Удачи с дорогой, лейтенант… Пыльная история

Глава 4. Полный контроль

Ярко выраженный майор с красным лицом и совершенно белыми, аккуратно подстриженными висками, выглядывающими из-под кепи, надвинутого на нос, в начищенных не по месту службы ботинках сухо кивнул в ответ на доклад о прибытии, протянул руку для рукопожатия и махнул стоящему поодаль сержанту, который взял у лейтенанта чемодан и скрылся за окружающими «взлетку» тополями. Начман⁸ жестом пригласил всех за деревья и сделал это вовремя, потому что «борты» подняли облако пыли до небес и пропали, растворились в нем, заставив присутствующих переглянуться и печально вздохнуть, прислушиваясь к удаляющемуся рокоту.

Знакомство лейтенанта с офицерами прошло быстро – коротко звание, должность, рукопожатие.

– Итак, товарищи офицеры, не будем терять время, – заложив руки за спину и нетерпеливо раскачиваясь, сказал майор и повернулся к начальнику штаба. – Какие у нас планы дальше? А, ну да, сейчас посмотрим территорию, проведем рекогносцировку⁹ на местности, а потом совещание. Работы много, но до обеда должны успеть! – успокоил он подчиненных и не вызывающим никаких сомнений в обещанном, твердым голосом добавил, рукой показывая направление. – Вперед, не отставать!

Подразделение вольготно раскинулось в довольно большом естественном оазисе на краю местного, провинциального значения городка, который с высоты птичьего полета, выглядел как зеленая заплатка на мятом желто-коричневом одеяле окружающей полупустыни. Лейтенант шел и не верил глазам своим: цветущий фруктовый сад, еловый лесок, посадка молодых кипарисов, вот только окружающие горы со снежными шапками и марево горячего воздуха подсказывали ему, что сбылась мечта «частного лица, живущего в отрыве от общественной жизни», как называли древние греки таких, как он.

Жилая зона ММГ, прикрытая кольцами оборонительных сооружений, состояла из нескольких рядов блиндажей с уже пробившимися кое-где на крышах молодыми тополями и уютно расположилась в самом сердце этого островка свежести и зелени. Внешнюю границу «точки» определяла двойная пограничная система – заборы из колючей проволоки, образующие заминированный коридор метра три шириной, и многослойная сетка из тонкой стальной проволоки, или «спотыкач», как плющ взбирающаяся на внутренние, опорные столбы системы, дополняя инженерно-защитный комплекс и создавая почти непреодолимый барьер не только для пехоты, но и для легкой гусеничной техники. Параллельно ей шла обычная грунтовая дорога с несколько разбитой колеей, по внутренней обочине которой были вырыты окопы различного профиля, от «пьяному море по колено» до «позиция для стрельбы стоя, с лошади». В ключевых местах обороны находились посты – одно или двухэтажные сооружения из снарядных ящиков, заполненных песком, с крышами из бревен, накрытых выцветшей под белым солнцем полупустыни маскировочной сетью. Одни были постоянные, другие – временные, на период осложнения обстановки – местных «танковых свадеб», общесоюзных праздников и конечно войсковых операций, которые по накалу страстей и применению стрелкового оружия находились в конце всего списка.

Как понял лейтенант, начман принял должность всего неделю назад и, как и он, жадно прислушивался к пояснениям начальника штаба, капитана от пограничной инфантерии, своими неуставными бакенбардами и отношением к словесности несколько напоминающего любимого всеми поэта несовременности.

Осмотр позиций, своих и противника, начали от не от КПП, первого и ближайшего к вертолетной площадке поста, а от следующего по порядку, действующего, на котором несли службу. Цепочка офицеров, с двумя вооруженными автоматами рядовыми в хвосте и голове колонны, не торопясь двинулась по жаркой и пыльной дороге, совершенно не располагающей к какой-либо мыслительной деятельности.

