Ловцы человеков

– Все, конечно, так, но есть маленькое но… В виде ядерного арсенала. Что если под шумок революций какая-нибудь подлодка даст залп? Открывающая в таком случае перспектива сильно печалит.

– А что такого? – усмехнулся Арсений. – Я тут детскую песенку из мультфильма слышал, немного переделанную детишками:

Может, мы обидели кого-то зря,

Сбросив пару лишних мегатонн,

Но уже горит и плавится земля,

Где стоял когда-то Пентагон…

Ну и далее в таком же бодром духе. Но ведь и у нас есть чем ответить!

– Не надо таких шуток, – довольно серьезно остановил Арсения один из собеседников.

– Ну, тогда вариант покруче. Называется «Третий Рим». Как известно, два Рима пришли к нежизнеспособности из-за обжорства столиц. Все главные налогоплательщики регистрируются и платят деньги в бюджет столицы. Уровень жизни в ней резко вырастает по сравнению со страной, столица распухает населением на глазах и строится с дикой скоростью. С каждым годом на ее строительство и поддержание в ней хорошего уровня жизни надо все больше денег, а слезть с этой иглы все сложнее и страшнее! В общем, как известно, если даже у наркомана и появятся деньги, это пойдет только на вред его здоровью…

Арсений удивленно посмотрел на тех, кто сидел перед ним, поняв, что разговор подошел к тому, к чему его вели – ему снова хотят предложить сыграть какую-то роль, отведенную ему в разработках армии стратегов своей страны.

– Господа, скоро у этой страны будет полностью сформирован класс миллиардеров. Вы сможете контактировать с их представителями вполне официально. Я вам больше не нужен.

Все помолчали с минуту, выдерживая паузу перед озвучиванием самого предложения. Наконец, Арсений услышал его:

– Но пока этот класс не сформирован, и многое зависит от того, кто в него попадет, какие люди придут здесь к деньгам и власти. Вы бы могли помочь подобрать самых достойных… Побудьте еще немного ловцом человеков.

– Может, вы думаете, мне симпатичны эти самые достойные, которые вам нужны? – уже соглашаясь, спросил напоследок Арсений.

– Делать ставку на друзей – удел слабых, – ответили ему с неожиданной серьезностью. – А сильные для достижения своих целей могут ставить на тех, кого презирают.

… И Арсений снова отправился в Россию, вооруженный поддержкой мастерски выполняющих свое дело помощников. И его делом снова было угадать нужного человека, которого так же ждал стремительный взлет. Но это дело вовсе не оказалось простым и быстрым, как первоначально рассчитывал Арсений, и даже увлекло его. Он сам стал вникать в процесс работы, который вели его помощники, с интересом обнаружил, что в деле не брезгуют использованием самых разных технологий, вплоть до гипноза. Арсений уже не испытывал прежнего явного отвращения к выделенным им из общей массы людям, и даже лично нередко встречался с ними.

Прошли годы, Арсений так же приезжал в Россию поглядеть на плоды своих трудов, что-то подправить. Но при этом он все чаще прислушивался к неясности возникающих у себя чувств.

Он старался и сам не мог понять, что эти возникающие чувства говорят ему. Поэтому время от времени он старался как-то сформулировать их словами. Порой выходило: "Ничего личного. Только бизнес. Я работаю на благо своей страны". Иногда формулировка получалась такая: "Я подлинно свободен, потому что властвую над жалким человеческим материалом. И нечего думать о мотивах моих поступков – они просто свободны". Часто чувства формулировались в такие слова: "Божий промысел состоит в том, чтобы всегда сделать тайное явным. Я лишь служу ему, чтобы люди со временем увидели, что они представляют из себя". И реже всего собирались такие слова: "Господи, я так мечтал быть свободным, а живу, оправдывая себя старой дедовской обидой…"

… Прошло почти три десятка лет после того, как он впервые приехал сюда "ловцом человеков". Но в конце концов наступил день, когда Арсений, находясь в России и в очередной раз приказав себе сформулировать в четкие фразы свое настроение, вдруг получил: "Ты лишь старый человек, всю жизнь проживший обидой. И жизнь прошла, а ты по-прежнему не знаешь, ради чего ты использовал свой дар, стараясь стать свободным"… Арсений попробовал сформулировать словесное оформление своих чувств как-то иначе, но вновь сложилась та же самая фраза. И вдруг почему-то почувствовал страх дальше думать об этом.

Ну все, так и живи теперь, трус, – сказал он сам себе.

