– Вы полагаете, наиправильным было бы начать с… мундиров? – осведомился Георгий в некоторой растерянности. Что вопрос сей уже возникал он знал конечно. Вот на днях в его руки попала еще одна докладная записка каким то чудом миновавшая все бюрократические ступени. Некий интендантский полковник написал проект насчет возвращения прежнего обмундирования – правда затруднился в вопросе – как должны застегиваться шинели: на пуговицы или крючки?. И если вопрос решить в пользу пуговиц то какими должны быть пуговицы – эмалированными или блестящим?
Но не думал что не плац-парадный служака, а боевой генерал сочтет это таким важным.
Видя что его молодой визави в замешательстве Гурко продолжил:
– Позвольте объясниться, Ваше Величество… Я знаю – есть мнение – то что называется позитивистской школой… Согласно ему в армии должно быть тому что нужно для войны – точнее только тому. И солдату достаточно лишь уметь хорошо стрелять – ну и чистить винтовку да еще рыть траншеи. А все остальное это дело офицеров.
Все это от американцев идет – у нас многие от них в восторге – в той же кавалерии…
Но надо помнить – в их Гражданской войне воевали все таки не за параграфы конституции и не за сенаторов с депутатами… Они воевали за Союз штатов, за свободу и против рабства – за справедливость… Мораль и дух это не пустые слова – если конечно не подходить к вопросу как… он запнулся сжав челюсти – господин Драгомиров! С его «серой скотинкой» которую довольно не бить и хорошо кормить. – Вот иные теперь поговаривают… – вдруг вымолвил он, и выражение лица и голос выдали, что генерал завел речь о чем-то очень важным для себя. Говорят так – мол война семьдесят седьмого года была ошибкой, и что де воевали выходит за неблагодарных людишек которые сейчас косятся на Европу и Россию третируют и по сути предают нас. Да и я сам признаться видел еще тогда такое поведение со стороны болгар, что готов бы понять тех моих товарищей, что жалеют о том что участвовали в сей войне. И прежде чем Георгий успел удивиться еще раз, твердо продолжил:
– Понять – но не принять! Ибо если бы не мы и не ваш дед – и не русский солдат – то христиане были бы вырезаны вчистую – наше неучастие стало бы сигналом к общему избиению христиан в османских пределах. Что несовместимо не только с интересами России как православной державы, но и с нашей народной совестью.
Что до форменной одежды… – продолжил он после краткой паузы. Ваш царственный отец своей реформой хотел добиться национального облика войска и простоты. Не спорю: может быть эдак лет сто назад подобная мера имела бы смысл. Но сейчас уже крепко сложились традиции и представления и ломать их неразумно. Внешний вид значит очень многое для воинского духа. Ваш батюшка к сожалению смотрел на красивые мундиры как на дорого стоящую мишуру, отнимающую время у солдата от воинской учебы. Но в глазах офицеров и солдат это далеко не мишура, а знак прошедших геройских эпох.
Да – чего греха таить – солдаты ворчали, тратя время на приведение в порядок петличек и лацканов с позументами. Мой денщик в свое время тоже ворчал на мой мундир, натирая позументы уксусом и выдраивая пуговицы мелом. Но он же и гордился своим барином, когда на смотру или просто при выходе в город золотое шитье сияло, а в форменные пуговицы можно было глядеться как в зеркало.
К тому же аккуратность дисциплинирует нашего солдата – что греха таить дома живущего не самой опрятной жизнью. А ведь именно привычка к дисциплине и понимание сути службы – а не оружие в руках – делают солдата солдатом. И более того – определенно генерал давно ждал возможности поговорить на данную тему – я скажу нечто что вас возможно удивит – но армия мирного времени нужна не столько для войны. И, уловив недоумение в лице царя, продолжил:
– Она для того чтобы подготовить солдат для армии военного времени. Людей, которые будут умирать по приказу вашего величества – и которым важно знать, что они дерутся и умирают под священной хоругвью, а не под амуничным предметом. …И надо еще помнить – в бой предстоит вести русского солдата, который от своего офицера никогда не отставал, видя в нем высший авторитет. А если офицер похож на какого-то лавочника в армяке – то уж какой у него авторитет? – улыбнулся Гурко. Понятно что важен не чин, а важен начин – но ведь не зря говорят что встречают по одежке!