– Как ни крути, пост номер три, товарищ майор, – привычно выдал очередной «перл» капитан, вытирая рукавом «песчанки» пот со лба.

– Да, вижу, слышу…

Старший смены, сержант в каске с бантиком завязанными тесемками, быстро, скороговоркой выпалил привычный рапорт про свое дежурство, про происшествия, которых не случилось, и отступил в сторону. Начман кивнул, принимая доклад, а нетерпеливый лейтенант уже пригнулся, входя в низкий дверной проем, зашел внутрь и с любопытством осмотрелся. У пары смежных амбразур, немного в стороне от проемов, рядом с оборудованными местами для пулемета и станкового гранатомета, застыли два солдата в касках, бронежилетах и с автоматами, биноклями на груди. По стенам поста, на земляном полу, стояли снарядные ящики с боеприпасами, а на одном из них лежали и средства связи – пыльный полевой телефон и переносная УКВ-радиостанция в потертом брезентовом чехле, которые, как оказалось после быстрой проверки, работали исправно, поэтому довольно кивнув старшему поста, лейтенант побежал догонять удаляющуюся группу.

Встав в конце цепочки и особо не прислушиваясь к пояснениям начштаба, связанным с ориентирами, секторами обстрела и полосами огня, напрямую не относящимися к его служебным обязанностям, он заинтересованно крутил головой по сторонам, просто наблюдая незнакомый и чужой, но такой вроде бы и не опасный, окружающий их мир —пыльную сельскую дорогу средней полосы Союза, унылый двойной забор из колючей проволоки, неоднократно видимый ранее там же, и проросший сквозь «спотыкач» сухой, колкий кустарник, названный по вполне понятным причинам верблюжьей колючкой. А с той, по приказу свыше уже враждебной стороны виднелись разросшиеся кустарники орешника, сквозь которые совсем недалеко проглядывались белесые глинобитные заборы-дувалы низкого, одноэтажного городка с редкими башнями религиозных строений.

За полным близнецом третьего поста – пятым дорога неожиданно закончилась отвалом грунта и, к удивлению лейтенанта, самым настоящим знаком из правил дорожного движения на обычном, выкрашенном белой краской металлическом столбике. «Въезд запрещен», – наблюдая белый «кирпич» на красном поле, вспомнил он курс автоподготовки в училище. Начман недоуменно хмыкнул и, вытирая платком потную раннюю лысину, остановился, ожидая разъяснений, а капитан, довольный произведенным впечатлением, поспешил пояснить:

– Стараемся, создаем, уют, привычный стиль жизни, товарищ майор. Может, знак и не из самых оптимистичных, но суть передает правильно – дальше на технике нельзя, потому что наши предшественники здесь рощу кипарисов посадили, для внутреннего равновесия, душевного спокойствия и прогулок вечерних под луной, если было бы с кем, – притворно вздохнув и подняв глаза вверх, закончил объяснение начштаба.

Заросший травой и колючкой земляной отвал рядом со знаком надвое рассекала протоптанная неширокая тропинка, отходящая немного в сторону от системы и ведущая дальше, к шестому угловому посту. Метров через двести прогулки под солнцем и неловкого молчания, вызванного словами капитана и, конечно, впечатлением от созерцания самой настоящей «южно-курортной» кипарисовой аллеи, насыщенной своеобразным ароматом от деревьев, начман остановился и, обращаясь к «экскурсоводу», спросил, кивнув влево и вперед по направлению движения:

– А что это за насыпь там, вдалеке, за деревьями?

Остальные офицеры переглянулись, и лейтенант кожей почувствовал возникшее напряжение.

– Это наша «запретка», товарищ майор, – захлопал капитан прутиком по ботинку.

– Не понял.

– «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой!»¹⁰, – вздохнул начштаба и, вытирая пот с краснеющего лица, добавил. – Наследие колониального режима, недалеко от нас когда-то были разработки урановой руды, шахта в горах, англичане, а сюда они радиоактивный шлак свозили, и поэтому лучше близко не подходить, а то старик Гейгер опять трещать, ругаться будет.

