Рыжик посмотрел вслед за Доком в обозначенном направлении и вздрогнул. Таких сородичей ему ещё видеть не доводилось. Оторвыш оказался здоровенным мэйкуном в длину, наверное, с трёх таких Рыжиков, и с какой-то невиданной пегой расцветкой суровых пепельных тонов, перемежающихся с клоками бороды столетнего мастера кунг-фу. Глаза у него были слишком близко посажены к носу, и доброжелательности облику никак не добавляли. Ну а когти, похоже, Оторвыш не смог бы втянуть в свои совсем уж угрожающих размеров лапы даже на спор.
– Загнали тварь, – услышанное сырым эхом отразилось не только в голове, но и во всём теле у Рыжика. – Можно начинать.
– А-а-кция! – возопил не в меру экзальтированный Док и первым пристроился в хвост к Оторвышу. Тот уверенно повёл всю группу за собой достаточно путанным маршрутом, пока они, наконец, не оказались в дальнем конце подвала, где в углу корёжила глаза груда строительного мусора. Вокруг неё грамотно расположились три подельника Оторвыша – два потрёпанных суровой бродяжьей жизнью сиамских кота и выгодно смотрящаяся на их фоне кошечка-трёхцветка, – они, по-видимому, отрезали возможные пути к бегству загнанной в тупик добычи.
– Всё в порядке? – поинтересовался зачем-то Док. Троица в ответ даже не удостоила его взглядом. Очевидно, в условиях, приближённых к боевым, авторитет очкарика заканчивался.
– Так-так… – всё чепыжился идейный теоретик братства. – А теперь, Рыжий, смотри и не моргай. Это первый твой шаг к предстоящему испытанию.
– Одноухий, Усач, Квёлый и Заморыш – в оцепление, чтобы с тылу не напали, – жёстко распорядился Оторвыш. – Я начинаю. Времени мало. Нам и так сегодня прёт.
– Да-да! – тут же вылез и Док. – У этих тварей есть способность передавать сигналы на расстоянии! Но мы их сейчас заблокируем! Тел-л-левизор-р! Р-р-ради –о-у-у!
Рыжик сглотнул слюну. «К какому ещё испытанию?» Обстановка вокруг была зловещая: горящие кошачьи глаза странным образом гармонировали с отсыревшими стенами и тусклой лампочкой, сиротливо болтающейся под потолком. И в довершении к надвигающемуся действу – медленно крадущийся к куче мусора Оторвыш, мрачно разбрасывающий вокруг себя пепельно-белую ауру неизбежности. Жёлтые пылающие глаза его неотрывно смотрели в одну точку с краю кучи, и Рыжик вдруг отчётливо ощутил внутри себя давление силы, заставившей его задрожать и сделать несколько шагов вперёд. Остальные коты тоже мелко тряслись, утробно урчали и облизывались, но с места не двигались. Очевидно, главный вектор приложения этой древней животной силы приходился как раз в точку, которую неотрывно гипнотизировал Оторвыш, и вот куча зашевелилась, ожила и из неё вдруг возникла здоровенная крысиная морда с красными горящими глазками, которые немедленно уставились прямо в надвигающееся жёлтое пламя. Надо признать, что Оторвыш выбрал себе достойного противника: крыса размером почти не уступала ему, и, судя по оскалу, обнажающему острые хищные зубки, готова была принять бой, даже в весьма невыгодных для себя условиях. Вынужденная подчиняться зову охотника, она заморожено двинулась ему навстречу; усы топорщились, изо рта капала слюна, шерсть на спине взмокла от напряжения и колюче дыбилась, придавая её облику совсем уж устрашающий вид. Она нашла в себе силы броситься на кота первой, целя в горло, не достала и тут же была сбита мощным ударом лапы, оставившей на её морде кровавые полосы, завалилась на бок, отчаянно заверещала (Рыжик отчётливо воспринял этот сигнал ярости и ужаса в своём мозгу), и тут же пасть Оторвыша сомкнулась на её горле и разомкнулась только тогда, когда последний слабый крысиный вопль не растаял в сознании Рыжика.
– Бр-р-аво! – заполошенно возопил было Док, но тут сзади раздалось сдавленное ненавистью урчание, и все бросились врассыпную. Нет, это не было паническим бегством – это выглядело как заранее запланированный отход перед явно превосходящими силами врага. Только Рыжик, не успев ещё толком прийти в себя, растерянно сидел и почти безучастно вращал головой. Рядом с ним вдруг оказалась кошечка-трёхцветка, больно укусила в шею и прошипела: «За мной, полоротый!» Рыжик безропотно подчинился. Он бежал за кошечкой, гордо вздымающей свой хвост, и даже не думал оглядываться – ощущение надвигающейся опасности было слишком сильным, мозг был прямо-таки пронизан сигналами-пилотами. И что-то там ещё свербило совсем уж чужое, всё сильнее и сильнее, от чего вдруг стало трудно передвигать лапы и хотелось просто лечь и закрыть глаза. К счастью, бежать оставалось недолго – вот уже высветился впереди небольшой проём в кладке, и Рыжик без всяких проблем проскочил сквозь него вслед за своей спасительницей. На улице уже стемнело. Какое-то время они ещё бежали, затем кошечка остановилась и обернулась к Рыжику:
– Фу-ф, ушли… С каждым разом всё стрёмней и стрёмней. Эй, ты меня слышишь? Давай, что ли, знакомиться. Я – Василиса. С тобой понятно. Ты куда сейчас?
