Крымский Джокер

– Не знаю зачем это тебе, паря, – ковыряясь ногтём в зубах, сказал брательник, – но предупреждаю: сядешь – помощи тебе ждать не откуда. Золото, которое в скупку попадает, оно всегда мутное. С душком…

–Да не, дядь Серёжа, я для друга – он хочет свою цепочку серебряную сдать.

–Для друга… ну-ну… – недоверчиво потянул Сергей, прищурив правый глаз. – Вот что я тебе скажу: серебро – это полная туфта. Дешёвка. А вот коли стоящее что будут друзья предлагать – позвони мне. Глядишь и подзаработаем на пару.

Родственник вытащил палец изо рта, накарябал карандашом свой телефон на коробке спичек и протянул её Витьку.

Выждав несколько дней, Корыто прихватил своё сокровище и покатил на электричке в областной центр. На привокзальной площади он позвонил из автомата Сергею и, волнуясь, сообщил, что есть серьёзный товар. Дядька был немногословен и кажется чем-то недоволен, но о встрече они договорились. Около двух часов дня Серёга ждал его в неброском кафе в центре города.

Заказав две чашечки кофе, он отвёл Витька за столик в дальний угол и тихо бросил:

– Ну, давай… Показывай, что там у тебя.

– Прямо здесь? – Витька испуганно оглянулся.

Дядя Сергей быстро окинул взглядом полупустую кафешку и укоризненно покачал головой:

– Ты чего так трусишься – рыжьё ворованное, что ли? Я же предупреждал тебя: загудишь – не отмажу! Просто не смогу – сам под сроком всё время хожу.

– Да нет – нормально всё, – успокоил Карытин родственника, хотя у самого от волнения вспотели ладошки. И, не долго думая, решился поведать Серёге всю правду. Родная кровь, всё-таки. Коль и надует, то не сильно.

– А ты не свистишь? – выслушав сбивчивый рассказ племянника, спросил дядя рассматривая цепь с крестом, не вынимая её до конца из грязного платка. – Так – таки на море валялась?

– Честное слово! Запуталась в тине, но крест на солнце блеснул – я и выкопал.

Сергей свернул в узелок драгоценность и осторожно передал её Витьке. Потом закурил, откашлялся и немного севшим голосом сказал:

– Да, брат, – подвезло тебе. Такая находка серьёзно тянет. Может и квартиру себе с тёткой организуешь. Тётку ведь не бросишь в вашем клоповнике? – Сергей внимательно посмотрел на Витька. Тот энергично замотал головой:

– Ты чо! Она ж меня с пелёнок растила!

– То-то…Квартирку, правда, небольшую, но взять можно. Всё же не рабочая общага…

Выйдя из кафе, они взяли такси и поехали на дом к какому-то приятелю Сергея.

– Ювелир он. Настоящий, – тихо объяснял дядька по дороге. – И цену даст приличную. Ты только со мной не ходи – не любит он незнакомых. Посиди здесь во дворе на лавке. И не юли!

Сергея не было полчаса. Карытин весь извёлся в ожидании. Когда дядька вышел, довольная улыбка сияла на его лице.

– Сколько? – только и сумел спросить Витька.

– Три штуки баксов. Из них – триста мне комиссионных. А за две семьсот буду вам с тёткой хату подыскивать. Налик пока будет у меня. Не бзди – это как в банке, – он крепко похлопал Витьку по плечу. – А ты пока дуй домой. И вот что… Не спеши матери обо всём трезвонить. Мало ли… Потом обрадуем…

Всю обратную дорогу Витька был весел. Жизнь в разваливающейся на глазах общаге давно стала для него настоящей проблемой. То ли дело в Симферополе! Пусть в небольшой квартире но своей. И не где нибудь – а в столице Крыма!

Но всё сложилось совсем не так…

* * *

Лидия Петровна Афанасьева не выносила суеты. Не терпела она лишнего шуму и поспешности жизни. Может, поэтому она совсем не любила весну. Весь этот трезвон и так называемый весенний гул и гам, ей был просто невыносим. Птички там, почки набухающие, таяние снега и прочая маета не трогала её. Даже наоборот – сильно раздражала. И это всё было не нажитое годами бурчание, или, к примеру, там занудные старческие заморочки – нет. Это отвращение к любым проявлениям суетливого вешнего веселья преследовало её сколько она себя помнила. В школе Лидочка ненавидела стихи про весну. Особенно раздражал её так называемый «художественный» разбор на уроке рисования и литературы картин, написанных в стиле «Грачи прилетели». Также были неприятны Лидочке милые детские стихотворения Фета и Тютчева о весеннем громе, или о том, как хорошо птичке на ветке весной.