(А и умен господин генерал! За словом в карман не лезет! Не какой то Скалозуб… Все по полочкам в пять минут разложил!)
– Хорошо Иосиф Владимирович – парадную вернем немедля. Парады действительно многое потеряли. Подготовьте соответствующие приказы. Ну и подготовьте Ваши предложения по поднятию морального духа войск и повышению их боевой мощи. Мой отец говорил «У России только два друга – армия и флот». Я считаю так же. И вы будете моим другом и думаю что и учителем в военных делах.
– Ваше величество – осведомился Гурко напоследок – позвольте задать вопрос… Кто будет военно-морским министром? Мне важно знать с кем предстоит работать рука об руку.
Понятное дело – споры между военным и морским министерство давно стали постоянным явлением – причем из-за одного и того же – из-за ассигнований.
– Как прежде – адмирал Чихачев. Уверен – он справится… – коротко сообщил Георгий и Иосиф Владимирович лишь склонил голову в знак того что возразить ничего не имеет.
Проводив генерала он позволил себе довольно вздохнуть.
Одним словом – если и есть в России сейчас среди начальства образчик настоящего русского воина, то это Гурко. Одна беда – немолод. Но и тут есть светлая сторона – у молодых да ранних кто высоко взлетел голове недолго закружиться – а когда под рукой военная сила – Бог весть куда такое головокружение от успехов заведет… Бывало уже – бонапартиев в России нам не надобно!
Честью служить будет – а она не пустой звук для него. И храбр не только на полях битвы.
Как помнил Георгий из разговоров maman, во дни крестьянской реформы 1861 года Гурко был в числе назначенных проводить мероприятия ее на местах и лично докладывать о состоянии дел царю. Когда начались мужицкие волнения, Гурко вразрез с решениями местного дворянства, при любом случае требовавших применения военной силы к крестьянам, вместо воинских команд выезжал лично и прекращал беспорядки «простыми растолкованиями». Иосиф Владимирович не гнушался проводить с крестьянами долгие беседы, поясняя им суть царских указов.
На всю Россию тогда прогремело дело гофмаршала князя Кочубея, забравшего у крестьян всю хорошую землю, имеющуюся в их собственности. Не стесняясь в выражениях, Гурко в очередном рапорте монарху обрисовал ситуацию, и в итоге дело решилось в пользу обиженных мужиков.
У этого человека есть должная твердость идти против мнения большинства – значит и царю будет возражать если надо. Но лишь если будет убежден в своей правоте.
Как бы то ни было он получил великолепного министра – странно что батюшка не оценил этого человека. Правда напоследок Георгий слегка слукавил – министра то морского назначил, но с флотом придется справляться самому. Впрочем, флот это как раз то в чем он понимает больше всего. Точнее чуть больше чем ничего – сравнительно с прочим предметами!
Вторым камнем преткновения стал вопрос с министром внутренних дел.
Прежний – Толстой про которого все тот же Победоносцев еще при жизни отца говорил что он «труп не имеющий воли» и «совсем разлагающийся человек» еще до скоропостижной кончины совершенно перестал выполнять свои обязанности.
Дела вели Горемыкин и Дурново – товарищи министра. Но как известно – министр – это не товарищ министра да и товарищ министра министру не товарищ.
В конечном итоге уже на второй день по назначению явился с докладом Бунге и буквально с порога заявил.
– Можете меня уволить Ваше Величество, но без министра внутренних дел далее обходиться невозможно! Навестив министерство, я застал целый ряд важнейших бумаг и дел не решенных и не двигающихся вперед.
