Преображения Павла Волгина. роман в стихах

Возвращение в общество

 
Я Павла моего оставил,
Когда отъехал Мерседес.
И это не был прежний Павел.
Он в миг переменился весь.
В бумажнике нашёл он карту,
(Да, ныне – времена pop art’а.
Тех карт не ведал Стивенсон,
Теперь другие карты). Он,
 
 
Порывшись в бардачке богатом,
Нашёл блокнот, где адреса,
Пинкоды, телефоны, даты,
Их изученьем занялся.
Но шифров банковских и кодов
В статье источников доходов
Не смог в блокноте он найти.
И полчаса провёл в пути.
 
 
Приехал в центр и – к банкомату,
Чтобы потом продолжить путь.
Иметь в кармане деньги надо,
Чтоб появиться где-нибудь.
Он в сауне смыл дух бомжёвый,
И вот готов уж к жизни новой,
Наелся ресторанных блюд,
Узнал, квартиры где сдают.
 
 
За год заранее внёс ренту,
Вновь стал на завтрак пить «Боржом»,
Привёл в порядок документы
И по сети за рубежом
Зачем – то банк искал в Турине,
Все бросил глупости отныне,
Всё в городе разузнавал
И новый бизнес основал.
 
 
Другой, узнав, в чём спрос сегодня,
Дал бы рекламу в тот же час,
Что фирма продаёт по сходной
Цене товар. И оглядясь,
Потом, что фирма покупает
Товар тот. Тут же поступают
Заявки. Разница ему
Идёт, понятно почему.
 
 
Чтоб деньги отмывать – контора.
И за мифический продукт
Бесперебойно, ровно, споро
Большие деньги уж текут.
Разбогатев нечестно, Павел
Коттедж просторный бы поставил.
Достиг того, о чем мечтал,
С элитою общаться б стал.
 
 
Восстановил, к примеру, связи,
Вернул друзей себе иных,
И постепенно, а не сразу
Вновь прежним Павлом стал для них.
Потом бы сделал он затраты,
Чтобы пробиться в депутаты.
Прикинув, на каких там спрос.
Что ж сделал Павел? Вот вопрос!
 
 
Но нет, он не такой пройдоха.
Он честно фирму создаёт.
Он знает, что химичить – плохо.
Кредит он в банке достаёт.
Рабочих нужных нанимает,
Для цеха площади снимает.
Купив машины и сырьё,
Так дело он ведёт своё.
 
 
Под именем своим он ожил.
Торговлей занялся опять
И быстро сумму приумножил,
Что в Мерседесе взял, раз в пять.
В нём дар актёрский проявился
И даже внешне изменился,
И был уже не прежним он,
И не по-прежнему умён,
 
 
И осторожней, и хитрее,
Хотя сказать, что он забыл,
О том, что жизнь – лишь лотерея,
Нельзя, он так же страстен был,
И роль играл он как на сцене.
Обычно это мы не ценим.
Мы говорим: мошенник, вор.
А он – талантливый актёр.
 
 
Но короля играет свита,
А Бога вера создаёт.
В делах таланта важен зритель.
Он нам раскрыть талант даёт.
Встречая взгляд девичий чистый,
Каким становится речистым
Профессор вдруг, а как умён!
Открыть закон способен он,
 
 
Стоя за кафедрой своею.
И к магии всё отнеся,
Он вдохновенно перед нею,
Перед студенткой, чудеса
Творит. Когда такой есть зритель,
И вы такое сотворите,
Что удивитесь через час:
Не чёрт ли говорил за вас.
 
 
Так мать его отца любила.
Она студенткой той была,
Лет двадцать разницы для пыла
Любви – пустяк. Она цвела.
И он работал неустанно,
Открытья делал постоянно,
Науку двигая вперёд,
И Павлом свой продолжил род.
 
 
Тогда узор словно икона
Висел в их спальне на стене,
По всем магическим законам,
Любовь должна бы стать сильней.
Да и сынок рос одарённым,
От разных бед заговорённым,
И стал, как есть, он от того,
Что тот узор хранил его.
 
 
Но идолом другим увлекшись,
Оставила семью она.
В обиду смерть любви облекши,
Но есть ли в том её вина?
Сыночка бабке поручила
И для кумира жить решила.
Вспорхнула словно мотылёк.
Летя на новый огонёк.
 

Встреча с Петром

 
А кто в театре Павла зритель?
Чьим предназначена глазам
Та роль, которую хотите Понять?
Ответ таков: он сам.
Он вновь в судьбу свою поверил.
Благословенья в высшей сфере
Во всём, что было, видя знак,
Он крыльев ощутил размах.
 
 
Он вдруг себе представил ясно,
Что, словно заново рождён,
Он полон сил, и жизнь прекрасна,
И горы сдвинуть в силах он.
И это, видно, всё решило.
Всё доказательством служило
Богоизбранности его,
Он не боялся ничего.
 
 
Какой удел готов для Павла?
Неужто век свой проведёт
В приумноженье капитала?
Иль всё же он себе найдёт
И всем талантам примененье?
Везенью, неземному зренью,
Уменью на судьбу влиять
И к лучшему сей мир менять?
 
 
И для чего он избран Богом?
Для славы, творчества, заслуг?
Ему об этом очень много
Твердил упорно новый друг —
Когда-то в прошлом астраханец,
А ныне модный иностранец —
Гипнотизёр, то ли факир,
Он Павлу обещал весь мир.
 
 
Для душ нестойких привлеченья
Ловушек есть на свете тьма,
Предоставлял он развлеченья,
Для любопытного ума:
Колдун, астролог, прорицатель,
Он то за год, то даже за день
Предупреждал о чем – то нас
По телевизору не раз.
 
 
То в переломные моменты
Предсказывал событий ход,
И даже имя президента,
Кого народ наш изберёт.
Его Петром Приволжским звали.
Он переполненные залы
Умел с экрана исцелять
И всех талантом удивлять.
 
 
Всех поражал он чудесами,
И вы бы, не найдя подвох,
Сказали б, всё увидев сами,
Что гениален он как бог.
На боулинг еженедельно,
(Подробно и совсем отдельно
Об этом надо говорить,)
Они повадились ходить.
 
 
Он Павла удивил, что точно
Мог угадать, что суждено,
Сказать по карточке заочно,
Что человека нет давно,
По линиям руки – что было.
И факты, что уж все забыли,
Он восстанавливал, смеясь,
И с будущим имел он связь.
 
 
Пётр рассказал про ряд знамений,
Что видел он про Павла сон,
В котором Богом, без сомнений,
Мессией миру избран он,
Про спиритические знаки.
Что видел он, сидя во мраке,
Над кругом с буквами cклонясь,
И что он обнаружил связь
 
 
Отдельных слов. Заветом новым
Набор случайных слов предстал,
Что, подчиняясь силе Слова,
Пётр сам посланцем бога стал,
Мессии нового предтечей.
И мир готовить стал он к встрече
Того, кто будет нас водить
Или судом своим судить.
 