Зато очень по нраву маленькой девочке была звучная поэма «Мороз-Красный нос» и картина «Опять двойка», которое как напоминание о неотвратимости возмездия одиноко украшала вестибюль школы-восьмилетки. Мальчика на картине было совсем не жалко. Он вызывал отвращение всем своим видом. И Лида в своих фантазиях всегда видела, как ситуация на картине повторяется изо дня в день. И снова, понурив голову, стоит маленький, но скорее всего тупой и вредный мальчишка в ожидании неизбежного наказания. И всегда, проходя мимо репродукции, она с удовольствием повторяла про себя:

«Ну что, засранец? Опять двойка?»

Хотя сама Лида очень любила тепло, но тепло это обязательно должно было исходить от жарко натопленных печурок или тёплых мягких одеял. На солнце Лидочка Афанасьева быстро утомлялась и всегда сидела где-нибудь в теньке, пока её подруги-однокласницы весело прыгали через резиночку.

А ещё Лида очень любила сладкое. Годы её детства пришлись на сложные сороковые, когда люди, оглушённые войной и голодом, успели позабыть различные вкусные вещи. Послевоенные прилавки как оспой были поражены карточной системой. Сахар был строго нормирован. О простых шоколадных конфетах и думать было нечего. Но был у Лидочки один секрет. После эвакуации у неё с мамой уцелела лишь одна книжка. Но что это была за книжка! Изданная ещё до революции, тяжёлая и дорогая «Поваренная книга». На её страницах Лида находила воплощение всех своих детских мечтаний. Огромные торты, украшенные марципанами и цукатами. Мороженное причудливой формы двадцати оттенков с различной начинкой. Пирожные всевозможных сортов от которых невозможно было оторвать глаз. И всё это исполнено в красках на вощёной бумаге с прозрачными шелестящими прокладками между каждой иллюстрацией. Лидочка могла часами листать волшебную книгу, забыв обо всём на свете. Но жизнь, как известно, далека от рецептов кулинарии.

И то ли от вечной тяги к сладкому теплу, то ли от странной неприязни к птичкам и весеннему переполоху, Афанасьева Лидия Петровна, двадцати двух лет от роду, холодным зимним днём выслушала свой первый приговор, вынесенный народным судом Серпуховского района московской области. Срок – четыре года с отбыванием в колонии общего режима. Статья – мошенничество.

Эти простые слова, произнесённые пожилым народным судьёй, вырвали у Лидочки кусок молодости и навсегда уничтожили все её детские иллюзии.

Только любовь к сладкому осталась на всю жизнь.

* * *

…Быстро темнело. Трасса, намокшая под мелким дождиком, переливалась серебром в дальнем свете фар.

Владимир Павлович Костров, он же Толстый, на своей машине снова возвращался домой. Но совсем нерадостны были мысли его. Гадко было на душе, и чертовски хотелось спать. «Чёрт бы с этими кассетами, – горестно размышлял Костров, массируя левой рукой болевший висок, – вот пятьдесят баксов отрулили ни за что…» Но самое неприятное было то, что все невероятные события последних часов произошли как бы на ровном месте. Словно в нелепом сне. Менты на какой-то левой иномарке. Дурь какая-то, оглушившая его на полдня. Обвинения в несуществующих грехах. И самое противное – ухмыляющаяся рожа следователя, которому он на штрафплощадке в ДАИ смущённо сунул последний полтинник долларов, оставшийся от закупки. Этот хреновый вратарь из далёкого детства, нисколько не смущаясь, сунул володькин кровный полтишок в задний карман и вкрадчиво посоветовал напоследок:

– Поосторожнее в следующий раз, Владимир Павлович, с выбором видеопродукции для продажи…

«Да уж… Поосторожнее. С чем поосторожнее? – думал Володя, тупо глядя на спидометр. – Всю жизнь теперь, что ли, ездить под девяносто, и с мультиками «Ну, погоди!» в багажнике?»

