Za darmo

Paint it black

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Патрик, – сказала Рита, положив свою руку поверх моей, – давно мне было так хорошо и весело. Спасибо тебе.

– Очень приятно услышать это от тебя, – ответил я, – хотя это вроде как ты меня развлекаешь.

– Ты так думаешь? – рассмеялась Рита, – Кстати, как тебе девушки?

– Лучше, чем я мог подумать и что удивительно у них хорошие тексты песен. Несколько строчек так и засели в голове. Я раньше никогда их не слышал.

– Они всего пару лет на сцене, очень надеюсь, что их ждет успех. Не хочешь на танцпол?

– Нет, я не очень люблю танцевать. Мне нравится смотреть, как это делаешь ты.

– Тогда давай еще выпьем. Я не хочу оставлять тебя одного.

Мы выпили, и она все-таки утащила меня на танцпол.

Далеко за полночь мы смеялись и целовались на заднем сиденье такси. Нам было весело. Нам было хорошо. Мы были пьяны и не только от выпитого в клубе. Мы ехали к Рите домой, где будем вдвоем. Только она и я. Еще утром мы даже не были знакомы, я сейчас мы стали счастливой влюбленной парой. Еще несколько дней назад я бы не поверил, что такое возможно в моей жизни.

Едва мы переступили порог ее дома, сразу набросились друг на друга. Срывая одежду прямо в гостиной, мы пробирались к спальне, которая оказалась на верху. Мы не могли, оторваться друг от друга и оба скатились с лестницы так и не разжимая объятий. Я вошел в нее прямо на полу возле ступеней. Это был потрясающий секс, дикий и безумный, который дал нам выплеснуть переполнявшую нас похоть. После мы даже не удосужились подняться, так и сидели на полу, обнявшись и прислонившись спинами к стене.

– Ты богиня. – сказал я.

– Знаю. – ответила она. – Всегда знала. Теперь и ты это знаешь.

– Да, теперь знаю. – я нежно поцеловал её в лоб.

– Я не хочу быть богиней. Они одиноки.

Я поднял ее на руки и понес наверх.

– Патрик, меня только пару раз носили на руках. Брат. В детстве.

Было в ее словах что-то грустное и трогательное. И сокровенное. Я часто слышал от прежних подружек как их боготворили, носили на руках и засыпали цветами. И ничего в этом не было, кроме нелепого хвастовства, которым они набивали себе цену. А мне было плевать сколько тонн цветов на них высыпали и сколько километров пронесли на руках. Зато сейчас я нес на руках свою богиню и никому не собирался об этом рассказывать.

Я положил Риту на кровать, но она поднялась и подошла к окну. В лунном свете она выглядела мраморной античной статуей. Нагой и совершенной. А бабочки на ее пояснице, казалось, присели отдохнуть.

– Я люблю ночь. – сказала Рита. – Сегодня была волшебная ночь.

Она вернулась к кровати. Мы снова обнялись.

– Патрик, Богиня хочет спать. Обещай, что, когда я проснусь ты будешь рядом.

– Буду. – ответил я.

Мне не снились кошмары в эту ночь. Мне снилась мраморная богиня на вершине скалы. К ней вела длинная каменная лестница. Я долго шел по ней что бы добраться до богини, но почти не приблизился. Разочарованный я присел на ступень. Очень скоро кто-то сел со мной рядом. Богиня сама спустилась ко мне.

Я проснулся первым. За долгие годы я так и не смог привыкнуть делить с кем-то постель. Просыпаясь с кем-то рядом, я не чувствовал себя комфортно. Сегодня утром все было иначе, Рита, лежавшая рядом вызывала только восторг и умиление. Я тихонько, стараясь не потревожить ее, выбрался и постели и пошел в ванну. Приведя себя в порядок, я вернулся.

Рита все еще спала. Когда я ложился рядом она потянулась и открыла глаза.

– Патрик. – Сказала она, глядя на меня сияющими изумрудными глазами.

Я придвинулся к ней и поцеловал.

– Подожди, – отстранившись сказала она, – дай мне несколько минут.

И тоже убежала в ванную комнату. Очень скоро Рита вернулась и стянув с меня одеяло уселась сверху.