 
Союза было то началом,
И было нужно, может быть,
Когда факира повстречал он,
Души своей тоску излить.
Чтоб с кем—то просто поделиться,
Приятели есть и девицы,
Но дружба – лучше всех лекарств
Хоть и сомнительна у нас.
 
 
От «Октября» они, случалось,
Болтая, шли до номеров,
Где в VIP-гостинице прощались,
Чтоб встретиться назавтра вновь.
Их путь тянулся до канала,
Тюрьму минуя, где, бывало,
Дни Павел проводил в тоске,
Дни засекая на доске.
 
 
Пётр рассказал ему о Риме,
Где он с недавних пор живет.
Возникла дружба между ними —
Отдушина от всех забот.
И запросто они общались,
Когда напару возвращались,
Смотря на милые места
С Адмиралтейского моста.
 
 
Я, как положено поэту,
Был тоже счастлив посетить
То место на излёте лета,
Когда приятно так ходить
По берегу, вдыхая свежесть,
Мечтать, в лучах закатных нежась,
Поэму наизусть читать,
Или букетом из цитат
 
 
Подругу удивить пытаться.
Я снова был безмерно рад,
Что мог пейзажем любоваться,
Воспоминая летний сад
И вод свинцовых колыханье,
Небес свинцовое дыханье,
Дворцов нездешних гордый вид
И берегов иных гранит.
 
 
И день, когда просил я долго,
Уже немало лет назад
Знакомую, как гостю с Волги,
Мне показать свой Ленинград.
И был большим театром Питер.
А я как восхищённый зритель,
Был покорён его игрой
И бутербродами с икрой,
 
 
Что на трамвайчике мы ели,
И небо было как гризайль,
И меньше на дворцы глядел я,
Чем в серые её глаза.
Мне были улицы как залы
И путников я запоздалых
С часами не связал, была
Она мила, а ночь – бела.
 
 
Я думал: что так долог вечер?
Светло, как будто только семь,
Набросил ей пиджак на плечи,
И не хотелось спать совсем.
С чугунной вязью и дворцами,
Она мне стала близкой самой,
И стала близкой мне Нева.
Так вспомнил я её слова
 
 
И всё, что мне так мило было,
Взглянул на здешние мосты,
И от спокойной красоты
Как прежде сердце защемило.
И долго памяти игла
Больную душу бередила.
Я видел: солнце заходило,
Как будто плавясь на углях,
 
 
Но вот погасло, мир уснул.
Всё в ярких блёстках одеяло
На гладь уснувшего канала
Холодный месяц натянул.
И я, как в детстве возле дома
В саду ночном, предался дрёме,
Младые вспоминая дни,
На воду глядя и огни.
 
 
Пётр тоже был отсюда родом,
И с родиной хранил он связь.
Домой, чтобы побыть с народом,
Он наезжал в три года раз.
Он был богат, повсюду рядом
Телохранителей отрядом
Незримо был он огражден
И всюду им сопровожден.
 
 
Зачем ему был нужен Павел?
Ему, с элитой кто дружил.
Как уважать себя заставил,
Чем Павел дружбу заслужил
Того, что всюду приглашали
И гонорарами прельщали,
Кто книг был автор, чей успех
Почтенье вызывал у всех?
 
 
Да, догадаться было можно,
Как Пётр о Павле разузнал.
В кругу друзей неосторожно
Тот о наследстве рассказал.
В математическом журнале
Давно про тот узор писали.
Пётр имя автора нашёл
И справки в городе навёл.
 
 
Свой интерес к запискам старым
Он любопытством объяснял
К ещё не признанному дару.
Но он один лишь только знал,
Что в них должна быть скрыта тайна —
Код воскресения, случайно
Который обнаружить мог
В записках старых между строк.
 
 
В «Алимпике» шары катая,
Заметил Пётр, как тот умел
Их заговаривать, болтая
О внутренней природе тел.
Вели себя с ним странно вещи.
Сравнить такое даже не с чем…
Но всё принять как волшебство
Не соглашалось большинство.
 
 
Кто говорил, что все случайно,
Кто, – что все дело в подсадном.
Но в чудотворство веря тайно,
Все феномен признали в нём,
Когда свидетелями стали
Чудес различных. Руку б дали
На отсеченье, что при нём
Реальное казалось сном.
 
 
И случаи припоминали,
Как спотыкались все подряд
О те предметы, что убрали
Всего лишь час тому назад.
А просто в это время Павел
Туда туманный взгляд направил
Всем проходившим людям вслед,
Смотря на то, чего там нет
 
 
Или когда небрежным взглядом
Он повалил велосипед,
Который был поставлен рядом,
Или когда нанёс он вред
Владельцу стереосистемы.
Вреда ведь все желаем тем мы,
Кто глушит роком весь район,
Врубив на всю свой «громофон».
 
 
Или когда из зала выйдя,
В кафе за столик он присел.
Пётр тоже изумился, видя,
Как легкий ветер налетел,
И со стола подняв салфетку,
Её сперва вознёс над веткой,
Потом над Павлом покружил
И прямо в урну положил.
 
 
А Павел проследил за этим
Как обладатель ловких рук,
Так, словно мог он все на свете,
Но взгляд поймав, смутился вдруг…
А Пётр был поражён без меры,
И объяснить одной лишь верой
Феномен сей себе не мог.
Он знал – пред ним грядущий бог.
 

Разговор Петра с Павлом

 
Ещё сильней их дружба стала.
Они встречались каждый день.
В отеле из стекла и стали
Вечернюю делили лень.
И с целью, лишь ему известной,
Пётр славною карьерой лестной
 Смущать упорно Павла стал
Как Дьявол некогда Христа:
Пётр:
«Я мир хочу облагородить,
Империю Добра создать.
Во мне вином идеи бродят,
Чтоб гениальным планом стать.
И в нём мессией ты намечен,
Я стать готов твоим предтечей.
Мы государство создадим
И будем вместе править им.
 
 
И людям всем, в грехах погрязшим,
Назначим к исправленью путь.
Пусть наказанье будет страшным
Всем тем, что с нами не пойдут.
Отделим мы от плевел зёрна,
И вывернем их все попкорном,
От Зла очистим навсегда
Обитель беса – города.
 
 
Как рассуждает горожанин,
Живущий в каменном лесу,
Располагаясь на диване,
Пожёвывая колбасу? —
Ах, кто б у нас навёл порядок!
Уж то-то были бы мы рады,
Когда как бог, услышав нас,
Пришёл бы кто-то к нам и спас.-
 
 
Так уж сложилось понемногу,
Что город – это симбиоз.
Есть компромисс в нем – что от Бога,
От Дьявола – насилья пёс.
В нас город дикость порождает
И в снах дурных сопровождает.
Да, город наш – то зол, то благ,
Он нам – то лучший друг, то враг,
 
 
«-Пусть будем биты дикарями
В подъездах тёмных? Где ж нам жить?
Какими нам ходить дворами?
Все властью будем дорожить?
И как бы нам зажить достойно?
Не быть властям коровой дойной,
Кто нас от пут освободит
И царство Хама победит?»
 