Машину немного тряхнуло.

«А шаровая стучит уже и на ровной дороге, твою мать…Надо, коль успею, на СТО заглянуть. Может, подтянут её как-нибудь… Всё равно день пропал».

На перекрёстке перед въездом в Евпаторию, Толстый свернул на просёлочную дорогу и медленно поехал навстречу тускло светящемуся в осенней сумеречной хляби щиту с надписью: «СТО. Покраска, рихтовка. Все виды ремонта»

Местная станция технического обслуживания представляла собой два гаража, в одном из которых был установлен пневматический подъёмник. Рядом с боксами была огромная смотровая эстакада для замены масла. Вокруг неё повсюду виднелись тёмные лужицы старого масла, и валялись использованные масляные фильтры.

Другой гараж предназначался для регулировки развала-схождения. Он неплохо отапливался, и в нём обычно ночевал сторож. Все мастера Володе были хорошо знакомы. Не одну сотню гривен оставил он здесь за последние два года. «Чем старее становится твоя машина – тем быстрее мы побелим свой гараж», – шутил старший мастер, по кличке Билли-Бонс. «И не только гараж, – любил добавлять Володя, отсчитывая очередной гонорар ремонтникам, – и не просто побелим, а и красочкой импортной задуем…»

Костров, подъехав к боксам, два раза нажал на сигнал. Из гаража высунулась косматая рыжая голова.

– Извини Вован – на сегодня всё! Шабаш! – сверкнув щербатым ртом, крикнул ему сварщик Шура. – У тебя что-нибудь серьёзное?

И, не дождавшись ответа, скрылся в утробе гаража.

Толстый вылез из машины, размял затёкшие плечи и неторопливо зашёл внутрь бокса, где Шурик, присев на корточках, мыл руки в ржавом железном ведре. Рядом валялась куча ветоши. Костров почесал подбородок и без азарта сообщил:

– Да не так чтобы очень… Просто шаровая, по-моему, отваливается наглушняк. И в мусарню сегодня замели, пропарился там пять часов. И бабки последние отрулили… А так вроде всё в порядке.

– Да ты чо? – Шурик выкатил глаза и сочувственно покачал вихрастой головой – Ну дела!

Володя горестно кивнул и продолжил:

– Может, глянете на подъёмнике по-быстрому? А то вдруг, в натуре, развалюсь по дороге.

– Да я бы с радостью – тока подъёмник до завтра занят. Там твой братан висит. Вернее, не братан – сынок. Или внучек, – Сашка тщательно вытер руки, которые и после мытья не потеряли своего чёрного налёта, достал из пачки сигарету без фильтра и пояснил: – Этот родственничек твой себе от большой прыти правую рулевую тягу о бордюр размазал в гавно.

Володя, плохо соображая после тяжёлого дня, удивлённо поднял вверх брови:

–Что ты городишь, Шурыч, какой братан?

–Ну, в смысле, тоже «фолькс». Только помоложе. И пошустрее. «Бэ шестой» нулячий! И прикинь – так бедолага разогнался, что в Ореховке на отбойник возле остановки налетел. Теперь запчасти нужные будет ждать минимум до завтра. Должны из Симфа передать. Баксов на двести влетел чувак. Так что ты, брат, не один сегодня в попадосе.

Костров дал сварщику прикурить, закурил сам и, пару раз затянувшись, промычал в раздумье:

– Да…Уж… Это очень, наверное, больно – новую машину зацепить по глупости, – Володя покачал головой и уходя, предложил:

– Пойдём, Саня – глянем что ли, что там за натюрморт?

В ответ Шурик показал свои прокопчённые чёрные руки и тряхнул связкой ключей:

–Та не…Я уже с обеда нагляделся. Отмыться никак не могу! Ща буду закрывать здесь всё потихоньку. А ты хочешь – иди, смотри.

Володя подумал «Может это утренний красавец здесь завис? Который гнал как на пожар, когда меня вязали? Хотя… столько времени прошло…» Он немного постоял, размышляя над всем этим, затем бросил окурок в ведро с водой и пошёл в соседний гараж.

Там стоял Билли Бонс, и, видно, уже не в первый раз объяснял какому-то пижонистому малому в яркой куртке проблемы ремонта висевшего на подъёмнике серебряного «фольксвагена».

