Я какое-то время потратил на приумножение капитала и сделав несколько удачных инвестиций заскучал. Мне не хватало моих друзей и новых впечатлений. У меня было достаточно приятелей в родном Олбруке, но меня мало привлекал тот образ жизни, что они ведут, тем более большинство из них были женаты. Супружество, а особенно появление детей сильно меняют людей. Мне совсем не интересно было выслушивать как кто-то из них провел выходные и рассматривать фото детишек, которые при любом удобном случае совались мне под нос. Я был счастлив, свободен и далек от этой, как мне в тот момент казалось, глупой суеты.
Поэтому в Олбруке я надолго не задержался и отправился в небольшой тур по Европе, а когда вернулся почти сразу познакомился с Региной. Она изменила всю мою жизнь. Не думаю, что она этого хотела, но это случилось. И вот теперь я стоял перед домом Бориса в ожидании, сам не знаю чего, словно тоже стал калекой и явился к собрату по несчастью и он сейчас был единственным человеком, которому я мог хотя бы отчасти открыться.
Довольный Борис в коротких джинсовых шортах и белой футболке с эмблемой «Ролинг Стоунз» стоял в дверном проеме на собственных ногах. В тот момент я даже не успел обрадоваться, слишком велико было удивление увидеть его без коляски. Мой вид наверно очень развеселил Бориса и он, рассмеявшись, направился ко мне. Когда мы обнялись я не рискнул покрепче сжать руки, боясь причинить ему боль. Борис это заметил и снова рассмеялся.
– Патрик, я так рад тебя видеть. – сказал он, разжав объятия.
А я молчал, не находя нужных слов. Я просто не готов был к тому, что увидел, но теперь уже безумно рад за Бориса. Оказывается, чудеса случаются не только в Серебряных Холмах. В этот момент я услышал велосипедный звонок. Мы оба повернули головы на звук. Возле дома остановилась молоденькая девушка в спортивных облегающих шортах и топе. Она помахала Борису рукой и открыла калитку.
Я рассмотрел повнимательней гостью Бориса. Худенькая загорелая девчушка лет двадцати с милым хвостиком не длинных каштановых волос и причудливым тату идущим от щиколотки почти до самого колена. Она словно сияла, когда шла к нам. Я видел с какой любовью и восхищением она смотрит на моего друга.
– Привет, Фло. Знакомься, это Патрик. Тот самый. – Борис несколько смутился и замялся, когда собрался представить мне девушку. Наконец он нашел подходящие слова. – А эта милая девушка – Флора.
Я наконец то обрел дар речи.
– Борис, твою мать, я не знаю как ты это сделал, но я так рад видеть тебя на ногах. Ты вернулся и у тебя восхитительная подружка.
Этими словами я смутил их обоих. Не тем что Борис снова может ходить, а «восхитительной подружкой». Я увидел, что они влюблены друг в друга, но по каким-то причинам держат это в себе и у них скорее всего до сих пор не было близости. Странно, но меня это не смутило. Борис выбрался из своей ненавистной коляски и сейчас для меня это было самое важное.
– Флора. – сказал Борис, – Мы посидим на веранде и что-нибудь выпьем и сегодня это будет что-то покрепче кофе.
– Хорошо. – ответила Флора, – Я пока приготовлю обед. Что бы ты хотел?
– Фло, ты же знаешь, мне нравится все что ты готовишь. Сама придумай, пусть это будет сюрпризом.
Флора вошла в дом, а мы пошли по мощеной дорожке на задний участок. Сзади оказалась просторная увитая плющом открытая веранда, с отличным видом на лес и холмы. Раньше, когда я был здесь, я даже не знал о ее существовании. Тогда Борис не был таким приветливым и наши недолгие встречи случались в доме.
На веранде стоял круглый столик и три плетеных кресла, а в другой ее части я увидел пару тренажеров и гантели. Борис перехватил мой взгляд.
– Да, Патрик, я снова занимаюсь, хочу вернуть прежнюю форму.
– Давно? – спросил я.
Борис понял, о чем я.