– Господи, как мне этого не хватало, – сказала она, когда я вошел в нее, – очень долго я ждала кого-то вроде тебя. Когда ты вошел в мою лавку… О, Боже, – она застонала от удовольствия.

Я притянул ее к себе. Когда ее грудь коснулась меня это было что-то невероятное. Никогда прежде женское тело не приводило меня в такой трепет. А разве могло быть иначе, если занимаешься этим с Богиней? Я поцеловал ее и крепче прижал к себе. Я не мог отпустить ее даже когда все закончилось, а она и не пыталась освободиться, только шептала мне на ухо «Патрик, Патрик».

Немного позже она поднялась и одев футболку и трусики, сказала.

– Патрик, идем вниз, я приготовлю завтрак.

– Если хочешь, можем поехать в какой-нибудь ресторанчик. – предложил я.

– Нет, Патрик, – возразила Рита, – мне нравиться завтракать дома. Я неплохо готовлю.

Я поднялся с кровати и нашел свои джинсы.

– Буду очень рад, я уже забыл, когда ел домашнюю еду.

– Бедолага, – рассмеялась она, – теперь я буду заботится о тебе.

Мы спустились на первый этаж. Пока Рита готовила я слонялся по гостиной, рассматривая ее. На одной из стен висела вторая часть триптиха. Она была идентична первой, только поза изменилась и была такой же не живой, хотя это было не так ярко выражено, как на картине в лавке. Мне странно было видеть безжизненную механическую Риту, замершую в гротескном танце. Надеюсь, она расскажет мне замысел этого триптиха. Возле одной из стен стоял деревянный стеллаж, поделенный на секции. В некоторых находились книги и разные безделушки, но большую часть занимали куклы. Целая коллекция. Я насчитал шестнадцать штук. Похоже все они были из одной серии, различаясь только нарядами и лицами, которые сильно походили на человеческие. Ни одна из кукол не улыбалась, скорее они казались задумчивыми и слегка грустными. Я отошел от кукол. На комоде я увидел стоящую в рамке фотографию. На снимке была Рита совсем еще девочка, рядом обняв ее стоял симпатичный юноша, на пару лет старше ее. Мне стало интересно, кто бы это мог быть. Я ничего не знал о Рите, как и она обо мне. Мы столкнулись внезапно и крепко вцепились друг в друга, словно всю нашу жизнь ожидали этой встречи.

– Патрик. – позвала меня Рита.

Я вошел в столовую. Стол уже был накрыт. За столь короткое время она успела все приготовить. Я даже не знал, как выразить свое восхищение. Потом просто подошел к ней поцеловал и сказал.

– Спасибо, Богиня.

– Потом спасибо скажешь. – ответила она, – Садись, надеюсь тебе понравится.

На завтрак была сырная запеканка с тунцом и овощами, к которой прилагался свежевыжатый апельсиновый сок. Я с удовольствием съел все до последней крошки.

– Тебе лучше перестать так баловать меня, – сказал я, – а то могу привыкнуть.

– А что тебя смущает? – спросила она, – Ты боишься этого?

– Не знаю, случалось мне готовили на завтрак бутерброды и кофе, но у меня никогда не было серьезных и длительных отношений. Так, что да, наверно это меня немного пугает.

– Мне даже странно слышать это от тебя. А, кстати у нас, что серьезные и длительные отношения?

Этим вопросом она поставила меня в тупик. Я понимал, что у нас практически нет никаких отношений, мы всего лишь провели вместе немного времени. И еще я понимал, что хочу этих отношений. Первый раз в своей жизни. Я колебался, прежде чем сказать это. Было не легко, но я нашел в себе сил признаться.

– Рита, я очень хочу, чтобы они были, очень долгие и очень серьезные. Я впервые встретил девушку, от которой потерял голову и почувствовал себя счастливым.

Похоже я тоже озадачил ее. Рита выглядела смущенной и растерянной.

– Я не думала, что ты скажешь мне такое, хотя сознаюсь очень надеялась. Спасибо Патрик, тебе за откровенность. Ты чем-то напоминаешь мне брата.

– Ты познакомишь меня с ним? – спросил я.

Рита на секунду задумалась, после чего почти шепотом сказала.