 
Так думает, пожалуй, каждый,
Устав от страха и тревог.
И в каждом – нравственности жажда,
И нужен миру новый бог
И надобна иная вера.
Бог, что не нравственным примером,
Не озарением сразит,
Но божьим страхом наградит.
 
 
Представь, что это ты – Мессия,
Объединишь ты всех в народ,
Кто не за рай, не за Россию,
За справедливость в бой пойдёт.
Ты не прельстишь народы ложью,
Хоть и на истину похожей,
Противоречья дух взрастив
И выход страсти допустив.
 
 
Ты милосердие как жажду,
Дашь и как голод доброту,
Гонясь за выгодой, чтоб каждый
Не предавал свою мечту.
Не потому, что есть ученье,
И некто, знающий значенье
Нам заповеданных идей,
А потому, что для людей
 
 
Приятней будет добродетель,
К тому же выгодней сто крат.
Осуществи ж идеи эти,
Сойди на землю словно град.
Быть богоизбранными надо,
Чтоб развенчать владыку ада,
Который за завесой слов
Творит в обличье Бога зло.
 
 
Тебя я объявлю святыней,
И негодующей толпой
Всех, кто твоё не принял имя,
Кто не склонился пред тобой,
Тебе заставлю покориться,
Или покорным притвориться.
Поверь, сам Бог тебя послал.
Чтоб ты его мессией стал.
 
 
Ведь люди ждут живого Бога,
Готовые ему служить,
Не зная, что совсем немного
Им нужно, чтоб счастливо жить.
И потому твое явленье
Подобно будет откровенью,
С экранов буду я вещать
И царство божье обещать.
 
 
А ты придешь не как учитель.
Почтенья нет к учителям.
А как пророк и разрушитель,
Ты всех оценишь по делам…» —
Петр Павла убедить стремился,
Как искуситель он явился,
Как некогда к Иисусу бес,
Так может он пророк и есть?
Пётр:
«Хоть путь Христа всех в мире круче,
Уж он не вдохновляет нас,
И проповедь едва ль научит
Добру тех, кто во Зле увяз.
Мы уподобиться стремимся
Тем, может быть, кого боимся.
И Зло воспроизводим мы,
И вечны чары князя тьмы.
 
 
Шли в праведники наши предки,
Потомки в панки подались.
Святые есть, хотя и редки,
А честные перевелись.
Куда идёт страна родная!
И как же нам, причины зная,
Так атмосферу поменять,
Чтоб в праведники шли опять?
 
 
Чтоб были все друг другу рады,
Как и должно на свете быть.
Всего—то навсего нам надо
Других словно себя любить.
Но слишком разные мы всё же,
И друг на друга не похожи,
И так не моден аскетизм,
Ведь столько обещает жизнь!
 
 
Не веруя в сверхчеловека,
А пробудив его в себе,
Мы справимся с угрозой века,
И будем диктовать судьбе.
Ты знаешь, в мире всё возможно,
Нужно лишь время, как ни сложно,
Все чудеса по силам нам.
Ты убедишься в этом сам.
 
 
Страна святых ***—лишь первый опыт
Сверхчеловека на земле.
Но был и Ubermensch в Европе,
В Америке был Superman.
Сверхчеловеком быть непросто.
И жизнь вокруг – не дальний остров,
Куда паломники бредут.
Так трудно быть святыми тут,
 
 
От мненья света не зависеть,
Ни от богатства, ни от благ,
И голос свой посметь возвысить,
Когда молчать нельзя никак.
А честь – не мнение тусовки,
А ощущенье, что неловко
Свободу чью-то попирать
Иль неимущих обирать,
 
 
В своих глазах не унижаться,
Сносить легко, когда ты прав,
И издевательства мерзавцев,
И ложь, и зло, и боль расправ.
А смерть Христа – лишь крайний случай,
Зло презирать – намного лучше.
Коль Бог не сходит с неба сам,
К нему подняться нужно нам.
 
 
Что будем делать, коль с тобою,
Внезапно будет нам дана
Непредсказуемой судьбою
Большая дикая страна,
Что и грязна и безобразна,
И, не являясь буржуазной,
С Семёркой лучших стала в ряд,
В цивильный облачась наряд?
 
 
В ней Первомайские парады
Объединяют как всегда
Работодателей отряды
И представителей труда.
В ней прогрессивный класс учёный
Вновь бюрократии сплочённой
Отдал всю власти полноту,
Предав народную мечту.
 
 
Да, до предсказанного мига,
Когда свои сомкнув ряды,
Народ вздохнёт, стряхая иго
Чиновной сволочной орды,
Мне не дожить», – ответил Павел,
Пётр:
«И всё ж, воспользуйся ты правом Стараться что-то изменить, Себя чтоб после не винить.»
Павел:
«Но нужно не мечом, а словом,
Подобно Богу побеждать,
Пути не признаю иного,
Но Слово нелегко сыскать,
Которое подобно свету,
Что будет каждому ответом
На всех волнующий вопрос.
И правдой искренней до слёз.
 
 
Две истины есть в нашем мире,
Две правды, так уж Бог судил,
Представь, что террорист в квартире
Твою семью вдруг захватил.
А ты, родных людей спасая,
Недолго мучишься, решая,
Гранату бросить или нет,
Какой ты выберешь ответ?
 
 
С позиции борьбы с террором,
Нельзя уступок делать тут.
Вот – правда разума, и хором
«Бросай гранату!» – все орут.
Но правда сердца побеждает,
Тебя слова не убеждают.
Так, правдой сердца мы живём,
И сердце этой правдой рвём.»
Пётр:
«Террористическим режимам
Известно, как всех обратить
В заложников. Несокрушима
Стена, и нам за нею жить.
Так, правда чувств – в пути преграда.
А историческая правда
В заложниках у лжи подчас,
Недостижимая для нас.
 
 
А значит, к нам освобожденье
Придёт одним ужасным днём,
Не с планами на возрожденье,
А вновь с мечом лишь и огнём?
Да, это больно, это жутко,
Но сделка с Дьяволом не шутка,
Придётся многим заплатить,
За то, что так привыкли жить.
 
 
Как проходили перемены
Во времена царя Петра?
Крещенье ль, Бога ли отмена
В век затяжного Октября?
Вот нужно так, забыв про жалость,
Которая у нас осталась,
Людей спасать от них самих
Объединив в когорты их.
 
 
Как заблужденья с правдой схожи!
Колумб считал, что он достиг
Индийских берегов, и что же?
В своей ошибке он велик.
Не знал, что новый мир открыл он,
Как крылья дал мечту бескрылым,
Которая потом в свой срок
Дала свободы нам урок.
 
 
Большевики всех убеждали,
Что в новый мир ведут народ,
Но вопреки их вере, стали
Колумбами наоборот.
Загнав страну в средневековье,
В опричнину и беззаконье,
У ложной истины в плену,
Они вели с судьбой войну.
 