– Почти два месяца. Ноги сильно ослабли. Сначала ходил с тростью, а сейчас уже могу пробежать пару километров.
– Не расскажешь, как произошло твое исцеление?
Словно тень пробежала по лицу Бориса. Он несколько секунд молчал, потом ответил.
– Патрик, ты едва ли не единственный кому я могу рассказать, но не сейчас. Может когда-нибудь потом. Я не хочу врать тебе как своим родителям про мифического целителя, но и правды пока сказать не готов. У меня есть твой любимый коньяк. Давай за встречу.
Борис достал из шкафчика бутылку «Курвуазье» и пару рюмок.
– Сейчас принесу что-нибудь закусить.
Флора опередила его. Он появилась на веранде с подносом, на котором стоял вазон с фруктами и тарелка с нарезкой колбасы ветчины и сыра.
– Надеюсь, что вы все-таки оставите место для обеда. – сказала она, ставя поднос на стол.
Борис поблагодарил Флору, и я заметил, как он сдерживает себя, чтобы не обнять ее. Я был уверен, что не мое присутствие тому причина, а нечто иное.
– Борис, что с вами не так? – отбросив всякие церемонии спросил я. Мы были друзьями, и я считал, что могу себе это позволить. – Только не говори мне, что тебя смущает десять лет разницы в возрасте.
Борис налил вторую рюмку коньяка и залпом выпил, потом прошелся по веранде и прислонившись к одному из столбов и посмотрел на меня.
– Патрик, со мной все не так. Я долго привыкал к своей жизни в коляске, а теперь я снова хожу и мне уже нужно время чтобы вернуть себя. Если бы я просто хотел с ней переспать я бы давно это сделал. Тебе не понять, ты Патрик чертов эгоист и никогда никого не любил, а есть такая хрень, что гораздо сильнее секса.
– Тут ты заблуждаешься, брат. – сказал я.
– Я же говорю тебе не понять. – Борис поначалу подумал, что я имел ввиду конец его фразы, а когда понял, что я на самом деле хотел сказать, уставился на меня словно первый раз увидел.
– Патрик, ты…
– Да Борис, влюбился, влюбился полностью, без остатка, но к слову сказать мы потрахались в первый час нашего знакомства и это мне совсем не помешало считать ее богиней.
– Не думал… – Борис не договорил, а только снова налил коньяк.
– Что, не думал, что я на такое способен? Пару месяцев назад я тоже не думал, но это случилось.
– А почему ты приехал один? Где та, что сотворила с тобой такое? Я хочу ее видеть.
– Борис, я тоже хочу ее видеть.
Сначала Борис подумал, что я шучу, но, когда понял, что нет, удивился еще больше.
– Знаешь, я отказываюсь что-то понимать. – сказал он.
– Борис, это долгая история, и поверь есть вещи, о которых я тоже не хотел бы говорить.
– Наверно ты прав, с нами многое случилось, чтобы все это сразу вывалить друг на друга и мне почему-то кажется, что все это началось еще в горах, когда мы едва не погибли.
Я никогда не думал об этом, но, возможно, Борис был прав. У него было много времени чтобы что-то понять.
– Что теперь собираешься делать? – спросил я.
– Не знаю. Мне все еще снятся кошмары. Здесь тихо и я к этому привык и совсем не хочу что-то менять.
– Кошмары тебе сняться потому, что ты спишь один. – пошутил я.
Борис только пожал плечами и сел в кресло, вытянув вперед загорелые уже успевшие окрепнуть ноги.
– Ты надолго? – спросил он.
– Что, уже хочешь избавиться от меня?
– Нет, хочу, чтобы ты остался подольше, к примеру на сколько ты сможешь продержаться без девушек. И учти если ты посягнешь на Фло я отправлю тебя в свою коляску. Она все еще лежит в сарае.
– Ты предлагаешь свести мой досуг к чтению книг и видеоиграм? У тебя есть плэйстейшен?
– Конечно у меня есть плэйстейшен. Не знал, что ты увлекаешься. – сказал Борис.
– Придется начать, иначе чем еще заняться в этой дыре.