Что бы могла значить эта новая фраза, которой он сформулировал свой настрой? Арсений, решив определить, что за состояния она может обозначать, набрал эту фразу в строке интерет-поисковика на компьютере. Неожиданно среди прочих цитат из книг и кинофильмов Арсений обнаружил эту фразу на сайте относительно молодого то ли проповедника, то ли основателя секты. Он вспомнил, что ему говорили об этом обладателе необычных способностей и довольно необычно их использующем.

Арсений прочитал:

– Истина в том, чтобы не сказать себе – так и живи теперь, трус, отказавшийся от своего дара. Каждому из нас даны от рождения множество даров. И любой дар растет по мере того, как ты пользуешься им, и угасает, если ты оставляешь его без применения, а затем переходит в свою противоположность. Так человек, отказавшийся от дара любить, выбирает дар ненавидеть.

Арсений просидел весь день до глубокой ночи, читая отрывки записей и рассказы о тех, кто побывал у этого странного человека. Потом со злостью выключил компьютер, попытался заснуть и не смог.

– Третий Рим должен молиться только Золотому Тельцу, – сформулировал он, наконец, в чем заключается его злость. Принял снотворное, а утром, вызвав одного из помощников, впервые прямо и четко дал указание на уничтожение того, чьей деятельности был посвящен сайт. Злость настолько разъедала его, что он даже сам позвонил одному из тех, чьи способности гипноза иногда использовались в направляемой Арсением деятельности.

Но через несколько дней этот человек в ответном звонке Арсению кричал:

– Он просто отобрал мой дар! Он сказал лишь, что я превратил его в ремесло и недостоин своего дара!

Говорят, надо всю жизнь биться с приближением смерти, но в самом конце – суметь смириться, – подумал тогда Арсений. – Этот новый мессия со странными полномочиями все равно уже приговорен мною. Перед его неизбежной кончиной я встречусь с ним. Если мой дар тоже был ремеслом – пусть забирает и его, мне на старости только легче без него станет…

***

Следующим утром он проснулся задолго до обычного раннего часа своего пробуждения. Он словно стряхнул с себя сон, в котором снова был маленьким мальчиком, которого гладит по голове дед, а он никак не может понять, что же в дедовском взгляде – обида или любовь.

Кстати, как бы оценил мой дар дед? Что если бы дед сказал, что я предал его? – впервые задал себе вопрос Арсений. И почувствовал, что не может ответить на него. Он вызвал машину с водителем и через какое-то время поднимался один по заснеженной тропе к домику меж сосен рядом с храмом.

И странно – он, старик, стоял перед молодым человеком, а чувствовал себя снова мальчиком, которому дед говорит о том, что все его вдохновленные иллюзии – всего лишь иллюзии.

– …Обиженные люди не бывают свободными, – услышал он.

– Истинно… – ответил Арсений. – Наверное, чувствуй я себя действительно свободным, я бы и находил свободных людей. Но я умел разглядывать другое.

Он сел на скамью у края террасы, протянул руки к жару от углей в очаге. Тот, к кому он пришел поговорить в единственный раз, стоял у этого очага, словно читая в бегающих по углям искрах необходимые слова.

– И ваш дед сказал бы, что вы предали его.

Да, дед бы отказался делать мою работу – он был свободен и мог делать выбор. А мне предложили, потому что знали, что я не откажусь. Мне отдали самое грязное ремесло, а я считал его своим даром. Каждый считал себя свободным и каждый был игрушкой… – Арсений, размышляя об этом, сидел, даже не спрашивая ни о чем того, к кому приехал.

Господи, если бы этот человек жил где угодно, только не здесь, не в этой стране! Увезти бы его отсюда и поселить где-то в домике на острове посреди скал и сосен у берега, приезжать для того, чтобы спокойно погулять с ним по кромке прибоя, с наслаждением сомневаясь во всем, во что верил раньше… Арсений хотел уже произнести это предложение, но тут понял, что чувствует себя в роли Понтия Пилата, желающего спасти того, кого вынужден приговорить к смерти. И так же боится сделать собственный выбор – он, всю жизнь считавший себя подлинно свободным. И расплатой за этот страх станет потом тоска и страх еще больший.

– Что есть… – он осекся, чуть было не сказав "истина", – что есть свобода?

Молодой собеседник промолчал, и Арсений подумал, что, наверное, это и есть правильный ответ о том, что для каждого – свое, и наверное, должно быть таковым, иначе мир превратится в серую массу людей с одинаковыми представлениями об истине и свободе. И масса эта, получив это единственное представление, станет служить ему, как идолу, оправдывая этим служением любую жестокость ко всем, у кого другие истины и представления о свободе.