 
Свой выбор Богом объявили,
Как жизни, золоту – цены
Не знали, словно инки были
Историей обречены.
И ничего у них не вышло.
Будь рынок то, социализм ли,
Идеи, доходя до масс,
Все искажаются у нас.
 
 
Но нам у них учиться надо
Быть непреклонными в борьбе,
На этот раз, борясь за правду,
И беспощадными к себе.
И ни свои, ни чьи-то жизни
Как эти ради коммунизма,
Во имя Правды не жалеть,
И побеждать всегда уметь.»
 
 
Пётр, видно, цель себе поставил,
Любой ценою убедить,
Что должен стать стратегом Павел,
Чтоб Зло на свете победить,
Стратег – он мыслит по – другому,
Ему и жалость незнакома
К солдатам из полков своих.
Как пешки жертвует он их.
 
 
Кто образ мысли свой навяжет
Бойцам, тот в битве победит.
Порукой круговой их свяжет
И всех конечно, наградит.
И, все оправдывая беды,
Во имя чуждой им победы
Они на смерть пойдут толпой,
Гордясь стратегом и собой.
 
 
Так в собственную веру Павла
Пётр постепенно обращал.
И всепрощенье, для начала,
Ему в делах он обещал.
 
 
Он говорил:
 
 
«Своё решенье
Заставит их терпеть лишенья.
За выбор свой пойдёт народ
На муки и на эшафот.»
 
 
Он говорил ему о разном,
Но чем к себе он привлекал,
Так это тем, что он прекрасно
Всё лицемерье понимал
Всех общепринятых трюизмов
Воинственного гуманизма,
Запретных тем и аксиом,
И смело спорил обо всём.
 
 
Пётр:
«Я знаю, полон недостатков
Наш мир, и лишь со стороны
Благообразно все и гладко,
И места нет для Сатаны.
Особенно, когда глядим мы
На результат. Необходимым
Нам кажется пройдённый путь,
И жертв не жалко нам ничуть.
 
 
Но если посмотреть на цену,
Что платит мир за торжество
Обожествлённой всеми схемы,
То правит всем не божество.
Следим мы за драматургией,
Покуда корчатся другие.
Не видя Зла в процессе сем,
Не зная, кто стоит за всем.
 
 
Тот, кто кровавой жертвы хочет,
Он в толпы собирает нас,
Смотря, как давимся, хохочет.
И подзадоривает, злясь.
На нас стихии натравляет:
Вулканов лаву направляет,
Землетрясенья и войну,
И океанскую волну.
 
 
Он создал жизнь, как праздник смерти,
Одних другим дал в пищу он,
А в благодать лишь верят дети,
И тот, кто разума лишён.
Зубовный скрип тому не слышен,
Кто ожидает чуда свыше,
Как некогда, когда был мал,
Он от отца подарков ждал.
 
 
А кто Христос? взлетевший демон,
Что ложью помогает нам,
Сын Дьявола, нас пожалел он,
И поплатился он сполна.
Нам показал он воскресенье,
Дав нам надежду на спасенье,
И Бога нам придумал он,
Взамен того, кем был рождён.
 
 
Не беспощадного и злого,
Пред кем заступник наш он сам,
А доброго и всеблагого,
Творящего все чудеса.
Как разум наш и как мы сами.
Простор открыл он перед нами,
И силы ввысь стремиться дал,
И на кресте за нас страдал.
 
 
Поверь мне, в мирозданье этом —
Тот, кто всё создал, – сумасброд.
То мир подарит как конфету,
То, издеваясь, отберёт.
Людей родных и радость жизни
Крадёт у нас как подлый тать.
Наш путь прервав, велит на тризне
Себя хвалить, а не роптать?
 
 
Раскинув руки для объятий,
Над ямой, вырытой для нас,
Стоит, готовя нам распятье,
Со сказкой, что нам души спас.
И в западню мы попадаем,
Обман пред смертью осознав,
И безутешно мы страдаем,
Ему последнее отдав.
 
 
А это вера и надежда,
Которыми всю жизнь живём,
Не будет ничего, как прежде,
Всё мы в аренду лишь берём.
Как глупые, считаем, дети,
Что всё даётся навсегда,
Мы вере попадаем в сети,
И с ней уходим без следа.
Павел:
«Бог – это истина, мне ясно,
Он высший разум, он закон.
Создать наш мир такой прекрасный
Всё в мире зная, мог лишь он.
И церковь говорит народу:
Он человеку дал свободу
Каким быть – добрым или злым,
Велев сверять поступки с ним.
 
 
Да, Бог наш, он живёт не в храме,
Не в толпах с камнями в руках,
Не в небесах за облаками
И не на этих облаках.
Мы в этой жизни столько стоим,
Насколько храм хорош, что строим
Надежде мы в душе своей,
Там жив он до последних дней.
 
 
Бог в нас, он в праведных поступках,
Он – вдохновенья, счастья час.
А для тебя – он в мясорубку,
Как супостат бросает нас.
Судьба от нас самих зависит,
Себя унизить и возвысить.
 Лишь сами можем и везёт
Тем, кто извне добра не ждёт.»
Пётр:
«История – вся мясорубка.
А эволюция – резец.
Ломается все то, что хрупко,
Бог только выжившим отец,
А остальным – палач кровавый,
Который обладает правом
Обрезать чьей-то жизни нить,
Не пожалеть, не пощадить.
 
 
И тайна Бога в том таится,
Что двуедин он и двулик.
Он рая царь и ада рыцарь,
Он и невидим, и велик.
Мы просим, в сущности, в молитвах,
Забыв про все кровопролитья,
Чтоб в прошлом, выметая сор,
Он строже, жёстче вёл отбор,
 
 
Надеясь быть в числе сильнейших.
Кто выживет на этот раз
И что окажется в дальнейшем,
Не знает не один из нас.
Чудес предсказанных немало.
Писанье надвое сказало,
Что сам Христос – из их числа,
Что Бог – отец его прислал.
 
 
От духа вечного рождённый,
Спасти евреев должен был,
Сменить порядок заведённый,
Поднять умерших из могил.
Еще в дни ветхого завета
Мечтали о посланце этом.
И он, конечно, послан был,
И без разбору всех любил.
 
 
Но не за праведность в поступках
Спасти нас всех он обещал
От той последней мясорубки.
Он беззакония прощал
Тем, кто украл и слицемерил,
Но искренне в него поверил,
Раскаявшись в свой смертный час.
А самым праведным из нас.
 
 
Он веру дал, сказав убогим:
«Вас полюбил спаситель ваш».
Как дети, став едва на ноги,
Идут, держась за карандаш,
Так и они идут за Богом,
Постов кто в соблюденье строгом,
Кто в потакании другим.
И легче жить на свете им.
 
 
Касается что предсказанья
Нам о пришествии втором,
Которого как наказанья
Мы хоть боимся, все же ждем…
Уж многими концами света
Пугали нас, его, ж, все нету.
Иль им считать метеорит,
Что вдруг планету разорит?
 