– Вишь – и саленблоки повылазили! Хули менять одну тягу – смыслу никакого нету! Эти резинки у тебя и месяца не проходят, – Билли Бонс хмыкнул и с каким-то садистским наслаждением заключил: – Да, мужик… Базару нет – упорол ты свою тачку на совесть!

– Да воткни ж ты, мужчина – дело, бля, не в деньгах!.. – горячился не по-осеннему загорелый пижон в яркой молодёжной куртке и навороченных кроссовках на толстой подошве, – всё дело во времени! Никак нельзя мне здесь до завтра торчать!

– Да по мне – хоть сейчас отваливай, – от такого непонимания Билли Бонс начал горячиться. – Из-за твоего рыдвана мне ещё и сторожа сёдни оставлять здесь придётся!

Пижон, резко замолчав, видимо начал догонять что к чему. И кто здесь главный. Он взял себя в руки и широко по-доброму улыбнулся:

– Извини, мужик. Просто я в таком движении. Тут надо как-то ускорить всё! Туда-сюда! Тыры-пыры! Джики-пуки! – он даже подпрыгнул от возбуждения. – Сечёшь, старина?! За бабками дело не станет – бабасы имеются!

Володя с интересом прислушивался к разговору. Владелец нового «фолькса» по разговору был прикольный малый. Он так эмоционально жестикулировал и каждую минуту подсмеивался, как-будто над собой, что казалось он совершенно не удручён серьёзной поломкой.

– Опять ты не врубишься никак, господин хороший… Всё дело в зап-ча-стях, – успокоившись, по слогам протянул последнее слово Билли Бонс. – Догоняешь? В непростых таких иностранных железяках и резиночках, которые ты умудрился ухайдокать в хлам!

Тут, вытирая ветошью руки, из соседнего бокса подошёл Шурик и на ходу продолжил объяснять загорелому мужику:

– Тут ведь понимаете беда какая – нет у нас в городе нормальных магазинов автозапчастей для иномарок. Чтобы так тебе прямо вынь да положь! Есть стол заказов – туда мы уже позвонили. Завтра часов в девять утра, автобусом из Симфа передадут всю требуху дорогостоящую для вашего авто. Потом, я думаю, мы часам к трём дня закончим. И поедете дальше себе, на здоровье… Вот такая на этот момент картина вырисовывается…

Владелец охромевшего серебряного красавца-автомобиля задумался. Но думал он недолго.

– Эй, мужики! А чья это машина вон та, красная?

– Ну, допустим, моя, – нехотя отозвался Володя, стоявший чуть поодаль – Только не красная она…

Он сделал пару шагов к подъёмнику, искоса посмотрел в тёмно-синие озорные глаза пижона и немного горделиво добавил:

– Этот приятный и довольно модный цвет носит название «гнилая вишня».

– Классно… « Гнилая вишня»… Надо же…– весёлый мужик глянул на часы и покачал головой:

– Блин, полшестого вечера! – и энергично почесав себя за ухом, шмыгнул носом и быстро заговорил, обращаясь к Толстому:

– Если ты, друг, выручишь меня – дам денег нормальных. И вы, добрые люди, мастера на все руки, – повернулся он к собиравшим свои пожитки ремонтникам, – не откажите в помощи путнику!

Володя переглянулся с Шуриком. Билли Бонс крякнул, и, положив на место спецовку, придал лицу самое внимательное выражение. Шурик заинтересовано спросил:

–А чо делать-то надо?

–План простой: мы сейчас на его «гнилой вишне», – светловолосый мужик ткнул пальцем в сторону Володи, – жмём в Симферополь. Магазины там, я думаю, никак не раньше семи вечера закрываются. Берём все запчасти – и опять сюда. А вы к тому времени, – тут пижон притворно строго посмотрел на застывших от такой прыти мастеров, – снимаете с моей тачки всё повреждённое барахло и готовитесь к его быстрой замене. Ночной тариф – плачу втройне!

– А когда он начнётся, твой ночной тариф? – хитро подмигнул Шурик, доставая из кармана ключи от гаража.

–Он уже начался,– широко улыбнулся весёлый мужчина. – А теперь давайте знакомится, раз такая возня приключилась…

Тут случилось странное. Костров, всегда такой тяжёлый на новые знакомства, первый протянул руку весёлому парню:

– Володя. Можно звать «Толстый» – я привык. Только у меня бензина мало. И шаровая постукивает.