– А кого бы вы рекомендовали? – растерявшись слегка, осведомился царь.
– Я? Собственно я бы согласился и на Горемыкина, да хоть даже на барона Фридерикса, – тряхнул седыми усами Бунге.
«Щипцы для орехов»? Нет благодарю покорно!»
– Кстати – Горемыкина рекомендует господин Победоносцев… – как бы между прочим отметил Бунге. («А мне не сказал!»)
– А вы лично? – Георгий подпустил в голос металла.
– Я определенного мнения о нем не имею… – как показалось Георгию глава правительства секунду другую колебался. Но, по всей вероятности, Константин Петрович рекомендует Горемыкина потому, что Горемыкин закончил как и господин обер-прокурор Училище Правоведения… А известно, что правоведы держатся друг за друга, все равно как… – Бунге замялся – иудеи в своем кагале. Особая каста… – он неприкрыто ухмыльнулся, и Георгий понял: почему.
Не составляло тайны что в Училище Правоведения юношей посвящали не только в тонкости законоведения, но и нередко – в тайны противоестественной любви. Правоведы они такие! – сказал ехидно внутренний голос. Неужто же наш рыцарь строгой морали тоже…? Ну ладно – пока не об этом.
– Так все же кого вы посоветуете? – не выдав своих эмоций осведомился Георгий
– Я как уже говорил думал о кандидатурах господ Плеве или Сипягина. Нужен человек со стороны, чтобы встряхнуть тамошнее болото. Ибо ведомство занимает особое место в нашей государственной системе и от его работы многое зависит.
– Я, представьте, спрашивал Победоносцева и о них….
– И какое же мнение Константина Петровича, если ваше величество соизволите мне это сказать?
– Да он очень просто мне ответил: – де Плеве – подлец, а Сипягин – дурак, – неожиданно сам для себя выпалил царь.
– А о Дурново? – ничуть не смутился старый камергер
– Про него тоже говорили… – мельком монарх подивился проницательности опытного царедворца.
– Позвольте сказать ваше величество, – вдруг улыбнулся Бунге – хотя я и не присутствовал, но почти с уверенностью догадываюсь, что сказал господин Победоносцев.
– И как вы думаете, что?
– Да, наверно, – он сказал так: подходит, да и тот… И процитировал некую фразу из «Мертвых душ» Николая Васильевич Гоголя…
– «Один там только и есть порядочный человек-прокурор, да и тот, если правду сказать, свинья!».
И оба рассмеялись.
Так или иначе, но Бунге вышел из кабинета имея на руках именной Указ о назначении Плеве.
– Сообщите ему о назначении. Пусть принимает дела, а через пару недель я его вызову… Пусть готовится.
Оставалось еще министерство просвещения. Тут его выбор был неожиданным для всех. Оба «главных» великих князя – Владимир Александрович и Николай Николаевич почему то разом предложили Мансурова Николая Павловича. Отчего так – Бог весть. Разве потому что ведал Цензурным комитетом и департаментом духовных дел в Государственном совете?
Ну и Победоносцев – этот воистину «ворон здешних мест» тоже не оставил своими советами. Предложил на этот пост назначить какого-нибудь провинциального инспектора народных училищ из числа тех чья твердость в вере и приверженности трону не составляет сомнений. Сказал даже что дескать все равно какого – только с полицией посоветоваться на тему благонадежности (а у самого наверное и списочек уж имелся). Ну хоть спасибо не ректора какого-нибудь Царевококшайского епархиального училища или духовной семинарии сосватал!
На этот пост однако Георгий нашел кандидатуру сам – точнее матушка указала на всероссийскую знаменитость, директора Московской консерватории, композитора и либерала (а то не либерал нынче?) Сергея Ивановича Танеева.
Он кстати уже ожидал в приемной.
– Просите, – распорядился государь.