– Да.

– Ты сегодня днем будешь в лавке? – спросил я.

– Нет Патрик, – ответила она, – я попросила знакомую девушку заменить меня. Ближайшие дни я хочу провести с тобой. Я могу показать тебе город, если ты не против.

– Конечно нет, – воскликнул я, – я не ожидал такого щедрого подарка и поверь, очень этому рад.

– Хорошо, – сказала Рита, – у меня есть пару дел на сегодня, но я хочу, чтобы ты был рядом.

6. Sweetest perfection

Тьма, сырость и зловоние сточных вод, потихоньку забирали остатки надежды. Уже не молодой человек закованный в самые настоящие кандалы лежал на мокром полу в крови и собственных нечистотах. Ему казалось, что он здесь целую вечность, хотя прошло всего двое суток. Отставной полицейский, который всего несколько лет назад был заместителем начальника полиции, стал узником какого-то сумасшедшего. Он никак не мог понять почему оказался здесь. Почему именно он сидел на цепи в этой темнице.

Он жил спокойной размеренной жизнью, проводя большую часть времени в собственном саду и оранжерее. Казалось, никто не держал на него зла, а потом появился тот человек. Он всего лишь попросил стакан воды, а потом был сильный удар чем-то тяжелым по голове, который лишил его сознания. Он помнил момент, когда очнулся связанный в багажнике автомобиля, но очень недолгий. Ему вкололи укол, и он снова впал в небытие. А потом он оказался в этом темном ужасном месте. Спустя какое-то время пришел похититель. Он дал ему глоток воды, после чего сильно избил и не проронив ни слова ушел. Узник сходил с ума от боли и жажды и еще больше от того, что не знал, что будет дальше.

Вдалеке послышались гулкие шаги. Узник напрягся и прижался к стене, словно пытаясь втиснуться в мокрый бетон. Шаги приближались. Стал виден свет фонарика и силуэт человека, идущего по тоннелю. Незнакомец подошел и присел на корточки возле пленника. Он дал ему выпить несколько глотков воды из пластиковой бутылки.

– Узнал меня детектив Олсон?

Лицо сидящего возле него человека действительно выглядело знакомым, но Олсон, как ни силился не мог вспомнить откуда он его знает. Он пытался представить, как тот мог выглядеть много лет назад, когда Олсон был еще детективом. За свою долгую карьеру полицейского он мог припомнить только одно серьёзное преступление в этих краях, которое расследовал. Девушка. Илона Дворак. Она пропала и так и не была найдена. Ни она, ни ее тело. А потом мальчишка Нильс, которого нашли задушенным в подворотне. В обоих случаях подозреваемым был Майкл Хэтфилд, приезжий американец, который представлялся журналистом и начинающим писателем.

 

– Ты тот американец, Хэтфилд?

– Что сильно изменился? Четырнадцать лет тюрьмы, это долго. Очень долго.

Олсон молчал. Он боялся разозлить Хэтфилда и понимал сколь серьезно влип. Ничем хорошим закончиться это не могло, вопрос только когда именно он умрет и как. Олсон знал, что случилось с отцом Матвеем и теперь у него не было сомнений кто это сделал. Отец Матвей и фон Клоцбахи были свидетелями в деле мальчишки Нильса. Тогда все выглядело очевидным. Эти двое видели их вместе, незадолго до смерти мальчика. В багажнике машины американца нашли школьную сумку Нильса. Мотив тоже нашелся. Вроде как Хэтфилд был причастен к исчезновению девушки, а Нильс мог что-то видеть. Про девушку так и не удалось ничего выяснить. Ни долгие, изнурительные допросы, ни посулы смягчить наказание не смогли заставить Хэтфилда сознаться. В убийстве Нильса он тоже не сознался, но было достаточно улик что бы обойтись без признания. В итоге Хэтфилд был осужден на четырнадцать лет, которые полностью отбыл где-то на севере. А теперь он вернулся. Вернулся чтобы убивать.

Наконец Олсон решился.

– Почему ты просто не убил меня, как отца Матвея? – спросил он.