– Знаешь Патрик, ты прав это действительно дыра, но поверь мне это просто отличная дыра. Я обожаю это место.
– Борис, ты когда-нибудь слышал про местечко Серебряные Холмы? – спросил я.
– Интересно, что ты упомянул про него. – ответил Борис, – Я был там в 2008 м, правда недолго всего несколько дней. Очень любопытный город.
– Ты никогда не упоминал об этом. – сказал я.
– Повода не было. У меня есть пара сувениров оттуда. Вот один из них.
Борис поднял рукав футболки и показал свое тату. Я и раньше не раз видел ее, но никогда не думал, что она сделана в Серебряных Холмах. Я рассмеялся.
– Борис, мне кажется, тебя ждет сюрприз. Это же была девушка, что сделала тебе этот затейливый герб?
Борис кивнул. Все это было удивительным и странным, словно Серебряные Холмы не хотели отпускать меня. Возможно, я тоже буду видеть кошмары на пару с Борисом или что-то еще хуже, вроде мертвой Инги. Надеюсь, что все-таки этого не случится.
– Эй, ты здесь? – спросил Борис.
– Да здесь. Марина через пару дней приедет сюда.
– Ты хочешь сказать?
– Нет, она не моя девушка. Она ее лучшая подруга и я с ней не сплю.
Борис удивился еще больше.
– Похоже у тебя все намного сложней, чем у меня и Фло.
Едва он упомянул Флору, как та появилась на веранде и позвала нас к столу. Оказалось, Флора отлично готовит. Несмотря на то, что я не так давно позавтракал, я с удовольствием отведал мясо с белыми грибами в сметанной подливе и картофель по-деревенски, который был совсем не тот, что продавали в фастфуде. Грибы и вовсе были из ближайшего леса. При Флоре мы не упоминали с Борисом ни чего серьезного, а болтали о всякой ерунде, и я понял, что Борис нередко рассказывал Флоре обо мне. Наверно поэтому он и сказал при знакомстве «тот самый». Потом мы вернулись на веранду уже вместе с Флорой и выпили кофе. Вскоре Флора уехала, сказав, что вернется убраться и приготовить ужин.
– Патрик, не начинай. – сказал Борис, когда мы остались одни. Он словно почувствовал, что я снова хочу начать разговор об их отношениях. – Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Первый этаж делили кухня-столовая и гостиная с самым настоящим камином. Между ними была лестница ведущая на второй этаж и лифт, который был добавлен уже после покупки дома и пока Борис не встал на ноги он пользовался им. Наверху находились три спальни и комната, обустроенная под домашний кинотеатр и игровую.
– Не хило для одинокого инвалида, – сказал я, – и у тебя в натуре есть плэйстейшн.
– На тот момент это был единственный дом на окраине, который можно было купить. – ответил Борис.
– Ты знаешь, я тоже обзавелся домиком в Серебряных Холмах.
– Боюсь даже спросить зачем. Чтобы поселиться там со своей любимой?
– Борис, давай не сегодня. Я так хочу побывать в прежней жизни.
– Я тоже. – ответил Борис, – Спасибо, брат, что приехал.
13. Walking I my shoes
Прошло три недели как Хэтфилд отсиживался в своем убежище. В его жизни трижды случались события, которые сильно меняли ее. Первый раз еще в Бостоне, когда умер его приятель бездельник и алкоголик Рамон Бова. Не то что они были очень близки, но часто встречались в пабе «Зеленое Яблоко». Хэтфилд в ту пору был мелким мошенником на вторых ролях. Участвовал в небольших аферах, где требовались подельники. В пабе собиралось не мало разного сброда и Хэтфилд часто там ошивался, прислушиваясь к пьяным разговорам.
Бова был еще тот трепач, но случалось в его трепе находилось что-то полезное. Он был знаком со многими и почти никто не отказывал угостить его кружкой пива или порцией виски и посидеть в его компании. Хэтфилд не раз слышал его историю про Серебряные Холмы. Про одержимого барона и его мертвых жен и про удивительный сияющий камень в подвеске фонаре. Еще Рамон утверждал, что он сын того самого ученого, что бальзамировал тела умерших жен барона. Мало кто верил в его историю, во всяком случае во всю, но некоторые говорили, что слышали о существовании барона и темной истории с его женами. Хэтфилд тоже не воспринимал эту байку всерьез, но не отказывался выслушать ее снова.