Светловолосый мужчина крепко пожал протянутую руку и успокоил:

–Заодно и шаровую тебе купим. И бак зальём И сверху накинем, чтоб не скучал. А вас как звать-величать, мастера-кудесники?

–Шурик. А это – дядя Коля. Для знакомых просто – Билли Бонс.

Повеселевший владелец «фольса» ещё раз улыбнулся и как заправский урка цыкнул в сторону сквозь зубы. Затем обвёл взглядом своих новых знакомых и представился:

– Виктор. А для знакомых – Виктор Павлович Карытин. Ну что, братва – по коням?

Пока Володя звонил по мобильнику жене и объяснял причину задержки, Виктор Павлович Карытин, испросив разрешения, успел проскочить на «гнилой вишне» в продуктовый магазин, стоящий у дороги.

–Не хавал ничего целый день, – виновато пояснил он, и, ловко развернувшись, аккуратно ускользнул по размокшей дороге. Через минут десять он вернулся и вытащил объёмный пакет из салона машины.

–Это вам, мужики, подкрепитесь. Здесь шамовка и сигареты. Только бухала не брал – у нас сухой закон объявлен вместе с ночным тарифом! После ремонта – хоть залейтесь!

– Да мы и не пьём совсем, шеф, – весело отозвался Шурик.

–И не курим! – кашляя, прохрипел из глубины гаража Билли Бонс, окутанный густыми клубами табачного дыма. Кряхтя и матерясь, он уже что-то снимал с передней подвески пострадавшего «фольксвагена».

– Ну, как? С домашними договорился? – спросил Карытин Володю, когда они уже вырулили на трассу.

– Да жена всё равно не поверит – в ночь, и вдруг на заработки… Кого-то везти за запчастями. Моя Алёна и при более разумном объяснении всегда может по жопе настучать, – смущенно пояснил Толстый и покачал головой. – Это ещё мягко говоря…

– А ты что, ходок? Часто блудишь? – Витька озорно ткнул в бок Кострова, засмеялся и ободряюще добавил:

– Да ладно тебе – не стесняйся! Можешь не отвечать на пустые вопросы – вижу серьёзного мужчину перед собой!

Толстый тоже улыбнулся. Пижон всё больше начинал ему нравиться. И эта его непосредственная беседа с мастерами. И простая, без понтов, манера заговаривать с совершенно посторонними людьми. И главное – совершенно спокойное отношение к деньгам. Володя даже про себя уточнил: «Именно спокойное отношение, а не щедрость… «Фолькса» нового на ровном месте хрюкнул – и хоть бы хны. Даже не вспоминает. Наверное, бабла немеряно у парня…»

– Да, кстати, – промямлил Витя, пережёвывая какую-то снедь из пакета, – а ты хошь потрескать? Правда дерьмо одно – шоколадки да сок.

–Неа. Мне сегодня аппетит испортили… До сих пор подташнивает.

Машина ровно шла по мокрому асфальту. Только вот дальний свет работал как-то вяло и неубедительно. Поэтому Володя совсем не любил ночные поездки. Особенно теперь, когда все стали цеплять на отечественный хлам различные противотуманки и вставлять в них лампы бешеного накала. Иногда ночью, при встрече с таким охламоном Володя вообще ничего не видел. И потом ещё минуты две ехал как слепой.

– Хорошо прёт тёзка мой, – первым нарушил Витька тишину, – только свет по-моему слабоватый.

– Что да – то да… Я вообще машиной доволен. Хоть и десять лет ей с гаком. Бегает лошадка, – отозвался Толстый и переключился на ближний. Видимость стала немного лучше.

–Ох ты, ё-маё! Гляди – Ореховка! – Витька даже привстал с сиденья. – Я тут полжизни с тёткой в рабочей общаге протарахтел!

– А ты что, когда сюда ехал – не заметил её?

– Так из-за этого и на бордюр налетел. Указатель на трассе не заметил. А тут гляжу – места знакомые. Начал башней вертеть – и треснулся колесом на полной скорости.

Виктор негромко засмеялся.

– Да… Ореховка…Сто лет здесь не был! Ёбчик дрын! Жил здесь в полном отстое. Детство, юность – сам понимаешь. Запоминается-то только хорошее. Хотя как вспомню здешние сортиры….