 
Иль будет то посланец ада?
Ждём как ацтеки мы чудес.
Те ждали все Кецалькоатля,****
А к ним как Бог сошел Кортес.
Не в том ли скрыта тайна Бога
Из «Откровений»? Понемногу
Я прозреваю сквозь года.
Кого же ждали мы всегда?
 
 
Иль он пришел уж незаметно,
Как будто ждали не его?
Не грозным пробужденьем Этны,
Не потопленьем островов.
Освобожденьем от неволи
Был звонкий талер, не его ли
Святоши Дьяволом зовут?
Христос неузнанный – он тут.
 
 
И в отношеньях он насилье
Сменил на пошлый компромисс.
Того ль в молитвах мы просили,
Тому ль в любви своей клялись?
От трона божья одесную
Под музыку, пусть заказную,
Божок торговли заплясал,
И нам плясать с ним предписал.
 
 
Сбывается, все ж, обещанье:
Тут первым стать последний смог,
И благо – духом обнищанье.
Торговли и ремесел бог
Услуги измерять монетой
Нас научил, не дав при этом
Рецепта: как полезным быть
И царство божье заслужить.
 
 
А кто полезней всех на свете?
Кто движет дело и прогресс?
Порой совсем не благодетель,
А оборотливый купец,
Или удачливый барыга,
За жизнь не прочитавший книги,
Который лишь о том мечтал,
Чтоб приумножить капитал.
 
 
Конечно, жалко неумелых,
Дай шанс им, и они смогли б
Свое вести успешно дело
Как каравеллу между глыб.
Но, значит, замысел у Бога —
Отсеять слабых и убогих.
Как прежде он неумолим,
И смысла нет юлить пред ним.
 
 
А что касается свободы,
Бог если самоустранён,
Оставив нас с ней и природой,
То элемент излишний – он
И в философских построеньях,
Да и в попытках объясненья
Того, как наш устроен свет,
А значит в мире бога нет.»
Павел:
«Христос был всё ж идеалистом,
А это значит, как Прокруст
Делить на чистых и нечистых
Людей он будет, даже пусть
Из самых лучших побуждений,
В крови утопит, как наш Ленин
Мир в судный день, таков закон.
Антихриста чем лучше он?
 
 
Ну, если бы распят он не был,
И мир стал жить, ведомый им,
И он не вознесся б на небо,
А правил царствием своим.
Без денег, проповедью только,
Рай этот длился бы недолго,
И род людской бы жизнь влачил,
И вскоре б в нищете почил.
 
 
Порок служить Добру заставил
Антихрист, деньги людям дав,
И эгоизм людской прославил,
На тыс’чу лет царём их став.
Да, может быть, придёт Христос к нам
Когда жизнь наша станет сносной.
Проснётся в людях альтруизм,
И явью станет коммунизм?
 
 
Ну, ведь построен же реальный
На Западе социализм
Без революций социальных
Не развитой феодализм,
Который соц’ализма имя
Носил у нас, людьми другими.
Не коммунизма ли рассвет
Сейчас бесплатный интернет?»
Пётр:
«Намерений благих дорога
Ведёт не в Рай, а прямо в Ад.
И прожектёров тоже много,
Что поделить всё норовят.
Адама Смита мы ругаем,
Как будто, в самом деле, знаем,
Чем деньги в мире заменить
И в чём Добро своё хранить.
 
 
Все ритуалы соблюдают.
Кто в Мекке, кто в святой Земле,
Кто хлеб кошерный поедает,
Кто – с меткой Кришны на челе…
Всех равно смерть серпом срезает.
Бог все грехи заране знает.
Смерть каждый смертный заслужил,
Не важно, как он жизнь прожил.-
 
 
Кто верит в благодать – наивен.
Ведь человек – как таракан.
Он так же гадок и противен,
В бутылку лезет и в стакан.
Он ждёт любви от Бога рьяно,
А тот – как забулдыга пьяный,
За ним, схватив башмак, следит.
Не увернёшься, угодит.
 
 
Какую ж вывел он породу,
Отсеивая простаков?
Проныр, пройдох, хапуг и жмотов?
Венец творения каков?
Смеётся он над благородством,
Как над пороком и уродством,
Над честью, совестью, умом,
Сравняв их с грязью и дерьмом.
 
 
Хитрец бессовестный и злобный,
Венец распутного ума
Червю подобный иль микробу,
Он грязен как земля сама.
Его расчёты злы и гадки,
И нет в нём никакой загадки.
Он – кукла глупая страстей,
Своих желаний и затей.
 
 
И это есть подобье божье?
Иль Бог о нём совсем забыл?
Иль справиться теперь не может
С той силой, что в него вложил.
Жизнь – снежный ком, что вниз стремится.
Она – спектакль без репетиций,
Где случай правит всем простой,
А Бог – лишь зритель пьесы той?»
 
 
И мысль, и жизнь – тьма комбинаций,
Как кристаллический узор,
И будет вечно продолжаться
Безволия и воли спор,
Среди безмолвия – мотивы,
Калейдоскопа переливы,
Всё – только глупая игра,
В которой смысла – ни на гран.
 
 
Наш разум объяснит и звёзды.
И смысл в бессмысленном найдёт,
А тот, кто этот хаос создал,
Как с мышкой кот игру ведёт.
С небес он в этот мир нас бросил
Искать ответы на вопросы.
И как Хайям я убеждён:
На нас проводит опыт он,
 
 
Или заранее всё в мире
Подлунном определено
Творцом пространства и эфира,
И в этом истины зерно.
И всем свои достались роли
Программой данных в жизни лет.
И если есть свобода воли,
То это значит – Бога нет.
 
 
И Пётр продолжил речь лукаво:
Пётр:
«Ты думаешь, я атеист.
И циник, ценящий лишь славу,
Но нет, пред совестью я чист.
Когда угрозе подвергался,
Не раз я тоже убеждался,
Что Бог с небес глядит за мной,
И от судьбы хранит шальной.
 
 
Ну, ведь не вечно, ж, в самом деле,
Решать за нас был должен он.
Теперь, когда мы повзрослели,
Он вновь в творенье погружён.
А мы хотим, чтобы вещая,
Нас опекая, защищая,
Спасая в самый трудный час,
Он вёл по этой жизни нас.
 
 
И даже если Бог – мечтатель,
Далёк он от забот людей,
Жизнь – очень сильно, в результате,
Уходит от благих идей.
О дереве по плоду судят,
И замысел понятен будет,
Когда ты, преданный творцом,
Окажешься в дерьме лицом.
 
 
А если миром управляет
Его противник, без кого
Себе Творец не представляет,
Как смогут оценить его?
Всё лишь в сравненье познаётся,
И выбор людям всем даётся:
В бесплодном поиске блуждать
Или прагматиками стать.
 
 
И хорошо бы все науки
В единую соединить,
Свою судьбу взять крепко в руки,
И будущего выпрясть нить.
Предусмотреть детали стоит,
Всё рассчитать и обустроить,
Заставив нам служить прогресс
И рай земной построить здесь.
 