Умер Бова незадолго до рождества, прямо в пабе за кружкой пива. Ему было едва за пятьдесят. Хэтфилд даже толком не понял почему умер Бова, но это было не важно он и умер и это был необратимый факт. Бова был примечательным завсегдатаем «Зеленого Яблока», но совсем без родни и потому многие его собутыльники помогали с похоронами. Хэтфилд тоже участвовал в этих хлопотах. Он впервые оказался в крошечной захламленной комнатушке, где обитал Бова. Из любопытства он пошарил в его вещах, где и наткнулся на небольшую стопку потрепанных черно-белых фото, перетянутых резинкой и ветхую тетрадь с выпадавшими страницами. Хэтфилд без зазрения совести прикарманил их, мертвому Рамону они все равно уже были не нужны.
Вечером Хэтфилд изучил свои трофеи. Фотографий было немного, то, что Рамону удалось сохранить из семейного архива, но достаточно для того, чтобы понять, что Рамон не врал про Серебряные Холмы. На одном из снимков был портрет красивой совсем молодой женщины, с висящей на цепочке подвеской в виде фонарика с камнем внутри. Даже на черно-белом фото этот похожий на семечко камушек светился на груди красавицы. На задней стороне карточки оказалась выцветшая надпись «Элеонора Дигиреску, август 1932». Хэтфилд припомнил, что это имя одной из жен Барона, которые не раз упоминал покойный Бова.
Полистав тетрадь Хэтфилд понял, что это научные записи Бова старшего связанные с бальзамированием. В них не было ничего полезного для Хэтфилда, но они тоже подтверждали правдивость истории Рамона. Хэтфилд не собирался отправляться за океан, однако подумал, что когда-нибудь ему это пригодится и убрал наследство Рамона в ящик письменного стола.
Пригодилось ему это через полгода. Провернув очередную аферу, Хэтфилд с приятелем получили по их меркам очень солидную сумму, но очень скоро выяснилось, что простофиля которого они развели оказался родственником одного из Бостонских тузов. Хэтфилд недолго думая вылетел в Вену по фальшивым еще не засвеченным документам. На следующий день сел на автобус до Ловлина, ближайшего к Серебряным Холмам города.
В самих Холмах Хэтфилд остановился под своим именем. Он поселился в небольшом пансионате на берегу реки, недалеко от центральной части города. Хозяйке он представился журналистом и писателем, пишущим очерки о любопытных европейских провинциях. Для Хэтфилда это было очень удобно. Можно заводить знакомства, расспрашивать о городе и посещать различные места не вызывая подозрений.
При том образе жизни что вел Хэтфилд в Серебряных Холмах, денег с последней аферы ему хватило бы на несколько месяцев. Поэтому он беспечно бродил по тихим улочкам среди дружелюбных горожан и чувствовал себя в безопасности. Ему нравился этот тихий уютный городок со множеством любопытных и интересных мест. Приятно было посидеть в кафе на набережной или поболтать со стариком Акселем в «Лепреконе», посетить местные шахты или поплавать на лодке по озеру.
Возможно, он мог бы просто спокойно провести время отдыхая от Бостонской суеты, но его неспокойная натура искала приключений. Хэтфилд не мог иначе, размеренная жизнь была не для него. Тот странный камень, что он видел на фото и близость поместья барона заставляли биться его сердце чаще. Он дважды побывал в «Диких Розах». Рамон даже наполовину не передал того, что увидел Хэтфилд. Мертвые красавицы в саркофагах завораживали и обнажали всю степень безумства барона. Хэтфилд словно увидел происходящее в этих стенах и почувствовал присутствие барона и его жен.