– А в опергруппе мне ничего не сказали, – обиженно поджав губы и натягивая кепи на нос, заметил начман. – Хотя да, в штатном расписании у нас есть химик—дозиметрист, прапорщик, и теперь понятно зачем. Кстати, где он? В отпуске? Гм… Хорошо, дальше.

Капитан облегченно вздохнул, незаметно переглянулся с другими офицерами и махнул рукой рядовому боевого охранения в голове колонны.

– Вперед! Продолжаем движение.

Солдат поддернул автомат на плече, сделал пару шагов и вдруг остановился, вскинул левый кулак на уровень головы и резко опустив руку, принял положение для стрельбы с колена, передернул затвор оружия и замер, прицеливаясь. Начштаба энергичными взмахами руки и свистящим шепотом тут же положил в пыль и сухую, колкую траву молча чертыхающийся безоружный офицерский состав ММГ, а потом неожиданно сделал страшные глаза и, видимо, обращаясь к кому-то одному, вежливо, но энергично постучал себе по голове костяшками пальцев. Начман, который до этого опять вытирал пот платком, надеть головной убор не успел, и теперь, лежа прямо на тропинке, торопливо натянул его на свою, видимо, блестящую на солнце и демаскирующую всю группу лысину, а дотошный капитан подбежал к рядовому и встав сзади него на колено, тихо спросил:

– Что там, сынок, опять прорыв? И сколько их видишь?

– Пока не наблюдаю, товарищ капитан, вроде… – начал объяснять причину тревоги рядовой, но закончить фразу не успел, потому что метрах в двадцати по ходу движения ветки орешника, подлеском заполнившего посадку, тихонько раздвинулись…

Лейтенант, тогда еще курсант училища, за год до выпуска, будучи в настроении и в увольнении, ходил как-то в кинотеатр на ретро-фильм, не один, конечно, и не со всем взводом, как на первых курсах, а с девушкой, которую решил покорить простым и банальным способом – открыть ей свой глубокий внутренний мир. И запомнилось ему это, запомнилось все – кино сразу, а она после, потому что показывали довольно наивную фантастическую комедию, как всегда, производственную, но со смыслом, который дошел до него только ближе к вечеру. По молодости и соответствующему жизненному опыту он больше внимания обратил на внешнюю «шелуху» – доступную и понятную всем комедийность, не сумев увидеть скрытую, тонко показанную сексуальность отношений главных героев, которую сразу отметила его девушка, после сеанса реализовавшая с ним то, что в принципе не могло произойти в фильме¹¹ по известным причинам. И вот теперь лейтенант, который стал старше на пару лет, но, увы, так и не повзрослел, лежал на тропинке, положив подбородок на кулаки, стоящие один на другом, и с интересом наблюдал первый в жизни, а возможно и последний, непосредственный огневой контакт с противником, но то, что он увидел, сразу вывело в его памяти имя главного героя запомнившегося фильма – худощавого и высокого искусственного интеллигента в синем костюме и с такими же глазами, из-за своего поведения и непонимания человеческой жизни так и не принятого окружающими.

«Роберт, – прошептал сухими губами лейтенант. – Я буду звать его Роберт».

С характерными фиксированными движениями, имитируя голосом звуки моторчиков механизма, из кустов, мягко и плавно дергаясь, помогая движению рублеными взмахами выпрямленных, с прижатыми большими пальцами ладоней, на тропинку выступил радостный, почему то светящийся от счастья офицер в выцветшей «песчанке», натянутом на глаза кепи и черных солнцезащитных очках – старший лейтенант, недавний попутчик из отряда.