 
Подумай, Бог нам дал Свободу,
Шанс на успех и на провал.
И есть ли смысл винить природу,
Что банк в игре ты не сорвал!
Он дал нам разума пытливость,
Что толку за несправедливость
Наш мир прекрасный осуждать?
Каких ещё даров нам ждать?
 
 
Иль всё на свете – воля Бога,
Или свободу дал он нам?
Противоречий слишком много,
Не раз ты убеждался сам.
А нам решать судьбу планеты.
Не уклоняйся от ответа.
Я жду решенья твоего:
Свободен ты иль раб его?»
 
 
Но Павел ничему не верил,
На Бога он обижен был,
Но и пророков Люцифера****+
Умом мятежным не любил.
Он с чем-то мог и согласиться,
Но полностью преобразиться,
Идею восприняв, не мог,
Не важно, чёрт за ней иль бог.
 
 
Он понимал, мир яму роет
Себе, хоть нам ещё везёт.
И жертв невиданных не стоит
Всё то, что нам прогресс несёт.
Он говорил, и было ясно,
Что все слова Петра напрасны.
Логических цепей металл
Как мусор Павел разметал:
Павел:
«Не так уж и всесилен разум.
Он сердца не заменит нам.
Он видит, что не видно глазу,
Не видя солнца среди дня.
Порой служить он равно может
Добру и Злу. Они несхожи,
Но часто путает он их
В своих исканиях земных.
 
 
Он ищет средние значенья,
Выводит формул стройных ряд.
Идеи, схемы, обобщенья
Ему о Боге говорят,
Но место Бога занимают,
И Дьявола он принимает
За Бога. Дьявол – идеал,
Что изменяться перестал.
 
 
Нам как наркотик – идеалы,
Без них мы не могли бы жить.
Мы всё святыни охраняли,
Не перестав, отнюдь, грешить.
И ход естественный событий
Нарушили, и судеб нити
В клубок запутанный сплели
И оказались на мели.
 
 
Нет идеала в мире этом.
И непреложных истин нет.
Не Богу, ж, нам пенять за это,
Уж, просто, так устроен свет.
И как бы хуже нам не стало
От воплощенья идеала.
Стремится издавна убить
Нас то, чего не может быть.
 
 
Словно мираж или мошенство
Иль спрятанная западня
Он манит схемы совершенством,
А то – лишь видимость одна,
Мечтою жизнь нам заменяет
И лень желаний извиняет,
И целью жизни многим стал
Недостижимый идеал».
 
 
В сознанье нашем всё смешалось,
И из намерений благих
Дороги в ад всё получались,
Но и теперь мостим мы их.
Святыни хуже, чем неверье,
И в заповедях лицемерье.
Бог – Дьявол, коли Дьявол – Бог…
Кто б тут запутаться не мог?
 
 
Так кто же он, судеб вершитель?
Мир на грехе построил он,
Где жизнь – борьба, где победитель
Свой род продвинув, побеждён
Воителем другого рода.
И кровожадная природа
Всех пищей делает своей.
Кто тот закон придумал ей?
 
 
Что жизнь? – Лишь мошек мельтешенье
Вкруг средних чисел – огоньков,
В ней нет конечного значенья.
Движенье – жизнь! Закон таков.
А разум вечно просит схемы.
И Дьяволу все служим тем мы,
Что, как Прокруст из прежних дней,
Хотим всё в жизни мерить ей.
 
 
Теченье жизни преграждаем,
Раз перспективы далеко.
Взамен мы схему насаждаем
Своей безжалостной рукой.
То олигархией пугаем,
(Хотя невольно забываем,
Что к демократии то путь,)
А то врагом каким-нибудь.
 
 
И забываем, что как Богу
Всё знать нам, смертным, не дано.
Порою нам известно много,
Но ожидается одно,
А получается другое.
Жизнь вносит что-нибудь такое,
Чего никак не может быть,
Чтоб нас ещё раз удивить.
 
 
Порою критикой своею —
Как вождь лукавый – разум наш
Ведёт нас, мыслями владея,
Реальности на абордаж.
Да, старое он разрушает,
И тем доверие внушает.
Но что взамен даст разум нам,
Когда он не безгрешен сам?
 
 
Едва попробуем представить,
Что ждёт нас там, за кромкой дня,
Мираж вдруг целью нам предстанет,
Доступной близостью маня.
А истина приходит к людям
Как утро каждый день, как чудо,
И как на пиках горных снег.
Но только слабый человек
 
 
За дни прошедшие держаться
Привык, забыв о том подчас,
Что нужно с косностью сражаться.
Не абсолютен разум в нас.
Он может рассчитать всё мудро,
Но новое приходит утро,
Мудрёней вечера в сто раз,
И посрамляет снова нас.
 
 
И все расчёты отменяет
И заставляет вновь считать.
Тот ход событий понимает,
Кто, ясновидящим подстать,
Себя своей судьбе вверяет,
В судьбу ж  коль веру потеряет,
Пусть власти жезл ему вручён,
Он в этой жизни обречён.
 
 
И потому не сумма слов
Или схоластика познаний
Ценны для судеб мирозданья,
А понимание основ.
Два полушария отдельных
Дают вселенной образ цельный,
Гармонией сверяя круг
Добытых логикой наук.
 
 
Тот мир от смерти и потери
Спасёт, в ком с чувством сплавлен ум,
Кто жизнь гармонией поверит.
А тот, кто логики в плену,
Мир мерить алгеброй приучен,
Наш мир погубит и замучит,
Не зная, как, чтоб мир понять,
Анализ с синтезом спаять.
 
 
Кто не способен между строк
Читать, улавливая смыслы,
Тот не увидит коды в числах,
И в знаньях не увидит прок.
И ценность живописи в том
Ему – почём тот холст и краски,
Не важно, будь то сам Веласкес.
Да хоть Гоген или Ватто…
 
 
Невежде непонятна суть
Извечных споров и исканий
И чужд контекст всемирных знаний,
Его жесток и низок суд,
Так и в любви пошляк ничтожный
Увидеть скотское лишь может
В плену душевной слепоты
Вместо небесной красоты.
 
 
Его история не учит,
Дурной пример лишь подаёт.
Задуматься порою лучше
И тем, кто мудрыми слывёт.
Кто подражает славным предкам,
Играет пошлый фарс нередко.
Какой герой был Робеспьер!
Брал Сталин не с него ль пример?
 
 
Так, Франция взяла у Рима
Республики античной строй,
А рок привёл неумолимо
Войну и цезаря с собой.
Всё нам история открыла.
И что ж? Россия повторила
И диктатуру, и террор,
И идеалов ложных вздор.
 
 
А чей пример Россию создал?
Где скрыт он в сумраке веков?
И беды наши – только ль козни
Нам зла желающих врагов?
Не повторенье ль Византии
Судьба измученной России?
Готовой не урок извлечь,
А так же в битве в землю лечь.
 
