память. У меня ещё есть. Что-то мы с тобой, Рома, остановочку большую сделали. А водка выдыхается. Портится продукт. За нашу победу. Эх! Ведь мы с тобой по сути одно и то же дело делаем. Ты по-своему, я по-своему. Порядок в стране наводим, да во всепланетном масштабе – тоже. Я, директор ФСБ, и ты, российский олигарх с оперативной кличкой Сара. Да не тушуйся ты. Я, что ли, твою вербовку проводил? До меня было. Не я тебе и кличку такую придумал. Ну а что написано пером, как говорится… С юмором у нас ребятки. Без него нам ох как не сладко. Работа-то адовая. Допить надо, Рома, и доесть. А как иначе. «Надо» – есть такое слово. Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть». Вот умница. Горжусь тобой. Наш человек. Комсомолец. Не зря мы тебя выбрали. Люблю тебя, ей-богу. Дай-ка я тебя в губки-то чмокну. Сарочка ты моя ненаглядная.

8

Боль, внезапно возникшая утром в правом виске, к обеду расползлась тяжёлым свинцом по всей лобной части черепа. Ощущение было такое, словно ты умираешь. Навалилась полная апатия, и мысль «а пошло оно всё к чёрту» занозой засела в мозгу.

Усилием воли он заставил себя помассировать болевые точки, но от этого стало только хуже. Конечно, нужно было бы принять таблетку «от головы», однако, во-первых, он был против всяких таблеток, и их просто не было дома, а, во-вторых, до аптеки было далеко идти. Безумно далеко.

Он знал, почему у него болит голова. Она болела не с похмелья (вчера они с Армстронгом выпили всего лишь по рюмке коньяка). Голова болела от страха. От гадкого чёрного страха, вот уже несколько дней как поселившегося в нём. До обеда он ничего не делал, только, неподвижно сидя на стуле у окна, смотрел на море. А к часу дня так привык к тупой тошнотворной боли, что даже начал испытывать от этого некоторое удовольствие, будто садомазохист.

«Спрячусь у Вики, – подумал он и тут же мысленно улыбнулся. – Смешно. Найдут в два счёта. Только уезжать из города. Да подальше. В другой конец страны. А там жениться и взять фамилию жены. Найдут. Надо бежать за границу. А вся эта возня с сайтом, уничтожение файлов – так, ерунда, закапывание головы в песок.»

В поле зрения Дениса возник его старый знакомый – вишнёвого цвета турецкий балкер, на этот раз покидающий порт, по ватерлинию гружёный ржавым железом. Денис взял с подоконника бинокль, отрегулировал резкость. «Так и есть. «Мустафа Ибрагим. Стамбул. IMO-номер такой-то».» На корме судна стоял турецкоподданный, в одних шортах, с расстегнутой ширинкой и мочился за борт. На лице у турецкоподданного сияла блаженная улыбка. У турецкоподданного голова не болела.

Запищал электронный будильник, запрограммированный на полвторого. Денис включил тюнер, потом телевизор, набрав на дистанционке нужную цифру. Спутниковая антенна, установленная на балконе, зажужжав, стала поворачиваться. Антенна поворачивалась очень медленно. И очень громко.

На экране возникла голова седовласого пожилого человека в очках с сильными линзами. Был виден также белый воротник его рубашки, а за спиной – довольно высокая спинка кресла-трона из красноватого дерева. Ещё дальше – нечёткие цветные фотографии в рамочках на стене.

– …«Теория бога» сродни «Теории Деда Мороза», – низким тихим голосом сказал человек. – И там, и там: ожидание чуда, таинственность, надежда на лучшее. Иисус Христос – это эдакий Дед Мороз, который однажды прибудет на землю и раздаст подарки тем, кто их якобы действительно заслуживает. Отличие в том, что «Теория бога» – для взрослых, а «Теория Деда Мороза» – для детей.

– По-моему, у вас сегодня очень хорошее настроение, и вы просто шутите, – прокомментировала журналистка, оставшаяся за кадром. Голос у журналистки был бархатистый.

Седой человек никак не отреагировал. Лишь поправил сползшие на нос очки. Взявшись двумя пальцами за окуляр, вернул их на место.

– Пожалуй, я всё же делаю большой комплимент «Теории бога», сравнивая её с «Теорией Деда Мороза». На самом деле «Теория бога» гораздо ближе к «Теории коммунизма». Обе они оставили после себя в истории длинный кровавый след. Хотя у

«Теории бога» след-то подлиней будет и покровавей.