Танеев вошел – не в вицмундире как бы полагалось (впрочем, он пока не в должности так что и нарушения особого нет) а в черном концертном сюртуке. Глядя на его аккуратную черную бородку и густую шевелюру Георгий подумал вдруг что это будет самый молодой его министр. Прочие не в отцы – в деды годятся – а вот Танеев по возрасту мог бы стать ему братом – хоть и старшим.
Выслушав – зачем вызван, Танеев растерянно покачал головой.
Он то полагал что вызвали его из Москвы ко двору дабы предложить должность в каком-то из императорских театров, ну или например придворного капельмейстера – а тут такое!
– Ваше величество – я право же поражен, – взволнованно воскликнул он, чуть опомнившись. Мне – и в министерство? Я музыкант!
– Значит вы в чем то способнее даже меня – я вот в музыке мало что понимаю, – ответил Георгий решив шутливым тоном успокоить служителя муз.
– Я…я… вынужден заранее просить об отставке… – Извините, но это невозможно! – решительно произнес Танеев разводя руками.
– А я вот полагаю – что человек, отлично справившийся с консерваторией и поставивший ее на уровень лучших европейских учреждений сумеет справиться и с министерством, – с самой доброжелательной улыбкой сообщил Георгий.
– Я конечно руковожу консерваторией и смею надеяться недурно… – смешавшись кивнул Танеев, – но … Наша консерватория не есть учреждение государственное – и порядки так сказать в ней… несколько не те. У меня даже нет классного чина!
– Ну сие то как раз поправить проще всего! – Георгий опять улыбнулся. Не забывайте – я все-таки царь – и указ о вашем производстве могу написать хоть сейчас.
Сергей Иванович подумал некоторое время, потом решительно покачал головой.
– Нет Ваше величество – я вынужден настойчиво отказаться от этой чести! Извините – но скажу что думаю. Будет ли идти в нашем народном просвещении все по-прежнему или приключаться реформы – но хоть так хоть сяк на данной должности потребны будут скорее таланты фельдфебельские. А муштровать директоров гимназий и профессоров я не умею и не сумею – хоть в вице-канцлеры меня произведите! Эта фраза сказанная с какой то обреченной смелостью буквально добила Георгия
«Да что ж это такое! – едва не заорал он. Что они ломаются все как модистки перед гусаром!» И одновременно пришло в голову печальное – а выходит правы то были дядюшки да Константин Петрович! Мансурова надо было – или еще какого провинциального дурака – те хоть кочевряжиться попусту не будут!
Однако не заорал, и вообще ничем эмоций не выдал – а, придав лицу выражение равнодушной насмешки, встал из-за стола и прошел к окну. Посмотрел на петербургские крыши и шпиль Адмиралтейства под тускловатым осенним небом…
Выждал некоторое время, пока напряжение за спиной стало почти физически ощутимым. (Так, рассказывают, прадед – Николай Павлович – любил ставить на место собеседников)
– Вижу что имеет место некоторое недопонимание, господин Танеев, – сухо бросил он наконец, и развернувшись на каблуках добавил. С моей стороны – не с вашей. Просто… я знаю настроения в ваших кругах – хоть в них и не вхож… И насколько их усвоил – вне зависимости от политических настроений вся интеллигенция согласна… как будто – что русский человек должен быть грамотным и достойно жить. Вот я и подумал, что вы постараетесь этому посодействовать. Видимо я ошибался – и разговоры в гостиных от реальных дел далеки как Луна от грешной Земли. Там на столе – Георгия что называется понесло, – рескрипт о вашем назначении. Возьмите его… на память – если хотите.
– Ваше Величество… – забормотал явно сбитый с толку Танеев. И по его облику было видно что он не просто обижен, а оскорблен мыслью что не хочет содействовать народному благу. Я бесконечно уважаю вас, но я всего лишь хотел сказать… Я и не думал давать повод… Но я лишь боюсь испортить порученное дело!