Капитан мгновенно сбил вниз автомат дернувшегося рядового охранения, злобно сплюнул под ноги, встал во весь рост и, отряхивая колени, обратился к наливающемуся красным главному лицу проводимого в полевых условиях служебного мероприятия:

– Знакомьтесь, товарищ майор, это заместитель начальника второй заставы по боевой подготовке, прибыл сегодня из очередного отпуска, по совместительству клоун наш, штатный. А про него в опергруппе точно ничего не говорили? Забыли, наверное, или своих не сдают, бывает…

– Виноват, товарищ майор, еле вас догнал! Пришлось через рощу срезать, да и отпускное настроение еще не прошло, но я над этим буду работать, – снимая очки и цепляя их за нагрудный карман, неубедительно объяснил старлей свое опоздание и поведение, невозмутимо козырнул начману и, перешагивая еще лежащих с дергающимися плечами офицеров, занял свое место в походной колонне, пока так, приблизительно.

Сначала лейтенанту показалось, что на слепящее солнце навалилась какая-то тень и вроде бы резкий порыв ветра вскинул вверх ветки орешника, а возможно, и столбик пыли с тропинки закрутил в знакомый смерчик, но на самом деле, конечно, ничего этого не было, просто майор, который молча развернулся вслед прошедшему мимо него офицеру, пару секунд помолчал, а потом, наливаясь кровью, немного наклонился вперед, оперся руками на колени, открыл рот и… Молодой офицер постеснялся заткнуть уши, а сконфуженно отвернулся и, стараясь не слушать уже обыденные в его жизни слова и выражения с известным смыслом, пусть и озвученные в несколько преувеличенной форме, если это вообще применимо к такого рода высказываниям, терпеливо, как и все присутствующие, ждал окончания, казалось, бесконечной тирады…

Остальные посты-клоны осмотрели быстро, почти не задерживаясь: угловой шестой, пока пустующие седьмой и восьмой. Только угловой девятый и НП минометной батареи, одиннадцатый, выделялись на общем фоне, потому что располагались повыше всех остальных, на гряде невысоких холмов, склоны которых были просто усеяны красными маками, распространяющими свои тяжелые, душные, специфичные запахи, нисколько не напоминающие известный в Союзе аромат из флакона. Автопарк и «взлетка» оказались последними в списке, а на пост полевой оперативной группы внутри их «резиденции» – группы глинобитных строений, окруженных дувалом, оставшейся от местного правителя, сбежавшего за границу – заходить не стали: там разведка, это их территория, пояснил «экскурсовод», а начман, который уже успокоился и немного повеселел после своего облегчающего душу эмоционального монолога, как и обещал, пригласил всех в штабную землянку на ежедневное совещание. Начальники служб, застав и командиры подразделений быстро и толково отчитались за текущий день, прошедшую ночь и сообщили о планах на день завтрашний, а начштаба привычной скороговоркой зачитал график проверки постов и в завершение доложил о движении личного состава:

– Убыло двадцать пять рядовых, пять ефрейторов, три сержанта и два офицера, наша десантно-штурмовая. Связывался с ними, задачу выполнили, потерь нет, но не повезло соседям – два «двухсотых»¹², парламентеры. Говорят, хотели без крови, но не получилось… В результате и с «духами» поступили жестко, но адекватно.

Замбой¹³ второй заставы побледнел и, обхватив голову руками, уставился в стол, а все остальные встали и, перебирая в руках головные уборы, отрешенно, думая каждый о своем, но все об одном и том же, с минуту скорбно помолчали. В тесной, низкой штабной землянке с одним оконцем из снарядного ящика, закрытым куском полиэтилена, сразу стало темно и мрачно, а тяжелые вздохи и тяжелые мысли только дополнили печальную для всех картину…

– Наши скоро вернутся, завтра, видимо, и минус одна замена, – разрядил обстановку капитан.

Все присутствующие задвигались, заулыбались, и тут лейтенант догадался, понял, кем он был для того офицера в вертолете – его сменщиком, долгожданной надеждой и символом возврата к уже подзабытой мирной службе.