Рыжик задумался.
– Не знаю, – наконец озадаченно откликнулся он. – Домой, наверное, уже поздно. Там такой храп стоит…
– Домой… – вздохнула Василиса. – Дом – это хорошо. У меня тоже был когда-то…
Рыжик деликатно промолчал.
– Ладно, – решительно прекратила ностальгировать Василиса. – Дом не дом, а на улице ночевать мы не будем. За мной.
Уже без всякой спешки они перебежали дорогу, пересекли детскую площадку (откуда-то сбоку раздался лай, но Василиса и ухом не повела; Рыжик разобрал, как она мельком бросила: «Шавки», – ну, и что-то там ещё). Дальше они потрусили по тропинке, прочь от каменных громад, и вскоре оказались в районе ещё сохранившихся домов барачного типа, вылизанных временем так, что никакой реставрации уже не подлежали. Угрюмо стояли они, тщетно пытаясь оградиться от новой эпохи ветхими заборами, и непрерывно кряхтели, явно сожалея, что давно пережили свой век. Василиса нырнула под перекошенную дверь одной из таких построек и далее сразу – под деревянную лестницу (изнутри дверь кое-как закрывалась на висячий замок – здесь жили люди… Люди могут жить везде, как и кошки. Зачем? А вот это уже совсем другая тема). Рыжик, само собой, проделал вслед за ней те же манёвры, уже совсем свободно ориентируясь в темноте.
– Ага, – принюхавшись, бодро произнесла кошечка. – Супчик. Молодец, бабуля, не забывает про нас. Хотя про неё все давно уже все забыли.
Под лестницей действительно пахло едой. Похлёбка в оловянной миске была постная, но, сваренная одинокой сердобольной душой, обоим показалась вкусной. Когда начали умываться, Василиса вдруг потянулась к Рыжику и стала вылизывать ему холку.
– Ты… чего? – засмущался было он, но она проигнорировала этот робкий протест. Закончив процедуру, она потянулась и улеглась на тряпки в самом дальнем закутке.
– А ты меня разве не помоешь? – требовательно раздалось в голове у, надо признаться, разомлевшего от подобного обращения Рыжика. – Давай смелее, нечего тут стесняться.
Вылизывать шкурку Василисы было приятно. Она вообще была милой кошечкой во всех отношениях: изящной и очень непосредственной. Мордочка в пёстрой расцветке у неё, правда, выглядела простовато, и глазки могли бы быть и побольше, но это так – для любителей повредничать от нечего делать. После моциона она пихнула Рыжика в бок, заставив его улечься, и сама свернулась клубочком рядом, положив голову ему на шею. Им сразу стало тепло.
Но Рыжик не хотел засыпать вот так сразу – слишком уж весёленьким выдался вечерок.
– Василиса, – тихонько подумал он. – А про какое это испытание говорил Док?
– Мр-р… Что? – Василиса вздрогнула, выныривая от близкого погружения в забытьё. – А… Так тебе на днях крысу надо будет придушить.
Спать расхотелось окончательно.
– A… это обязательно? – спросил будущий потенциальный душитель, сам себя презирая за этот вопрос.
Василиса со вкусом зевнула.
– Ну конечно, дурачок. Да ты не переживай раньше времени – Оторвыш (тут она вдруг совсем не к месту хихикнула) подскажет, что делать, да и крысу тебе загонят подходящую –справишься.
Помолчали. И вновь, не давая Василисе забыться, Рыжик залез ей в мозг:
– А ты сама много этих крыс…ну, придушила?
– Много, много. – Василиса вдруг разговорилась. – Раньше как-то проще было – мы сами по себе, и крысы так не кучковались… Нет, дисциплина-то у них была всегда – но и дураков хватало. А теперь… – Василиса вздохнула. – Дураки закончились. Один только Оторвыш и может пока все эти акции устраивать.
– А… как он это делает? – Рыжик вдруг понял, что до смерти его боится.
– Как-как… Гипноз. По одиночке их в угол загоняет, а потом – сам всё видел. Остальные наши так пока не могут – чтобы крысиную защиту осилить… Они ведь тоже там между собой какими-то сигналами общаются. Но – мы тренируемся! Постоянно. Если тебе интересно – у Дока об этом спроси. До тошноты наговоритесь. Брехун он, конечно, и трусоват малость, зато: о чём ни спроси – на всё ответ готов.
– А он тоже… испытание прошёл? – Рыжик спросил об этом, потому что вспомнил толстую очкастую морду Дока. Трудно было представить кота с такой мордой в роли хладнокровного убийцы.