Когда Хэтфилд был в поместье второй раз с ним случилось нечто странное. В будуаре Элеоноры, второй жены барона, Хетфилд разглядывал фото, то самое, где на ней была подвеска с камешком. В какой-то момент он понял, что Элеонора тоже смотрит на него. Хэтфилд не испугался, но неприятный холодок пробежал по телу. Ему казалось, что она видит его насквозь и знает зачем он здесь, а потом она едва заметно пошевелила головой, словно предостерегая. Это было очень странное ощущение. Хэтфилду казалось, что это необычное и безумное место, пропитанное смертью и одержимостью, играет с его сознанием. Другого объяснения он не мог найти, поэтому просто покинул будуар и постарался выбросить увиденное из головы.
Двумя днями позже прогуливаясь по набережной Хэтфилд увидел художника за мольбертом. Он приблизился чтобы увидеть рисунок. Художник очень точно изобразил, то, что видел перед собой Хэтфилд, но на переднем плане оказалась красивая девушка в старомодном платье и с жемчугом в волосах. На самом деле ее не было на набережной, но художник словно видел ее и именно она была основой этой картины. Сделав еще несколько штрихов, художник обернулся и посмотрел на Хэтфилда, после чего быстро принялся рисовать. Буквально через несколько минут на рисунке добавился старинный авто для перевозки заключенных с решеткой на заднем окне. Заключенный, вцепившийся в прутья решетки, смотрел на прохожих и Хэтфилд узнал в нем себя. Улыбнувшись фантазии художника, он пошел дальше по набережной.
Через неделю Хэтфилд оказался в городском музее. Он внимательно осматривал все экспозиции надеясь найти хоть какое-то упоминание о загадочном камне или самой подвеске, при этом не упуская возможности ознакомиться с историей города. Некоторые экспозиции были малы, поскольку события, связанные с ними, имели собственные музеи, как, к примеру, те же «Дикие Розы» или поместье Валдора и серебряные рудники. На рудники, кстати Хэтфилд возлагал большие надежды. Если верить Бова, то именно с ними связано появление камня.
Осмотрев первый этаж, Хэтфилд поднялся выше по широкой чугунной лестнице застланной ковровой дорожкой. Войдя в ближайший зал, он увидел большую стеклянную витрину в центре и развешанные на стенах эскизы, картины и наброски.
Приблизившись к витрине Хэтфилд увидел выставленные резные фигурки из дерева. Он стал с любопытством их разглядывать. Резчик был воистину талантлив, он сумел не просто искусно выполнить свою работу, но и словно вдохнул в свои творения жизнь и жизнь эта была полна боли и страданий. Хэтфилд словно почувствовал отчаяние и безысходность растворившиеся в воздухе, который он жадно вдыхал, получая частички скорби с каждым новым вдохом.
Хэтфилд провел ладонью по лицу и на время задержал дыхание. Это помогло. Воздух как будто очистился и Хэтфилд смог рассмотреть фигурки. Их было более двадцати и почти все они изображали бродяг, нищих, калек или что-то подобное. Возможно одна фигурка и не была бы столь гнетущей, но целая коллекция нагнетала все то, что Хэтфилд почувствовал минуту назад. Шахтер, по пояс придавленный валуном, безногий попрошайка в военном кителе, слепец, бредущий с клюкой и еще множество похожих персонажей. Мастер словно не видел ничего другого в окружающем его мире. Большинство воспевали красоту и гармонию, а резчик убогость и безобразие.
Хэтфилд прочел табличку, находившуюся в центре витрины. Автором работ оказался Клаус Кюрш, плотник, работавший на строительстве пансионата «Приветливые сосны». Он стал виновником гибели одного рабочего и увечий еще двоих, после чего повесился в соседнем с пансионатом лесу. Все это случилось летом 1903 года. Фигуркам оказалось больше сотни лет, а безумец что их создал закончил жизнь в петле. Хэтфилда это совсем не удивило, он с самого начала был уверен, что тот, кто все это создал был явно не рядовым обывателем.