– Прибыло два офицера, отпускник и наш новый начальник связи, кстати, лейтенант, он оставил тебе бакшиш¹⁴, будешь доволен, – продолжил начштаба.

«Как двое? А солдат в вертолете?» – связист вопросительно посмотрел на Роберта, неслышно, мягко и нервно барабанящего подушечками пальцев по столу, но старлей выдержал его недоуменный взгляд, медленно надел черные очки и еле заметно отрицательно покачал головой.

Майор наклонился к капитану и что-то тихо сказал ему, кивнув на молодого офицера.

– Да, и в графике проверок постов небольшие изменения, – напоследок уточнил начальник штаба. – Лейтенант, ты с замбоем второй и его подчиненными посмотришь, как и что, маршрут такой же, как сегодня, только ночью, в два ноль ноль, и учти, все серьезно, твое первое боевое задание… Надеюсь, не последнее…

– Отлично, совещание закончено, обед, – подвел итог начман.

Все встали, майор вышел первым, а Роберт, проходя мимо лейтенанта, благодарно кивнул ему и похлопал по плечу, тот пока не понял, за что, но события решил не торопить, задавая, видимо, не подходящие по месту и времени вопросы.

Глава 5. Поразительная меткость

– Равняйсь, смирно! Товарищ лейтенант, взвод по вашему приказанию построен! Начальник звуковещательной станции отсутствует, придан местным подразделениям для решения специальных задач, ефрейтор убыл в составе ДэШа, вернется со всеми, двое на смене, двое отдыхают перед дежурством, – лихо отбарабанил сержант взвода связи, знакомя лейтенанта с личным составом его нового подразделения, вверенного ему судьбой и безымянным офицером кадровой службы округа. – Вольно! Есть по распорядку! Разойдись!

Три бронетранспортера связи, штабной БТР, звуковещательная станция средней мощности на базе разведывательно-дозорной машины и, конечно, узел связи, на базе блиндажа, быстро осмотренные лейтенантом на предмет существования, с необходимой достаточностью позволяли решать основные задачи взвода – организацию бесперебойной связи с отрядом, постами, подразделениями и сводными колоннами бронетехники на марше. Листки от сменщика, капитана из вертолета, оказались приемно-сдаточной ведомостью: перечень аппаратуры связи, вооружения, сдал, принял, дата, подпись, а на втором экземпляре, который он забрал с собой, видимо, стояли обе закорючки, «За себя и за того парня», – улыбнулся про себя лейтенант.

Блиндаж подразделения был вырыт рядом со штабом и узлом связи. Вход в помещение личного состава и в его офицерское жилище был один – солдатам по длинной лестнице прямо вниз, а ему туда же и налево, через предбанник в свою землянку. «Приличная кубатура, отдельная, и главное, до работы недалеко, удобно», – осмотрелся лейтенант, оценивая отвыкшим от домашнего уюта взглядом бревенчатые стены, обшитые фанерой с желтенькими обоями в цветочек. Рабочая зона состояла из стола, трех табуреток и шкафа с документацией, который, не доходя до потолка из бревен, делил все помещение примерно пополам, а неширокий проход между ним и стеной вел в другую половину, где стояла пара вездесущих тумбочек и три армейские кровати по стенам. Справа от входа – обложенная кирпичами и обмазанная глиной небольшая походная чугунная печка с трубой в потолок, а слева – «пирамида», специализированный фанерный ящик для хранения оружия, боеприпасов и военной амуниции. В целом обстановка соответствовала ожиданиям – «Все нужное есть и ничего лишнего нет, как говорится, военный прагматизм в действии», – сидя на табуретке в позе Мыслителя, с тоской подбадривал себя лейтенант, наблюдая скудную обстановку своего нового дома…