Девушка оказалась прехорошенькой. Коротко стриженные каштановые волосы, серые глаза, ярко-алые накрашенные губы, ямочки на щеках, курносенькая. Когда говорит, хитровато улыбается.

– А смысл жизни? В чём он, как вы считаете?

– Можно ли найти в тёмной комнате чёрную кошку, которой в ней никогда не бывало? – вопросом на вопрос ответил интервьюируемый и продолжил: – Как можно отыскать то, чего не существует? Что бы мы ни делали, бессмысленно всё. Однако многие верят, что это не так. Пытаются придумывать собственные смыслы. На самом деле мы живём не в поисках смысла жизни, а в поисках удовольствий. Для нас удовольствия вот смысл жизни.

– То есть вы полагаете, что бороться за свои гражданские права человечеству не стоит? И все эти акции: «Захвати Уолл-стрит», «Захвати Лондон» и так далее – не имеют никакого смысла? А первая и вторая Белые революции – пустая трата времени?

«Похоже, за такие вот вопросы её и прозвали Собака-кусака», – подумал Денис.

– Кто я такой, чтобы советовать другим, что им делать, а что – нет? Я только хочу обратить ваше внимание, милая барышня, что все эти люди, пришедшие протестовать, и в Нью-Йорке, и в Лондоне, и в Москве, не требуют накормить голодающих в Африке или вылечить, скажем, больных СПИДом детей или помочь пострадавшим от катастроф, все эти люди требуют лишь больший кусок для себя, поскольку в мире делёжка пирога происходит крайне неравномерно.

– Именно поэтому вы не участвовали ни в первой, ни во второй революциях?

– Какие революции, мне в следующем году стукнет восемьдесят?

Собака-кусака скосила глаза, видимо, кинула быстрый взгляд в шпаргалку, лежащую на столе, и снова набросилась на добычу. Чёрное платье у журналистки было строгое, но стильное, и оно ей очень шло.

– Космические полёты. Нужен ли нам вообще космос? В последнее время интерес к нему как-то поубавился. Я имею в виду, отправятся ли люди когда-нибудь к другим планетам Солнечной системы, в дальний, так сказать, космос?

– Тут бы с ближним разобраться. Длительные орбитальные полёты отрицательно сказываются на космонавтах. Если они и не становятся инвалидами, то существенно подрывают своё здоровье. Думаю, на других планетах Солнечной системы нам делать нечего.

– Сидите, люди, на матушке-Земле и не рыпайтесь.

– Совершенно верно. Известно ли вам, что член экипажа МКС в день получает дозу радиации, примерно равную дозе облучения человека на Земле за год?

9

Я несколько раз терял его из виду и поэтому добавил газу. Однако самого момента, как он кувыркнулся, так и не просёк. Вот только что мелькнула среди разлапистых зелёных веток его коренастая фигура, с трудом втиснутая в камуфляжный комбинезон с кислородным прибором на спине, и вдруг – бац, исчезла, как не бывала, а в наушниках – мат-перемат да тяжёлое дыхание с перепугу.

У меня у самого сердце сжалось, когда это произошло. А когда я поближе подобрался и увидел, как он на ровном месте руками-ногами двигает, а встать не может, так вообще чуть ли не сознание помутилось.

Я его спрашиваю, Морда, чего это ты свалился, спотыкнулся, что ли? А сам уже ловлю себя на мысли, что ответ я и без него знаю. Не спотыкался он. А Морда на меня сквозь стёкла своего противогаза смотрит и так это печально говорит: «Вытащи меня отсюда, Ладен. Попал я, дружище. Вытащи, дай руку, братуха».

Я бы ему руку, конечно, не подумавши хорошенько, протянул, да что-то меня остановило. А тут ещё и окрик Деда слышу: «Отставить! Не трогать! На обратном пути заберём». «Как же, – думаю, – заберём. Рассказывай сказки. Он ведь приговорённый.

Финита. Никто и пальцем не пошевелит. Будет здесь валяться, пока не окочурится. А если какие-нибудь зайцы бешеные сожрут, или из своего пистолета застрелится, так это за счастье.»

Ну что мне было делать? Понимаю ведь, что теперь моя очередь этот ад на себе испытывать, а никак не отвертеться, знал, на что шёл. Переклацнул я ППШ на одиночные выстрелы, пальнул разок по направлению движения да побрёл туда, куда пуля моя угодила.