Покончив с фигурками Хэтфилд перешел к графике. При виде первого пейзажа внутри словно что-то кольнуло. Хэтфилду сразу вспомнился художник, которого он встретил на набережной. Чем больше он смотрел, тем сильнее становилась уверенность что это именно его работы. Ему показалось странным почему его рисунки висят в музее. Хэтфилд нашел место, где была информация о художнике и его фото. Да это был тот самый человек и он оказался очень известным и почитаемым любителями живописи. Бертран Рэни, писавший под псевдонимом Берэ и, если верить написанному, он умер полтора года назад. Именно в тот момент Хэтфилд понял, что неладно что-то в Датском королевстве, но не думал, насколько это серьезно.
На многих рисунках была все та же девушка, которую Хэтфилд видел, когда встретил Берэ на набережной. Менялись ее позы, наряды, но неизменным оставался жемчуг в волосах. Эта серия так и называлась «Жемчуг в ее волосах» и эти рисунки и картины были едва ли не последними работами Берэ. Он умер через три месяца после того, как покинул Серебряные Холмы. На одном из рисунков Хэтфилд увидел знакомую подвеску. Он попытался найти информацию о девушке, которую так настойчиво писал Берэ, но выяснил, что это всего лишь плод воображения художника, который возник на фоне его стремительно прогрессирующего безумия. Хэтфилд отказывался этому верить. Подвеска была и была она здесь в Серебряных Холмах, значит и та на чьей шее она висела должна существовать.
Хэтфилд не понимал почему он так вцепился в это таинственное украшение, но с того самого момента как он увидел его на фото что-то щелкнуло в его голове и окончательно поглотило когда он оказался поблизости от него. Хэтфилд не собирался укрыться с ним от людских глаз и шептать «моя прелесть», он не был столь безумен, однако желание заполучить этот камешек полностью поглотило его. Он даже сам не осознавал, насколько сильно.
В музее он больше не нашел ничего интересного, хотя осмотрел все что там было выставлено. Теперь ему нужно было побывать в шахтах, попытаться выяснить, что за девушка на рисунках и подружиться с пареньком, которого он заметил в «Диких Розах». Мальчишка был сыном главного смотрителя, а дети могут многое разболтать. Многие взрослые даже не догадываются как много видят и помнят их детишки.
Нильс оказался славным пареньком и очень осведомленным. Хэтфилд не редко слонялся с ним по улочкам и набережным иногда забредая в какое-нибудь кафе или кондитерскую, чтобы полакомиться мороженым и свежей выпечкой. От Нильса Хэтфилд узнал много интересного о Серебряных Холмах, чего не было в путеводителях и буклетах для туристов. Город действительно был уникален и самобытен. Он словно не стремился гнаться за временем, а продолжал жить собственной обособленной жизнью.
За последние дни с Хэтфилдом не случалось ничего странного, а потом пропала девушка. Совсем молодая не так давно появившаяся в городе. Жители только об этом и говорили. Это был странный и неприятный инцидент, который у многих вызвал беспокойство. Радужную жизнь Серебряных Холмов очень редко нарушало что-то подобное и, если это случалось, многие были уверены, что дело этим не кончится. Они имели на это все основания. Отсчет велся с трагедии, случившейся в местных рудниках в 1903 году. С тех город жил тихо и спокойно, но каждые 15 – 20 лет случалась череда странных событий и смертей. Словно что-то накапливалось в безмятежной ауре города и в определенный момент вспыхивало от неведомой искры.
Хэтфилда случившееся совсем не беспокоило, в его родном Бостоне это случалось почти ежедневно. Он продолжал свои поиски и прогулки по городу. Он снова встретился с Нильсом. Они прогулялись по набережной и побывали в универмаге «Фэллонс», где купили сладостей. Послонявшись еще немного, они расстались, а через несколько часов за кружкой пива в «Лепреконе» Хэтфилд узнал, что Нильса задушили в складском тупике. Он услышал это от посетителей паба, севших за соседний столик.
Хэтфилд не хотел в это верить, но это было правдой. Известия о смерти Нильса стремительно разнеслись по пабу. Хэтфилд подошел к стойке и попросил, чего покрепче. Ему было жаль мальчишку. Он успел привязаться к нему и не понимал кто мог так поступить с Нильсом. Выпив несколько порций виски Хетфилд вернулся домой. Он был достаточно пьян что бы сесть за руль, поэтому оставил машину возле «Лепрекона» и вызвал такси.