– А ты так и не понял? Я не убивал мальчишку, а пропавшую девку даже не знал. Ваш святоша совсем свихнулся и толку от него было ноль. Я думаю, он что-то понял, иначе зачем ему было каяться каждую ночь, но вконец обезумел, чтобы что-то рассказать. А вот ты детектив будешь петь, как оперная прима, пока я не узнаю все, что мне нужно.

Олсон ожидал что угодно, только не этого. Он был уверен в виновности американца, но лгать тому не имело смысла.

– Я хочу знать все по моему делу. Все что вы сумели собрать и чего нет в отчетах, потому как их я прочел. Там все очень складно. Даже слишком.

– Прошло много лет. – сказал Новак. – я многое не помню.

– У тебя будет время вспомнить, – сказав это Хэтфилд достал из наплечной сумки батончик шоколада. Он скормил его пленнику и дал еще несколько глотков воды. Потом сильно пнул Олсона по ребрам.

– Я вернусь завтра, уверен тебе будет что мне рассказать.

Хэтфилд развернулся и неспеша прошел прочь по тоннелю.

Когда последние отблеска фонаря пропали, Олсон снова оказался в полной темноте задыхаясь от вони канализации и собственного бессилия. За раскрытие этого дела его повысили в звании, а через пару лет он стал замначальника полиции и вот чем все обернулось. Ему было ужасно осознавать, что он умрет на цепи в собственном дерьме. В какой-то момент сверкнула мысль, кто же на самом деле убил мальчишку Нильса, но быстро покинула его. Ему уже было все равно и ему нечего было рассказать Хэтфилду, потому что все эти годы он был уверен в его виновности.

Если бы Олсон мог видеть в этой непроглядной тьме, то заметил бы бабочку, которая кружила возле него. Она летала совсем рядом, описывая круги. Её полет становился все быстрей и быстрей. Круг замкнулся и вскоре стал похож на воронку крошечного смерча, который был гораздо темней, чем окружавшая его темнота. Олсон думал, что самое страшное с ним уже произошло и сильно заблуждался. Невыносимая боль пронзила все его тело. Ужас и боль было последним, что он ощутил в своей жизни.

Нам пришлось ехать к клубу на такси, чтобы забрать оставленный там ночью «Порше». Когда мы подошли к нему, и я снова увидел аэрографию, то сказал Рите.

– Ты знаешь, этот Пьеро меня вчера напугал.

– Тебя так легко напугать? – рассмеялась она.

– Не смейся, когда я коснулся надгробия меня обдало могильным холодом.

Я снова коснулся рукой капота с рисунком, словно хотел убедиться, что камень все еще холоден, но это было не так. На сей раз я ничего не почувствовал. Рита тоже коснулась рисунка.

– Патрик, иногда что-то случается, что мы не можем понять и объяснить. Я верю тебе, со мной тоже случались необычные вещи. Наверно надо просто принять это как должное и постараться не думать об этом. Ни к чему хорошему это не приведет, поверь мне.

– Не хочешь рассказать? – спросил я.

– Нет, Патрик, не хочу. У меня нет желания выглядеть сумасшедшей. – ответила она.

– Рита, я всего несколько дней в Серебряных Холмах, но успел стать свидетелем нескольких событий, которых просто не могло быть. Я не знаю, что твориться в вашем городе, но это выходит за рамки привычного мне мира.

– Жаль, Патрик, что это случается с тобой. Здесь всегда много туристов и ни с кем из них ничего запредельного не происходит. Если город играет с тобой, это может плохо закончится.

– Спасибо, утешила. – пошутил я.

– Патрик, это не смешно, я буду присматривать за тобой. Давай садись уже, нам надо ехать.

Я сел в машину и когда мы уже тронулись снова спросил.

– Расскажи мне, пожалуйста, что странного с тобой происходило? Мне очень хочется знать.

Рита не ответила, она продолжала молча вести машину. Я не стал настаивать и тоже умолк. Мы остановились возле городского кладбища, что меня несколько удивило.

– Идем, Патрик, – сказала Рита, когда мы вышли из машины, – я хочу тебя кое с кем познакомить.

Это казалось странным, но я не стал задавать вопросов, а просто пошел рядом с Ритой. Это было самое старое городское кладбище, которое появилось, когда Собор Святого Павла еще строился. Здесь можно было увидеть могильные плиты и склепы полуторавековой давности и все они выглядели ухоженными. Горожане чтили память к своим предкам и приглядывали за могилами.