– Неужто это так уж сложнее чем дирижировать оркестром из множества разных инструментов? Что до муштры и… – царь позволил себе усмехнутся – фельдфебельства… Если кому-то будет недостаточно того что вы исполняете МОЮ волю – доложите – и я решу сие препятствие в минуту. Да и в консерватории, коей вы руководите, дисциплина достойная, но и дух творческий имеется.
– Но все же – почему я?! – пробормотал новоиспеченный министр. Я никогда не собирался делать карьеру!
– Я между прочим тоже не собирался быть царем! – парировал Георгий. Но Господь отдал мне страну и как-то вот забыл посоветоваться… Считаете что на вас тоже свалилось нежданное бремя… Однако же, у вас есть способ доказать что я ошибаюсь: не справится с обязанностям и все таки испортить дело. Тогда я вас заменю… – Но что то мне подсказывает что вы приложите все усилия дабы этого не случилось.
Повисло молчание во время которого композитор, что называется, ел глазами императора – похоже не до конца веря в только что услышанное.
Потом…
– Ваше Величество, – голос Танеева вдруг задрожал. Я… простите мою недостойную слабость, – ну конечно… Я сделаю что могу!
– Да он сейчас расплачется! – вдруг понял Георгий.
Танеев однако не разрыдался – всего лишь глубоко, прочувствованно поклонился. А потом вдруг схватил руку царя и поцеловал.
Кто из двоих при расставании был более обескуражен – один Бог знает.
19 сентября 1889.
Указ Императора Всероссийского «Об особых правительственных комиссиях».
Его императорскому величеству благоугодно повелеть учредить при Государственном совете некоторые комиссии для усовершенствования государственного управления и изменения законов к общему благу.
Комиссия по земской реформе (глава М.С.Коханов)
Комиссия по военной реформе (глава Н.Н.Обручев)
Комиссия по тарифной политике (глава С.Ю.Витте)
Комиссия по акцизам и монополиям (глава И.А. Вышнеградский)
Комиссия по судебной реформе (глава Д.Н.Набоков)
Комиссия по реформе просвещения (глава Д.Д.Семенов)
Комиссия по вопросам управления Финляндией, Остзейскими губерниями и Привислинским краем (глава К.П.Победоносцев)
Комиссию по земельной реформе благоугодно было возглавить лично Е.И.В. Георгию Александровичу.
Это тоже было одним из нововведений молодого императора, интуитивно определившего что доверять реформы ведомствам которые их будут проводить – значит уже наполовину провалить дело. (Исключение было сделано для судебной сферы – просто никому иному кроме как Набокову эту сферу оказалось невозможно поручить, впрочем с ожидаемым результатом)
Позже этот метод внедрят во многих странах – само собой не указав на русский приоритет – как это обычно и бывало.
Император Георгий I обладает особым даром. Я не так уж много знаю людей, которые, будучи первый раз представлены Государю, были бы им очарованы; но еще меньше тех кто при сколь-нибудь длительном знакомстве с ним не стал б его горячим приверженцем. Будущий министр внутренних дел И. Н. Дурново однажды спросил меня – какого я мнения о молодом царе. Я ответил, что он совсем неопытный, хотя и неглупый, и он на меня производил всегда впечатление хорошего и весьма толкового молодого человека. На это И. Н. Дурново мне заметил: «Ошибаетесь вы, Сергей Юльевич, это будет нечто вроде копии Павла Петровича, но в настоящей современности«…Я затем часто вспоминал этот разговор. Просто удивительно как такой проницательный человек настолько ошибся! (Правда позднее он в разговоре со мной признал что заблуждался.) Георгий I оказался не вторым Павлом Петровичем, и не новым Петром I как говорили льстецы – и подавно не «Екатериной Великой в мужском роде» – как написал недавно с боязливой неприязнью бывший британский морской министр Уинстон Черчилль. Это оказался царь воистину нового века – монарх каких не бывало не только в России – но каких уже столетия не знал мир…
Сергей Витте «Воспоминания» т.2-й «Типография Сытина» СПб. 1920 год.