Возле пансионата его уже ждала полиция. Все завертелось очень стремительно. Хэтфилд словно оказался во сне, нелепом и кошмарном, который должен был вот-вот закончится, но этого не случилось. Поначалу он думал, что все быстро прояснится, но похоже все горожане были уверены в его виновности. Чужак, лжец, мошенник, которого видели с Нильсом за несколько минут до его смерти. Хэтфилд идеально подходил на роль убийцы. Полиция даже не рассматривала других версий. Для них все было очевидно.
Раньше Хэтфилда не пугала тюрьма. При его образе жизни он мог в ней оказаться, но только на пару лет не больше. Провести четырнадцать лет в тюрьме за убийство, которое он не совершал было невыносимо. Именно тогда жизнь Хэтфилда изменилась второй раз. В ней появился паразит. Мерзкий крошечный человечек, что выстроил площадь в его голове и играл там на шарманке скрипучую пронзительную мелодию, которая сводила Хэтфилда с ума.
Прошло шестнадцать лет, а человек никуда не делся он лишь иногда пропадал ненадолго. Если бы не этот зловещий поселенец, Хэтфилд возможно нашел бы свое счастье вместе с Ингой. Два одиноких человека с поломанной психикой прекрасно уживались друг с другом. Им было жарко вдвоем, струился сладкий газ, а потом человечек начинал свою пронзительную мелодию и все становилось не важным. Все кроме невыносимой жажды мести и желания узнать правду о том, что действительно случилось тогда в Серебряных Холмах.
Когда Хэтфилд убил полоумного старого священника человечек на время исчез. Было странно, но Хэтфилд совсем не почувствовал облегчения, лишь малую толику удовольствия и осознания того, что убить очень просто. Его жизнь изменилась в третий раз. Хэтфилд перестал быть жертвой. Он перешел по ту сторону черты и собирался за ней остаться.
Человечек вернулся после похорон Инги. Хэтфилд потерял единственного близкого ему человека, который хоть как-то усмирял его жажду. Минуты близости с Ингой были белыми клетками на шахматном поле, а теперь все поле досталось паразиту, и он полностью раскрасил его черным. Куда бы Хэтфилд не ступил везде был беспросветный мрак.
Отсиживаясь в хижине Хэтфилд был совсем отрезан от мира. Свой телефон он выбросил в реку, когда бежал из «Кукольного дома» и поэтому ничего не знал о происходящем вокруг. Несмотря на это Хэтфилд был уверен, что никто даже не предполагает, что он все еще находится в Серебряных Холмах, именно поэтому его очень удивило появление на болотах человека, идущего к хижине.
Это случилось на рассвете, когда вокруг стоял плотный туман. Из-за этого Хэтфилд заметил незнакомца, когда тот уже был недалеко от хижины. В это время он сидел на ступенях крыльца и пил горячий кофе из железной кружки. В этот момент он походил на невозмутимого героя вестерна. Ни один мускул не дрогнул на его лице, он лишь неспеша сделал еще один глоток кофе.
Когда незнакомец приблизился и Хэтфилд смог рассмотреть его, вот тогда его рука дрогнула, и он едва не расплескал свой кофе. Лицо незнакомца было цвета окружавшего их тумана, а на шее висела затянутая петлей веревка конец которой волочился следом. Хэтфилд поднялся на ноги и встал напротив незнакомца. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза и Хэтфилду казалось, что он смотрит в пугающую бездну и еще немного и он сорвется в нее. Капельки пота покатились по его спине, но он не отводил взгляд, словно испытывая себя на прочность. Наконец незнакомец достал что-то из кармана и вложил в руку Хэтфилда, после чего развернулся и пошел обратно в туман.
Хэтфилд смотрел ему вслед пока тот совсем не скрылся из вида и только потом посмотрел, что у него в руке. Это оказалась вырезанная из дерева фигурка. Он догадался с кем ему довелось повстречаться. Тот самый Клаус Кюрш, который повесился в 1903 году. Рассмотрев фигурку Хетфилд увидел могилу на которой прислонившись спиной к надгробию со спущенными штанами сидел бродяга и гадил на могильную плиту. Бродяга спиной заслонял надпись на могильном камне, но Хэтфилду было все равно чья это могила, пусть доже и его. Он улыбнулся и отнес фигурку в хижину.