Рита взяла меня за руку, и мы свернули в один из боковых проходов. По правую сторону от нас оказался кладбищенский забор, вдоль которого выстроилось не менее дюжины склепов. Мы остановились возле самого дальнего.

– Фамильный склеп моих предков. – сказала Рита, – они обосновались здесь еще во времена Валдора, основателя Холмов.

Рита улыбнулась и повернувшись ко мне взяла вторую руку.

– Мои бабушка с дедушкой много путешествовали и почти не бывали здесь. Старость они провели в Вене и там же похоронен мой дед. Бабушка еще жива, но мы почти не общаемся. Прости, что забиваю тебе голову своей родней, я привела тебя сюда не за этим.

Мы прошли немного дальше. За склепом оказался памятник. Большой камень черного гранита, на котором сидел мраморный ангел со сложенными крыльями. На бронзовой табличке, прикрепленной к камню, я прочел.

«Фредерик Фердинанд фон Клоцбах.

08.03.1984 – 11.07.1999.

Ты всегда будешь с нами.»

– Могила моего брата. – сказала Рита, – я очень любила его и все еще скучаю, по нему.

Став позади Риты, я обнял ее за плечи. Я был единственным ребенком в семье и не знал, что такое любовь к брату или сестре, но понимал, что это больно потерять того, с кем ты рос все свое детство. Мне хотелось как-то утешить Риту, только я не находил нужных слов. Я просто обнял ее чуть крепче.

– Фрэд, познакомься с Патриком. – сказала Рита безмолвной могиле.

Какое-то время мы продолжали стоять, глядя на мраморного ангела и я был уверен, что Рита разговаривает с братом. Я молча ждал, когда она закончит и мне было искренне жаль, что она пережила такую утрату. Я вспомнил фото на комоде в доме Риты. Наверно это и был Фрэд, совсем еще мальчишка. Рита выросла, став прекрасной девушкой, а он так и остался все тем же Фрэдом, что был много лет назад.

– Спасибо, что пришел со мной. – сказала Рита, – Обычно я бываю здесь одна.

– Мне жаль, что твой брат умер. – ответил я, – Если захочешь мы можем ходить сюда вместе.

Рита повернулась ко мне лицом и посмотрела мне в глаза.

– Патрик, я хочу, чтобы ты всегда был рядом. – потом она улыбнулась и добавила, – Не пугайся я буду иногда отпускать тебя, к примеру, когда пойду на горшок.

Я рассмеялся.

– Мне казалось богини не пользуются горшком. Как там говорится? «Не боги в горшки ходят».

– Придурок! – Рита оттолкнула меня. – Но сознаюсь, мне еще никогда не было так весело на кладбище.

Я мог бы пошутить про негров, которые с песнями и весельем провожают усопших в последний путь, считая, что это радость попасть в лучший мир, но не стал. Будь рядом кто-нибудь другой, я бы не смутился, но сейчас побоялся сделать Рите больно.

– Идем, Патрик. – она снова взяла меня за руку, – Я еще не придумала куда нам поехать, но лучше уйти от сюда.

Когда мы вышли из кладбищенских ворот увидели, что возле автомобиля нас поджидает мужчина немногим за тридцать.

– Привет, Рита. – сказал он, – я проезжал мимо и у видел твою машину.

– Привет, Мартин. Знакомься это Патрик.

Мы пожали друг другу руки. Мартин хотел что-то сказать, но замялся.

– Мартин, – сказала Рита, – говори, что хотел.

– Хорошо. Я думаю, про повешенного священника ты знаешь, весь город знает.

Рита кивнула, а мне сразу вспомнилось, то, что случилось со мной в Соборе.

– Ты помнишь детектива Олсона?

– Конечно помню, он сейчас на пенсии и иногда заходит ко мне в лавку.

– Рита, он пропал. Мы пытались связаться с ним, что бы помог в расследовании, но соседи уже несколько дней не видели его и никто не знает где он. Мне это очень не нравится. Твои родители были свидетелями по этому делу, возможно они тоже в опасности.