19 сентября. 1889 года
Указ Императора Всероссийского «О командующем Киевским военным округом»
Нам благоугодно повелеть освободить от должности командующего Киевским военным округом генерал-полковника Драгомирова Михаила Александровича.
На должность командующего Киевским военным округом назначить генерал-лейтенанта
Клейгельса Николая Васильевича
Георгий
Указ Императора Всероссийского «О назначении Киевского генерал-губернатора» Нам благоугодно повелеть назначить генерал-полковника Драгомирова Михаила Александровича Генерал-губернатором Киевским
Георгий
21 сентября 1889
– А что Драгомиров? – спросил император у Кауфмана.
– Говорят, Ваше величество, – полковник (произведен месяц назад) неуверенно помялся секунду-другую – говорят запил…
– Даже так? Царь покачал головой. А сильно ли?
– Весьма… – и после короткой паузы добавил. Поет во весь голос на балконе.
– Ну хоть надеюсь не «Боже царя храни…»?
– Никак нет – «Камаринского мужика». А еще… – право же не знаю как сказать…
– Как есть господин полковник! Всегда говорите как есть!
– Ругается черными словами что дескать беда русской армии пришла неминучая и последняя – полицейскую ищейку… – простите Ваше Величество – в командиры суют. Впрочем и не удивительно – господин Клейгельс весьма круто взялся за дело. Трех командиров дивизий отстранил. Полковника Шварцмана под суд отдал.
– Значит было за что! – сухо расставил все точки над «i» Георгий давая понять что все происходит как нельзя лучше…
И в самом деле перед отъездом в «Мать городов русских» он доверительно объяснил бывшему варшавскому полицмейстеру Клейгельсу задачу – подтянуть округ, распустившийся под сатрапской дланью, и вышибить из него драгомировский дух. И добавил
– Не скрою, Николай Васильевич – в будущем я хотел б видеть вас на посту генерал-губернатора.
– Сделаю всё что в моих силах! – рявкнул Клейгельс с восторгом на лице – аж усы зашевелились.
«Надо будет на всякий случай временно переподчинить киевского полицмейстера Клейгельсу именным распоряжением. Кто знает что может выкинуть наш Минотавр? Хотя какой Минотавр – Бонапартишка недоделанный!».
– Это все теперь не драгомировская забота, – ясно показывая что вопрос исчерпан, произнес он вслух. А вот за киевские дела, если что спрошу с него без снисхождения. Так что отбейте-ка Драгомирову телеграмму:
«Преступить к выполнению своих должностных обязанностей. Георгий»
22 сентября 1889 года во Франции прошел первый тур пятых выборов в Национальное собрание Третьей республики. По итогам первого и второго (случившегося 6 октября) туров, «левые» партии взяли большинство мест: 366 из 576 места – впрочем рядовой избиратель толком не получил ничего кроме громких слов о народном благе.
И тогда же – 22 сентября на острове Сахалин вблизи залива Уркт по инициативе отставного лейтенанта флота Григория Ивановича Зотова было пробурено несколько нефтяных скважин, и построены первые дома «деревни Уркдт». Первое событие попало на первые страницы газет многих стран и вызвало немало комментариев. Второе – отозвалось коротким заметками в нескольких губернских и городских газетах Восточной Сибири да еще нескольким строкам в новостном разделе «Биржевых ведомостей».
Первое событие вскоре забылось за чредой перевыборов, парламентских и правительственных кризисов и скандалов.
Второе же оказалось поистине началом новой эры для огромного края – правда, это стало понятно много позже.
А 28 сентября 1-я Генеральная конференция по мерам и весам в Париже приняла систему мер, основанную на метре, килограмме и секунде, так как эти единицы были признаны более удобными для практического использования. И это то же имело свои последствия.