Ему вспомнились фото Элеоноры и художник, нарисовавший его за решеткой, потом изуродованное тело детектива Олсона. Что-то в этом городе очень не хотело, чтобы он заполучил подвеску и узнал правду об убийстве Нильса. Только теперь Хэтфилду стало все равно, гораздо более важным стало убить дочь фон Клоцбахов и парня, который застал его в музее. А потом … Потом было еще много горожан что сидели в зале суда и видели в нем убийцу. Ему придется оправдать их ожидания. В архиве старых газет Хэтфилд разыскал немало фото с того процесса. Народа было много, достаточно чтобы получилось небольшое кладбище. Хэтфилд снова улыбнулся и сел на ступени допивать остывший кофе.
Когда пришла Инга, Хэтфилд подремывал на топчане. Услышав скрип входной двери, он открыл глаза и увидел ее. Она была в том самом купальнике, в котором ее выловили из реки и Хэтфилд залюбовался ее телом. В этот момент он подумал, что может они могли бы, но Инга не подошла к нему, а села на табурет возле стола. Хэтфилд поднялся и сел напротив нее. Он очень удивился, увидев крупные слезы, скользящие по ее щекам. Инга никогда не плакала пока они были вместе.
– Майкл, она мертва. Ты убил ее. Я не смогу тебе это простить.
Хэтфилд совсем не понимал, о чем она говорит. То что она была не в себе его никогда не смущало, напротив делало только привлекательней и желанней, даже сейчас он видел в ней в первую очередь красивую женщину с которой прожил около двух лет и которая так нелепо покинула его. Хэтфилд молчал и только пялился на ее слегка загорелое тело в ожидании пояснений. Инга тоже молчала, сцепив пальцы рук, лежащих на грубых досках самодельного стола.
Просидев так несколько минут, Инга резко встала и направилась к двери.
– Постой! – воскликнул Хэтфилд. Он тоже поднялся на ноги и впился взглядом в уходящую Ингу. – Ты могла бы остаться.
Инга рассмеялась. Вместе с хриплым смехом из ее рта выплеснулась струя воды.
– Майкл, я умерла. – уже в дверном проеме Инга обернулась и пристально посмотрела в глаза Хэтфилда. – Регина тоже мертва. Живи долго и всегда помни об этом.
Хэтфилд замер, пытаясь осмыслить то, что услышал и в этот момент так некстати заиграл человечек в его голове. Впервые это была другая мелодия, что-то похожее торжественный марш, но тоже скрипучий и местами протяжный. Несколько минут понадобилось Хэтфилду чтобы хоть как-то прийти в себя и когда он выскочил из хижины Инга уже по пояс вошла в озеро. Все что он мог это только смотреть ей вслед пока она полностью не скрылась под водой.
Получалось что там в музее, когда он устроил стрельбу одна из пуль, а может и не одна попали в Регину. Другого объяснения Хэтфилд не видел. Ему совсем не было жаль дочь Инги, в любом случае он собирался убить ее, хотя как раз она ни в чем не провинилась перед Хэтфилдом. Ей не следовало лезть к нему в лодку, когда он отправился в «Кукольный дом», но она сама сделала свой выбор и ее смерть была неизбежна.
Хэтфилд заскрипел зубами от ярости. Там в музее все должно было быть по-другому, но только в гребанных фильмах все происходит по сценарию. Персонажи толкают пафосные речи разжевывая все детали как маленьким детишкам, а на деле все случается, как случается. Хрупкие дамочки бросаются на ствол и появляются лишние персонажи, которым там не место. Тому, что случилось с Олсоном, Хэтфилд и вовсе не находил объяснений и знай он Серебряные Холмы немного меньше, подумал бы что сходит с ума. Хэтфилд даже не подозревал, что сошел с ума еще в тюрьме, когда в его голове поселился человечек с шарманкой.