– Мартин, все действительно так серьезно? – спросила Рита.

– Да, я попросил патрульных присматривать за вашим домом, но было бы неплохо чтобы Густав с Марией уехали на время. За тебя я тоже опасаюсь. Что-то нехорошее твориться в городе и боюсь, что на этом все не закончится.

– Спасибо тебе Мартин. Я попытаюсь поговорить с родителями. А за мной есть кому присмотреть. – она кивнула в мою сторону.

– Хорошо. – сказал Мартин, – Патрик, береги ее. Мне надо ехать. До встречи Рита.

Мартин сел в свою машину и уехал. Я видел, что Рита выглядит расстроенной и обеспокоенной. Я легонько обнял ее.

– Успокойся, богиня. – сказал я, глядя ей в лицо. – Надеюсь, что все как-то разрешится и полиция поймает убийцу.

– Я тоже на это надеюсь, Патрик, но мне очень тревожно. У нас в городе очень редко что-то случается и то, что происходит сейчас мне не нравится. Мне жаль, что все это случилось, когда я повстречала тебя. Теперь мне надо заехать к родителям. Тебя не смутит, что я вас так быстро познакомлю?

– Нет, не думаю, – ответил я.

– Тогда поехали. Мне надо поговорить с ними. Не думаю, что они захотят покинуть город, но я хотя бы попытаюсь.

Мы сели в автомобиль и минут через пятнадцать были на месте. По дороге Рита рассказала мне о том, что случилось в Серебряных Холмах шестнадцать лет назад.

Пропала девушка двадцати семи лет по имени Илона Дворак. Она всего три года как поселилась в Серебряных Холмах и жила очень уединенно, снимая небольшую квартиру в квартале ремесленников. Днем она работала в ювелирной лавке, занимаясь починкой и реставрацией украшений, а вечерами ее нередко видели в районе набережной за мольбертом. Ее хватились сразу и хозяйка квартиры, проживавшая в том же доме и готовившая ей завтрак, и владелец лавки, где она работала. То, что она добровольно покинула город, было сомнительно. Все ее вещи и рисунки остались не тронутыми. Илона просто бесследно исчезла. Долгие поиски так ничего и не дали, и она все еще числится пропавшей без вести.

На второй день после исчезновения Илоны, уже ближе к вечеру в тупике у складов универмага «Фэллонс» нашли тело местного мальчика Нильса, сына смотрителя поместья «Дикие Розы». Нильс был задушен чем-то вроде удавки. Не за долго до его смерти Нильса видели в том самом универмаге вместе с неким Майклом Хэтфилдом, который покупал мальчику сладости. До этого их тоже не раз видели вместе. Немного позже священник отец Матвей и чета фон Клоцбахов заметили их уже возле складов. Хэтфилд был арестован и при осмотре его автомобиля в багажнике обнаружили школьную сумку Нильса.

Детектив Олсон, который вел дело подозревал, что есть какая-то связь между пропажей Илоны и смертью Нильса, но найти свидетелей или хоть какие-то улики он не смог. Хэтфилд был осужден только за убийство мальчика и то лишь на основе улик и свидетельских показаний. Сам Хэтфилд ни на следствии, ни на суде так и не признал свою вину. Хэтфилд вообще оказался подозрительной личностью. Он приехал из Бостона и больше месяца провел в Серебряных Холмах. Он представлялся журналистом и начинающим писателем, писавшим заметки о интересных провинциальных городах Европы. Только при осмотре его гостиничного номера и ноутбука не было найдено ни единой заметки или статьи не о Серебряных Холмах, не о каком-либо другом городе. Зато нашлось много информации включая фото, схемы помещений и планы поместья «Дикие Розы». Сам Хэтфилд отказался дать хоть какие-то объяснения на этот счет.

 

Хэтфилд был признан виновным в убийстве Нильса и осужден на четырнадцать лет лишения свободы. Поскольку в городе не было собственной тюрьмы, его отправили по этапу в одну из подходящих тюрем. Два года назад его срок закончился и похоже сейчас он вернулся в Серебряные Холмы.

Рита остановила машину возле кирпичного забора одного из особняков, тянувшихся вдоль улицы.