 
Век Просвещенья чем отмечен?
Какие славные дела,
Какие пламенные речи
Эпоха разума дала!
Встают ужасные картины:
Погромы, казни, гильотины…
Куда ведут в который раз
Намеренья благие нас?
 
 
Всегда нам что-нибудь мешает
Проблемы вечные решить.
И каждый век их вновь решает.
Ничто нас не научит жить:
Ни опыт прежних поколений,
Ни просвещенья дух, ни гений.
Из многих разных зол одно
Всегда нам выбирать дано».
Пётр:
«Так выбирай же, в чём же дело?»
(Так снова Пётр заговорил.)
Болтать иль в бой стремиться смело,
Сражаться сколько хватит сил.
Давай, же будь вполне мужчиной,
И стань грядущего причиной,
Со злом вступив в реальный бой,
Мы мир преобразим с тобой.
 
 
Мы превратим людей в атлантов,
Очистим души их мечтой,
Раскроем скрытые таланты,
Покажем всем, что Зло – ничто.
Покажем, что они способны
Жить и умно и благородно
Без предрассудков и оков
Как гении иных веков,
 
 
Когда б те обрели бессмертье
Или воскресли в наши дни.
И ангелы, а уж не черти
Впервые стали бы модны,
И молодёжь пошла б в науку,
Освоила б богатства духа,
Что грешный мир наш накопил
И щедро кровью окропил.»
 
 
Такую сделку с Люцифером
Ты представляешь, может быть:
Козлиный пух и запах серы
И блеск рогов, и цок копыт.
А может быть, сменил он внешность,
И в облике Петра, конечно ж,
Нетвёрдых искушает он.
Той ночью Павел видел сон,
 
 
Что Пётр к нему пришёл с рассветом
Сказать, что уезжает он,
И от него он ждёт ответа,
И полномочьем наделён
С ним выгодный контракт составить.
А нож? Не хочет ли заставить
Его насилью уступить
Иль кровью кабалу скрепить?
 
 
И Пётр какой-то  свиток подал,
Где было  слово «Договор».
Изображать так чёрта  модно,
Что души не крадёт как вор,
А за услуги покупает,
И прав, наверно, кто  считает,
Что  раз богатым  кто-то  стал,
То  чёрту  душу он продал.
 
 
Пётр:
 «Я дам тебе такую силу…
Ты мне поверь, спеши, спеши!
Всё завершается могилой.
Скорей пред Богом согреши.
Услышь же зов желаний тёмных.
Живи лишь для страстей греховных,
Пока ты на земле живёшь.
А жизнь за гробом – это ложь.»
 
 
И исполненье всех желаний
Он обещал и тем смутил.
Намеренья, сказал я ране,
Есть то, чем в ад мостят пути.
Вот договор подписан кровью,
И он – его заложник новый.
Его гнетёт ужасный грех,
И слышится козлиный смех.
 
 
 «Я князем тьмы напрасно признан,
Низвергнут с самых высших сфер,
С небес с позором Богом изгнан,
Я светлый ангел- Люцифер,
Меня напрасно падшим звали
Все те, кто души мне продали.
Их душами питаюсь я,
Несущим свет зовут меня.
 
 
На отблеск золота меняют
Надежду, Веру и Любовь —
На путь неправедный склоняю
Я, искуситель всех умов,
Что одержимы подлой страстью,
Плачу за души славой, властью.
Не верить можешь ты в меня,
Но час придёт, падёт земля,
 
 
И волком города завоют…
Латентно я в умах живу,
Как соглядатель за спиною,
Как вирус в теле мига жду,
Чтоб совершить грехопаденье.
Вселяя ересь и сомненье.
Теперь принадлежишь мне ты,
Бери же жёлтые листы.
 
 
В удаче, славе и богатстве,
Ты проживешь пятнадцать лет.
Но заплатить за святотатство
Придётся, всё сойдёт на нет,
Когда исполнятся желанья
И не заслужишь состраданья,
Когда окажешься в аду,
К тебе я гордо подойду
 
 
Услышать глупые стенанья.
Спрошу: «за гробом жизни нет
Во царстве горя и страданья?»
И сотни миллионов лет
Вплоть до скончанья мирозданья,
И вопль, и лепет оправданья —
Один лишь будет твой ответ.
Но вечен адской топки свет…»
 
 
Проснувшись, был в раздумьях Павел.
Павел:
«Ведь прав же Пётр, и почему ж
Такие мысли? Сила – в праве.
А не в бессмертье глупых душ.
Ведь это просто фигурально
Так говорят, как всё банально:
Есть воля или воли нет.
От этого зависит свет.
 
 
Конечно, договор- лишь способ
Свой интерес провозгласить.
Чтоб позже не было вопросов,
Непониманья и обид.
В нём согласиться должен Павел,
Что, раз уж дело он возглавил,
Взамен секрет отца открыть.
И думал так он: «Может быть,
 
 
Мне повезло, что я не в гуще,
Там часто давят, бьют и мнут.
И там не видно сути в сущем,
Там люди в омуте минут
Вращаются – страстей игрушки,
Их словно рыб, кроша горбушку,
Себе прикармливает смерть.
Там искушений круговерть,
 
 
А город, лживый и столицый-
Как сеть он ловит косяки.
Не позавидую тем птицам,
Что угодят в его силки.
Их избежать ума хватило.
Рад, что меня не зацепила
Его тлетворная любовь,
И не прельстил бесстыдный зов.
 
 
Чем заслужил судьбу свою я?
То, что войну я не застал,
Что с предрассудками воюя,
Я жертвой косности не стал.
Что не пришлось терпеть лишенья,
Что я доволен отрешеньем
От баламутной злобы дня.
Что рок помиловал меня,
 
 
Я ангелов любых свободней,
Себе лишь верен одному,
С высот годов гляжу сегодня,
Не присягая никому.
А он мне предлагает сделку.
И что я получу? – Безделку.
На что мне власть, когда она
С потерями сопряжена?»
 
 
Заранее теперь он знает,
Что власть и кровь не для него
И аргументы не меняют
В его решенье ничего.
Не мог он ни на что решиться,
Чтобы покоя не лишиться.
Открыто он не возразил,
Лишь интерес изобразил
 
 
К словам, что должен он возглавить,
Иную церковь, новый клир,
Не для того, чтоб Бога славить,
А чтоб спасти от ада мир,
Ему не веру дав, – надежду
И знанье вечное невеждам,
То, чем он свыше наделён
Ведь знает истину лишь он.
 
 
Этической дилеммы мука
Иль утилитаризма дух.
Не может нам помочь наука
Решить, что выбрать нам из двух.
Спасти ребёнка или поезд,
Где сотни душ. В сознанье роясь,
Должны мы как в Аду страдать,
Чтобы ответ последний дать,
 
 
А выбор предоставить Богу,
От действий устранясь как трус,
Для совести уж слишком много,
Вины невольной тяжко груз
Нести, наш Павел даже слушать
Не мог, чтоб грех не брать на душу,
Когда спасти равно убить,
Невыносимо в мире жить.
 