Являясь от природы пытливым исследователем окружающего мира, на обратной стороне последнего листка ведомости, отпечатанной на пишущей машинке, он быстро обнаружил сделанную от руки приписку карандашом – «Ищи и обрящешь», поэтому, снедаемый любопытством, не откладывая процесс в долгий ящик, сразу предпринял то, на чем настаивал капитан, который, как и его сменщик, и не подозревал, к каким событиям приведет обладание лейтенантом эти «невинным» подарком…

Как любой здравомыслящий офицер, кем собственно он и был, лейтенант знал, что лучшее место что-то спрятать находится под кроватью, и первое место, где следует что-то искать, находится там же, а потому, не мудрствуя лукаво, он заглянул под правую кровать и замер в нерешительности, некоторое время наблюдая там обыкновенный открытый посылочный ящик из фанеры, битком набитый патронами разного калибра. Такой «контроль» над боеприпасами, по сравнению со сбором стрелянных гильз на стрельбище училища после занятий по огневой подготовке, показался ему неуместным, а вот закрытый на слабенький вездесуще-иностранный замочек, зеленый оружейный под второй кроватью, на фоне увиденного ранее под первой, показался ему странным, но сразу найденный под подушкой ключик от него расставил все по своим местам.

Внутри под слоем промасленной бумаги лейтенанта ждал настоящий сюрприз, который банальным, чужим словом «бакшиш» было невозможно описать правильно – 7,62-мм армейская снайперская винтовка, смазанная, ухоженная и чистая, в чем он сразу и убедился, машинально проведя мизинцем по краю пламегасителя и посмотрев на испачканный в оружейном масле круглый отпечаток на пальце. Краем уха он слышал в отряде разговоры о стрелке с какой-то «точки», который завалил снайпера «духов» на «боевых», но то, что, возможно, им окажется капитан—связист, было для него полной неожиданностью, а вот семь простых зарубок на прикладе и один крестик полностью развеяли эти сомнения.

«Это бакшиш за своевременную смену, и извини, что лично не сдал хозяйство, все на месте, разберешься. Винтовка чистая, за нами не числится – нашел ее в вырезанном блокпосту армейцев в прошлом году. Она твоя, но в Союз не бери, отдашь своему сменщику», – объяснил ситуацию промасленный листок с дарственной на оружие, который молча висел на внутренней стороне крышки, давая лейтенанту все полномочия на владение и не снимая при этом ответственность за применение.

Сев на полу с оружием на коленях и грустно вздохнув, он довольно закрыл глаза, вспоминая, как на одном из занятий по огневой подготовке в училище тема «Правила стрельбы из снайперской винтовки», вызвала бурное оживление и интерес в рядах курсантов, уже несколько привыкших к бесконечному выполнению первого и второго упражнения учебных стрельб из автомата и жаждущих новых знаний, впечатлений и ощущений. Преподаватель, седой подполковник в офицерской довоенной портупее со звездой, показал, рассказал без запинок и четко, передал под запись свои обширные знания в этом вопросе – назначение, тактико-технические данные и принцип действия. Особое внимание уделил и практической баллистике – определению исходных данных для стрельбы и расстояния до цели, как с использованием оптической базы прицела, так и с помощью угловых величин, а напоследок по-простому и доходчиво объяснил, как принимать во внимание кривизну Земли, силу тяготения и другие английские законы, придуманные в каком-то там веке и непонятно кем, чем вызвал безудержный сон у одних и безумное веселье у других слушателей. После того как лейтенант, тогда еще курсант, на полевых занятиях нормально отстрелялся из автомата – восемьдесят семь очков из ста возможных на расстоянии сто метров, дал ему одному возможность опробовать и это оружие. Полмагазина, пять патронов, расстояние – триста, мишень номер три, но тот решил по-своему.