– Вот, Патрик, – сказала она, – дом моих родителей, здесь я прожила большую часть своей жизни.

– Осень внушительный домик, – ответил я, рассматривая трехэтажное каменное строение с пилястрами и эркерами. Мое детство тоже прошло далеко не в трущобах, но дом был поменьше и поскромней.

– Эту улицу в свое время облюбовали богатые горожане, участки за домом выходят к реке. Улица так и называется «Левобережная».

– Значит ты потомственная капиталистка, – пошутил я.

– Это имеет какое-нибудь значение? – спросила Рита.

– Нет, никогда не считал богатство пороком.

– А я наверно никогда не задумывалась над этим. Мне повезло родиться в богатой семье, и я воспринимала это как должное. Ну что идем знакомиться с родителями?

Высокие кованные ворота были распахнуты. На одном из кирпичных столбов к которому они крепились я увидел бронзовую табличку. «Кукольный дом» прочел я на ней. Я видел упоминание об этом месте и в гостиничном буклете, и в путеводителе и вот теперь оказалось, что он принадлежит родителям Риты. Я вспомнил коллекцию кукол в ее доме, теперь мне стало понятно ее происхождение.

– Не ожидал, что «Кукольный дом» принадлежит твоим родителям. – сказал я.

– Куклы их давнее увлечение, когда-нибудь я расскажу тебе об этом.

Оказавшись на территории, я увидел еще одно более скромное одноэтажное строение, которое и было самим музеем. Рита сразу направилась к нему, по дорожке из желтой брусчатки.

– Они сейчас должно быть в музее. – сказала Рита, – они проводят там много времени, иногда до ночи засиживаются.

Мы зашли внутрь и оказались в просторном зале вдоль стен которого было установлены трехъярусные витрины заполненные всевозможными куклами и их аксессуарами. Возле дверей нас встретил один из смотрителей музея, высокий худощавый человек немногим за сорок. Он посмотрел на нас огромными глазами за толстыми линзами очков и поприветствовал.

– Здравствуй Герберт. – ответила ему Рита, – Родители здесь?

– Да, – сказал он, – в соседнем зале. Давно вас не видел. Как поживаете?

– Спасибо Герберт. Очень прекрасно. Познакомьтесь это мой… – Рита замешкалась не зная, как меня лучше представить, – мой очень хороший приятель. Патрик.

Мы обменялись с Гербертом рукопожатием, после чего Рита повела меня к двери в следующий зал. Там оказалась группа посетителей с детьми, которым родители Риты демонстрировали механических кукол в действии. Даже мне стало интересно, когда я увидел, как танцует одна из кукол, а вторая аккомпанирует ей на клавесине. Я никогда ничего подобного не видел. Старинная механика в действии показалась мне куда привлекательней современных чудо-роботов из сияющих металла и пластика. В куклах сквозило какое-то волшебство, а не продвинутые технологии двадцать первого века.

– Рита, это удивительно, – сказал я, – похоже на магию. На твоих картинах ты вроде как одна из механических кукол?

– Почти, – ответила она, – если смотреть на все три сразу, там видна трансформация из девушки в куклу или наоборот. Смотря в какой последовательности их смотреть.

– Здорово придумано.

Я присмотрелся к ее родителям. Они оказались красивой парой и моложе чем я мог подумать.

– Они очень молоды. – сказал я.

– Так и есть. – ответила Рита, – Фред родился за месяц до их шестнадцатилетия.

Рита хотела еще что-то добавить, но не стала.

– Твоя мама, красивая. У вас одинаковые изумрудные глаза.

– Да красивая, я очень люблю ее и отца, и Фреда.

– Прости, что спрашиваю, как умер твой брат?

– Он был болен. Редкая, почти неизученная болезнь, что-то с кровью. Она бывает в нашем роду в подростковом возрасте.

– Мне жаль Рита, действительно жаль.

– Патрик, я тоже была больна. Это было ужасно. Ты представить не можешь каково это знать, что ты скоро умрешь, а тебе всего пятнадцать лет. Это было невыносимо ждать собственную смерть. Еще я сильно переживала за родителей. Они места себе не находили. Потерять обоих детей. Не знаю, как они пережили бы это.