– Да здесь и не изменилось ничего – только хуже стало, – заметил Толстый. – Совхоз развалился. Химзавод закрыли и народу вообще жрать нечего.

–Эх, выпить не взял! Обязательно бы дёрнул за Ореховку! И за тётку свою покойную тоже следовало бы пропустить рюман. А ведь ещё в школе была же возможность реальная дунуть отсюда. Как знать, может вся бы жизнь по-другому завертелась….

Витька прикрыл глаза и стал вспоминать…

* * *

…Да уж…. С найденными в морской тине брюлликами вышло всё не так радужно, как Виктор себе представлял, когда ехал в электричке домой. Дядька не обманул с квартирой. И через неделю Витёк поехал в Симферополь смотреть варианты.

Сергей встретил его на железнодорожном вокзале. Он приобнял родственника и сразу начал деловой разговор:

– Я задатка без тебя нигде не давал. Нужно вдвоём посмотреть. Есть четыре нормальных хаты. Поехали!

На привокзальной площади оказалось, что брательник действительно времени зря не терял. У него уже был в пользовании неплохой жигуль «семёрка».

– По случаю взял – не думай чего, – нимало не смутившись, пояснил Сергей. – За штуку зелени отдал мне эту тачку один игрок.

Витёк и не думал ничего. Главное для него сейчас было то, что они с тёткой переберутся в этот огромный шумный город. Сидя на переднем сидении легкового авто первый раз в своей жизни, он вовсю глазел по сторонам. А мимо…. Мимо шли девушки одна лучше другой. Тёмные от загара и возбуждённые пьяным крымским летом. Цветные мини-юбочки призывно задирал весенний ветерок и Витьке казалось, что все они улыбаются ему одному.

– Чо пялишься, дурачок – не видят тебя пацанки эти! Стёкла-то тонированные! – Сергей грубовато заржал и потрепал Витьку за светло-русые лохмы:

–Ничо, братан – всё у нас с тобой будет! Девчонки, юбчонки и прочая мишура!

Из радиоприёмника певица ласково угрожала: «Американбой! – Уеду с тобой!» и жизнь была прекрасна. Но Сергей, посмотрев ещё раз на ошалевшую витькину физию, холодно заметил:

– Не расслабляйся, парень – сначала дела…

Но и дела были приятными. Вежливые хозяева жилья, выставленного на продажу, показывали нарочито хмурящемуся Сергею санузлы и лоджии. Расхваливали вид из окна и удобное месторасположения своих квартир. Но один вариант был просто невероятный. Люди собирались эмигрировать в Израиль, и предложили квартиру вместе с мебелью за ту же цену. Мебель, на взгляд Витьки, была просто роскошной.

– Ну как? Что глянулось из всего? – спросил Серёга после того как, осмотрев последний вариант, они вышли на улицу.

– Как что? Та, что с мебелью, конечно…

– «С мебелью…» – передразнил дядька. – А то, что квартира эта на Залесской, у чёрта на рогах – тебе всё равно?

– Не знаю…А ты что скажешь?

– Ладно, будущий столичный житель… Брать надо однозначно у автовокзала хату. Хоть и пошарпанная немного. И на сто баксов дороже. Но райончик чудесный. Я, честно говоря, уже на кухне им без твоего ведома залог сунул – полтинник баксов. Так что через три дня – прошу с тёткой на оформление!

«Три дня!» – вертелось у Витьки в голове всю обратную дорогу. И ещё песенка: «Три желанья! Три желанья! У меня всего лишь три желанья – нету рыбки золотой!» Напевая её, он зашёл к себе в комнату. Тётка спала на кровати. На столе стояли три пустые бутылки из-под пива.

«Вот кому до фени вся балалайка!» – зло подумал Витёк. Но, посмотрев на оставленную ему еду, заботливо накрытую полотенцем, тут же остыл. Любил он свою тётку и прощал ей всегда все её слабости. Ужиная, Корыто всё время размышлял о своей невероятной удаче и предстоящем переезде в Симферополь. Чувства переполняли его настолько, что он проворочался на продавленном диване без сна до самого утра. Оставалось лишь немного подождать…

Неожиданно брательник, он же дядя Серёга, заявился в Ореховку через день в шесть утра и растолкал спящего Виктора:

– Пошли поговорить надо!