Ворона, сидящая на пеньке спиленного столба рядом с целью, так и не поняла, что внезапное решение прекратить свое далекое, но все равно надоедливое карканье в этот раз спасло ей жизнь. Не осознавая происходящее, она случайно устранила причину, из-за которой стрелок держал ее в прицеле, и когда она вдруг заткнулась, он решил ограничиться строгим предупреждением, всадив первую пулю в точку опоры под черными цепкими лапками. Не вняв сделанному замечанию, со злобным карканьем и со щепками в перьях, она тут же взлетела, родимая. Подполковник, наблюдая результат стрельбы через бинокль, удовлетворенно хмыкнул, и остальные четыре выстрела курсант сделал уже по цели, быстро и уверенно наколов на бумаге немного вытянутый ромб прямо по центру, но немного выше, в круге с номером девять. Когда вызванный по рации солдат, обеспечивающий безопасность стрельб за линией мишеней, ее принес, взвод дружно ахнул, и парни зашептались между собой, а офицер достал коробок спичек и приложил к пробоинам, закрыв три из них.

– М-даа… – недовольно покачал он головой. – Хороший выстрел был тот первый, куда целился, туда и попал, а тут перебор, поторопился, видимо. Скорость нужна сам знаешь в каком случае, но все равно значок классности получишь. Откуда такие навыки?

– Книги в детстве любил читать про Зверобоя, Соколиного глаза и Следопыта, рисую неплохо, геометрия опять же на «пятерку», видимо, врожденное, – туманно ответил курсант, для исключения дальнейших вопросов решив не уточнять, сколько времени он провел в школьном тире.

Лейтенант опять вздохнул, закончил вечер воспоминаний и убрав оружие на место, вытер ветошью, найденной там же, испачканные оружейным маслом руки.

Насыщенный событиями день прошел быстро, во взводе уже прозвучала команда «Отбой!», и он, решив немного отдохнуть перед ночной проверкой постов, прилег на застеленную койку в привычном для курсанта неуставном положении – ноги в сапогах на спинку кровати, а руки за голову. Годами выработанная в училище привычка не экономить на отдыхе и при любом удобном случае восстанавливать силы, засыпая чутким, балансирующим на грани с реальностью сном, сейчас его подвела. Причин для этого было несколько – и новое беспокойное место службы, и предстоящая ночная «прогулка», как он уже понял, отдающая реальным боевым опытом, и несколько подзабытые за сумятицей дня красивые карие глаза с маааленькой родинкой на нижнем веке, совсем рядом с уголком глаза.

Служебное отношение лейтенанта, как молодого, здорового и рассудительного, к реальным боевым действиям несколько отличалось от событий на личном фронте, к которым он стремился и о которых мечтал по ночам: встреча, разведка, подготовка, атака и сокрушительная победа над противником, яростно переходящая в бурное и довольно подзабытое чувство удовлетворения над ним же. В отряде, откуда его отправили в служебную командировку, случилась беда – печальная история, которая оставила молодого парня без подруги. Вспоминать об этом он не хотел, но вчерашняя встреча у киоска взволновала, напомнила о прошлых отношениях, о том, что жизнь продолжается и надо принимать удары судьбы с достоинством, а подарки, тем более нежданные, с благодарностью. А потом, сквозь прикрытые веки, всплыла еще одна причина, не дающая ему временно перейти на другой уровень сознания, потому что не успел он поменять местами затекшие ноги на спинке кровати, а карие глаза уже сменили зеленые, не менее красивые и такие же волнующие…

За несколько мгновений до прихода дневального по взводу сработал внутренний будильник, еще один из полезных навыков, полученных в училище: просыпаться вовремя и без подручных средств. Лейтенант, рывком сбросив ноги со спинки кровати, легко вскочил и быстро экипировался – личный автомат с уже заученным серийным номером, как потом оказалось навсегда, потертый, заполненный боеприпасами «лифчик» и, после нескольких секунд раздумий, ночной стрелковый прицел, универсальный, который он аккуратно прикрепил на оружие, тихонько, чтобы не разбудить солдат, поднимаясь по лестнице на поверхность.