29 сентября 1889 года. Гатчина
– Николай Христианович, – а что вы думаете о метрической системе мер? – обратился он к уже собиравшему бумаги Бунге, вдруг вспомнив про заметку во вчерашней «Le Constitutionnel» относительно конференции по измерениям.
– Прошу прощения, но Вашему Величеству лучше бы справится о данном вопросе у господина Вышнеградского или у Сергея Юльевича… – покачал головой тот. Я не математик и не инженер – моя специальность – право и политическая экономия. Я разумеется, слышал что идеи ввести ее в употребление в России имели и имеют хождение, – пояснил он. Но рассуждать о достоинствах и недостатках подобных планов честно признаюсь не готов. Это не имея ввиду что в России довольно куда более важных дел на которые нужно смотреть правительству! – важно продолжил он. Могу лишь твердо сказать одно – именно с позиций своей науки… – уточнил – Николай Христианович. Если к примеру завтра мы перейдем на метры и километры это не прибавит даже полушки в казну; а пересчет сбора основных хлебов из пудов в тонны не даст ни единого лишнего мешка зерна!
– Но все же, – Георгий покачал головой – я слышал например что школьное обучение при метрической системе не в пример легче – не так ли?
– Мне кажется что это скорее вопрос привычки, государь. Те же французы например пользуются своим довольно, прямо скажем, неудобно сделанным «Кодексом Наполеона» и не проявляют желание сменить свою громоздкую институционную систему на знакомую нам пандектную.
(Георгий не подал виду что услышит и о той и о другой впервые)
– Хотя… – вдруг задумался Бунге… – есть одно обстоятельство… Мне вот только сейчас пришло в голову что в сущности в Европе есть лишь две страны с неметрической системой мер – это мы и Британия. Ну с англичанами все понятно – для них по большому счету цивилизация кончается за Ла-Маншем, – чуть усмехнулся глава правительства. Но для нас в самом деле это не вполне логично. Наша торговля в основном в Европе, ввоз машин и патентов из Англии тоже давно не преобладает. Наши студенты также предпочитают учится в континентальных университетах. Мы все таки европейская страна и лишний раз отделять себя от других цивилизованных соседей может быть и не стоит, – размышлял Николай Христофорович вслух. Да к тому же наша система она не чисто русская – наряду с верстами и аршинами использовать дюймы и линии тоже несколько – то даже странно. Будь она сугубо самобытной – это еще бы имело серьезное значение как предмет национальной гордости… Было видно мысль эта уже заняла в голове Председателя Совета министров свое место.
– Вот видите – тут есть о чем подумать! – кивнул Георгий. И я буду рад узнать ваши соображения касательно наилучшей системы мер и весов…
31 сентября 1889 года. Зимний дворец
Где-то в глубине анфилады комнат щелкнул дверной замок. Послышались быстрые, чуть пристукивающие каблучками шаги… «Флигель» машинально вскочил, нервно оправляя мундир…
Георгий тоже поднялся готовясь приветствовать матушку…
Мария Федоровна вошла в сопровождении только двух фрейлин. Пожилой статс-дамы Нелидовской какой то новой – причем явно не из тех самых – невысокая полноватая брюнетка с невыразительным лицом…
Обменявшись поцелуям мать и сын устроились в гостиной, в ожидании когда принесут кофе и горячий шоколад…
Начался обычный разговор – справились о здоровье друг друга, рассказали пару милых анекдотов.
Вот и кофе и шоколад были выпиты, а пирожные съедены…
– Георгий, – начала maman. Он понял что сейчас собственно и начнется разговор рад которого вдовствующая государыня его навестила. Георгий – я буду говорить с вами не только как мать, но как ваша первая подданная – как изволил выражаться мой тесть и ваш дед. Вам нужно как можно скорее вступить в брак.