– А чего ты так рано – договаривались же через три дня у нотариальной конторы?

Витёк спросонья ничего не соображал.

– Пошли-пошли…И тихо,– чтоб мамаша не проснулась.

Они вышли в прокуренный коридор. Дядька выглядел совершенно потерянным.

– Короче так, Витяй. Всё накрылось нах. И не просто накрылось. Слушай – тут вот какая беда…

Серега сплюнул на пол, нервно закурил и ошарашил сонного Витьку такой историей:

– Крест и цепура, что ты на море нашёл – это именное украшение севастопольского братка Тимура. И не просто братка, а крутого авторитета. Слыхал, я думаю, про таких?

Витька молча кивнул. Серёга глубоко затянулся папиросой и продолжил:

– А Тимур этот пропал месяц назад. Ну понятно – скорее всего кончили его свои по-тихому. И видно, в Чёрном море притопили. Одного не пойму – почему они с него не сняли побрякушки? Но ладно – это всё херня. Главное, что менты через ювелира этого долбанного на меня вышли. Вчера допрашивали, где взял украшения убиенного бандюка. Ну я, понятно, тебя топить не стал, – Сергей со значением посмотрел на перепуганного племянника, – сказал, что на море нашёл. Правду почти. Они, конечно, не верят, но сурово прессовать меня у них понта нет. Пока нет.

Витёк икнул, прислонился к стенке и пробормотал:

– Ну и?..

– Так и это всё херня. А вот беда в чём: вчера мне шеф мой из ломбарда домой звонил – говорит, что мной интересовались местные братки. Чем живу и так далее. Соображаешь?

Серёга опять сплюнул.

–Если они меня в оборот возьмут – кранты нам обоим!

Витёк на минуту замер. Много нехороших мыслей пронеслось у него в голове. Он уже был не рад ни своей находке, ни первой в жизни сделке, которая оказалась такой опасной. Но его немного смущали бегающие глаза Сергея. Немного оправившись от испуга, Виктор спросил:

–И чо теперь делать?

– А делать нечего – надо откат давать. Крест и цепура у ментов как вещдоки залегли! – Серёга стукнул кулаком в стену, – А братков, скорее всего, недовольный таким раскладом ювелир на меня навёл, сука! Я ему позвонил. Он говорит, что всё можно порешать – только бабло надо ему до завтра вернуть. Полностью. Хорошо ещё, что без процентов.

С минуту Корыто переваривал информацию. Потом улыбнулся, хлопнул Серёгу по плечу и сказал:

– Да ладно – отдай им на хер всё! Как пришло так и ушло! Я ещё найду…

Серёга зло на него посмотрел.

– Бля! Ты не врубаешься, что ли?! Как отдай всё? Полтинник залог за хату ушёл – раз. Второе – я штуку на тачку потратил – два! Да не смотри ты на меня так! Я бы вернул тебе всё со временем, кроме трёх сотен…

Витька сразу расстроился. Разул его всё-таки брателло. На семьсот зелёных. Хоть и двоюродный брат, но было всё равно очень обидно.

– Ну – что молчишь? – скривился Серёга и схватил Витька за футболку так, что она тихо треснула. Тот даже отшатнулся от неожиданности, но быстро справился с собой и почти спокойно сказал:

– А чего говорить. Мои бабки у тебя. А за тачку свою сам расхлёбывай. Хочешь – продавай, хочешь – бандюкам отдавай… Мне по херу, – Витька серьёзно посмотрел родственнику в глаза. – Полтинник, что за хату авансом ушёл, уж отдай как-нибудь – я верну. Когда разбогатею.

–Разбогатею….– Сергей отпустил витькин рукав.– Ни хрена ты не понимаешь! Да если машину быстро скидывать – больше чем восемь сотен за неё не дадут.

Корыто как-то сразу стал совершенно равнодушен и недоверчиво посмотрел на брата. Сделав шаг назад, он тихо и твёрдо отчеканил:

– Я понимаю. Но ещё я понимаю, что ты меня парил на деньги. Поэтому я всё сказал. Выпутывайся сам…

Круто развернувшись, Виктор зашёл в комнату и запер за собой дверь на ключ.