Ночь оглушила своей кажущейся тишиной с отличной акустикой бескрайнего древнего греческого амфитеатра под открытым небом, заворожила, закружила и огромным звездным небом, правда, несколько меркнущим перед великолепием ночного светила с ясно видимыми оспинками своих кратеров и темными разводами пыльных морей. «Какая огромная она здесь», – задрав голову и придерживая кепи рукой, подумал лейтенант.

– Впечатляет, да? – предусмотрительно кашлянув за спиной, спросил незаметно подошедший Роберт и встал рядом. – Я первое время, когда на наш полевой «толчок»¹⁵ ночью ходил, газету не только по прямому назначению использовал, освещения и для расширения кругозора хватало…

Лейтенант, который немного покраснел оттого, что позволил офицеру подойти незамеченным так близко, согласно кивнул и тут же чертыхнулся про себя, когда скользнув взглядом вправо, увидел двух солдат сопровождения, стоящих рядом, как и они, с запрокинутыми вверх головами. Проверка оружия и экипировки заставила всех собраться, сосредоточиться на предстоящей боевой задаче, а прыжки на месте в групповом и одиночном исполнении сразу позволили выделить слабое звено этого ночного патруля, выдавшее себя демаскирующим железным звуком, которое сконфуженно крутило головой, оглядывая свою новую, пусть и затертую, еще непривычную амуницию.

– Откинь приклад, он о защелку клацает, а это не есть хорошо. Я первый, остальные за мной цепочкой, ты замыкающий, дистанция три-четыре метра. Идем по часовой, начинаем с НП «минбатра»¹⁶, если сделаем все четко, то и правда будет за нами…

Роберт, задавая темп всей группе и срезая между блиндажами подразделений, точно вывел их к подножию холма, на узенькую бликующую в лунном свете тропинку, ведущую наверх немного в стороне от основной дороги. На секунду задержался, перевесил автомат через ремень на шею и, положив на него руки для опоры и равновесия, быстрым рывком начал движение вверх по склону, между кустов верблюжьей колючки, к сияющим над головой звездам.

Луна, как заметил ранее замбой, впечатляла – все было видно как на ладони, вот только холодный и неживой свет вызывал у лейтенанта, который, поскальзываясь на твердой, утоптанной тропинке, упрямо лез вверх, мрачные ассоциации. Ночной ритуал проверки поста почти ничем не отличался от дневного – привычный приказ стоять и тихий обмен паролем и отзывом, одинаковые доклады и такие же вопросы, только вот подходить к этому сооружению, которое ночью выглядело совсем иначе, было несколько страшновато и неуютно, мороз особенно продирал по коже, когда до него оставались считанные метры, а он молчал, умышленно или не по своей вине играя на нервах. Шли быстрым шагом, стараясь не задерживаться на открытых местах и, насколько позволял проросший кустарником «спотыкач», почти вплотную прижимаясь к колючей проволоке системы. Между шестым и пятым постами лейтенант, который заранее к этому подготовился, вскинул автомат с ночным прицелом и посмотрел через него в сторону «запретки», горя желанием проверить училищную байку, услышанную на занятиях по оружию массового поражения, о том, что так можно увидеть свечение от радиации, а когда увидел, возможно, несколько наивно принимая желаемое за действительное, оторопело опустил автомат и окликнул замбоя, который, глотая воду из фляжки, от неожиданности громко поперхнулся и надсадно, еле сдерживаясь, закашлял.

– Черт, не шуми. Что такое?

– На, смотри! – протянул ему оружие лейтенант.

– Ну, – не понял Роберт, напрасно вглядываясь в лунную светлоту через прицел с зеленой, отсвечивающей и «залипающей» картинкой.

– Не видишь, что ли? Дай автомат! Ничего не понимаю, было же!

– Да что?

– Свечение какое-то или отблеск, не пойму.

– Так, ты не суетись, суровая проза жизни ничего общего со сказками на лекциях не имеет, скоро отвыкнешь проверять и сравнивать, сам таким был.