Я молчал. У меня просто не находилось слов. То, что я услышал от Риты было действительно страшно. Я помню лавину, сошедшую с гор, которая едва не похоронила меня и моих друзей, но это была бы быстрая внезапная смерть. А жить в ожидании скорой смерти это мне было невозможно представить и осмыслить.

– Тебя смогли вылечить? – спросил я.

– Нет, Патрик, наша болезнь не лечится. Я не знаю, как это произошло. Никто не знает. Я просто поправилась. От болезни не осталось и следа. Несколько лет я жила в страхе, что все повторится. Когда мои сверстники ходили на свидания и целовались, я сидела дома, проводя время за чтением книг.

– Думаю ты не много потеряла. – сказал я, чтобы как-то приободрить ее, – Ты поэтому держишь книжную лавку?

– Мы хотели это с детства вместе с Фредом, после того как погостили у дяди Августа. У него была большая библиотека с кучей старинных книг. Лавка почти не приносит дохода, но мне очень нравится этим заниматься. Я люблю книги. Настоящие бумажные книги.

– Я тоже, – ответил я, – особенно увесистые старые тома. Таким если огреть по голове, мало не покажется.

Рита тихонько рассмеялась и толкнула меня локтем в бок.

– Патрик, ты неандерталец.

– Нет, я очень цивилизованный и образованный джентльмен, просто мне не чужды экзотичные забавы.

В это время кукольный спектакль закончился, и посетители разбрелись по залу. Родители Риты подошли к нам.

– Мама, папа, привет. Познакомьтесь с Париком, очень цивилизованным и образованным джентльменом. – представила меня Рита.

Я пожал руку Густава, а руку Марии поцеловал. Мария улыбнулась.

– Рита, где ты нашла такого галантного кавалера.

– В лавке, мама, в лавке. – ответила Рита, – Я сегодня виделась с Мартином, может вам действительно стоит уехать? Я очень беспокоюсь.

– Рита, девочка, я понимаю твое беспокойство, но ты же знаешь нас с папой. От судьбы не убежишь. Я не хочу покидать Серебряные Холмы.

– Да мама, я очень хорошо знаю вас, но почему бы вам не погостить у дядюшки Августа, он будет очень рад. Вы же все равно каждый год бываете у него.

– Рита, может ты и права. – сказал ее отец, – Мы подумаем с мамой, все это очень внезапно и, если честно, я не хотел бы оставлять тебя одну. Если бы мы могли поехать втроем.

Густав умолк и посмотрел на меня. Я мог его понять. Он видел меня впервые и не знал, что связывает меня с его дочерью. Я случайно оказался рядом, когда над их семьей нависла угроза. Я же в этот момент понял одно, что, если Рите грозит хоть малейшая опасность, я поехал бы с ней хоть к дяде Августу, хоть к дяде Сэму, к какому угодно дяде лишь бы уберечь ее.

– Густав, могу я поговорить с вами наедине? – предложил я.

Густав кивнул. Рита немного удивилась, но промолчала. Мы отошли в дальний конец зала, где была дверь в соседнюю комнату. За дверью оказалась мастерская, стены которой были увешаны всевозможными инструментами, а на верстаках лежало несколько кукол, которые требовали реставрации. Мы уселись на небольшой диванчик. Густав предложил мне лимонада. Я выпил несколько глотков, думая, как мне лучше начать разговор.

– Послушайте, Густав, – начал я, – может быть в это трудно поверить, потому что я знаком с Ритой всего второй день, но я безумно влюблен в вашу дочь. Со мной это случилось внезапно и впервые. Рита самое дорогое, что есть в моей жизни, поверьте.

– Патрик, – ответил Густав, – вы мне симпатичны и, если Рита выбрала вас я очень рад за нее и мне очень жаль, что наши семейные проблемы возникли именно сейчас. Не знаю успела ли она рассказать вам о Фрэде.

– Да, мы только недавно были на кладбище, она познакомила нас.

– Даже так. – сказал Густав, – если она взяла вас с собой, значит вы действительно для нее много значите, потому что вы первый кто побывал там с Ритой. Для нее это очень личное. После смерти Фрэда, Рита единственное, что у нас осталось, поэтому я сделаю все чтобы оградить ее от любой напасти.