Серёгу он больше не видел. К тётке брат больше не приезжал. Правда всегда поздравлял телеграммой с праздниками. И добавлял «И Витяю – особый мой привет. Пусть простит, ежели чего».

Но Витька и думать забыл про нехорошее поведение родственничка. Единственное, что он начал понимать – деньги ему вполне легко достаются, но в карманах никак не задерживаются. С этим надо было как-то бороться.

Корыто вообще был далеко не простой малый. С класса седьмого он уже внутренне научился выделять себя из окружающих, и, не выпячиваясь из коллектива, проводить свою линию поведения. Будучи наблюдательным от природы, Виктор сразу уяснил для себя, что большинство взаимоотношений между людьми строится на лжи, которая преследует в конечном итоге личную выгоду. Нельзя сказать, чтобы это обстоятельство его не огорчало, но он довольно рано научился воспринимать жизнь такой, какой она есть и не строить никаких иллюзий.

В школе Виктор много читал, неплохо учился, и к десятому классу твёрдо был уверен, что у каждого в этой жизни своя судьба. Однако, после случая с найденными сокровищами, которые не принесли удачи, планида Виктора Павловича Карытина стала ещё более туманной.

Поэтому закончив школу, не столько из-за тяги к предмету, а скорее всего просто из желания побыстрее покинуть ненавистное заводское общежитие, он довольно легко сдал вступительные экзамены и поступил на факультет физики Симферопольского государственного университета.

Бриллиантовый дым быстро растаял в шумных студентческих буднях…

* * *

…Впереди уже виднелись расплывающиеся в мелких каплях дождя огни вечернего Симферополя, и Володя немного расслабился. На въезде в город вдоль трёхрядной трассы горели мощные фонари, и видимость была куда лучше, чем на мокрой ночной дороге.

Толстый, покосившись на своего задумчивого пассажира, тихо включил радио.

– Слышь, Виктор, а это я не тебя часов в одиннадцать утра видел на трассе симферопольской? Ты ещё летел как сумасшедший?

Карытин поёжился и сладко широко зевнул :

– Аэх-хм..…Может быть… Может быть… – он тряхнул головой, чтоб согнать дрёму. – А что?

Костров перестроился в первый ряд и снизил скорость.

– Тогда почему ты только вечером к нам на СТО попал? – спросил он, осторожно вглядываясь вперёд, где по его расчётам должен находиться пост ДАИ. Карытин же сидел и зевал во весь рот, потягиваясь как котяра, возвратившийся с ночной прогулки. Выбрав промежуток между глубокими зевками, Витька недовольно ответил:

– Почему-почему… По кочану. Ты всегда такой любопытный? – но увидев насупившееся лицо водителя, Карытин улыбнулся и легонько хлопнул Володю по плечу

– Да ладно тебе – шучу я, Вован! Просто дрых я. Съехал с дороги и харю мочил часа четыре. Устал как чёрт. Я же ещё вчера огни Бостона под собой видел. Слыхал про такой город в Америке? Вот так-то, старичок…

Толстый нетерпеливо заерзал на сиденье и недоверчиво поинтересовался:

– Так это ты там так загорел, паря? И неужели так прямо из Штатов на наше СТО подскочил? Ну ты, блин, даёшь! Подвижный ты, чувак, Витёк! Чешешь, поди…

– О, класс! Наконец-то одно приятное словечко за недолгие часы на родной земле. – И Виктор с наслаждением протянул немного в нос: – Чува-а-ак…

Потом подмигнул, и спросил Володю:

–Можно я музычку задыбачу, какая у тебя есть?

И не дождавшись разрешения, Корыто полез в бардачок. Там лежали аккуратно сложенные кассеты.

–О! «Дорс», «Аквариум», «Кино» и даже «Аукцыон»! Слушай – да ты, я смотрю, реальный чувак по жизни, Воха!

Толстому стало приятно. Он очень нелегко сходился с новыми людьми, но всегда быстро проникался симпатией к тем немногим правильным ребятам, которые так редко попадались ему. Правильными он считал тех немногих мужчин и женщин, которые читают не только детективы в ярких обложках, а с большим удовольствием интересуются более серьёзной литературой. Которые никогда не будут слушать крикливую и безвкусную попсу, а предпочтут или старый добрый рок-н-ролл, или что-нибудь незатасканное современное.