А Морда ещё минут…дцать (часы ведь ни фига не ходили) попроклинал всех: от меня до Деда, а от Деда до самого министра обороны, а потом замолчал, словно смирился со своей горькой участью, что ему корячилась. Или, может, поверил, что на обратном пути его заберут, не знаю. А перед тем, как замолчать окончательно, сказал лишь загадочную фразу напоследок: «Скользко тут до охренения» и затих на веки вечные.

А я иду себе по лесу, и перед глазами у меня картинка, как Морда, будто жук какой-то, на спине лежит и лапками перебирает, а подняться не может, и дозиметр его стопудовый на груди стоит вертикально, вверх тормашками, словно земное притяжение на него не действует, и почему-то не падает. И ещё другая картинка мне в сознании отпечаталась (это, когда я Морду искал, увидел): высосанное до трухи дерево, оплетённое жуткими противными «усищами», что с «сетки» посвешивались.

«Ну и зона, – думаю, – ну и дьявольщина. Что от неё мне теперь ждать-то?» Однако ж ничего необычного она мне вроде как пока не уготовила. Иду себе, с автоматом наперевес. В случае чего, стрелять буду. Патронов не пожалею.

И прошёл я без проблем особых шагов эдак с тысячу, или даже полторы, не считал я, сколько; точнее, считал, но на пятистах с чем-то сбился. Всё время постреливал одиночными, да по сторонам то и дело поглядывал. Но никакой пакости со мной, слава богу, не случилось. И даже страх понемногу из меня улетучиваться начал. И тут я серебристое что-то увидел. Пускает в глаза мне «солнечный зайчик», что сквозь дырочку в «сетке» пробился, да стоит себе спокойненько так, будто поджидает, когда я подойду.

Оказалось – беспилотник. Носом в землю уткнулся, шасси вверх задрал, крыло одно сломано, шаровидной телекамерой на меня посматривает, что тот циклоп. Дед сказал, не прикасаться, следовать дальше. Я только ввысь, на «сетку», глянул – никакой дырки. Пробил беспилотник «сетку», на землю свалился, а «сетка» пробоину-то и затянула. Неба почти не видать.

«Чуть-чуть не долетел он до вертолёта», – подумал я. Наш-то рейд был спланирован таким макаром, чтобы мимо «Ми-восьмого» нам пройти довелось. И где-то ещё шагов через двести, как мы и рассчитывали, геликоптер нарисовался.

«Маскируху» разодрал, но до земли не достал, за ветки обычных деревьев зацепился, застрял, а хвост по ту сторону «маскирухи» остался. С земли не просматривается. Пропеллер погнут, можно даже сказать, искорёжен, а стекло кабины целёхонькое. Но в кабине нет никого, и только дверь боковая – нараспашку. А от кабины до меня метров где-то тринадцать, не меньше. «Как же это они, – думаю, – из неё выбрались?»

Только я это подумал, слышу – движение какое-то слева, метрах в семи от меня. Именно услышал движение, а не увидел. Не звук уловил ухом, а движение. Чёрт его знает, как это у меня вышло. Подхожу поближе, автомат, естественно, в руках. Лежит кто-то на траве. В противохимическом костюме, таком же, как у нас. Противогазом вниз, спиной вверх. А вся спина его и особенно кислородный прибор пылью покрыты. Толстым слоем. Я даже вспомнил ламповый телевизор, который я когда-то давным-давно чинил. Там лампы так же пылью покрыты были.

Ясно – вертолётчик. Один из тех трёх, что пропали. Я – к нему, чтобы на спину перевернуть. А он не переворачивается. Жутко тяжёлым оказался. Я тогда Деду доложил, что почём. Он, правда, действия мои не одобрил, но, раз ничего со мной не приключилось, разрешил Баскетболисту подойти, помочь. Баскетболист хоть от горшка и два вершка, но сильный паренёк, на тренировках стопятидесятикилограммовую штангу поднимал.

Подошёл он, и вместе с ним мы вертолётчика вмиг перевернули. А с той стороны такая же история. И поверхность костюма, и противогаза пылью покрыты. «Что это он, – думаю, – пыль, как пылесос, на себя притягивает?» А сам при этом стёкла противогаза протираю. А как протёр до прозрачности, так и обомлел от удивления. Сквозь стёкла противогаза на меня своими вечно закисшими глазами Морда смотрит! Да ещё, гад, и подмигивает! Его это рожа, резиной обтянутая. Она, что ни в один противогаз не влезала. Точно, говорю. Не мог я ошибиться. Мамой клянусь. А, как узнал я его, то тут же почувствовал, что мир вокруг меня начинает вращаться, а земля стремительно уходит из-под ног.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?