 
Пётр:
«Один ты нужен мне, поскольку
Владеешь тайной ты давно.
Ещё не понимаешь только
Значения, что ей дано.
Скажу, что твой отец когда-то
Открыл гармоний сложных атом.
В своих трудах он то припас,
Что сделает богами нас.
 
 
Вот это будет царство божье.
Пусть всем назло, пусть как протест.
Я знаю, на земле возможны
Для Шамбалы десятки мест.
И вот, придумал я уловку —
Для Зла устроить мышеловку,
Чтоб в каждом пробудить Добро.
Я с этим «взялся за перо.
 
 
Нужна религия такая,
Чтоб невозможным сделать грех.
Рецепты счастья предлагая,
Чтобы кодировала всех
Она от всяческой корысти,
И чтоб от грязи всех очистить,
Всех заставляла пережить
При мысли о греховном стыд.
 
 
В сети сегодня обсуждают
Моё посланье странам всем.
Зайди в Yahoo, там ожидает
Тебя нежданное совсем.
Завет, представленный пророком,
И предсказания и сроки,
И путь к спасенью из огня.
Что указать им должен я.
 
 
Я написал предупрежденье:
Антихрист третий послан к нам
Как искуситель, чьё рожденье
Из урагана и огня
Предвосхитил я как предтеча
Мессии, этот пункт отмечен
Из многих мест – не где-нибудь,
В вершине дельты Волги, тут,
 
 
Где место встречи всех религий.
Мохаммед, Будда и Христос
И Моисей с еврейской книгой
Пришли сюда на этот мост,
Что Запад связывал с Востоком,
И Север с Югом, волей рока
Здесь силы нечестивой трон
Установить задумал он.
 
 
И если в мире не найдётся
Того, кто план его сорвёт,
Немало слёз людских прольётся.
Но всё ж спаситель наш придёт.
И вся надежда лишь на это,
Но я молчу о том в завете,
Всё там должно будить протест.
Весть о победе Зла в нём есть.
 
 
Ты слышал о тибетских сутрах,
Где косвенно описан путь
Живого Будды, Бога мудрых,
В страну, где русские живут?
Смесь пантеизма и буддизма
Мне стала той волшебной призмой,
Через которую теперь
Смотрю на сущность разных вер…
 
 
Ислам – религия послушных,
И всё зависит от того,
Боясь проклятья бога, дружно
Толпа послушает кого.
А христиан, любовью истых,
Порой почту за мазохистов
За их ко всякому любовь,
В них видя геев и рабов,
 
 
В святых – оплот максимализма.
Сочтя избыточным завет,
Достаточно, считаю, в жизни
Приличным быть, живёт так свет,
И не слыхавший о Завете,
Не хуже, кажется, при этом.
Любовь – как регулятор – зла:
Когда велит любить козла.
 
 
Ведь по – Христу, любить должны мы
В подъезде пьяного бомжа,
Такой любовью одержимы,
В нём человека уважать,
За стол его с семьёй своею
Сажать, а если он болеет,
В постель с женою уложить
И так всю жизнь смиренно жить.
 
 
Разумнее дать кров бедняге,
На «бомжеферме», где ему
Постель и душ, и водки фляга,
Кино и книжки по уму.
Больница, чтобы там лечиться.
На человека чтоб учиться —
Лекторий и подсобный цех,
И развлечения для всех.
 
 
Но это всё уж обеспечил
Их развитой капитализм
С его пособьями увечным,
Несчастным, кто наладить жизнь
Свою на новый лад не может,
Как на любовь то не похоже.
А это соц’ализм и есть,
Без революций и чудес.
 
 
Социализм за счёт способных
Себя работой содержать,
И потому вполне свободных,
Кого мы можем уважать.
За свой комфорт так дань платить мы
Должны, иль как при коммунизме
По тюрьмам нищих рассовать
И гуманизмом то назвать?»
 
 
Павел:
«Да, вера в Бога – регулятор.
Что эффективней прочих всех.
Он говорит нам: это свято,
А то есть страшный смертный грех.
Но всем церквям присуще свойство:
Грехи все обращать в геройство,
Коль власти выгодны они
И на врагов обращены.»
 
 
Пётр:
«Но согласись, что император
Вселенной нужен, а не миф,
Что Гитлер был не бесноватый,
А просто был нетерпелив.
Еще лет десять иль пятнадцать,
Едва ли с ним кто б мог тягаться.
Имея даже «V-2»,
Мир старый б устоял едва ль.
 
 
Тогда его признали б гений,
Друзья, враги, мир этот весь.
Сомненья не было б и тени,
Что он помазанник небес.
Народу ж все равно какая,
Им повсечасно помыкая,
Над ним простерла руку власть,
И красится в какую масть.
 
 
Ничуть не лучше, и не хуже
Он всех властителей других,
Тех, схеме кто бездумно служит.
Да, Дьявол он в глазах людских,
Поскольку жалости не знает.
Любая схема упраздняет
Все сантименты и мораль,
Над всем поставив идеал.
 
 
Ну как, мой друг, тебя задело?
А большевизм? Для стран других,
Быть может, Гитлер – рыцарь смелый,
Герой средневековых книг?
Защитник европейской жизни?
 И собственной своей отчизны
От затаившейся орды,
Которой мы с тобой горды?»
 
 
Павел:
«История – сей драмы имя,
Преступники – её творцы.
Не важно, двигало что ими.
За справедливость ли борцы
Они иль просто негодяи,
Мне всё равно, но точно знаю:
Грош справедливости цена,
Коль вся в людской крови она.
 
 
А кто был меньшим людоедом,
Вождь той иль этой стороны?
И так ли очень важно это,
Для тех, кто не пришёл с войны.
Будь либеральной иль тотальной,
Власть обладает Бога тайной.
Отождествляют с ней себя,
В ней Родину свою любя.
 
 
Ничто не ново под луною,
Как не нова на свете власть.
Ты согласишься здесь со мною,
Что в этом прав Экклезиаст.
А государства – как амебы.
Всегда глядеть им надо в оба,
Проголодавшийся сосед
Не проглотил чтоб на обед.
 
 
Проглоченных же стран в былинах
Остался полустёртый след,
Да, в отзвуке стихов старинных —
Наследием ушедших лет.
Народы те слились с другими.
Они, своё утратив имя,
Под чуждым именем живут,
Уж так ли важно, как зовут?»
 
 
Так разговор их продолжался,
Как бесконечный монолог.
Но за привычное держался
Наш Павел столько, сколько мог.
Так многие из нас порою
За то в дискуссии горою,
К чему привыкли с юных лет,
Других же умных в мире нет.
 
 
«Во многом я с тобой согласен» —
Закончил Павел, помолчав, —
Наш мир ужасен и прекрасен,
Но вижу я в твоих речах
Не способ всем преобразиться
И Богу тем уподобится,
А на него переложить
Заботы и как прежде жить.»