То, что он почувствовал, глядя на странного молчащего молодого человека, на этот раз легко сложилось в слова:

Истину нельзя вручать человеку – взятая в руки истина умирает и превращается в идола. Человек должен сам вечно идти за ней по стране без дорог. Как путеводный посох ему можно дать только учение для помощи в постижении смысла и мудрости жизни.

Арсений сидел молча на краю террасы, смотрел, улыбаясь, на тех двоих, кто находился рядом у очага. Странно, подумал он, только здесь меня вдруг посетила такая мысль, которая словно помирила со всем миром. И ответ на вопрос о деде я бы больше не получил нигде.

– Уедьте из этой страны, – все-таки сказал он. – Живите где угодно, только не здесь. Только назовите любую страну, которая вам понравится…

Собеседник покачал головой.

– Я ухожу и пойду по этой стране.

Арсений поднялся, оперся на трость и посмотрел в лицо молодого человека.

– Хорошо. Прощайте, – принял он решение и направился к тропке, ведущей отсюда.

Он сделает все зависящее от него, чтобы этот человек остался жив. И пусть слова его и разрушают то, что созидал Арсений. Пусть пройдет еще сколько-то времени, и Арсений сам найдет этого человека, чтобы почувствовать себя наконец-то свободным, хоть ненадолго сопровождая его в пути. Не сейчас, но потом это должно произойти.

***

– Ну вот и все, – сказал, вставая, Владимир, – прощаемся?

Все поднялись.

– Спасибо вам, – ответил Игорь. – Спасибо за все.

– Прости, может быть, нам стоило пойти сейчас за тобой. Но, кто знает, может, это еще и случится, – Владимир развел руками, а Антон поддакивающе кивнул.

– А я пойду, – сказала Ольга.

– Не сейчас, ты еще слишком слаба. Но я позову тебя, жди.

Игорь закинул за спину сумку-рюкзак, сделал шаг к двери.

– Скажи нам что-то напоследок. Типа отпускаются нам грехи… будущие… – не вытерпел Антон.

– Я только и делал здесь, что говорил, целых полгода. И может быть, все это было сказано зря.

– Ладно, у меня-то все речи зафиксированы. Буду первоисточники по Светлизму-пришествизму конспектировать. Во сне буду цитаты выкрикивать, но состряпаю книженцию аппетитную за зиму, – Антон отчаянно старался удержать напоследок свою обычную тональность говорения. – Но вначале должно быть слово – скажите какое, вашсветлость!

– Наверное, мы играли в то, что оказалось не игрой. Но начни так: проста жизнь человеческая…

***

Проста жизнь человеческая и немудрен ее смысл: продлить физическое существование и получить больше удовольствий. И все мы произошли от обезьяны, и нет пророков, посылаемых на землю, и жизнь наша конечна, и не будет к нам вопросов после смерти нашей. И легко шагать по отведенному тебе кусочку бытия, думая так.

Потому что если попробовать любить отведенное тебе время и мир, в котором проложен отрезок твоей жизни, то понимаешь обреченность свою прожить короткую жизнь и не понять всей ее мудрости и жестокой справедливости. Но ощутив это томительное отчаяние, понимаешь, что только оно и дает силы для любви.

Игорь шел по широкой натоптанной тропе вниз по склону, закинув за спину рюкзак, и время от времени останавливался, поднимая голову вверх и разглядывая вершины заснеженных сосен. У него есть множество адресов и номеров телефонов тех, кто в любой момент примет его и предложит ночлег – и он пойдет по этой жизни, стараясь понять ее мудрость и справедливость. Что будет уже завтра – он и сам сейчас не хочет знать.

Человек отличается от животных тем, что понимает, что не будет жить вечно, подумал Игорь. Странно, только это знание и заставляет искать смысл в кратком пребывании своем на земле. И только напитавшись вселенским отчаянием всех тех, кто полон великой любви к жизни от осознания краткости ее, Игорь, может быть, и найдет те общие слова, которые можно сказать каждому из них.

Он вышел на дорогу и зашагал по ней, поднимая руку при шуме проезжающей мимо машины. Пока никто не останавливался, и Игорь подумал, куда он направится, если водитель какой-нибудь попутки решит подвезти его. Да хоть куда – в любой город, поселок, монастырь, сельский храм, полузаброшенную деревню с парой жителей, бригаду вахтовиков или поселок охотников в тайге. Чуть потянувший среди дня