– Матушка, – Георгий слегка растерялся, – право же…
– Долг царя как бы то ни было – позаботится о престолонаследии… – не допускающим возражений голосом уточнила вдовствующая императрица. А еще – все мы ходим под Богом – как выражаются в России – и мне хочется при жизни увидеть внуков…
– У вас есть кто-то на примете матушка? – осведомился Георгий, отставляя чашку.
Сколь знаю – в Европе не так много невест подходящего возраста…
– Но и не так уж мало…
– Подождите, maman, – Георгий принялся прикидывать – кого именно наметила родительницу.
А ведь не так много подходящих принцесс… Эльза и Ольга Вюртембергские – дочери герцога Евгения – кстати наполовину русские? Нет – слишком юны – всего тринадцать лет, кроме того они внучки Константина Николаевича – слишком близкое родство – русские законы и Синод может и попустят… Нет – не надо – это европейский обычай женится на кузинах. Да и ждать самое меньшее три года. Есть еще принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская… Возраст уже подходящий – семнадцать лет. Про нее он как-то не думал – твердо знал лишь то что она внучка королевы Виктории. Нужно ли такое родство с давним и упорным – пусть и не прямым врагом, но неприятелем? Но может быть это шанс уменьшить вражду?
Вряд ли…
Есть княжны Черногорские – и их много. Милица, Стана, Елена, Зорка. Они правда все кроме Елены старше его – но не слишком заметно. Георгий задумался. Черногория конечно маленькая и бедная – но в принципе согласно законам Российской империи о престолонаследии принцип равнородности соблюден и родители их царствуют. Есть еще одно достоинство – в глазах матушки уж точно – все они сейчас в Петербурге – в Смольном институте.
Мда – почему то у императора смутно не лежала душа к браку с балканскими принцессами.
Из православных стран есть еще Румыния – но у ее короля Кароля нет детей, а болгарский князь Фердинанд Саксен-Кобург вообще не женат.
Имеется впрочем еще одна православная династия – сербские Обреновичи… Ну нет уж! Даже если бы у ее нынешнего короля-мальчишки Александра были сестры или еще какие родственницы женского пола – роднится с этими безумными распутниками и ничтожествами – увольте!
Или…Ну конечно же – самое очевидное! Как он сразу не подумал о принцессе Маргарите Прусской? Маргариту-Беатрису Феодору – дочь Фридриха III он видел лишь один раз. И мысль жениться на этой некрасивой и костлявой девице, имевшей в семье странное прозвище: Мосси и не расстававшейся с лютеранским молитвенником заставила его помрачнеть. Пусть даже брак этот весьма выгоден России…
– Я думаю, – продолжила меж тем матушка, – не сыскать лучшей кандидатуры нежели – графиня Елена Парижская; дочь герцога Орлеанского…
Георгий несколько растерялся.
Об этой представительнице захудавшей ветви Бурбонов он конечно слышал – мельком. Но определенно никогда не думал о ней как о возможной невесте ни для себя ни для кого – то из Семьи. Хотя бы потому что кроме всего прочего Бурбоны – это католическая династия – а приверженцы римской церкви крайне неохотно меняют веру – не в пример протестантам.
– Георгий? – осторожно осведомилась maman. Я жду вашего ответа?
– Я согласен, матушка! – произнес он.
Почему то он вдруг почувствовал – что именно такой ответ ему следует дать – и поверил этому чувству.
Несколько удивившись матушка недоверчиво переспросила.
– Сын мой – вы соглашаетесь… вот так сразу? Даже без раздумий?
– Я как примерный сын и не должен спорить, – пояснил молодой император. Но главное… – он вздохнул, – ведь кого бы я не выбрал – но это будет выбор по расчету. Я хоть молод, но не имею иллюзий. И понимаю что монархи лишены права искать себе спутниц жизни по любви. И проникновенно продолжил:
– Я ведь знаю – мой отец тоже любил княгиню Мещерскую, но женился на вас, матушка… Я же ни в кого не влюблен, а Елена как я слышал – умница и красавица.